Ошалевшему от радостных стрельб полку не повезло - дизентерия поразила больше половины рядовых и сержантов. (А не хрен было есть уворованные и немытые фрукты-овощи.)

Но что сделано, то сделано.
Путь из Кап-Яра до Серпухова предстоял длительный, и поэтому медики, изолировав больных и применив режим обсервации к здоровым, дали добро на погрузку личного состава в эшелон.
Эшелон медленно, с длительными остановками возвращался на родину. Несколько платформ с накрытой брезентом техникой, охраняемой часовыми, штабной вагон и короткая череда вагонов для личного состава.
Но вопреки военной медицине дизентерия не дремала, и уже через три дня практически весь состав, за исключением двух десятков стойких к кишечным напастям южан, не успевал приспускать и вновь натягивать штаны.
Считалось, да и сейчас наверняка считается, что воин должен мужественно переносить все тяготы и невзгоды службы, из-за чего в вагонах не были предусмотрены места общего пользования, именуемые по-флотски гальюнами, жителями туманного Альбиона ватерклозетами, русскими стеснительными дворянами сортиром, а жизнерадостными парижанами туалетом.
По дороге на полигон это как-то и не раздражало, ибо юность и простатит - вещи, как правило, несовместимые, и перегоны от остановки до остановки не казались длиной во Вселенную.
Но приступы дизентерии, имеющие очень специфический характер, не позволяли солдатам и сержантам проявлять чудеса выдержки. И поэтому, сдвигающаяся створка шкафа-купе, зовущегося в просторечии телячьим вагоном, в которых Родина по обыкновению посылала свою могучую армию шлифовать и оттачивать воинское мастерство, была сдвинута до отказа, и, во избежание схлопывания, прикручена проволокой.
И пятеро доблестных, но постоянно сменяющихся воинов, с ремнями на шеях, держась за перекладину, являли полосе отчуждения свои крепкие солдатские дизентерийные зады.
Явилось раннее утро пятого дня.
Степное августовское солнце полыхнуло своим жарким ликом, но, увидев, в девяти вагонах сорок пять направленных в его сторону задниц, стыдливо спряталось за случайным облачком.
Поезд описывал большую дугу. Близился героический Волгоград. Вокруг простирались совхозные поля, усыпанные помидорами и белыми платочками сборщиц этих самых даров американского континента.
Ближняя сборщица, услышав шум состава, и увидев часовых на платформах, радостно разогнулась, и, сдёрнув платок, весело и приветливо стала махать им.
Моментально поле преобразилось в тысячи беленьких трепещущих платочков в тоненьких девичьих ручках.
Но вот платочки стали колыхаться всё медленнее и медленнее - девушки увидели направленные в них жерла сорокапяток.
И мгновенно, только что восторженная толпа, сменила милость на гнев: в вагоны прицельно полетели помидоры. Сначала это были единичные попадания, потом артобстрел усилился. Попадания стали более точными и частыми. Залп следовал за залпом. Стоическое поведение воинов, так и не рискнувших напялить штаны под массированным безошибочным огнём, усилили негодование атакующих амазонок.
Под их воинственные крики эскадрильи летящих помидоров затмевали рискнувшее выглянуть из-за тучки солнышко. Помидоры множились как микробы в чашках Петри. Часовые, являющиеся лицами неприкосновенными, потому что службу несли исправно - при оружии и в штанах, корчились от хохота. Этот хохот ещё более раззадорил воительниц. Артобстрел перешёл в свою заключительную фазу.
И вот задницы приобрели кроваво-красный цвет.
Апофеоз войны.
Но стойкость воинов была непоколебима. Не один не дрогнул, помня героический подвиг своих дедов в этих самых степях.
Пол и крыши вагонов на пятнадцать сантиметров были усеяны давленными томатлями.
Красный состав потихонечку вползал в красный Сталинград.

P.S. Весь эшелон тогда же поклялся больше не есть немытых фруктов и сырых помидоров. И клятву они свою сдержали.

19 ½

Начало лета. Видимость миллион на миллион.
Сразу после развода погрузились на грузовик ГАЗ-51, который ждал нас на бетонке у КПП.
Ехали почему-то одни - без сопровождающего офицера, но со старшим - ефрейтором А., с осеннего призыва.
Осенники только-только стали “стариками” - майские дембельнулись совсем недавно. У нас тоже изменился статус - мы стали “фазанами”. А потому настроение у всех было прекрасное.
Грузовик стоял за оградой, у КПП на бетонке. Шофёр из автороты, с нашего призыва парень, за стеклами кабины зубы в улыбке скалит - повезло ему, сегодня на целый день он к нам разнаряжен.
А это работа не пыльная. Утром развёз по “точкам”, вечером - обратно в часть вернулся. Остальное время - стой рядом с “Тройкой”, спи в кабине. Ну, разве что кто из офицеров надумает по делу по “точкам” проехаться...
После сакраментального: “По машинам!” полезли со всех бортов в кузов.
Чем хорош ГАЗ-51? В кузов проще забираться - возили-то нас всю зиму и весну на тентованных “зилах” - 157-м и 131-м. То есть “газон” 51-й в сравнении с “зилами” низенький и маленький.
Погрузились, расселись на лавках-досках, что поперёк кузова на бортах закреплены. Валерка А., на правах старшего - “старика” сел в кабину к шофёру. Кто-то ещё из наших с ним рядом сел, шофёр завёл мотор, и поехали...
Метров через пятьсот “газон” притормозил и аккуратно свернул-съехал с бетонки влево, на грунтовку.
В степи, оно ведь как? Прямая - кратчайшее расстояние между “точками”. Примерно так дороги и проложены. То есть проложены - это я не знаю, не видел, кто их прокладывал и каким способом. А вот накатанные колеи - это я вижу.
Интересное дело, вроде сухая степь кругом, а вот после каждого дождя в колеях обнаруживается огромное количество мелких лягушек.
То есть специально нам они не нужны - слишком мелкие они и в солдатской жизни им места нет.
Но вот когда смотришь со стороны на движущийся по степи после дождя грузовик, то из-под его колёс во все стороны из колей выпрыгивают эти самые лягушки. Тысячи лягушек на каждый километр колеи - как брызги воды разлетаются перед машиной. Занятное зрелище.
Но сейчас - другая картина. Степь сухая, и никаких лягушек. Зато, как только грузовик затрясся по грунтовке, и сооружения площадки оказались за нашей спиной, мы разом закурили и расстегнули воротники гимнастёрок. Некоторые, и я тоже, стянули с коротко стриженых голов пилотки и засунули их под ремень.
Солнце ещё не пекло, ветер от движения грузовика относил в сторону легкую завесу пыли из-под колёс.
Мы были молоды, здоровы, сыты, одеты, обуты.
Нам казалось, что наше будущее до “дембеля” обеспечено.
Нас везли на интересную работу, которой нас специально обучили в ШМАСе.
Чего ещё надо солдату? Приключений...
Когда справа по борту проплыли решетчатые мачты и длинное здание аппаратной на Шестой позиции, грузовик затормозил. Из кабины вылез шофёр и, обойдя машину перед капотом, открыл дверь кабины справа.
Сквозь стекло заднего вида мы увидели, что за рулём умащивается Валерка А.. Вот не знал, что у него есть права... Впрочем, при чём в этой ситуации права на управление автомобилем? “Старик” захотел покататься. Понятное дело - “надавил” на водилу и решил порулить сам.
Валера порулил. Через пять минут машина летела по степи, а мы, все кто был в кузове, буквально реяли над струганными досками-скамейками.
Я сидел у борта справа по ходу движения на третьей, крайней, скамейке. Мимо, почти рядом (машина-то низкая), проносилась сухая трава на обочине грунтовки. Я держался правой рукой за деревянный борт кузова, а левой прижимал себя к всё время ускользающей из-под скамейке.
Парни, которые сидели на первых двух скамейках, привстали и держались за передний борт кузова. Кто-то колотил кулаком по верху кабины, кто-то весело орал.
В какой-то момент грузовик наклонился и появилось ощущение, что он едет на двух колёсах. Сквозь переплетение фигур, сгрудившихся у кабины, я разглядел, что Валерка вцепился в руль, и явно “топит” педаль газа в пол. В профиль было видно лицо шофёра из автороты, повернувшегося к Валерке и что-то кричащего.
За гулом и шумом движения ничего не было слышно. Вдруг я понял, что машина вот-вот опрокинется, нас всех выбросит из кузова, и, скорее всего, сломает в кровавую кучу кувыркающимся грузовиком. Чувство предопределённости и конечности жизни пробило сознание навылет, оставив одну только тоску.
Но ещё не тогда...
Видно докричались и достучались до кого-то. Валерка сбросил скорость, а потом и вовсе остановил грузовик. Шофёр перебрался на водительское место, мы все расселись по местам, закурили и доехали до Тройки без приключений.

Было это летом. Мне исполнилось девятнадцать с половиной лет. На этом счёт лет мог бы и закончиться. Наверное поэтому я помню этот день в начале лета.

P.S.

Впоследствии я не раз задумывался о “поворотных” моментах в жизни. О тех моментах, в которых поступок или отказ от поступка мог направить жизнь по другому пути.
И они были, эти моменты! Тогда я не знал таких умных слов как точка бифуркации, странный аттрактор, эгрегор, но от этого ничего не менялось.
Ведь, в конечном итоге, тем утром я сел в кузов ГАЗ-51 в результате “прохождения” через целый ряд таких точек.
Вот самые ближайшие. Не сходи я за компанию к котельной в ШМАСе за бутылкой водки, то поехал бы служить на полуостров Крым. Не начнись тут работы по Ми-24, то так бы и служил я на полуострове Бузачи.
А чувствуете, как Судьбе (или чему там ещё) было необходимо поместить меня именно на полуостров? Пусть этот полуостров и находится в разных морях.... И к чему бы это так?
Да и потом, были у меня в армии эти точки.
Помню, что попросил прислать из дому учебник по высшей математике. Странная просьба, ведь на самом деле я так и не занялся математикой в армии. Всегда находилось чем заняться.
Но как-то этот учебник у меня в тумбочке (мы жили тогда уже на “точке”) увидел наш командир - капитан С.
Он в это время готовился к поступлению в институт, а увидев у меня учебник, поинтересовался - зачем?
Я ответил, что были проблемы с математикой на первых курсах вечернего института, а книгу попросил прислать, чтобы окончательно не позабыть.
Книга была библиотечная, со штампом института - всё без обмана. Капитан С., вероятно, был поражен, что его подчиненные читают учебники по высшей математике в армии.
И, наверное, зауважал. Если не меня, то тягу к знаниям вообще.
Но я ему (зачем-то) откровенно сказал, что учебник я не открываю, а рассматриваю пребывание в армии как отдых перед тяжёлой и нудной учёбой.
Дембельнулся я рядовым. Хотя некоторые из нас, со стороны - непонятно почему, за полгода перед дембелем вдруг получили звания младших сержантов в качестве поощрения.
Вероятно, по штатному расписанию наши операторские должности были сержантскими.
Впрочем, кто его из нас видел - штатное расписание?
Впрочем, была ещё одна точка бифуркации, связанная с одним и тем же.
Как-то в конце лета меня и Игоря К. в приказном порядке отправили работать в Управление на должности компараторов.
Я ехать не хотел. И попросил меня заменить, но капитан С. был непреклонен.
Сейчас я понимаю, что отправили меня, с тремя курсами института, и Игоря - со средним специальным, по образовательному цензу. Тогда же я знал одно - вместо прекрасной жизни на “Тройке” и независимой работы оператора КФТ, меня ждёт жизнь в сводной роте, и работа под присмотром.
В ответ мне сказали, что вопрос решенный, документы оформлены, в Управление сообщены фамилии направленцев, а я - дурак, потому что Управление находится в гарнизоне, а гарнизон - это город, а город - это увольнения, а увольнения - это...
В общем, не смешно, для тех кто жил на Точке.
И я ведь поехал на работу в гарнизон...
Но на третий день пребывания я имел разговор с офицером, своим новым непосредственным начальником.
И... О, чудо! Он внял моему нежеланию работать компаратором, и меня отправили обратно на “Точку”!

Больше никаких точек бифуркации в армии я не припомню.

Эта история приключилась с (не)моим другом, который тягает армейский срок. Пришли к нему в роту армейские святоши проповедовать истинную веру и тем самым повышать боеготовность бойцов. Согнали солдатиков в аудиторию и пошло-поехало: карманная библия, вдохновенные речи... Под конец главный святоша обратился к солдатам с не совсем обычной просьбой:
- А теперь мы за вас помолимся. Кто хочет, чтобы за него помолились, пусть встанет. Даже если это будет всего один человек, не важно, мы все равно помолимся!
Секундное замешательство прервал звериный рык ротного:
-РОТА, ВСТА-А-АТЬ!!!