О ВРЕДНОСТИ
Ст. сержант Капустин Сергей c колыбели любил повозиться с железками. Благодаря этому, служба в ремроте была не в тягость, а в радость, насколько это возможно по принуждению. И авторитет на уровне. Конечно, любовь его временами бесследно испарялась из-за сложных метеоусловий. На морозе руки дубеют, любой удар рассекает кожу. Незажившие раны на тыльной стороне ладони ноют и трескаются. Приятного мало. Приятного нет.
Приятного было ещё меньше 31 декабря 1989 года, когда пришлось, оседлав летучку, плыть на такой-то километр такой-то заснеженной дороги. Там прапорщик Волына встал с машиной роты материального обеспечения. Прапорщик Волына отвёз на отдалённую точку ("ТДЛ", Точка Диких Лейтенантов, в простонародии) своего друга, тоже прапорщика. Волыну можно понять. На улице мороз и ветер, Новый Год грядёт, а он вместо замеса домашнего оливье в общаге, завис среди белой бесконечности и мечтает. Но и ст. сержанта Капустина тоже можно понять. Прапорщик Волына - товарищ недалёкий, "редиска" форменная и жизненную энергию сосёт из неудач окружающих. А если у всех вокруг всё было пучком, прапорщик, всецело полагаясь на природные инстинкты, виртуозно устраивал проблемы на три счёта. С последствиями по дурости хронически не считался . Капустин в первый месяц своей службы после учебки попал на гауптическую вахту стараниями прапорщика Волыны. После ЭТОГО часто болела спина, и забыть ЭТОГО не мог. Сейчас Волына сидел в остывшей посвистывающей на ветру кабине УАЗа-буханки и, включив цветное воображение, представлял, как будет кружить вальс на новогоднем "балу". Естественно, с прапорщицей Светой из секретки. Только время, время неуклонно катилось к заходу, тени становились всё длиннее и длиннее, а ремонтники всё не появлялись.
Ребятки, прознав, что идут на выручку самому Волыне, засуетились и зело заспешили. По пути наведались в сельмаг, охмурили тридцатилетнюю бурёнку Настю, выудили бутылку Советского Шампанского пообещав вернуться и покатать на большой машине с мощным мотором (КрАЗ). Потом летучка заехала к знакомому деду-самогонщику. ДедкА подкинули в районный центр, где он забрал из ремонта старый телевизор. В благодарность отвалил копчёного пол-поросёнка с пинтой алкоголя. Затем поехали проведать подружку мл. сержанта Журавлёва, работающую в окружном госпитале. Наконец все срочные дела были сделаны, и около трёх часов, когда низкое зимнее солнышко уже подыскивало площадку для экстренной посадки, спасатели добрались до утопающего. Прапорщик Волына к тому времени уже перестал думать о прапорщице Свете из секретки. Он уже думал о том, как можно напакостить зампотеху, который недавно обломил прапорщику отпуск. А ещё он думал, как наказать этих зверей из ремроты, которые всё не едут и не едут. Перед глазами Волыны живо предстала картина "Царь Иван Грозный убивает сына", увиденная когда-то в школьном учебнике младшего брата.
- То, что надо,- успел подумать Волына, когда по дверце кто-то сильно хлопнул. От неожиданности прапорщик растерял все свои думы и радостно поприветствовал ст. сержанта Капустина, заглянувшего в боковое окошко. Потом прапорщик ещё чуть-чуть посидел и понял, что эти ребята приехали его чинить. Суть-да-дело, сержанты нашли неисправность. Штанги управления коробкой переключения передач просто соскочили со своих мест и автомобиль остался в третьей передаче, заглохнув на повороте.
Мл. сержант Журавлёв уже принялся было нахлобучивать штанги на место, но укололся о вдумчивый взгляд ст. сержанта Капустина. Весело сглотнув слюну, Саша Журавлёв прикарманил штанги и вылез на свет божий. Капустин поцокал языком и со скорбным выражением лица обратился к Волыне.
- Товарищ прапорщик, худо дело, штангу потеряли, а лайнер в третьей застрял. Короче, мы Вас сейчас под узду возьмём, на жёсткую, и отбуксируем. Только проблема одна, - сцепление Вам придётся держать.

Прапорщик Волына, соскучившийся по человеческому обществу, готов был донести "буханку" на своих плечах. Думки о прапорщице Светлане снова нахлынули мощной струёй и он смиренно ответил:
- Ну так нет проблем, ноу проблемз, как говорят в Украине.
- Подержим, не маленькие.
Подумав, весело добавил любимое выражение-паразит, - Дзынь-дзынь-трА-ла-ла.

И они поехали. Строго следуя предписаниям по буксировке по скользкой дороге, летучка двигалась чуть быстрее комнатной черепахи. В кабине летучки шла тёплая беседа о преимуществах полного привода над обыкновенным и о ножках Галины Фёдоровны, руководительницы Буянского самодеятельного театра. А в кабине буксируемого транспортного средства шла борьба. Первые двадцать минут прапорщик Волына геройски выжимал тяжеленное сцепление, периодически меняя ногу. Прапорщик рассказывал самому себе легенды о стойкости и о безграничной воле настоящих героев. Потом борьба вошла в новую фазу, Волына сполз с седушки и помогал нижним конечностям верхней. Волына чуть не плакал, а в кабине буксировщика уже перешли на темы охраны природы в отдалённых районах Зимбабве и на воспоминания из пионерского детства Лизы Чайкиной. Потом кавалькада прошла КПП и, пыхнув воздушными тормозами, остановилась перед боксами.

Волыну вытаскивали вчетвером. Прапорщик глупо улыбался и повторял "Дзын-Дзын-тра-ла-ла". Прапорщика попросили дыхнуть, потом усадили в каптёрке и стали отпаивать чифирём. Через некоторое время ст. лейтенант Борович, комроты, вызвал "спасателей" наружу.
- Вы что ж, болваны, в нейтраль не додумались выбить?
- Не додумались, тащ старший лейтенант, - ответил за двоих Капустин, картинно повесив голову.
-В общем так, орлы. Там красавец один захворал, я сегодня дежурю по части. Ты, Капустин заступаешь помдежем, а ты, Журавлёв - дежуришь по роте. С Новым Годом, пацаны!

Праздничный стол накрыли в переходе между крыльями общаги. Волына сидел поглаживая одубевшие ноги. Прапорщица Света танцевала со всеми подряд. Прапорщица Света всё ждала, когда прапорщик Волына вызовет её на танец. Но прапорщик Волына, не в состоянии двигаться из-за сведённых судорогой ягодиц, всё думал об особенностях конструкции трансмиссии УАЗа-452.

Как я защищал кубинскую революцию.
Цельнотянуто
Ник автора- remetalk

Часть. 4. Деды уходят.
К тому времени я уже был знаком с основными узлами рязанцевской биографии. Родом из тамбовской деревни, он закончил то ли тамбовский филиал орловского, то ли орловский филиал тамбовского института культуры. Срочную службу проходил в Доме офицеров Таманской дивизии, там же остался служить прапорщиком.

Закончив офицерские курсы, Хока сделался старшим лейтенантом и приехал на Кубу. Чему учат в орловском филиале выяснить, глядя на Рязанцева, мне так и не удалось. Единственное, что он делал мастерски, это танцевал «Цыганочку». Выпив алкоголя, Хока орал: «Васька, давай любимую!». Вася Петрухин пускал через огромные киношные колонки «Цыганочку». Рязанцев заходился на сцене в огненной пляске.

Художественные пристрастия начальника клуба тяготели к тяжёлому символизму. Убойное впечатление производила заказанная им в ремроте монументальная из листового алюминия чеканка для офицерской комнаты отдыха. Зрителю являлся исполненный в натуральную величину конный портрет святого Георгия Победоносца, копьём поражающего дракона. Дракон символизировал мировой империализм, а Георгий, видимо, мировую революцию, о чём говорила лихо сдвинутая на затылок святого будёновка.

Время от времени Хока уходил в запой. Был женат. Жена родила ему двоих сыновей, одного уже на Кубе. Карьера Хоку заботила мало - «Майора нам всегда дадут». Закончить своё служение Родине Рязанцев мечтал в должности начальника окружного дома офицеров.

Драка в подвале сильно улучшила мои отношения с дедами. Васиным занудным ворчанием по поводу чтения газет и, вызывавшего особую ярость, посещения библиотеки я успешно пренебрегал. Вася регулярно стучал Хоке, но ощутимых результатов это уже не приносило.


Кроме того, я обрёл некоторую уверенность в собственных фотографических силах, снимки становились всё лучше и лучше. Отношения мои с Хокой уж совсем было наладились, но тут случилось беда.

До меня и до солдата, изгнанного Рязанцевым в пехоту за пьянство и нерадивость, фотографом центрального клуба был некто Серёга Филиппов. Он неплохо снимал, обладал добрым нравом и водительскими правами. Редкая комбинация достоинств обратила на себя внимание высокого начальства. Филиппова перевели в Касабланку (район Гаваны, где находился штаб ГСВСК) на ещё более «блатное» место водителя зама главного военного советника по политработе. Беда состояла в том, что не прослужив в Гаване и трёх месяцев, Серёга попал в аварию. Находившиеся в машине жена и сын генерал-майора сильно покалечились. И, хотя вины солдата в том не было, его с глаз подальше возвратили в бригаду на формально свободную должность фотографа.

Я уже собирал вещи, как вдруг Серёга родил блестящую идею. «Мне скоро на дембель, - сказал он Хоке, - так зачем вам снова искать фотографа? Пусть он (то есть я) будет у меня стажёром, через месяц я из него (из меня) сделаю фотохудожника». Рязанцеву идея понравилась, он тут же изложил её начальнику политотдела, тот комбригу, и я остался в клубе.

Больше всех был доволен Филиппов. Снимал я уже не хуже его, а это сулило Серёге спокойную бездеятельную «старость». Кроме того, уходить на дембель, не подготовив себе замены, в Советской армии было не принято. А тут и готовить не надо.

Серёга сразу захватил в клубе неформальное лидерство. С Васькой и Герой он был дружен, Алишера крепко не любил. Хоку ни в грош не ставил и, бравируя своими высокими связями в Касабланке, всячески это подчёркивал. Ко мне Серёга проникся приязнью, что привело к резкому потеплению неуставных взаимоотношений. С приходом нового деда, вопреки ожиданиям, жизнь стала веселее.

Курс прикладной фотографии Серёга начал с того, что показал потайной чердак, знание о котором переходило от фотографа к фотографу. О существовании чердака не знал не только Хока, но и Вася. Чердак был завален (буквально) фотобумагой и плёнкой всех известных мне сортов, форматов и чувствительностей. Следующей ночью мы с Серёгой через подвал и потайной лаз, известный только Филиппову, пробрались в кабинет Рязанцева. Брать ничего не стали, но факт возможности неограниченного пользования клубными запасами был интересен.

Ознакомив с матчастью, Серёга приступил к основному объёму курса - описанию способов, которыми фотограф Центрального клуба может заработать себе на жизнь.

Здесь самое время дать краткий обзор финансово - экономической стороны жизни 12-го Учебного центра. Главной денежной единицей ГСВСК был кубинский песо (пёс). Единственным легальным источником «псов» была получка - пять с половиной песо в месяц (по официальному курсу 1 песо равнялся 90 коп.). В бригадном магазине на каждого бойца велась карта, в которой фиксировались все его, бойца, трудовые денежные доходы. За 18 месяцев службы солдат получал 18*5,5=99 песо, только на эту сумму он мог купить что-либо в солдатском магазине. Цены в магазине были в 2-3 раза ниже союзных (джинсы стоили 30 песо, кроссовки 9-10 и т. д.), поэтому картой дорожили. Картой, но не получкой, которой не хватало даже на мороженое.

Главным способом добычи денег интернационалистами был «ченч» - продажа чего-либо «за забор». Перечислить объекты «ченча» - дело невыполнимое в силу их многочисленности. Цены были твёрдыми, демпинг сурово карался. Носки - 5 песо, трусы - 5 песо, мясо - 10 песо килограмм, флакон «Шипра» - 10 песо, котелок жира - 25 песо, мыло - песо за кусок. Добывался товар для «ченча» самыми разными путями - от уголовно-наказуемых до почти легальных. Так все бойцы обеспечивались табачным довольствием - 18 пачек сигарет «Популярес» в месяц. Все 18 пачек мгновенно уходили «за забор» по твёрдой цене «пёс» за пачку. Некурящему было совсем хорошо, курящий же покупал в солдатском магазине «Яву» по 14 центавос. В магазине же приобретались одеколон, бельё и другие шмотки для «ченча», но это было не очень выгодно, поскольку приходилось «снимать» деньги с карты. Сплошным потоком из Союза в бригаду шли письма с намотанными на открытку (для жесткости) детскими капроновыми ленточками. Ленточки, в силу полного отсутствия в Стране Пребывания их производства, пользовались большим спросом. Каждая стоила 5-6 песо. «Бантики» ходили в бригаде наравне со «псами».

Широчайшие возможности добычи товаров для ченча имели каптёры, кладовщики, повара, короче - «блатные». Однако, не желая рисковать доходными местами, они по умеренным ценам сбывали товар солдатам «боевых» батальонов - там терять было нечего. По пути на ченч боец мог повстречать патруль, что грозило «губой», поэтому деды редко ходили сами, посылая ченчить соловьёв.

Добытыми «псами» оплачивались товары и услуги, производимые «налево» внутри бригады. Так ремрота производила сувениры, портные подгоняли форму, водители покупали в Гаване шмотки, типография делала «дембельские альбомы». Мой однобарочник писарь строевой части Коля по 15 песо продавал узбекам подписанные комбригом незаполненные бланки «Благодарственных писем на Родину», в коих командование Центра благодарило родителей Музаффара (Ахмеда, Наримана, Бакыта) за то, что он, Музаффар, «с честью выполняет интернациональный долг в Стране Пребывания». За большие деньги Коля вносил желающих в списки награждаемых кубинской медалью «воин-интернационалист».

Но раздобыть «псы» - только полдела. Нужно их обменять на доллары, поскольку карточная система и убогость кубинских магазинов делает эти деньги бесполезными. Коэффициент обмена - 6-8 песо за доллар, в зависимости от величины суммы. Обладателю «баксов» оставалось лишь попасть в валютный магазин.

Следующей проблемой, встававшей на пути обогатившегося интернационалиста был поиск путей провоза шмоток в Союз. Перед самой баркой комбриг устраивал обыск, выявляя и изымая из чемоданов все откровенно «баксовые» вещи. Во избежание экспроприации «левые» шмотки складывались в особый чемодан. Чемодан этот по дружбе или за деньги передавался знакомому офицеру, уходящему той же баркой. Уже на борту хозяин с благодарностью забирал свои вещи.

Малый солдатский ченч не шёл ни в какое сравнение с ченчем офицерским. Офицеры, вернее их жёны, имели постоянную клиентуру, приходящую за товаром на дом. Ещё в Союзе офицер закупал массу дефицитного барахла - стиральный порошок, «бантики», детские коляски, кондиционер, холодильник. Зарплату, помимо полного оклада и оклада жены в Союзе, командиры получали в чеках Внешпосылторга. Как правило, все чеки разом выдавались через два года службы, перед отправкой в Союз. Если же офицер хотел получить часть денег ещё на Кубе, они выдавались ему из расчета песо за два чека, что очень невыгодно. Поэтому никто денег не снимал, жили исключительно ченчем - как-то комбриг возмущался тем, что за год с офицерских счетов не снято ни одного песо, но партвзносы у всех исправно уплачены.

Естественно, чем выше должность, тем больше возможностей. Признанным лидером «ченча» был старый (под его началом я служил только первые полгода) начПО (начальник политотдела). После его ухода бригада недосчиталась нескольких машин сигарет.

Клуб считался местом денежным. Самым богатым был художник Алишер - он расписывал по переходившим из поколения в поколение трафаретам кальки «дембельских» альбомов. За альбом брал 30 песо. Вася - киномеханик, делал магнитофонные записи. Кроме того, имея постоянный выход в Гавану (фильмы мы возили из консульства), Вася подрабатывал ченчем клубного имущества. Хока закрывал на это глаза, а иногда, будучи человеком не злым, и содействовал. Серёга Филиппов предоставлял солдатским массам фотографические услуги. Ассортимент включал продажу реактивов и фотоматериалов, проявку плёнки (песо за штуку), печать с чужих плёнок (12 центавос за снимок 9*12), съёмка и печать желающих (15 центавос за тот же формат).

Особенно прибыльным было фотографирование спаянных узами крови землячеств. Приходило сразу человек двадцать узбеков (армян, азербайджанцев). Сеанс происходил следующим образом: под пальмой фотографировался один узбек, потом второй, третий и так далее. Потом по два узбека во всех возможных сочетаниях, потом по три, по четыре... Последний кадр - двадцать узбеков под пальмой. Человек, знакомый с биномом Ньютона, легко сосчитает число возможных сочетаний, и, помножив на 15 центавос, без труда определит размер авторского гонорара.

27 сентября вышел приказ маршала Соколова об увольнении в запас. С этого момента черпаки стали дедами, соловьи черпаками, а мои деды, как , впрочем, и деды всей бригады, удостоились почётного титула «ветеран Карибы». Совместно с ветеранами типографии они, как велят традиции, устроили по этому поводу шикарный банкет, жестоко напоив личный состав обоих подразделений.

Работать ветерану Карибы считалось неприличным. С выходом приказа клубные деды, свято чтившие мудрые воинские обычаи, прекратили всякую общественно-полезную деятельность. За Васю и Геру работали взятые ими стажёры, за Серёгу работал я. Робкие Хокины попытки припахать ветеранов Карибы разбивались о монолитную стену саботажа. Ветераны готовились к дембелю. Вася и Гера бегали по бригаде в поисках покупателей клубного добра и способа наилучшего вложения вырученных «псов». Хока, справедливо опасаясь тайной распродажи всего клуба, сменил замки, но это мало помогло.

Серёга был выше суеты. Огромный, оснащённый ещё в Гаване, чемодан, наличие карманных денег и стажёра сулили ему безоблачный покойный дембель. Но Серёга затосковал. Целыми днями бродил он, неприкаянный, по центру, тщетно пытаясь найти выход распирающей его энергии, пока богатство и праздность не толкнули ветерана Карибы на роковой шаг. Серёга решил вкатить себе шар.

Для неслуживших и несидевших поясню - «вкатывание шара» есть несложная хирургическая операция, состоящая во внедрении под кожу полового члена плексигласового эллипсоида размером с зёрнышко фасоли. Знатоки утверждают, что женщина, хотя бы однажды подвергшаяся сексуальному воздействию «шара», через всю жизнь пронесёт неувядающее воспоминание об этом событии.

В бригаде существовала отработанная технология производства «шаров». Выточенный из оргстекла эллипсоид тщательно шлифовался всё более и более тонкозернистым абразивом. По достижению идеальных прозрачности и блеска, шар помещался за щёку, откуда извлекался не ранее, чем через две недели (мне, далёкому от медицины, не вполне ясен смысл этого этапа операции). Перед едой шар вынимался изо рта и бережно заворачивался в белоснежный платочек.

К моменту описываемых событий членовредительство приняло характер эпидемии. Практикующие солдаты-фельдшеры из санчасти заколачивали бешеные деньги. На операцию к ним записывались за недели вперёд.

Серёга хватился поздно. Дембель приближался быстрее, чем очередь, и Серёга решил проделать операцию самостоятельно. За пачку униброма получив у знакомого фельдшера подробные инструкции и 300 граммов спирта, он начал готовиться. Первым делом Серёга заточил и продезинфицировал черенок алюминиевой ложки. Тщательно протёр спиртом молоток. Спиртом же протёр краешек стула, превратив его в операционный стол. Оставшийся спирт он разделил на две неравные части, в меньшую из которых погрузил шар, в большую - объект вмешательства. Оперировать согласился киномеханик Вася.

Покончив с дезинфекцией, Серёга аккуратно положил член на краешек стула. Вася взял в руки молоток и ложку. Тщательно прицелился. Первая попытка оказалась неудачной. Замначклуба ударил слишком слабо, размеры проделанного отверстия оказались недостаточными. Поощряемый мужественным Серёгой, в повторный удар Вася вложил душу... Тут я услышал исключительный по мощи и художественной убедительности вой. Острый черенок ложки просадил кожу, вошёл в стул и отколол от него громадную щепку. Щепка поразила мягкие ткани. Извлечь оттуда занозищу без квалифицированной медицинской помощи оказалось невозможным. На встречу нам, волокущим бледного Серегу со спущенными штанами в санчасть, шли, чеканя шаг, повзводно возвращающиеся с ужина роты...Тот же фельдшер, икая от смеха, извлёк включение и бесплатно (видимо, удовлетворившись полученным удовольствием) вставил шарик.

Жизнь рядового Филиппова обрела цель и смысл. Тщательный уход и ежедневные перевязки способствовали быстрому заживлению раны. Вскоре настал день, когда Серёга и его друг связист Вовка, тоже обладатель «шара», решили приступить к ходовым испытаниям. По их рассказам, проститутки были осчастливлены на всю оставшуюся жизнь.

Через неделю Серёга ощутил в себе гонорею. Барка уже вышла из Ленинграда. Серега коротал время сидя в кинобудке без штанов , опустив хрен в майонезную баночку с крутым раствором марганцовки. Облегчения это не приносило. Серёга снова отправился к знакомому фельдшеру. Уколы стоили дорого. Дембельский чемодан быстро тощал. К отъезду, в отличие от гонореи, он совсем иссяк.

В конце октября лайнер «Тарас Шевченко» привёз первую партию «соловьёв». Через три дня он отправился в Союз с грузом разодетых в пух и прах дембелей. Среди них был счастливый богатый Вася и нищий, печальный и больной Серёга. Зла у меня на дедов не было, прощаться было грустно. Второй баркой ушёл водитель Гера. Я стал «черпаком».

(Продолжение следует)

Сержант Майк из Белого дома

Автор object

Было это в июле 1993. Мы с Леной тогда колесили по восточной части США и на пару дней остановились в Вашингтоне. Конечно же, в стандартный набор туриста входило и посещение Белого дома. Не знаю, как с этим сейчас, после всех терактов, но тогда доступ был прост: отстоять в часовой очереди утром и получить талон, где было указано, во сколько прийти. Нам дали время около полудня.

Мы встретились с друзьями - русско-американской четой - и пошли бродить по окрестностям. В назначенное время, однако, нас не пропустили. У президента Клинтона возникли какие-то непредвиденные дела, и всех туристов, назначенных на это время, попросили придти позже - ближе к трем. Мы продолжили наш обход окрестностей, благо там вокруг - музей на музее.

Подходим к трем - опять незадача. Оказывается, Клинтон освободился раньше, всех подошедших туристов уже провели и Белый дом для посещений закрыли. Наш друг американец Джон объяснил долговязому сержанту, что мы не опоздали - нам действительно сказали, что можно приходить до трех.

Сержант задумался. Он в тот момент олицетворял власть, нарушившую устный контракт. Такого произвола он допустить никак не мог.

- Знаете, что я могу для вас сделать? Вы завтра можете прийти? Только очень рано, к семи. Это нерабочие часы, к нам придет VIP-группа, дипломаты.
- А как же нас с ними пропустят? - поинтересовался Джон.
- А вы скажите, что договорились с сержантом Майком.

Я недоверчиво посмотрел на полицейского. Приходить в нерабочее время к дому президента США и просить, чтобы нас пустили, ссылаясь на обещание какого-то сержанта? Своими сомнениями я поделился с Джоном, на что тот отшутился:
- А если не пустят, мы к Клинтону пойдем. Скажем: «Bill, we are really pissed!»

Наутро к семи мы были у входа в Белый дом. Там уже стояла группа людей, видимо, та самая VIP, по виду - из юго-восточной Азии. Сержанта Майка поблизости не наблюдалось. Все выстроились в цепочку, и полицейский из утренней смены начал нас отсчитывать. Оглядев нас, он спросил:
- А вы откуда? Вы разве из группы?
- Нет, но у нас договоренность с сержантом Майком. Мы вчера не успели пройти.
-А, сержант Майк? Тогда проходите.

Потом была экскурсия по Белому дому, из которой я, надо сказать, мало что запомнил. Длинный коридор, кабинеты, гостиные. В общем, все как у президентов.

А вот сержанта Майка запомнил. И немного по-другому взглянул и на американцев, и на их сумасшедший патриотизм. Потому что если борьбу за величие своей страны понимать в том числе и как борьбу за верность слову, данному от лица власти случайному прохожему, - то это и есть тот самый патриотизм, которого порой нам так не хватает.

Мой муж, военный, вернулся с учений и рассказал, как они добирались до дома (учения были в другом городе). Для удобства рассказываю от первого лица.
Ехало нас 3 офицера, 7 солдат и 1 прапор. Все, кроме одного лейтенанта, который ехал в Москву лечить глаза (у него очень плохое зрение), брали билеты одновременно . Этот лейтенант, мало того, что слепой, так еще и нализался в лоскуты. А я за два дня до отъезда застудил себе спину так, что ходить мог еле-еле . Представьте: толпа - 11 человек - двое, можно сказать, калеки, баулов куча (учения продолжались месяц, и жили мы в глуши, ближайший нас. пункт в 70 км). Ехать надо на поезде. Приводит нас комендант к ж/д путям и говорит, что через полчаса придет наш поезд, наш 21 вагон остановится приблизительно здесь. Ждите, только загружайтесь побыстрее, а то стоит он всего 2 минуты. Мы ждем, вокруг лес, ни вокзала, даже платформы нет, просто станция посреди леса. Тут приходит поезд, напротив нас останавливается 7 вагон. С криками и матами мы похватали вещи, слепого, и побежали к своему вагону. Я согнуться вообще не могу, передвигаюсь прыжками и ору: "Подождите меня!" Бежит, короче, эта толпа, а поезд на 18 вагоне кончается. Самый старший орет: "Мужики, залезайте, потом разберемся. Проводница, молодая девушка, кричит: "Покажите билеты!" А мы кидаем в нее баулы, котелки, вещмешки, солдат, слепого и прочую хрень, ее уже там конкретно засыпало. Короче, завалили весь тамбур и коридор. Довольные, что успели, уже пошли приглядывать места. Откопали из своих вещей проводницу, она пищит: "Покажите билеты!" Старший достает со словами: "Не волнуйтесь, мы все равно едем не в вашем вагоне". Она смотрит на билеты и истошно так кричит: "ЭТОТ ПОЕЗД НЕ ВАШ, у нас всего 18 вагонов, а ваш будет через полчаса!" Мы без разбору стали выкидывть все вещи обратно, они рассыпаются по полю, поезд уже шипит, проверяет тормозные колодки перед отправлением и начинает медленно трогаться. Кидаем из поезда все, что попадается под руку, уже не разбирая, что это или кто это. Слепой, который пьяный, ему вообще все по барабану, он только кричит: "Не забудьте меня!" Вроде все и всех выгрузили , поезд медленно так едет, тут у старшего вопрос к слепому: "Слышь, Серег, а ну покажь свой билет". Смотрит на билет, округляет глаза и орет на хорошом русском: "Б..дь , так это же ТВОЙ ПОЕЗД!"
Народ, который наблюдал это все в окна поезда, аплодировал и кричал: "Браво! Бис!", когда мы на ходу ломились во все вагоны , которые смогли догнать. Кто схватил сумки, кто слепого, и побежали за поездом, куда смогли туда и закинули .
А к прибытию нашего поезда мы как раз успели собрать все наши пожитки, которые были разбросаны на протяжении нескольких десятков метров.
Вот так вот. Правду говорят: "Кто в армии служил, тот в цирке не смеется".

автор Натали