«ПИДЖАКИ»

Ежегодно на некоторые в/ч обрушивается стихийное бедствие, случается это обычно летом. Бедствие называется «военные сборы» и приезжают на них выпускники военных кафедр всевозможных университетов-институтов, дабы за три недели «в сапогах» проникнуться духом воинской службы, о которой им раньше рассказывали преподаватели (зачастую, сами нигде, кроме военной кафедры родного ВУЗа не служившие) и о которой они видели старые советские патриотические телефильмы.
После трех недель такого цирка «пиджаки» принимают присягу и чудесным образом трансформируются в лейтенантов запаса. После чего они снова расползаются по своим университетам-институтам, оставляя за собой кучу пустых бутылок, и в/ч облегченно вздыхает до следующего года. Разъезжаясь, они преисполнены впечатлений, еще больше впечатлений получили офицеры полка.
Летом 2001 года такой десант «пиджаков» обрушился на военно-транспортный полк в Мигалово, что под Тверью; «десант» состоял из московских лесников. Дело в том, что военная кафедра чудного Московского Государственного Университета Леса готовит штурманов (летного состава) на Ил-76. По какому именно критерию когда-то решили, что логичнее всего готовить штурманов из лесников, для меня остается загадкой. Как в старом анекдоте - «дэты, это панят нэлзя, можно толко запомныт». К партизанам летать, разве что.
Кстати, в кабине «семьдесят шестого», на своем рабочем месте, эти чудо-штурмана за все время обучения сидели минут по десять-пятнадцать. Самолет в это время тихо и спокойно стоял на стоянке аэродрома.
Первый шок офицеры полка испытали сразу же по прибытии «пиджаков» в часть, на построении.
Идет вдоль жалкого подобия строя старший лейтенант, неизвестно за какие грехи назначенный этой бандой разгильдяев командовать, присматривается. И замечает, что у одного из «штурманов» взгляд какой-то не совсем понятный - стоит, смотрит в неведомую даль. Причем каждый глазик смотрит в какую-то свою, особенную даль.
- Мужик, посмотри-ка на меня, - то ли приказал, то ли попросил заинтригованный до шевеления шерсти на затылке старлей. «Пиджак» старательно глянул на офицера. Если отследить, продолжить направление взглядов этих честных глаз, то получалось, что старших лейтенантов перед строем двое, и стоят они метрах в трех друг от друга.
- И ты... штурман? - уточнил старлей.
- Так точно! - браво гаркнул «пиджак», преданно буравя глазами «обеих» старших лейтенантов.
Старлей впал в ступор; за годы, проведенные в училище и полку, он повидал всякие маразмы, но косоглазый штурман самолета его все-таки потряс. Строй заметно трясся - от с трудом сдерживаемого смеха.
Косоглазый с рождения, тот всеми правдами и неправдами (как нетрудно догадаться, в основном неправдами) проходил медкомиссии; преподавателей же военной кафедры такие мелочи, как дефекты зрения не интересовали: зачеты и экзамены сдает, занятия посещает, позвякивающие пакеты приносит, а на остальное глубоко плевать. Так жизненный путь сего юноши и добрался до сборов в Мигалово.
И теперь старший лейтенант ВВС РФ задумчиво созерцал такую пародию на летчика. С одной стороны, он понимал, что хоть в авиации и бардак, но именно этого штурмана к кабине никто не подпустит на пушечный выстрел, а значит, для Вооруженных Сил он опасности не представляет. С другой стороны, косоглазый летчик - откровенное издевательство над всеми, имеющими отношение к авиации, и гнать его надо к бесу. Старший лейтенант размышлял три минуты, но, так как мужик был неплохой, махнул на увиденное рукой:
- Ладно, хрен с тобой, я ничего не заметил, - и пошел вдоль строя дальше; в глубине души он опасался, что дальше будут стоять глухие, немые, безрукие, безногие, слепые и паралитики.
Так косоглазый штурман прошел сборы, принял присягу и, получив звание «лейтенант», убыл, довольный.
А присягу они в тот раз только со второй попытки приняли. В первый раз, едва их построили, как почти у всех, словно по команде, заверещали мобильные телефоны: друзья и родственники, немного промахнувшись по времени, спешили их поздравить. Только тогда, когда офицеры изъяли все телефоны, торжественную церемонию удалось провести до конца.

ДВЕРЬ

Снова Мигалово, все то же нашествие «пиджаков». ТЭЧ полка, но не та ее часть, где «железо», а та, где сконцентрированы разнообразные кабинеты. Легкая суматоха - ожидается какая-то проверка, и, помимо прочего, члены высокой комиссии могут ненароком заглянуть и в ТЭЧ - все суетятся, задвигают подальше мусор и вообще борются с беспорядком и неорганизованностью.
Среди этого хаоса происходит «великое переселение народов»: какой-то майор перебирается из одного кабинета в другой. Всякую мелочевку он уже успешно перетащил в новую берлогу, но хочет перетащить и свой прежний стол - не иначе, дорог ему, как память. А вот со столом ровным счетом ничего не получается: дверь в прежнем кабинете двустворчатая, и все время открывалась только одна створка. Через одну эту створку стол пролезать решительно отказывался. Попытки открыть и вторую створку оказались также безуспешны - защелки-шпингалеты, фиксирующие ее, давным-давно приржавели, «прикипели» и, как обычно и происходит, несколько раз вместе со всей дверью добросовестно покрашены; открыть можно только теоретически.
Майор бьется с шпингалетами словно Илюша Муромец с чудищем поганым, пыхтит и матерится. Снующие мимо офицеры увлеченно воюют с беспорядком и внимания почти не обращают. Пробежит кто мимо, глянет - еще кряхтит с дверью, и умчится; минут через десять опять пробежит, посмотрит - все по-старому, никакого прогресса не наблюдается, и дальше потопает. А некоторые подонки не только посмотрят, но и парой советов помогут.
Порядком утомившись, майор решил сделать перерыв. Стоит, на дверь с ненавистью, как Ленин на буржуазию, смотрит, и вдруг замечает стоящего в сторонке «пиджака» - тот уже давно тихонько стоял неподалеку, с интересом наблюдая битву с дверью. Майор мысленно оценил его габариты - под два метра ростом, весом этак в центнер, рожа такая, что в армейскую кепи не помещается: такому шпингалет открыть не сложней, чем морковку с грядки выдернуть.
- Ну-ка, воин-созидатель, подь сюда! - обрадовался майор.
«Пиджак» подошел, представился как учили, мол, такой-то, прохожу военные сборы и прочее. А тот на него рукой машет, ерунда все это, лучше дверь открой. Глянул «воин-созидатель» (под два метра ростом и под центнер весом) на злосчастную створку, подумал, сосредоточился, примерился... и как шибанет по ней ногой сорок последнего размера! Дверь сказала «тресь!» и распахнулась; из дверного косяка, словно клыки неизвестного просвещенной науке зверя, торчали вылетевшие вместе с фрагментам створки шпингалеты.
- Ах ты ж маму твою... - взвыл майор; он почему-то расстроился.
Спешившие по своим делам офицеры, услыхав «плач Ярославны» остановились и даже подошли ближе, стараясь не упустить ни единого слова из зажигательной майорской речи.
- Сирота в пятом поколении! Кто ж так двери открывает, долбак?! Понаберут в авиацию!.. Стране нужны герои - понимаешь, герои! а родит дураков! Бля-а-а! - выл майор, и речь его лилась как песня.
«Пиджак» стоял спокойно, как и все собравшиеся с интересом слушая. А когда майор поутих, остановился набрать воздуха, негромко спросил:
- Товарищ майор, а что вы переживаете? Ведь это уже не ваш кабинет.
Майор замер, в нем происходил активный мыслительный процесс, и вскоре на лице уже проглянула улыбка:
- А ведь верно... и чего я разошелся? - добавил он и радостно заржал вместе со всеми.

Он шел на Одессу, а вышел к Херсону, пардон, к Маркулештам.

В апреле 1984 нужно было отогнать МиГ-21СМТ из Хойны в Одессу, на АРЗ. К командиру полка пришел майор Павел П., проситься на выполнение столь сложной и ответственной задачи. Пашка был крутой летчик и, как это довольно часто бывает, столь же крутой пьяница. Командиру, знавшему за ним и то и другое, очень не хотелось поручать задачу Паше, тем более, одному. Разговор был долгим, П. бил себя в грудь, пытался рвать рубаху, стараясь при этом выдыхать в сторону. Пашка поклялся, и командир сдался.
Долго ли коротко ли, самолет подготовили. Пашка взлетел, мастерски убрав шасси.
Через 2 часа диспетчер доложил, что самолет благополучно сел в Ивано-Франковске.
Диспетчер славного Сан Франциско, запросив добро и условия для вылета на Одессу, посоветовал перелетающему майору сходить пообедать пока то да се. Кто бывал в Иване, тот знает, что аэропортовский ресторан ближе, чем летная столовая. Тем более, что на выходе от диспетчера Паша встретил двух бывших сослуживцев по не менее славным Маркулам, где герой нашего повествования прослужил 8 лет. Приступили к товарищеской трапезе в ресторане аэропорта. Быстро поняли, что сегодня дальше лететь не имеет смысла. А раз лететь смысла нет, то есть смысл взять водочки. Как обычно, в таких случаях пол-литра на троих пьют только для начала разговора.
В середине дружеской беседы, т.е. после второй пол-литры, прибежал солдат-посыльный и, поинтересовавшись, кто здесь будет майор П., сообщил, что местный комдив приказал немедленно вылетать на Одессу.
Поразмыслив, старые друзья решили, что мастерство не пропьешь. А раз так, то надо лететь. Дальнейшие события показали, что так оно и есть.
Маршрут пролегал мимо уже упоминавшихся Маркулешт. На Пашку нахлынули воспоминания:
- Сойга, - запросил он.
- Отвечаю, Сойга.
- Сойга, передай привет Ваське М.
- От кого привет-то?
- От Пашки П.
- А кто это?
- Как, ты меня не знаешь!? Сейчас сяду и все объясню!
Аэродром Маркулешты в это время числился на капитальном ремонте. Инжбат уже пришел, расположился, неторопливо вытащив несколько плит и поставив бульдозер посередине полосы, ознаменовал начало работ. Перелетчик Пашка об этом не знал, был нетрезв, а потому отчаянно храбр.
Без запроса, без доклада сел на нерабочую полосу, при этом ничего не повредив, выключил в конце пробега движок и пошел по старым явкам.
На следующий день в Маркулы на вертолете прилетел командующий 5 ВА Шапошников Е.И. вместе с комдивом Шуровым. Шапошников поинтересовался у командира инжбата, почему так медленно ведутся работы? На что строитель ответил: Как можно работать, когда самолеты летают туда-сюда, при этом указав на стоящий пашкин самолет.
Шапошников начал драть комдива:
- Ты же мне доложил, что все самолеты ушли в Тирасполь!
- Это не мой!
- А чей же?
Быстро выяснили что Хойновский.
Пашку потом долго искали, из Хойны прислали более надежного летчика, который и отогнал самолет в Одессу.
Пашка отмылся только через четыре месяца в Астрахани, где в ходе проверки ГИМО сбил Ла-17 единственной очередью из пушки, потратив на это всего 57 снарядов и не поймав осколков. Кто понимает, тот оценит.
В 1987 году Пашка катапультировался с высоты 120 м в Ключево, поймав на заходе перед дальним чайку в воздухозаборник. Был очередной банкет, длившийся, помнится, неделю.
Пашка летал еще до 92, закончил на Су-27.

ХОТЕЛ, КАК ЛУЧШЕ...

Эту историю рассказал мне мой сослуживец, Николай Григорьевич, через несколько месяцев после моего прихода на завод. Сам я присутствовал при ее окончании, когда, познакомившись немного с коллективом, приобрел себе новых друзей, знакомых и, чего греха таить, недоброжелателей тоже. Но о недоброжелателях и друзьях позже, в другой истории, а здесь речь не об этом. Просто, общаясь с людьми, обратил я внимание на особое отношение начальника завода Ивана Ивановича к инженеру по снабжению Ивану Никифоровичу. Вечно он к нему цеплялся по каждому пустяку. То, что другому сходило с рук, для Никифоровича оборачивалось замечанием, а то и чем-то посущественнее. Оба они были уже в годах, оба не первый год работали на заводе, причем, первый вообще прошел на заводе несколько должностей. Но всегда на совещании между ними возникала перепалка: один грозил всякими выговорами, а второй, выходя из кабинета, плевался и приговаривал:
- Лучше бы я его не вытаскивал!
Мне стало интересно, и я спросил Николая Григорьевича, в чем дело. И он рассказал вот такую историю.
Нужно сказать, что на заводе было много заядлых рыбаков. Каждую субботу, раненько утром, желающие порыбачить собирались возле проходной, садились в свой, специально выделенный для этих целей автобус, и, невзирая на пору года и погодные условия, ездили на разные озера, которых вокруг нашего города предостаточно. А названия какие: Белое озеро, Черная Ганча, Синие Глазки. Длилось это испокон веков, поставлено было на серьезную основу: с выпиской билетов, членством, собраниями, в общем - все, как полагается.

А случилась эта история задолго до моего прихода, когда начальник завода был еще лейтенантом, только-только прибыл служить на какую-то заковыристую в те пятидесятые годы должность, а сам завод и не заводом числился, а мастерской, хотя вес в городе имел большой. И ремонтировали на нем, в основном, студебеккеры, оставшиеся нам в наследство от американской помощи во время войны и еще долго служившие верой и правдой в послевоенные годы в народном хозяйстве и армии. Машина-то сама по себе хорошая, надежная. Многие детали обшивки из дюралюминия, так что не ржавели и служили долго. Но всему приходит срок. И машины на заводе часто резали на металлолом.

Вот это металлолом и надоумил нашего будущего начальника изготовить себе лодку для рыбалки, чтобы удить рыбу с воды.

Задумано - сделано. При содействии заводских умельцев через некоторое время лодка была готова. Не буду судить о ее ходовых качествах, плавучести, грузоподъемности и других морских характеристиках. Не видел, не знаю, да и на ход истории они не повлияли, как мне кажется.

В один прекрасный летний день лодку погрузили в автобус, и гордый Иван Иванович в полной боевой готовности выехал вместе со всеми на испытания. Все предвкушали незаурядное зрелище, даже спорили о том, удержится лодка на плаву или утонет, приводили всякие доводы, но равнодушных не было. Надо сказать, что предчувствия не обманули ни тех, ни других, а историю эту, как видите, повторяют уже скоро полстолетия. Что там уже правда, а что вымысел - это другая статья, но дыма, как говорят, без огня не бывает.

Наконец, приехали на берег озера. Облаченный в рыбацкую экипировку, Иван Иванович с помощью своих товарищей сел в лодку и потихоньку начал выгребать подальше от берега. Как ни странно, лодка вела себя нормально и постепенно Иван Иванович от берега отплыл на приличное расстояние. Рядом, для страховки, да и с желанием порыбачить, были и другие лодки, в том числе и лодка Ивана Никифоровича.

Испытания проходили в штатном режиме.

Видя, что никаких неожиданностей нет, рыбаки занялись тем, ради чего и приехали на озеро - рыбалкой. Но через некоторое время Иван Иванович стал замечать, что легкую лодчонку начинает ветром сносить, а это уже совсем не то. Про якорь впопыхах забыли. Пришлось опять подгребать к берегу, искать что-то подходящее. Подходящим оказался маховик, валяющийся на берегу, и длинная веревка, найденная в автобусе. Погрузив все это в лодку, несколько освоившийся с управлением лодкоиспытатель опять выбрался на озерские просторы. И обнаружил, что якорь-то в лодке крепить не к чему.

Где-то я уже писал о русской смекалке. Если относить это к нашим заводским рыбакам, то можно написать целую книгу. Уж до чего только они не додумывались, подменяя отсутствие той или иной вещи такими находками, что Кулибины и Эдисоны перед ними - дети несмышленые. И я говорю это без тени иронии, потому что в дальнейшем не раз убеждался в том, что ничего невозможного для них нет. Да и самому приходилось выкручиваться из, казалось, безвыходной ситуации таким образом, что потом приезжали с других заводов перенимать опыт. Что поделать, голь на выдумки сильна, как говорят.

Иван Иванович не придумал ничего лучшего, как конец веревки привязать к своей ноге. И выбросил привязанный к ней маховик за борт, как Стенька Разин - красавицу. Без всякой тени сомнения, как и былинный герой. И, возможно, все было бы хорошо, да не рассчитал глубину коварного озера. В целом, оно было не очень глубоким, по прикидкам веревки за глаза хватало, да попадались кое-где ямы, из которых били родники. И какая глубина в этой яме толком никто не знал, не было повода измерить. Вот в такую яму Иван Иванович, по всей видимости, и попал. Естественно, через некоторое мгновение, достигнув максимальной длины веревки, маховик в соответствии со всеми законами физики натягивает ее. И незадачливый рыбак-испытатель, с любопытством ожидающий, когда же он достигнет дна и можно будет, в конце концов, насладиться желаемой рыбалкой, вместо этого чувствует сильнейший рывок за ногу, теряет равновесие в неустойчивой лодке и оказывается в воде.

Конечно, сейчас вам довольно смешно. А каково Иван Ивановичу, если злополучный маховик все еще стремится ко дну, а он вовсе даже такого стремления не испытывает? Он, наоборот, стремится в противоположную сторону. Но кто его спрашивал? Веревка-то завязана намертво, как и положено якорной, морским узлом. И положение рыбака в роли буйка было незавидным, потому что буек все-таки на поверхности обретается, а он устремился в пучину морскую, пардон - озерную.

И быть бы беде, если бы не сообразительность Никифоровича, да волей случая оказавшийся в его руках для каких-то целей нож. Недолго думая, он прыгнул с лодки, нырнул под барахтающегося из последних сил в воде Ивана Ивановича и сумел перерезать веревку. Видимо, и злополучный маховик уже успел достичь дна, иначе вряд ли бы удалось так дешево отделаться.

Остальное было делом техники. Лодку выловили и отбуксировали на берег, испуг от всего пережитого перешел в хохот, когда Никифорович в красках рассказывал о том, как он снимал Ивана Ивановича с веревки. Видимо, еще не один раз его об этом просили рассказать и не раз подкалывали молодого тогда лейтенанта. Видимо, все это присутствовало и не очень лейтенанту нравилось. Но недаром говорят: слово серебро, а молчание - золото. И все, что ты плохое делаешь против кого-нибудь, в конечном итоге оборачивается против тебя. Сколько раз я об этом говорил и почти всегда убеждаюсь в своей правоте.

Тем более, что это еще было не все. И злоключения, уже и в самом деле не трагические, а забавные, для Ивана Ивановича еще не закончились...

Отсмеялись рыбаки, разобрали свои снасти, да и разбрелись снова по своим прикормленным местам. А Иван Иванович, приняв 100 гр. в качестве успокоительного, разложил свою мокрую амуницию, предварительно достав лежавшие в кармане документы, и, разложив все это сушиться, прилег возле. Да и не заметил, как на ласковом солнышке придремал немного, расслабившись от пережитого. Дальше можно цитировать, немного переиначив, басню известного баснописца.

На ту беду коза вблизи бежала. Или ходила. Увидев разложенные на траве документы и не найдя ничего более подходящего, как и подобает глупому животному, не умеющему читать, она сжевала и водительские права и военный билет мирно посапывающего Ивана Ивановича. Не буду говорить, что за документы были там еще, так как досконально знаю только об этих. Да и не хочу даже предполагать, что там могло быть что-то более серьезное, вроде партийного билета. Это уже слишком.

Тем не менее, и этого достаточно для всяких хлопот, а, самое главное, многочисленных и многодневных подкалываний своих товарищей по работе, рассказывающих в красках и об якоре, привязанном к ноге, и о беготне за козой в попытках спасти часть документов. Я представляю, ибо и сам не раз нарывался на подобное со стороны родного коллектива. Уж что-что, а прокатить себе подобного они были мастера. И случаев таких хватало с избытком, о чем речь еще впереди, в других историях.

Так закончился этот день. И, возможно, не вспомнился бы мне сегодня этот эпизод из жизни рыбаков, если бы не имел он продолжения уже в те дни, когда я начинал работать на заводе...

Прошло много лет. Может быть, десять, может быть, и больше. За это время, отслужив несколько лет на заводе, уехал к новому месту службы Иван Иванович. Но история, говорят, развивается по спирали. В один прекрасный момент, волею Б-га и каких-то воинских начальников, Иван Иванович. возвращается на завод уже в несколько ином качестве. Главным инженером и в звании майора. А Иван Никифорович, как работал снабженцем, так и продолжал в том же духе, приобретя за это время солидность в виде живота и несколько философское отношение ко всему происходящему после перенесенного инфаркта. Да еще все время грыз семечки, видимо, для того, чтобы не волноваться. Вроде бы при деле, а в действительности плюешь на всех на законных основаниях.

Не знаю, какие отношения были у них при встрече и чуть позже, не видел. Да и главный инженер как будто бы не начальник над снабжением, хотя пути их пересекаются иногда среди хитросплетений заводской жизни. Но время шло. И, в конце концов, Иван Иванович стал начальником завода. И опять я не попал на начало перемены отношений, но вот их кульминация пришлась на мое время. Конечно, с виду все было нормально, и ругал Иван Иванович Ивана Никифоровича почти всегда по делу, но ведь вы знаете, как можно вывести человека из себя мелкими придирками. Стоит только начать, и ты уже каждое слово воспринимаешь в штыки, на правильное замечание реагируешь, как будто тебя незаслуженно обидели. А поправить положение, практически, невозможно. Как ты его поправишь, если одно упоминание о сопернике сразу вызывает какое-то глухое раздражение.

Итог этой Куликовской битвы плохой. Сколько ни поплевывал Никифорович, посмеиваясь над придирками Ивана Ивановича, но от очередного инфаркта не уберегся. А, выкарабкавшись с трудом из этого состояния, пробыв более полугода на больничном, ушел с завода от греха подальше. Устроился в другом месте, хотя проработал на заводе более 30 лет, да и до пенсии оставалось всего ничего.

Вы думаете, это конец? Ошибаетесь. Конца в этой истории нет. Уже многие из участников этих событий по другую сторону нашего сознания, а те, кто еще иногда здоровается - давно не работают, но я знаю, что если завтра приду на завод и встречу кого-нибудь из оставшихся знакомых, спрошу про рыбалку, которой все так же увлекаются мои бывшие сослуживцы, то кто-то обязательно скажет:

- А помнишь, как Иван Иванович лодку испытывал?

И многие засмеются, вспомнив когда-то слышанную, тысячу раз переиначенную историю о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем. Или это не та история?