Автор: Ломачинский Андрей Анатольевич
http://zhurnal.lib.ru/l/lomachinskij_a_a/

ПРАВИЛЬНЫЙ ПОДХОД
(или Пропедевтика на ВПХ)

Этот забавный эпизод произошел на Кафедре Военно-Полевой Хирургии зимой 1983 года. Я тогда там себя пробовал в качестве будущего хирурга в научном кружке (выброшенное время - к хирургии в дальнейшем не подходил на пушечный выстрел). Кто из младшекурсников не мечтает стать хирургом? Вот и я был не исключение. В те юные годы ВПХ мне нравилась, и нашел я себе на этой кафедре толкового молодого научного руководителя - майора м/с Константина Яковлевича Гуревича. Сейчас этот дядька весьма известен - один из ведущих профессоров в ГИДУВе, или как он сейчас обзывается - в Медицинской Академии Последипломного Образования. Ну а тогда сей ученый был заурядным клиническим ординатором, только-только отписавшем кандидатскую.

Позвал меня майор Гуревич "на крючки" в свое дежурство - помощи не много, волосы брить, мочу катетером выпускать, операционное поле йодом мазать, да рану для хирурга растягивать. Но какое ни есть, а приобщение к рукоделию - к оперативной медицине (надеюсь не забыли, что хирургия, это рукоделие по латыни). Сам Гуревич хоть и большая голова (в смысле умный), а росточку маленького. И вот в его дежурство поступает здоровенный "химик" с колото-резаным ранением в области правой почки. Может сейчас термин "химик" не совсем понятен, на тогдашнем сленге "химиками" называли зеков на вольном поселении - вроде как условно-досрочно освобожденный, но обязан ежедневно отмечаться.

Зечара здоровенный, росту за два метра, весу за сто-пятьдесят кило, ботинки размера этак сорок шесть - сорок восемь. Да такой и в солидном костюме по Невскому пройдет - от Адмиралтейства до Гостиного Двора народ в след смотреть будет. А тут зима, из "скорой" весьма бодро соскакивает этот амбал с голым торсом, на его бычьем торсе не обнаруживается естественного цвета кожи - одни тюремные татуировки и алая полоска крови на спине. На все вопросы докторов и сестричек отвечает исключительно матом вперемешку с тюремными идиомами. Ко всему прочему видно, что наш Геракл весьма пьян и настроен весьма агрессивно. Кулаки как баскетбольные мячи, а пальцы веером -точно павлиний хвост. Как к такому подойти? Гуревич ему едва ли до плеча. Сестрички вмиг врассыпную. Дежурный реаниматолог опасливо из предоперационной выглядывает. От меня, малолетки, тоже толку, как с козла молока. Ситуация патовая.

И тут Константин Яковлевич вдруг преображается. Вроде как он не хирург и кандидат медицинских наук, а обычный работяга с хулиганским уклоном.

Гуревич: "О-оо, Васёк, сколько лет, сколько зим! Какие люди к нам пожаловали! Проходи родной, не стесняйся."
Зек: "Ты чё, Айболит, в натуре? Не Васёк я, Васёк на "хулигане" еще год назад погорел, ему "строгую Ригу" приписали. Я Жора-Маленький, разуй глаза, мудило!"
Гуревич: "Опа! Неужели сам Жора-Маленький?! Совсем я плохой стал, таких людей перепутал. Жорик, ну проходи, щас мы с тобой за встречу спиртугана гахнем!"
Зек: "Ты чo, Айболит, в натуре?"
Гуревич: "Да за базар отвечу. У меня в моей каморе спирта хоть залейся, хоть утопись!"
Зек: "Ну давай, пошли по маленькой."
Гуревич проводит зека в предоперационную. Реаниматолог убегает, и там остается только операционная сестра Тамара. Тётка молодая и очень симпотная, хоть и форм Рубенсовских. Гуревич показывает на неё пальцем: "О, это моя начальница, бугриха здешняя. Щас у неё спиртягу будем клянчить. Тамарочка, золото, вишь ситуация - друг закадычный ко мне зашёл, выдай нам спирта литра два."

Тамара впадает в предобморочное состояние, бледнеет, молча показывает на стеклянный шкафчик с бутылью и пулей выбегает из предоперационной. Гуревич лезет в шкаф, достает здоровенную бутыль литров этак на пять и почти полную. Открывает пробку и нюхает: "Чистый спирт! Самый лучший, самый медицинский, садись Жорик на стульчик, а я огурчики и стаканчики организую."

Выходит он из предоперационной как будто ничего не происходит. Все к нему, на мордах немой вопрос: "Что делать?" Гуревич голосом дежурного хирурга говорит: "Пустую литровую банку, пару соленых огурцов и два стакана." И без всяких дальнейших объяснений шмыг назад в предоперационную. Оттуда слышно: "Жорик, моя бугриха добро на спирт дала. Сказала, что бухать можно столько, сколько захотим. Только ее на стрём твоя рана поставила. Что было-то? Пока нам стаканЫ и закусь принесут, ты забазарь всю историю. Ну чо за кипеж был, в натуре?"

Зек: "Да в натуре подляну кинули! Падлы - перо в спину."
Гуревич: "Сознанку не терял?"
Зек: "Ты чо, в натуре? Они б меня затоптали! Не-ее, я продержался. Хреново было, но вниз сошёл, а там контролер внутреннего порядка, падла, скорую вызвал. Типа грузись, блатата, а то назад в зону отчалю. Ну я, понятно, лучше сюда, чем на лесоповал. Чо свистеть-то, вот и все дела."
Гуревич: "Жора, ну ты молодец, в натуре!"
Зек: "На молодцах нормы списывают, а я, в натуре, с понятиями!"
Гуревич: "Жора, так ведь и я о том же! Ты же с понятиями, сразу видно, что не фраер. Так вот я тебе по понятиям скажу: что тебе перо в спину всунули, это или дешёвые беспонты, типа не фиг суетиться. Или тебе труба через час - ласты склеишь даже на обидку ответить не сможешь. В натуре так, век воли не видать! Наверняк тебе эти падлы почку прошили."
Зек: "Ты чо, Айболит, в натуре?"
Гуревич: "Да в натуре, Жора, сказал же - век воли не видать. Сейчас нам закусон принесут и банку. Так вот, ты в эту банку пописай. Если там одна моча - то тогда мой базар - пустой прогон и холостые беспонты. Бухнем спиртяшки, помажем ранку йодом и пойдешь себе домой. Ну а если что серьёзное, то я тебе листочек и карандашик дам - может успеешь прощальную маляву мамане или там друганам накатать."
Зек: "Ты чо, Айболит, в натуре? Ты - на воле, да и бабы через дверь смотрють, мне так ссать западло. Неси банку и вали в калидор!"

Дежурный реаниматолог, опасливо поглядывая, вносит пластмассовый поднос. На подносе литровая банка, два стакана и блюдце с нарезанными огурцами. Гуревич берет поднос, ставит на свою табуретку и выходит. Дверь в предоперационную остается открытой. Зек недовольно смотрит на собравшийся в коридоре персонал клиники: "Вы чо, в натуре? Чо театр? Чо не ясно? Не, ну в натуре!"

Затем зек берет с подноса банку и в своих грязнючих ботинках идет в стерильную зону операционной. Дежурная бригада заглядывает в дверь. Зек: "Не, ну вы чо, в натуре?! Щас мОзги вышибу!"

С этими словами зек захлопывает двери в операционную, да и ни у кого уже нет особого желания смотреть, что там происходит. Проходит минуты три-четыре. Дежурная бригада начинает волноваться. В основном теоретические предположения крутятся вокруг шкафов с медикаментами группы А. Наверное зечара их уже разгромил и морфином колется. Или выбил окно и смылся со всем запасом наркотиков. Делать нечего - майор Гуревич, как дежурный хирург, подкрадывается к дверям и чуть приоткрывает одну створку.

Голос Гуревича в момент становится властным голосом ответственного хирурга: "Санитарка, приберите. Вынести все и быстро дезинфицировать пол! Бригада - мыться. Пенетрационное ранение правой почки, кровопотеря. Сестра, быстро кровь на группу и кровь на гематокрит!"

Мы вваливаемся в предоперационную. Сквозь распахнутые двери стерильной зоны нам предстает следующая картина: на операционном столе на животе лежит абсолютно голый зек. Вся его одежда аккуратно сложена на полу, и венчают эту кучку его громадные грязные ботинки. Рядом стоит литровая банка, почти до краев наполненная кровью. Зек медленно поворачивает голову: "Друганы, режьте меня!" А затем обращается персонально к майору Гуревичу: "Слышь, братан! Ты же свой, паря, не надо письмо мамане. Спаси, бля буду, век воли не видать. Да я за тебя везде впишуся, бля буду! Спаси, братан!!!"

Операция прошла успешно. Но это мелочи, главное - индивидуальный подход к больному!

Пехота и окопы


Солдату пехотинцу


- Это моя лопата!
- Хрен тебе! Моя это лопата, я ее вчера точил и ручку изолентой подматывал.
Послышался звук возни и тяжелое сопение двух солдат. Из наспех и чуть кривовато поставленной палатки вышел старшина.
- Ну хвааатит ссооорится, горячие эстооонские парни! А то наступлю на кого-нибудь ненароком и скажу, что так и росло.
- Да, товарищ прапорщик! Это моя лопата!
- Говорю, не собачьтесь, сегодня буду в бригаде - привезу кирки. Да и зампотех обещал, что сегодня только шурфы бить будем. Он вчера тротила привез, сказал рванет в нескольких местах... полегче копать будет.
Вторая рота уже третий день зарывалась в землю. Зарывалась не абы как, а по всем правилам фортификационного искусства. И не только по правилам. Ротный тоже был выдумщиком еще тем. Даром, что закончил Новосибирское политическое. Но ВУЗ сей в советские времена готовил не только грамотных политработников, но и неплохих командиров. Так что в выдумках его всегда просматривался тонкий командирский умысел.
Позиция роте досталась стратегическая можно сказать. Растянувшись по водоразделу Терского хребта от высоты Градус через перевал Колодезный, гору Ястребиная и практически до проекции окраины Грозного рота встала блоками на всех ключевых тропах и дорогах уходящих в Надтеречный район и далее в Россию. Вы спросите, как могла одна рота, стоя разрозненными блоками, перекрывать такой кусок хребта. Да очень просто. Со стороны Толстого юрта Терский хребет покрыт таким густым дубовым лесом, что продраться через него могут только кабаны, и то, оставляя клочья шерсти. Остальные открытые участки перекрывались огневым контактом, минированием и контролем с помощью средств технической разведки (СБР-3 и ночники). Одно было плохо. Участки эти открытые были совсем уж открытые. И закапываться второй роте пришлось по самые уши. И все свое хозяйство закапывать тоже.
Отдельно о грунте. Это песня, а не грунт. Никакого обшивания для окопов не требовалось, потому что это практически чистый ракушечник, немного прикрытый глиной и тонким слоем почвы. Получалось, что это и окапывание даже, а резьба по мягкому камню.
Первым делом, когда пришли на место были, конечно же, одиночные окопы. Но в их размещении уже угадывались контуры будущего опорного пункта. Потом их соединили в кольцо зигзагообразной траншеей с большим количеством оборудованных огневых точек. После зарыли двадцатиместную палатку, так, что осталась над землей только затянутая масксетью крыша. Потом зарыли емкость с водой, после нее столовую. После этого соединили это все ходами сообщения. Дальше началась рутина. Капониры для бэшек и ПАКа, длинные траншеи к выносным постам наблюдения, запасные огневые позиции для стрелков, пулеметчиков и «Утеса». Утопленные немного в глубь позиции гранатометчиков. Дальше вспомнили о насущном... о туалете. Вы думаете, он был где-нибудь на отшибе? Нет, он был в самом центре. А от него лучами расходились траншеи во все ключевые места блока. Туалет был не простой. Он, как и все щели, был перекрыт в два наката и сверху засыпан трамбованной глиной. При этом в туалете имелись бойницы на четыре стороны света, а в стенах полочки для боеприпасов и туалетной бумаги. Понятия КП или НП вообще не было, т.к. весь блок-пост представлял собой сплошной наблюдательный пункт.
После того как это было сделано, началось украшательство. Офицеры переехали в отдельную палатку. Была отрыта и оборудована огневыми точками качалка. Из траков и подручного металлолома были сделаны гири, гантели, штанга и лавка. Старшина раздобыл в городе даже огромное потемневшее от старости зеркало. Далее дело дошло до затененной беседки и бани. Баню соорудили из старого кунга от шишарика. Печь сложили из обломков кирпича, коего в недалеком Грозном было немеряно. Вроде бы все... можно жить. Но неутомимая энергия ротного нашла выход. В один из солнечных дней старшина привез из города флаг СССР. Где он был добыт, история умалчивает, да и кому нужен флаг несуществующей страны. Но командиром роты было принято решение об обустройстве флагштока. А какой флагшток без плаца. Под плац была вручную срыта треть вершины высотки, на которой находился собственно сам блок. Поверхность плаца и идеально выровняли и оттрассировали вбитыми в землю артиллерийскими гильзами.
Тут прошло усиление штата роты до пулеметной с гранатометным взводом. Под это дело у нас добавилось на каждый блок по несколько пулеметов и АГС, а так же по одной БМП. Соответственно были перекроены расположения капониров и огневых средств.
Ну и, в конце концов, блок был усилен двумя щенками-алабаями Рэмом и Барри, гусыней Светкой и черным котом по кличке «Конь с яйцами».
Началась спокойная размеренная служба. Если можно так сказать о службе в горячей точке.
Вы меня спросите к чему я вам так долго и нудно все рассказывал?
Просто 15 февраля этого года я был в кампании с офицерами военной кафедры одного из наших ВУЗов. Там я познакомился с майором, который участвовал во второй чеченской кампании. Входили они в Чечню так же через Терский хребет. Задачей его батальона был захват высоты господствующей над перевалом Колодезный.
- Перед боем у нас забрали минометку на усиление первого батальона, который оказался в более глубокой жопе. На нашем же направлении никаких эксцессов не предполагалось. Но тут по нам вдарили с этой самой высотки, да крепко. Пришлось откатиться. Мы нихрена не могли сделать вообще. Подошедшая минометка тоже. По визуальным наблюдениям получалось, что шестнадцать человек с тремя пулеметами и шестью граниками сдерживаю наступление мотострелецкого батальона. И только после того как авианаводчик вывел на них пару крокодилов, а потом была проведена подготовка САУшками, новая атака увенчалась успехом. А еще говорят, что чехи воевать не умеют! Леха, там какие-то инженерные маньяки врывались в землю по всем канонам фортификации. Ты можешь себе представить туалет, перекрытый в два наката и имеющий бойницы во все стороны.
- Я? Я могу! Потому что этим инженерным маньяком был мой ротный, капитан ****цов, а этот укрепрайон на самом деле всего лишь блок-пост управления моей второй роты, что в первую войну почти половину Терского хребта держала. Наши это были окопы, понимаешь, нашей пехоты!

Знаете чувства, которые я при этом разговоре испытал... Эта такая смесь... И жалко труда своего, и приятно о себе что-то хорошее услышать, и обидно что все чего добились в прямом смысле потом и кровью бросили, а уж то, что мои труд мог стать косвенной причиной чей то гибели... Это я пока даже объяснить не мог

ТАКУЮ ИСТОРИЮ НА ТРЕЗВУЮ ГОЛОВУ НЕ ПРИДУМАТЬ...

Наткнулся на сайте specnaz.ru/istoriya/142/

Альфредо Стресснер родился в 1912 году в семье немецкого пивовара. Его предки переселились в Парагвай из Баварии. Однако подвело неарийское происхождение Стресснера: его мать была родом из индейского племени гуарани. Во время своей встречи, состоявшейся в Мадриде в 1974 году с Отто Скорцени, Семенов получил от него информацию, касающуюся контактов Мартина Бормана с Эрнстом Рёмом. Вот что он пишет: «Рём интересовал Бормана особенно: кадровый офицер, капитан, он после разгрома кайзера уехал в Боливию и там стал инструктором новой армии. Под командой Рёма служил лейтенант Стресснер - в 1954 году в результате переворота он стал диктатором Парагвая. Поскольку отец Стресснера - немец, именно Борман подготовил в 1943 году документ, подписанный фюрером: Гитлер удостоверял «арийскую полноценность» парагвайского национал-социалиста (я нашел этот документ в Перу, в архиве моего друга антифашиста Сезара Угарте)». История же Чакской войны свидетельствует о том, что Стресснер в это время воевал вместе с русскими против германских офицеров. Существуют интересные исторические нюансы, которые, по прошествии времени, из кажущихся пустяков складываются в органичную историческую мозаику. Русский офицер Александр Андреев, в 40-е годы служил полковником в артиллерийском полку, где подполковником был Альфредо Стресснер. С подчиненными свободное от службы время ему проводить не полагалось, и каждый вечер он ездил к Андрееву. Офицеры пили канью - местный ром, и во время этого процесса Андреев рассказывал Стресснеру о русской революции, Гражданской войне и том, как русские добирались до Парагвая. В силу многих причин Андреев советскую власть не любил, и его рассказы сделали из Стресснера ярого антикоммуниста. А русских он обожал. Хотя бы за то, что один из них, - Андреев, научил его пить и закусывать. До этого парагвайцы закуску не практиковали и быстро напивались. Будучи диктатором, Стресснер всегда приходил на похороны своих русских сослуживцев и задерживался на них явно дольше, чем того требовал протокол.

Вот так-то, господа биглеряне.