История прочитана мною на сайте встреч выпускников Омского ВОКУ (http://www.omvoku.narod.ru/), где она появилась со ссылки http://www.anekdot.ru/an/an0001/w000109.html. И хотя автор не указан, все кто знает «Дядю Федю» согласятся со мной, что эта байка вокерская не имеет автора за принцип. Она ж байка... Сам я этого человека знаю не как курсант, а как офицер офицера, и хоть я моложе гораздо, но заявляю точно, что подполковник Штрауб любому разбитному летехе сто очков форы даст. Но какой я вам скажу СПЕЦИАЛИСТ!!! Все что касается электричества... и не только... любой вопрос...

Этой самой историей, я хочу напомнить всем кадровым и не очень наших преподов. Вот были ЛЮДИ!!! Велесы! Все могли и все знали (по крайней мере так нам зеленым тогда казалось). А все потому, что знания эти они приобрели своим опытом. Это они испытывали новую технику, это они запускали и налаживали, они летали, ездили и плавали. А в перерывах пили и любили женщин... много и сразу (С)

Вот собственно и сама история:


Учился я в Омском ВОКУ (пехотное училище). Жизнь была тяжелая - наряды, самоволки, короче ночью не поспишь. А посему доблестно дрыхли на лекциях, не взирая на лица и погоны преподавателей. На всех, кроме лекций по Электротехнике. Вел этот предмет у нас очень колоритный подполковник - Фёдор Самуилович Штрауб - настоящий Ржевский нашего времени - пьяница и матершинник. Причем и в том и в другом он достиг заоблачных вершин мастерства, за что и был любим и обожаем личным составом.
Лекции он начинал со слов: "Самцы, завалите вход в пещеру камнем,лекцию читаю на латыни..." А далее, используя из словаря Ожегова лишь предлоги, местоимения и междометия на незамутненном матерном излагал любую тему - от закона Ома до принципа работы электроизмерительных приборов. Главное, никто не спал и все было понятно: "...вот эта ху%вина пи&дюхает до этой пи&дюлины...".
Зачет по этой замечательной дисциплине у нас был не дифференцированный
(зачтено-незачтено). Так вот, один юнкер поклялся ящиком водки, что сдаст зачет на том же языке, на котором нам его излагали. Мы в ответ выставили ящик водки, что ему будет слабо. В заветный день, наш друг вошел в аудиторию, взял билет, дождался, пока члены комиссии не разбрелись по своим малопонятным делам, оставив Штрауба в одиночестве, и набравшись мужества, ринулся отвечать...
Федор Самуилович млел от восторга, слушая ответы курсанта, а затем с торжествующим видом сделал запись в зачетке, пожал руку отвечавшему и поздравил с успешной сдачей зачета. Выйдя из аудитории, герой гордо размахивал зачеткой, где коварный Штрауб в графе "оценка" по своему предмету написал: "ЗАЕБИСЬ!!!"

ЛЕРМОНТОВ

Событие торопило событие. Почти одновременно сменились комполка и комроты. А ещё обещали высадку нерегулярных воинских бандформирований, партизан то-бишь. Два года назад нынешних дембелей, а тем более молодых здесь ещё не было. Поэтому партизанщину срочники ждали с интересом. Прежде всего потому что партизаны обладают совершенно новыми неприевшимися физиономиями. Комсостав переживал другие эмоции. Многие офицеры и прапорщики хорошо помнили, чем закончился предыдущий «десант». Тогда всё кончилось плохо. Сгорела дотла одна казарма, был навеки впечатан в дуб последний МАЗ в части, неловким движением кормы другого грузовика была покалечена вышка на внешнем выезде из парка. В довершение ратных дел отключена на два дня от электричества вся округа. Однако, нет худа без добра. Обитал тут раньше замполит один, душа-человек. Маленькая душа. Не любили его от мала до велика. Попытки сплавить на повышение проваливались одна за другой. А тут от переживаний за партизанские деяния замполит получил обширный инфаркт и был списан на берег под звуки бравурного марша.
Зампотех, мужик-голова решил не наступать на те же грабли дважды. Распорядился разбить для партизан палатку на пустыре неподалеку от рембоксов. Два дня партизаны не вмешивались в размеренную жизнь части и о них стали забывать. Напряжённые организмы комсостава постепенно расслабились. И напрасно. Два дня хлопцы откачивали алкоголь как промышленные насосы, а на третий, под вечер справляли день рождения Христа. Христос у них был, правда свой, из партизан же. Около полуночи в ознаменование радости великой они стали палить из сигнальных ракет привезенных с гражданки. То ли атмосфера пропиталась алкогольным выхлопом, то ли порох пропитался спиртом, следствие так и не определило. Фактом осталось то, что ракета потеряла после старта душевное равновесие и залетела в партизанскую палатку. Торжественные крики "Ураааааа", сменились на смятенное хоровое "бляяя", когда ракетка погуляв внутри подпалила пару-тройку матрасов и вежливо потухла под кроватью. К счастью обошлось без пострадавших. Наутро выкатили новые матрасы вместо сгоревших, установили рядом пожарный пост, а зампотех на каждом углу с цинизмом цитировал НШ: "Партизаны бывают разными!, Дааааааа?". Потом наш новый комроты имел с партизанами недолгую но бурную беседу. Стенки палатки потрясали раскаты хохота. Что там говорил ст. лейтенант наши уши не слышали, но когда он оттуда вышел, всё его существо напоминало курицу после полового акта со взрослым самцом жирафа. Когда нибудь автор соберётся с мыслями и продолжит рассказ о партизанском досуге. А пока...

Следующим утром партизаны должны были приступить к работе. Потому мы нисколько не были удивлены, когда увидели УАЗик комполка с открытым капотом, а на бампере - человека в танковом комбезе.

- Здорово, - протягиваю руку. - Меня Тэфом зовут, Торфянников фамилия. А ты - подмога, значит?
- Угу, подмога.
Человек вытирает руки о старое вафельное полотенце и крепко сжимает мне кисть.
Рука крепкая, мозолистая. Работяга, - думаю про себя.

- Идём давай, мил человек, мы так день не начинаем, сейчас цигаретка с чаем, потом Дрын прийдёт, раздаст наряды со звиздюлями, и начнём стучать по железу.
-Мммм, я пожалуй посмотрю тут, что к чему, а потом подойду. А кто такой Дрын?
-Дрын, - наш начальник, прапор. Но он классный чувак, даром что прапор. А ты что, один к нам?
-Да нет, я рано встаю просто.
-А величать как?
Собеседник помялся, почему-то оглянулся на ворота и сказал
- Михаил Юрьевич я.
-Ну так будем знакомы, Михаил Юрьевич. К пацанам пойду. Тебе наливать-то?
-Что наливать?
-Чаю, чаю, по утрам мы пъём чай.
-Ну наливайте, спасибо, я щас подойду.

Минут через десять Михаил Юрьич, уже получивший позывной «Лермонтов» взял стакан приготовленного чая и вышел к нам на задки, где расположилась подпольная курилка.

-Здорово,мужики, как жисть?
-Да нормально, садись. Рыжий Антошка подвинулся, пригласив новенького присесть.
-Мужики, а чё в УАЗике шланг испарителя заглушен?, - спросил Лермонтов.
-Дак лето на дворе, он пока нафиг не сдался. Как похолодает - прицепим, - ответил дембель Жора.
-Зря, зря, - лучше заводиться будет, - покачал головой «партизан».
-Да херня, товарищ Михаил Юрьевич. Сейчас полк с учений пришёл, половина машин порвано. Мы тут вчера до одиннадцати танцевали.
Михаил Юрьевич встал, поднял с земли брошенные свечи и принялся их рассматривать. Потом поднял ещё парочку, покачал головой и бросил в обод от ЗИЛка, служивший нам пепельницей.
-Ты поближе к стенке стань, а то с аллеи видно. Засекут - трахнут. Тут курить вообще-то запрещено, - сказал кто-то из солдатиков.
-А что, лютуют начальники?
-Да не очень, но бывает. Есть, конечно гниды, да только где их нет. Вон, у радистов, комвзвода, - жаба страшная, стукач и боксёр. У радистов работы-то немного, аристократы они, так он их и в хвост и в гриву, а потом на губу.

Ребятки рады лишний раз перемыть косточки командованию, живо взялись за тему. Вспомнили и о замполите, и о бывшем комроты. Потом бодягу месили о прапорах да старшинах.

-Только вот комполка жаль, ушёл. В округ двинул. Мужик. Строгий, но, как говорится в кино, справедливый, - подытожил Антошка.
-Ага, сейчас хрен знает кто пришёл. Новый. Хлопцы из штаба баят, - крутой он, прямиком из-за речки к нам, - пробубнил в стакан толстый аккумуляторщик.
-Ну, из-за речки, не из-за речки, - главное, - чтоб не был контуженным, - примирительным тоном сказал Лермонтов и аккуратно забычковал сигарету. Вдруг по нарастающей, подобно ревуну сквозь утреннюю тишину парка донёсся недовольный голос дежурного офицера. Капитан шёл по осевой и не делая пауз охотился на всех, кто не успел спрятаться. Лермонтов не успел прислониться к стене и попал в прицел капитана.

-Вы что, колёса, афуели совсем, приказов не читаете?, - приближался рык. - Вы что думаете себе, командование занято, - так можно бардачить?

-Залёт, - хором подумали мы.

Грозный тип появился из-за угла бокса, набрал побольше воздуха для продолжения голосового контакта и......заткнулся, словно проглотив пачку зубочисток. Его челюсть звонко стукнула по пуговице кителя. Чуток постояв капитан сунул орган на место и отдал честь.

-Здравия желаю, товарищ полковник!

На этом месте раздались синхронные хлопки ещё семи челюстей, освобождающих в свободный полёт остатки сигаретного дыма.

- Бойцы, кто карбюраторщик?

Нас хватил паралич и ответить было некому.
-Короче, на богатой смеси агрегаты у вас ходят.
С этими словами полковник удалился заниматься своей машиной, а капитан, замёрзнувший при отдании чести и мы, со всё ещё откинутыми челюстями ещё долго молчали. Первым пришёл в себя рыжий Антошка.

-Вот западло-то, командиру чай приготовил.
-Западло, - подтвердили воины забыв о капитане.
-Хотя нет, не западло. Он кажись мужик что надо, отмазался Антошка.
-Не западло, - вторили остальные маслопупы.
Потом хором посмотрели на то место где стоял капитан. Так тихо он ещё никогда не удалялся.

-Лермонтов, -сказал я и ребятки засмеялись тихим нервным смехом.

НЕСКОЛЬКО ФАКТОВ ИЗ ЖИЗНИ МАЙОРА ШУМОВА.
Александр Николаевич Шумов. Кавалер ордена «Красная Звезда», пограничник, «Вымпеловец», майор в отставке. Начинал службу заместителем начальника заставы в 1975 году после окончания Галицынского военно-политического училища в восточном пограничном округе на Памире на заставе «Каракуль». Вскоре был назначен начальником этой заставы, затем был переведён на другое место службы, стал начальником мотоманевренной группы в погранотряд. В конце 1979 года служил начальником штаба учебного пункта в Киргизии, где усиленно шла подготовка к вводу войск на территорию Демократической Республики Афганистан.
Рассказывает Александр Шумов:
- Афган для меня начался именно тогда, когда я служил в Гюльче на учебном пункте. Готовили мы молодёжь для ведения боевых действий на сопредельной территории, где разворачивался будущий ограниченный контингент Советских войск. Пришла разнарядка на определённое количество рядового и сержантского состава. Надо было людей отправлять на замену в Сархатскую группировку. Подбирали самых умелых, самых хороших солдат со всех точек зрения. Был у меня солдат Виктор Люсин. Мастер на все руки. Всё умел. Почерк великолепный, рисовал - любо-дорого посмотреть. Талант одни словом. Кто в армии служил - знает, как ценились такие ребята. Он из семьи лесника. Выносливый был. Стрелял на отлично.
Скоро отправка. Однажды приходит ко мне Люсин и говорит: «Товарищ лейтенант, что хотите, буду делать! Только в Афганистан не отправляйте!» А я ж знаю, что парень он совестливый и смелый. Вижу в глазах его предчувствие смерти. А куда деваться? В общем, в первом же бою погиб Виктор Люсин. Закрыл собой начальника заставы, моего друга Василия Чугунова. Хоть и ранили того в область сердца, но выжил офицер. Виктора посмертно представили к медали «За боевые заслуги». Вот, собственно, он и стал моей единственной безвозвратной потерей. Ни одного бойца я больше не потерял за время нескольких заходов на территорию Афганистана. Болит душа.
Весной восьмидесятого года была создана колонна с дарами для афганского народа: продукты, лекарства, одежда и прочий гуманитарный груз. Я сопровождал эту колонну до госграницы, до единственной заставы, которая несла службу на стыке китайской и афганской границ. Две недели ждал возвращения каравана. Ночью 26 мая мне поставили задачу вылететь в Афган для подготовки развёртывания на малом афганском Памире Гумбатской группировки. Единственный вопрос у меня был. Я же тогда командовал заставой мотоманевренной группы. Как, мол, с техникой будет, если вертушками нас перебрасывать будут? Меня успокоили. Сказали, что БМП пойдут своим ходом, а нас перебросят налегке. Утром я забрал с собой весь десант, погрузились на борты и вылетели. Было нас четырнадцать человек. Из офицеров я один и тринадцать солдат. Работали мы тогда без погон. Я находился в первом Ми-8. Прилетели на место. Командир борта узнал, кто из нас старший и говорит: «Десантируйтесь!» Я как глянул вниз... Высота метров пять. Голые скалы. Снег между ними. Как же тут прыгать. Да ещё в полном снаряжении. Это ж вес приличный! Уговорил летунов. Снизились ещё на пару метров. Тогда мы и десантировались. Заняли оборону. Наша вертушка взлетела для прикрытия. Тогда уже остальные вертолёты сели. Быстро разгрузили их и начали нести службу. На следующий день прилетели ещё пятнадцать солдат, мой замполит, хирург и лейтенант разведчик.
Тут я чуть не совершил ошибку, которая могла стать роковой для всех нас. Быт налаживать надо. Смотрю, неподалёку дувальчик какой-то. По наблюдениям, брошеный. Никого рядом нет. Вот, думаю, и замечательно, и туалет устроим, и место для мусора. Хорошо у меня солдат был один, татарин. Подходит и говорит:
- Товарищ старший лейтенант! Никак нельзя там отхожее место устраивать. Перережут нас. Это же святое место. Могила там!
Пришлось копать окопчики. Для разных нужд. Холодно. Горы. Ветер жуткий. Снег по пояс. Много эмсээлкой (малая сапёрная лопатка) не накопаешь. Запросил Союз. Сбросили нам арматурины витые, за месяц ожидания основных сил выдолбили ими опорный пункт в скалах.
Через некоторое время после высадки подъехал к нам местный бай в сопровождении пятидесяти всадников. Все вооружены, конечно, но слабенько! Мало тогда у них оружия было. Говорит бай, что хочет провести праздник в честь нашей высадки. Понимаем мы, что всё это прикрытие. Разведка боем так сказать. Скорее всего, мысли у них были вырезать нас. Начали они носиться на лошадях, показывать чудеса джигитовки, устроили игру «козлодрание». Бай вручает деньги тем из всадников, кто ему больше нравится. Я приказал повару нашему принести консервы, спички, сигареты, и вручаю подарки тем, кто мне понравился.
В заключение бай подарил нам шесть баранов. Трёх мы отдали «зелёным» - бойцам афганской армии. А остальных через пару дней начали и сами в котёл добавлять. Выжидали, может быть, отравленные они были. Да, на этот праздник жители местные приходили. Ужас! Холодина. А они босиком и в шкуры закутанные. Ну, мы их кашей нашей угощали. Были у нас миски солдатские. Так ни одной не осталось. Все растащили. Не будешь же у них забирать. Так что питались из котелков, пока колонна мимо не прошла. Там уже мы и продуктами разжились, и посудой.
Второй раз я попал в Афганистан в восемьдесят пятом, в Тахтабазарский погранотряд в Калайнау начальником десантно-штурмовой заставы. Всего во время второго захода мне удалось провести тринадцать десантных и двадцать пять наземных операций. Часто вспоминаю операцию под Анхоем в восемьдесят шестом году. Была поставлена мне задача, блокировать участок, где находилась достаточно крупная банда. Обстановка там сложилась кислая. Одну машину сожгли, вторую, люди гибнут. В общем, должны мы закрыть брешь эту. Приземлились мы и вперёд. Идём по щели. Я колонну возглавляю. Выхожу на открытое место и натыкаюсь на ствол «бура». Вижу, как мне он в лоб целится, а глазами в глаза «духа» упёрся. Не знаю, что уж у него там случилось. Только не выстрелил он, бросил винтовку и бежать, а у меня костыль за что-то сзади зацепился. Пока я автомат освободил, он уже до дувала добежал, метров сто от места нашей встречи. Выстрелил я ему в след. Думаю, что не попал. Да и Бог с ним! Оба живы остались. Я потом «бур» тот рассмотрел. Вполне боевое оружие. Пригодное. Может быть, он магазин не до конца дослал, вот и не смог стрельнуть.
А пулемёт из-за дувала плотно так, густо по нам долбит. Ну, никакой возможности ни окопаться, ни подобраться к нему, чтобы уничтожить. Вертушки зайдут, обработают, а он, гад, всё равно лупит. Пришлось вызывать добровольцев. Сразу нашлись. Понимают люди, что без уничтожения пулемётчика, всё застопорится. Были у меня ребята войной проверенные. Ефрейтор Ковальковский Юра, сержант Юсупов Эдик и химик-разведчик сверхсрочник Шевченко Володя. Вскочили они и рванули в полный рост к дувалу. Куда только выучка девалась, перекаты, броски, переползания! Бегут. Тут сзади вертушки на боевой заход несутся. Я уже сам вскочил, ору им: «Назад! Ложись!» А они в горячке, да ещё и грохот от выстрелов, ни черта не слышат. В общем, добежали, забросали гранатами. Не зря говорят, что смелого пуля боится! Таким образом, мы закрыли блок.
Как-то под Баламургабом в конце восемьдесят пятого года стояли мы на блоке. Банда крупная пыталась выбить нас оттуда. Пальба жуткая! Я был за территорией блока. Побежал к окопу. Споткнулся и упал, двух метров не добежал. И всё. Всю ночь командовал боем на спине. Миномётчики стрельбу по духам ведут. Близко те от нас были. Чувствую, что сейчас лупанут по блоку, кричу своим бойцам, чтобы передали о перенесении огня. Перевернуться на бок не было возможности, настолько плотный огонь духи вели, ветерком от пролетающих пуль лицо обдавало. Только под утро, когда поутихло, да и туман густой сел, смог я подняться и пойти к своим. Только нормально вернуться не получилось.
Взял я на эту операцию в первый раз сержанта санинструктора Парфиненко Андрея. Поставил его с пулемётом прикрывать тыл, ту сторону, где зачистка уже прошла. Вот он всю ночь и просидел у пулемёта. Испугался мальчишка, когда в тумане меня увидел. Саданул очередью. Благо, что промазал. Но пули очень близко от моего бока прошли.
Ещё вот вспомнилось. Собирались мы однажды на операцию. А я получил телеграмму от жены, что прилетает она ко мне на встречу в Среднюю Азию. Не пойду же я к командиру с телеграммой этой. Как бойцов своих оставлять. Это уже в середине операции показал генералу. Он мне сказал, что сразу после боевых полечу в Союз.
Шли мы по перерытому руслу реки. Мин было полно. Собаки от жары не пригодны для такой работы. Вот и передвигались со щупами. Первый подрыв произошёл, второй, третий. Всего девять их было. Вот тогда меня в первый раз мандраж пробил за всю войну. Вроде бы прохожу первым на своём БТРе, а задние машины рвутся. Понятно, что мины в накачку работают. Вот и подрывались на них. А сопки со всех сторон, с них, конечно, духи палят. Мы ж на броне. Внутри машины только механик-водитель и оператор-наводчик. Если уж рванёт, то на броне проще выжить, а внутри сложнее.
Наконец закончился этот каньон, выбрались мы, не доехали десяти километров до Калайнау. Генерал принял решение такое, что мы с ним ночью выдвигаемся на нашу базу, а остальные выедут с утра. Медленно ехали, много раненых было, санитарку мы с собой захватили. Дорогу-то я знаю. Места знакомые. Но долго добирались до населённого пункта. Ночь. Освещение не включишь. Я уж думал, что где-то свернуло русло, а мы и не заметили. Добрались всё же. Утром в вертолёт с генералом и в Союз.
В Тахтабазаре я встретил жену. Она только вечером добралась туда. Все рейсовые автобусы отправили на уборку хлопка. Один оставался, вечерний. Я успел добыть ещё цветы, в одном из палисадников увидел. Так что на удивление всех жителей я единственный встречал жену с букетом.
Много было операций. Каждая из них запомнилась чем-то. Память только вот подводить стала. То название городка забудется, то фамилия - имя сослуживца из головы выскочит. Но всегда будет помнить Александр Шумов всех, с кем сводила военная судьба, с кем доводилось делить последние капли воды, с кем с честью выполнял боевые задания. Из - за этой войны пришлось майору Шумову идти на пенсию раньше времени. Тащили они как-то «подорвыша». Зацепили тросом к своему БТРу и поволокли. Никогда раньше, впервые на этой операции, одел Шумов бронежилет. Он его и спас. Трос лопнул. Стегануло по животу так, что слетел Александр на землю, довольно далеко. Долго пришлось майору лечиться.
Сейчас он в отставке. Работает заместителем председателя Ставропольской краевой организации инвалидов войны в Афганистане, занимается общественной работой. Главной задачей считает патриотическое воспитание молодёжи. Не верит он, что наши парни не способны с честью и достоинством нести службу в армии.

Химия и жизнь

Автор nalymov

Было это в феврале 1971 года. Мы с лейтенентом Алтынбаевым преподавали РПГ-7в иранским офицерам в бронетанковом центре в Ширазе.

Поселили нас в маленькой гостинице "Анахита", где жили еще с десяток американских военных. Скукотища была неимоверная, и единственным спасением для меня по вечерам стала огромная коллекция старых номеров National Geographic в гостиничном холле.

И вот сижу я как-то, листаю журналы, а в холле появляется пожилой американец в изрядном подпитии. Ему вздумалось - с аналогичной скуки - поболтать о жизни, и, подсев на тот же диван, он стал рассказывать благодарному слушателю, то есть мне, все, что в голову приходило. Доложил, что он - майор и служит по соседству - на военно-воздушной базе, где учит иранцев азам применения химоружия. Опыт в этой области он якобы приобрел еще в Корее.

Когда он стал спрашивать обо мне, я честно сказал, что лейтенант-срочник, и торчу здесь примерно в том же качестве, что и он. И химией тоже с детства увлекаюсь. Но только лейтенант я не американский, а советский. Он переспросил несколько раз, подумав, что я просто русский по этническому происхождению, а потом долго размышлял над услышанным.

Наутро мы поехали на занятия, а когда после обеда вернулись в гостиницу, там не было уже ни одного американца. Хозяин отеля кипятился из-за потери клиентов, но не понимал, в чем тут дело. До самого Дня Советской Армии и Военно-Морского Флота мы с Алтынбаевым оставались единственными обитателями "Анахиты", а потом улетели в Тегеран.