Сашка, он такой - он победитель. Женщины по - нему сохнут жутко, сразу, и просто автоматически. Мужики сами по себе, с необъяснимым удовольствием,- подчиняются и ловят каждое его слово, как собачки. Собаки слушаются и не кусают, дают пощупать, проверить, погладить и вытворить с ними такое, за что обычному человеку прощения никакого нет, и рвут за это беспощадно. Даже кошки дают себя погладить, безропотно подпуская к себе. А дети, в диком восторге и с радостными воплями встречают, бегут навстречу, прыгают и вешаются на Сашкину больную спину. А он терпит и млеет от удовольствия и снисходительно садится на землю под тяжестью молодых и крепких организмов, вцепившихся в него в ожидании подарков от любимого дяди Саши.
А я, Сашкина правая или левая рука, а в основном, я заместитель его больной спины, с тремя смещёнными позвонками, и личный водитель, если надо, заодно компьютерная неотложка, техник и любимая Сашкина заморочка, если ему нечего делать и надо что-то отремонтировать. А ломать электронику это мой талант, такой же безграничный, как и умение вдохнуть жизнь в любую кучу компьютерного хлама. А могу и просто, двуногому козлу в морду дать, если кто-то, по незнанию или наглости посмеет на моего Сашку покатить бочку, накрошить батон и не дай боже - угрожать.
А позвонки Сашка срывал уже дважды и оба раза на горной дороге. В первый раз это случилось на серпантине в горах Таджикистана, возле Душанбе, ещё в СССР. Грузовик спускался вниз, только что, перебравшись через перевал. Он перевернулся на повороте по вине встречной машины. Но никому, пока, до этого не было дела. Все успели выскочить и отбежать в сторону, паникуя, вопя и махая руками. А водителя придавило, зажало ногу и плечо. Перевёрнутый грузовик медленно сползал на спуске прямо в пропасть, жутко и обычно, скрежеща покорёженным железом и окутанный пылью неизбежности. Он волочил в кабине живого водителя, собираясь пролететь вниз не менее километра. Только Сашка не сдавался. Он вцепился и приподнял, зажатую весом машины дверь, и вырвал, в самый последний момент, полуживое тело водителя из-под сползающей в пропасть груды железа. По запарке, сначала, он ничего не почувствовал. Но в больнице ему пришлось лежать на месяц дольше спасённого водителя. А водило, даже и не поблагодарил толком своего спасителя.
- Знал бы, не спасал бы, - поклялся и сделал вывод Саша, ковыляя с перекошенными от боли плечами и лицом к машине, на которой его забирали из больницы жена и родственники. В синагоге, куда привёл его отец, после выписки так не считали. И на Хануку Саша почётно зажигал каждый день свечу, смущённо улыбаясь и подшучивая над своей былой немощью.
Во второй раз, Санёк вынужден был снова забыть свою клятву в горах Чехии. Света, его жена, мама сыновей близнецов, устала от вечной его загруженности, лахаца и болезней и предъявила ультиматум.
- Значит так, - дорогой. В Израиле,- мы отдыхать не будем! Даже не мечтай! Чтоб тебя на работу вызвали - нетушки. Поедем туда, откуда до твоей работы не менее четырёх часов на самолёте, а не на машине. И мне надо на Европу посмотреть, развеяться. Вон в Чехии сезон, на билеты скидки. И не надо так радостно корчить лицо в приступе притворного восторга. Для твоего же блага и пиво там хорошее,- подсластила она свою новость.
Прекрасные, сказочные горные ландшафты Чехии, Словакии и Моравии, разбавленные лесным обилием деревьев и зеркалами озёр, пролетали в окнах туристического автобуса, завораживая и проглатывая мегабайты дигитальных фотоаппаратов и видеокамер. Саша в душе скучал по работе, волновался за ситуацию с клиентами и качество электроники, втихаря от жены, он прозванивал мне и давал ценные указания, держа, как говорят руку на пульсе и контролируя ситуацию.
-Мишка, осталось немного, и я приеду - держись, - подбадривал он меня,- запивая тоску по работе и кипучей деятельности чешским пивом. Все шло хорошо. Сашка моментально завоевал уважение мужчин и сердца женщин всей туристической группы своей деятельной натурой, не терпящей тривиальности обыденных будней и поступками достойными и изобретательными. Он стал лидером группы и здесь, как всегда, как привык, как и жил - открыто и легко побеждая любые препятствия. С Володькой, они затаривались пивом, и в автобусе царил звон стукающихся бутылочек. Соревнование изысканных и весёлых тостов взрывало обыденную речь гида радостным хохотом. Путешествие радовало и увлекало, до тех пор, пока их туристический автобус не наполнился запахом горелого пластика и отголосками криков зажатых автомобильным железом людей.
На горной, мирной, чешской дороге стоял и горел, врезавшийся в ограждение микроавтобус-такси, а по нашему - монитка. Внутри метались в панике ещё живые люди. Дверь от удара заклинило. В монитке были женщины, которых везли на работу на какой-то местный заводик. На руле лежала разбитая и беспомощная голова водителя. На горной дороге кроме их автобуса в это утро никого не было. Дорога, окружённая волшебными пейзажами, замерла в пустоте, как зрительские трибуны в ожидании будущих событий
- Стой, стой, - заорал Алекс водителю, выбрасывая себя в проход из удобного кресла и совершенно забыв, что рулевой по-русски почти не понимает. Водитель автобуса остановил его перед горящей мониткой, молящей о помощи руками и беззвучными лицами на стёклах, но дверь не открывал - сука.
-Дверь!!! Дверь открой! - недоуменно упёрся в препятствие Алекс. За ним, отбиваясь от женских рук и возражений , отталкиваясь руками в узком проходе от спинок кресел уже выстраивалась маленькая армия спасателей. Наши мужики не привыкли ждать милостей, а уж с Сашкой - хоть в ад за жаренным.
-Нельзя, нельзя помогать,- завопил гид по-русски,- надо вызвать помощь и ждать! Тут так принято!- схватил он рукой легкомысленную рубашку Алекса за плечо, собрав в складки не только материю, но и кресло, когда отлетел отброшенный в сторону мускулистой рукой.
- А ну - оупэн вэ доор!- рявкнул Алекс, прихватывая, с мясом крепления, огнетушитель у входа. Водила струхнул и нажал на кнопку. Дверь пшикнула, открываясь. Сзади Алекса, в проходе, уже матерились, выдирая по примеру Сашки огнетушители и молотки из зажимов, вооружались бутылками с водой и куртками наши «израильтяне». В суматохе с верхней полки слетела сумка с пивом. С удивлённым звоном разбились бутылочки, вывалившись в проход обиженными стёклами и пенящейся влагой.
Из горящей, уже вовсю монитки неслись страшные крики, дым, огонь начинал вырываться наружу, пожирая всё внутри.
-Андрей! Володя! Дверь в салон! - на бегу орал Алекс оглядываясь. - Я - к водиле! Не откроется - бей стёкла! Тащи баб подальше, сейчас рванёт! Виталик - со мной, не отставай - пиво остывает,- пытался шутить он, обжигая руки о раскалённую ручку водительской двери. Потом одной рукой сорвал водителя с кресла в руки Володьки.
- Тащи его к нашим! Подальше!- Сашка уже влезал в жаркое нутро с огнетушителем, срывая ограничители и открывая кран для огнетушащей смеси. Мужики, с другой стороны, используя самый действенный русский адреналин - матюги, обжигая себя, срывали заклинившую дверь ударами огнетушителей бесполезных пока снаружи.
-Стойте! Там опасно! Мы за вас отвечаем! Верните их назад! Это работа спасателей!- бесполезно надрывался гид, пытаясь удержать вываливающихся из автобуса на помощь своим мужчинам женщин.
- Да пошёл ты! Урод европейский, - смели его с дороги женщины,- Импотент ходячий! - добавила Света, ища глазами фигуру мужа среди мужчин, суетящихся возле автобуса.
В сорванные двери рванул почуявший свежий кислород огонь. В ответ ударили три огнетушителя, игнорируя жар горящих передних колёс, били внутрь салона.
-Тащи их через окна, а то не успеем,- Алекс махнул пустым огнетушителем, разбивая первое от водителя окно, провел по его краям баллоном, очищая от торчащих осколков. Салон дымил сильно, но пока не горел.
-Принимай снаружи!- подхватил он на ощупь чьё-то тяжёлое тело, заорав от боли в обожжённых кистях рук и спине, и подав пострадавшую лицом вперёд в руки снаружи. Оттащили к своему автобусу десять женщин, двоих шатающихся довели. Двенадцать мест и водитель, автоматически отметила половина мужчин- всё, сделали. Почти все парни прошли через водительское кресло монитки-мерседеса в алие Израиля.
И попадали прямо на асфальт. Грязные, мокрые, в прожженной одежде и с гудящим и дрожащими от перенапряга мышцами. Женщины хлопотали. Водитель автобуса достал все аптечки и искал ещё что-нибудь. Гид звонил по мобильному телефону, торопя и вызывая помощь. Огонь, тем временем, добрался до бензобака.
Сашка ушёл от монитки последним, и стоял к ней ближе всех возле автобуса и тяжело дышал, опёршись одной рукой на его автобусный бок, другой держался за свою спину у основания. Света, вся в слезах, улыбалась, не забывая осматривать бестолкового мужа, и тщательно критикуя его опрометчивые действия. В этот момент и рванул бак с топливом. Он окатил всех горячей волной взрыва, подбросил, вздыбив, останки немецкого микроавтобуса и начал спокойно гореть на развалинах Мерседеса. Сашка успел рукой отодвинуть Свету и спрятать её за своей грудью, находясь спиной к взрыву. Спина не выдержала, он пополз по боку автобуса на плечи Светы - ноги отказались держать спину, Света позвала на помощь.
-Ребята помогите, Саше плохо!- группа не сговариваясь, вместе с гидом и водителем, окружила и подхватила на руки Алекса, который порывался сам встать на ноги, но не мог.
- А ну лежать,- придавил голос Володьки,- взяли мужики, дружно и в автобус его.
- Здесь рядом больница, поехали, - закивал гид, и что-то быстро стал объяснять водителю. Подъехавшие спасатели, полиция, пожарники и скорая помощь копошились среди спасенных живых и дымящихся развалин сгоревшей монитки.
- Вовчик, ты что натворил? А где пиво холодное?- показывал на осколки и остатки жидкости на полу автобуса оживший Алекс,- руки помыть и то не чем! Водило, давай на заправку, заодно и закусим, чем чехи пошлют, - закончил Алекс, отбиваясь от возмущённой неуёмностью мужа, но счастливой Светы.
В автобусе стоял, прыгал и рвался наружу шум и гвалт переживания спаянного ситуацией, и Сашкой, коллектива, уже не равнодушных друг к другу людей. А водитель и гид в автобусе о чем-то думали, каждый о своём, с уважением и гордостью поглядывая на этих непонятных русских израильтян.
- Какие вы молодцы, простите меня, - заговорил гид в автобусе с Алексом,- ваша храбрость и самоотверженность достойна награды, я всем расскажу о вашем подвиге. Если все израильтяне, такие как Вы, то ваша страна ...
- Стоп, мужик, держи пиво, у нас тут ещё моя заначка осталась, - приостановил высокопарные излияния гида Алекс, - Давай выпьем, а то, что-то сушит после этого фейерверка. А насчёт храбрости, так это тебе в Россию надо - самые храбрые там остались, так если что - заезжай у нас там снега на всех хватит. Ну, за здоровье - Лэхаим!
- А вообще, вот так вы до Гитлера всю Европу и довели, - подъитожил Сашка,- Ждали, когда спасатели и скорая помощь приедет. За вами глаз да глаз нужен, совсем дикие какие-то!? И что мы сюда поехали? У нас может и архитектура похуже, и деревьев меньше, зато люди ещё не перевелись на земле Израильской - Лэхаим! - закончил он, обнимая гида за плечи и чокаясь с ним бутылочкой превосходного чешского пива.
И, слава богу, что Россия делает для этого всё, что возможно и даже больше, подумал я, слушая Алекса. Нам тогда никакие арабы не страшны, мы ведь всё привыкли делать сами, не надеясь на чудо, бога и дьявола.
А пиво у них хорошее, Сашка не забыл и мне привёз попробовать.

Бег с препятствиями

Рядовой Турсунов решил «закосить», уж очень ему не хотелось идти в наряд по роте. На ужасном ломаном русском при помощи жестов и мимики ему удалось объяснить начальнику медпункта, что у него очень сильно болит нога и поэтому заступить в наряд по роте он не сможет. Медик - лейтенант «двухгадюшник», - закинутый судьбой и министерством обороны после института на далекий остров в Арктике и пофигистично отсчитывающий дни до дембеля, хмыкнул, дал бойцу в качестве болеутоляющего несколько поливитаминок, а затем, сжалившись, от наряда освободил.
Старшина роты, недолго думая, нашел замену, но Турсунову просто так отлеживаться не дал. Перед рядовым была поставлена задача: разобрать освободившиеся после отлета дембелей койки и складировать их в балок. Турсунов пытался объяснить, что ему очень больно ходить в сапогах, но на это получил приказ переобуться в валенки и пошевеливаться. Деваться было некуда, и, громко охая, Турсунов принялся за дело, впрочем, стараясь делать это не слишком быстро, так как подозревал, что по окончании этой работы прапорщик может придумать ещё что-нибудь.
Разобрав койки, он оделся в спецпошив (так у нас назывался армейский бушлат, пошитый под климатические особенности Арктики) и печально прихрамывая на обе ноги, понес две спинки коек в балок за роту. За дверью хромота волшебным образом исчезла и боец неторопливо завернул за угол роты, прошел мимо помойки и уже подошел к балку, как вдруг внимание его привлек какой-то звук. Вроде все как обычно: где-то вдалеке молотит дизель, но что-то странное примешивается, какое-то чавкание. Турсунов обернулся и при слабом свете звезд и луны (полярная ночь) углядел огромного белого медведя, что-то унюхавшего в помойке и теперь жадно пожирающего. Только что он прошел мимо белого медведя, даже не заметив этого! Медведю же было в свою очередь наплевать на простой двигающийся кусок мяса, когда перед ним такая манящая гора ранее не пробованных деликатесов и непривычных запахов.
Ситуация не ахти: чтобы вернуться в роту, надо пройти мимо медведя. Человек с холодной головой в такой ситуации свернул бы направо, скрывшись за зданием продсклада и обогнув его, вышел бы к ДОСу. Турсунов к таким не принадлежал. Головной мозг впал в полный ступор и, по-видимому, управление организмом перешло к нижним отделам мозга, а то и напрямую - к спинному. Сзади была рота и медведь, а впереди в семистах метрах на горе светилось окно передающего радиоцентра. Вот к нему Турсунов и рванул - по прямой. Прямую он выдерживал даже тогда, когда медведь остался далеко за спиной и можно было свернуть на параллельно идущие к ПРЦ трапики, огражденные штормовыми канатами, по которым подниматься наверх несомненно проще, чем по снегу.
Но как он бежал! В тот момент он вполне мог составить конкуренцию перекачанным допингом спринтерам-неграм (приношу извинения за неполиткорректность, конечно же - афроафриканцам). О том, что у него в руках находятся спинки от коек, Турсунов вспомнил лишь тогда, когда не удалось с первой попытки проскочить в дверь ПРЦ. Зацепившись ими за косяк, он обнаружил, что всё еще продолжает судорожно сжимать их. Откинув спинки в сторону, он ворвался внутрь, подскочил к аппарату громкой связи и, мешая слова, заголосил о том, что за зданием роты на помойке сидит медведь. На чистом русском, разве что с небольшим акцентом. Изрядно огорошив всех находившихся роте и видевших, как минуту-полторы назад он выходил, хромая, из двери, а теперь уже вышедшего на связь с передающего.
Удовлетворив свое любопытство, медведь ушел через час, и наблюдавший все это время за ним через щелку кухонной двери народ облегченно вздохнул. Ну ещё пару дней смены, ходившие на радары и ПРЦ, таскали с собой автоматы, добавляя лишнюю головную боль командиру роты.
Так ничем эта история и окончилась. Для всех, кроме Турсунова. Его после спуска с горы ожидала встречающая делегация старослужащих с ласковым вопросом: «Ну, что, моя совсем не понимай по-русски?»

в/ч ***** о. Котельный, море Лаптевых.