ФЕДЮНЯ
Железную дорогу и все, что с ней связано, Фёдор обожал с тех пор, когда отец привел его, пятилетнего пацана, на городской железнодорожный вокзал.
Особая атмосфера четкой службы, форменная одежда железнодорожных служащих, поразили мальчишку. Приятный запах ресторанной кухни, шлейф свежести и одеколона из вокзальной парикмахерской добавили яркости впечатлению ребенка, запомнились на всю жизнь. Но это было только начало сказки. Отец, крепко держа маленького Федю за руку, вывел его на перрон.
-Смотри, - загадочно, как настоящий волшебник, сказал отец.
Федя завертел головой, мол, чего смотри-то? Взглянул на отца, но тот только загадочно усмехнулся.
Через пять минут тяжёлое постукивание передалось от перрона в ноги и вскоре, во всем своем великолепии, отдуваясь, выдавая свое лихое:
Чху-чху-чху-чху-чх-х-ху-у-у-у! - к перрону подкатил паровоз. Он показался мальчишке громадным. С блестящими рычагами- шатунами, с большими, по внутреннему кругу выкрашенными красной краской, колесами и с красной же звездой на черном тендере.
Федя вытаращил глаза, любуясь этим великолепием, а паровоз бесконечно эффектно закончил сцену знакомства. Отдув от себя пышные белые «усы» и окончательно остановившись, задорно свистнул тоненько, очень чисто, пронзив чистым звуком перронную сутолоку, и окутал себя, Федю, отца, здание вокзала, ароматными клубами пара, как будто бы приняв в объятия хороших друзей.
Фёдор уходил домой восторженно-обалдевший, счастливый бесконечно, и в то же время молчаливый, не желающий выплеснуть переполняющие его эмоции. В одной руке он сжимал вафельную трубочку с кремом, в другой переводные картинки. И трубочка и картинки были большой редкостью, и купить это ребёнку на ту пору было дороговатой роскошью. Ещё очень долго дома Федя, притихший, не замечая того, как отец, подмигивая матери, кивал незаметно на сына, когда тот вспоминал красавец паровоз, вокзал, железную дорогу.
Когда Феде исполнилось шесть лет, мама закончила институт. По распределению ей нужно было ехать в село. А отец... в село не поехал.
Поэтому Федя очень тосковал об отце, о городской жизни, часто вспоминал прекрасное знакомство с железнодорожным вокзалом.
Мама была ценным специалистом, быстро стала уважаемым человеком. Поселили её с Федей почти в центре села в хорошем большом доме.
Маму закружила работа, и только по вечерам они встречались вместе за одним столом, дружно уплетали горячую отварную картошку с сальцем, луком и чесноком, с ещё горячим, из печи, хлебом. И казалось, что вот так, хорошо и спокойно пойдет жизнь в порядке и благополучии на долгие годы.
Мама на работе, Федя собирался только на следующий год пойти в школу, а пока отчаянно скучал.
Он помнил крошечную станцию, на которой вышли они с мамой, когда приехали в село. Федя засобирался пойти посмотреть на любимый паровоз, свисток которого раздавался каждый день ближе к полудню с одной и той же стороны села, там, где проходило железнодорожное полотно.
Сказано - сделано. Что невозможно для мальчишки в шесть лет? И Федя пошёл.
Шёл, не торопясь, по селу, читал названия улиц и редкие вывески. «Улица Грушёвая», «Сельпо», «улица Энгельса», «Почта», «Сельмаг». Глядел в окна домов, в которых для украшения были поставлены на утепляющую вату то новогодние стеклянные игрушки, то сшитые из старых открыток изящные «вазы», а то и просто плошки, наполненные солью, предназначенные для впитывания влаги между рамами. На одной из улиц Федя остановился и долго смотрел на вывеску, на которой были красиво нарисованы сыр, колбаса и бутылка лимонада. И вдруг - «улица Железнодорожная»! Федя обрадовался как встрече со старым другом. Железнодорожная! Значит, где-то здесь можно найти и саму железную дорогу!
Он заспешил, заторопился, пошёл быстрее, уже не рассматривая ни таблички с названиями улиц, ни вывески, ни «выставки» в окошках.
Завернул за угол следующего дома и увидел насыпь, с положенными на неё шпалами и рельсами, маленьким полосатым столбиком около них и светящимся светофором вдали.
Подойдя поближе, Федя присел около шпал и стал рассматривать вблизи рельсы, громадные болты, которыми они были скреплены, толстые деревянные, остро пахнувшие чем-то будоражащим шпалы.
Насмотревшись, он поглядел вправо, влево и увидел неподалёку то самое место, куда привёз их с мамой недавно поезд.
Маленькое деревянное здание станции, полосатые шлагбаумы по обе стороны рельсов, да вот, пожалуй, и всё.
Федя присел на лавочку, стал ждать паровоз и задремал.
Он проснулся от страшного шума, подскочил на лавочке. Мимо мчался состав, перевозящий солдат и армейское оборудование.
Мелькали, пролетая, вагоны, платформы, с укреплённой на них военной техникой, открытые теплушки, трепетали на ветру маленькие красные флажки.
В уши врывался грохот, рёв, отрывки песен. В лицо бил сгущённый плотный поток воздуха, прерывающий дыхание. От всего этого, от такой мощи становилось страшно, весело и хотелось петь и кричать от восторга.
И вдруг, внезапно, всё оборвалось и стихло. Состав пронёсся мимо, и только удаляющееся постукивание по рельсам подтверждало, что поезд был.
Федя пришёл в себя, оглянулся по сторонам. Увидел железнодорожника с красным и жёлтым флажками в специальном кожаном чехле и такого же, как и он сам, мальчишку в громадной пилотке, криво сидящей на маленькой голове.
Посмотрели издалека друг на друга и собрались уже идти по своим делам, как вдруг Федя с ужасом понял, что не знает, куда идти и где находится его дом.
Он растерялся, заметался по дощатой платформе в одну, в другую сторону, и, вконец испугавшись и растерявшись, заплакал. Да что там заплакал! Заорал от ужаса, широко раскрывая большой круглый рот.
Вокруг него немедленно собрались человек пять, пытались успокоить его, спрашивали, что случилось. Какая-то сердобольная старушка сунула в руку Феде леденцового петушка на палочке. Подошедший железнодорожник погладил мальца по голове. Кое- как успокоившийся Федя сумел сказать, что заблудился, что маму зовут Рая, а живут они в большом красивом доме. А вот попытка рассказать, где же находится этот большой красивый дом, кончилась новыми слезами.
Село не маленькое, поди - узнай, где живёт заблудившийся мальчишка. Это надо всё бросить и ходить с ним по селу, искать дом, может быть, дотемна.
О-хо-хо! Все заняты, у всех своих не сделанных дел по горло.
Так и получилось, что Федя остался ждать конца смены железнодорожника, чтобы вместе с ним идти искать свой дом.
Иван Семёнович, так звали человека с красным и жёлтым флажками, растерянно оглядывался по сторонам, пытаясь придумать что-нибудь в утешение Фёдору.
И тут он тоже увидел маленькую фигурку с непомерной пилоткой на ушах.
- О! Борисыч! - обрадовался Иван Семёнович, - иди-ка скорее сюда! Погляди, не знаешь ты вот этого человека? Кстати, как тебя зовут? - повернулся он к страдальцу.
- Федя.
- Федюня?! - вспомнил своего весёлого друга - армейского повара Борисыч, - Федюня тебя зовут?
- Можно и Федюня, - кивнул головой Фёдор.
- А я - Борисыч!
- Борис? - переспросил Федюня.
- Не. Вообще-то, я - Санька, а все меня зовут Борисычем. Ну да ты потом поймёшь. Пошли искать твой дом.
- Ага! Идите, идите, помоги ему, Борисыч! - обрадовался неожиданному выходу Иван Семёнович.
Уже через час мальчишки сидели, болтая ногами, на лавочке около дома Федюни, по очереди облизывали красного петушка на палочке, вспоминали, какой поезд они сегодня видели.
Борисыч пообещал рассказать про армию, показать стреляные гильзы. Федюня был белобрысый и чуть повыше, но невысокий крепкий Борисыч казался старше из-за своей природной уверенности и самостоятельности, хотя на самом деле, мальчишки были одногодками.
Борисычу так понравился Федюня, что он даже дал ему примерить заветную пилотку.
Федюня же взамен подарил Борисычу маленькую крепкую отвёртку.
Много ли нужно мальчишкам в таком возрасте, чтобы подружиться?
Через неделю они вместе бегали на речку, строили шалаши, ходили смотреть на паровозы, успевали и коровник проведать, и в лесу грибов-ягод насобирать. Зимой же до полной одури носились на лыжах, попеременке катались по льду на Федюниных коньках, съезжали с заснеженных пригорков на самодельных санках Борисыча. Весной охотились за пролесками и подснежниками, замеряли глубину луж резиновыми сапожками, безнадёжно набирая через короткие раструбы голенищ студёной талой воды, а потом грелись, обсыхали на кухне в доме Борисыча, пили обжигающий чай с чабрецом и мятой и засыпали на широкой лавке у белёной русской печи.
Так незаметно минул год весёлой и беззаботной жизни. Теперь же пришло первое сентября. Федюня и Борисыч пошли в школу, уговорившись сидеть за одной партой.

Сергей Скрипаль и Геннадий Рытченко.

Дневник бобра, или дистанция

19.04.84
Из общаги нас никто не выгоняет, хоть мы юридически и не имеем уже права быть в этом хрущевском пятиэтажном здании, где сконцентрировались общежитие преподавателей, два с половиной этажа учебных аудиторий, этаж мужицкого общежития и полэтажа бабского.

МОИ ДИФЕРАМБЫ ЯЭТС

Якутский электротехникум связи.

25 июля 1981 года я за неуставные взаимоотношения был отчислен из Красноярского Высшего Краснознаменного командного училища радиоэлектроники ПВО.
Понятие НУВ тогда было еще несколько смазанным. На НУВ внимание особо не обращали...
Откиздив до полусмерти издевавшегося над абитуриентами старшего сержанта Ермакова я с тремя сотоварищами был ввергнут в не долгую рутину служебных разбирательств и в дальнейшем отправлен на историческую Родину. В солнечную и любезную моему сердцу Якутию.
Когда нам выдавали военно-проездные документы, салобон-лейтенант, явно только что выбросивший свои конспекты в урну перед учебным корпусом, но в отлично пошитом новеньком кителе, и, почему-то грязных, да еще и яловых сапогах, зловеще промандел нам, бывшим десятиклассникам и бывшим абитуриентам:
- Всё, засранцы. Вы свою жизнь погубили ублюдки. Теперь у вас один путь. В стройбат. Берите свои проездные и на %уй отсюда.
Кто-то из моих подельников саркастически вопросил:
- Лейтенант, а ТЫ такого Ермакова не знаешь?
Блестящий лейтенант с грязными сапогами заткнулся.
Если у старшего сержанта Ермакова папа был начальником политического отдела какого-то там запредельно-зауральского полка, то у этого говнюка, кажется, такого папы не было...

... Ровно через 17 дней проехав четверть транссибирской магистрали по железной дороге и пройдя от речного порта Осетрово на древнем колесном пароходе «Хабаровск» Ленского объединенного речного пароходства почти половину реки Лены, я ступил на асфальтовый причал города Якутска.

... Пока я находился под «следствием», мои бабушка, дедушка и папа с мамой конечно волновались.
Они волновались настолько, что изволили даже слать в краснознаменное училище ПВО телеграммы, на кои ответа не получили конечно же.

Бабушка с дедушкой, ветераном хасанских событий, были очень недовольны.
Мама с папой были тоже недовольны, но находились они примерно в шестистах пятнадцати километрах от меня, за полярным кругом. Поэтому свое неудовольствие они выразили по телефону.
Папа, услышав меня, просто (облегченно, конечно же) передал трубу маме и я в треске радиорелейного канала услышал:
- Сын, поступай в техникум. Если что, я помогу (мама у меня была на то время заместителем начальника РУС Жиганского района, или как сейчас говорят улуса).

Ага.
Сейчас.
Я, обладатель школьной почетной грамоты за изучение физики буду еще протекции какой-то ждать? Гы-гы-гы...
Два дня, я не появлялся у бабушки с дедушкой, и по детски пьянствовал со своими старыми друзьями, а через полторы недели совершенно легко поступил в столь рекомендованный матушкой Якутский Электротехникум Связи (Якутскаай пуорбалах ананбери электротехникумма сибээс - если перевести на вольный якутский), сдав все экзамены... э-э-э... на «хорошо».

ЯЭТС - удивительное заведение.
Это многопрофильное заведение.
Оно умещалось всего на двух (и еще половинке) этажах.
Остальные этажи длинной пятиэтажки были отданы на откуп общежитию преподавателей, столовой, учебной части и полутораэтажам общежития студиозов. Пол-этажа бабам, а целый этаж нам, «мущщинам».

Давали нам все!
От двигателей внутреннего сгорания (еще бы, какой узел связи без резервного питания у нас на севере?), телевизионной техники и мощных корабельных радиостанций «Шторм», до экзотических в то время цифровых многоканальных систем ИКМ-15 и ИКМ-30...

Впрочем, я вру.
В трех километрах от нового ЯЭТС находился древний, комплекс старого «Техникума». Деревянный комплекс постройки 1920 года подходил под снос, но там еще безраздельно властвовали три преподавателя. Один из них - Всеволод Иванович
Бочковский, агент британской разведки МИ-5, а по совместительству, до 1935 года, инженер связи нерушимого Союза. Милейший старичок. Он вел у нас ЭРМ (электро-радиоматериалы). Именно от него мы узнали, что только дебилы делают жидкий флюс из смеси канифоли и спирта. Умные люди для этого применяют ацетон, а спирт выпивают.
Еще мы узнали, что такое шеллак, сок гевеи и агавы, и вообще про то, что современные грызуны по привычке, и с удовольствием, жрут теперь даже полихлорвиниловую изоляцию.

Вторым был Виктор Андреевич Павлючков. Он у нас вел радиовещание, а по совместительству слесарное дело. Слесарное дело было поставлено на поток. В течение месяца мы, не покладая рук, ваяли из сантиметрового листового дюраля и алюминиевой проволоки-пятерки радиаторы на мощные транзисторы.
Именно на слесарном деле я научился держать в руках ножовку по металлу, рашпиль, пользоваться тисками, наждачкой и керном.
В это время я еще научился пить водку, ибо за день группа из 25 человек производила около пятидесяти вполне приличных кустарных радиаторов.
Обычно часов в 17 с половиной, когда основную массу «слесарей» Виктор Андреевич распускал, открывалась заиндевевшая дверь мастерской, и в нее входил маленький молодой человек в очках.
- Витя, ну как? - спрашивал он и выставлял перед собой портфель из настоящей свиной кожи, в котором что-то позванивало.
- Все ок (тогда я еще научился связистскому сленгу), - говорил Виктор Андреевич и отпускал остальных «слесарей», оставляя только трех «бригадиров», в числе которых находился и я.
Обычно из портфеля выкладывались бутылка водки, пара пива (дефицит в Якутске!) и кусочек вареной (оленячей!) колбасы с батоном.
На пятерых мы давили бутылку, запивали пивом и заедали батоном с колбасой.
Затем, начиналось самое интересное.
«Витя» выкладывал на верстак полсотни радиаторов, а молодой человек в очках придирчиво выбирал из них самые красивые. Обычно штук сорок.
Ссыпав радиаторы в дивный, свиной кожи портфель, молодой человек доставал 120 рублей, передавал «Вите», а затем как молния исчезал.
Павлючков деньги делил по-честному. Каждому «бригадиру» (и ему самому) доставалось по 30 рублей 00 копеек. По тем временам это были бешеные деньги...
Рядовые «шлоссеры» знали, что работают на общее дело, поэтому никаких претензий бригадирам не предъявляли.
Стоит ли говорить, что во время «слесарки» половина общаги по вечерам была пьяной в сиську, ибо в те времена, даже самый мало-мальски подкованный девятиклассник увлекался усилителями, светомузыкой (или цвето..., по крайней мере господин Скрябин тогда действительно рулил) и вообще всякого рода этакой хренью, а элементной базы в тогдашнем СССР было мало. И гетинакса было мало. И текстолита, что двустороннего, что одностороннего не было... А радиаторы... Эх...

Третьим был Исаев Максим Федорович.
Умные студенты звали его «Штирлиц». Глупые - Максом.
Штирлиц-Макс вел у нас автоматику, и именно у него мы почерпнули первые знания о микросхемах, регистрах, счетчиках и инверторах. Понятие о «единицах» и «нулях» он вдалбливал в нас как отбойный молоток. С усмешечкой ехидной, сразу отделяя тупых и ставя им тройки. Двойки он, почему-то, принципиально не ставил...
По совместительству «Штирлиц» вел у нас силовые устройства. Ну, там, шкафы, щиты всякие, пускатели, автоматы и силовой монтаж.
Запомнился мне он вот чем.
Почти перед самой защитой, пригласил он меня помочь ему разгрузить лед для ледника на его даче и внедрить его в подземелье. Я числился «лаборантом-на-полставки» у Павлючкова, а Штирлиц с ним очень дружил.
Вот втроем мы и разгружали-внедряли голубые глыбы льда в штирлицев ледник на даче в районе Белого Озера.
После окончания работы расслабились на промерзшей Исаевской даче.
- Саня, если предложат в армии вступить в Партию - вступай! Только партийный человек может выжить в этой проклятой жизни...
- Максим Федрыч, мне не предложат, я плохо подкован. И вот еще, что, я материалы двадцать шестого съезда КПСС плохо воспринимаю и конспектирую, - засмеялся я.
- Дурак ты Саня...
Больше мне Фёдрыч ничего не сказал, но слова я его запомнил накрепко, и теперь точно знаю, что он был прав...

Вообще, период с августа 1981-го года по апрель 1984-го - лучший период моей жизни.
Я очень многому научился. В том числе и жизненному.
Я обрел много друзей. Как старших, так и ровесников.
Я встретил в этом техникуме лучшую в моей жизни девушку, которая стала моей женой и до сих пор мы вместе.
Эта девушка наградила меня двумя детьми, одно из которых уже давно переплюнуло папу в образовании своем, ибо радиаторов она не считает, а сын... Ну, сыну еще только шесть лет... Посмотрим что будет...

20.04.84.
«... к 8.00 25 апреля 1984 года Вам предписывается прибыть на призывной пункт городского военкомата... улица Октябрьскя 22... команда «3105»...»

25.04.84. (07.20)
Я иду по моему Городу.
После долгой зимы Город мерзлый.
Улицы дыбятся снежными отвалами по клумбам, хотя тротуары уже девственно чисты...
Я специально встал очень рано и, попрощавшись с плачущей бабушкой, пешком прощаюсь с по-весеннему обледеневшим Якутском...
Вот я выхожу на улицу Володи Губина, который, спасая детей, утонул в болоте рядом с нашим домом. Вот я иду по улице имени Л.И.Брежнева, бывшей Чекистов. Я еще не знаю, что всего через год она опять будет Чекистов...
Пройдя «пятак» площади Орджоникидзе я выхожу на финишную прямую и иду по «першпективе Ленина», нашему доморощенному Бродвею.
На пятиэтажном здании гостиницы «ЛЕНА» два огромных плаката: «HOTEL «LENA». WELCOM!» На втором: «НАРОД И ПАРТИЯ ЕДИНЫ! ПАРТИЯ УМ, ЧЕСТЬ И СОВЕСТЬ НАШЕЙ ЭПОХИ!»...
Знакомый «hotel`евский» кабак «Лены» подмигивает мне сморщенными ламбрекенами темно-красных штор...
А вот я прохожу мимо улицы Короленко, и мой техникум, окрашенный в серо-красный цвет дом, угрюмо глянул на меня своими окнами, прощаясь, а Талое Озеро рядом с ним блеснуло синевой первых заберегов... Утро в Якутске светлое, чистое и ясное...
Потом площадь Ленина... «ЯкутЗолото»... «Детский Мир» в глубине... опять кабак... «Север»...

Все... Поворот направо. Еще сто шагов и я в плачущей, смеющейся, поющей и пьяно-матерящейся толпе.

25.04.84 (09.05)

- Команды 3105 и 3105А строиться в две шеренги по разделениям! Приготовить военные билеты и повестки!
...3105 - пограничные войска. Дальний восток. 3105А - то же самое, только вид сбоку. Морчасти погранвойск...

Ну, вот и все... Наше время пошло.

Перед бестолковым строем три офицера.
Подполковник с красными кантами, старлей в зеленой фуражке, и каплей без кантов на штанах, но с зеленью на погонах.

Полуполковник вручает каплею и старлею по увесистому чемодану с нашими личными делами и уходит не попрощавшись. Для подполковника это рутина.
Зато капитан-лейтенант и старший лейтенант, проверив по личным делам личный же состав, быстренько берут быка за рога:
- На ле...ВУ! Отставить! На ле...ВУ!! Отставить!! Але, БЛЯ! Все команды в армии выполняются одновременно! На ле... ВУ-У!! По машинам... Тьфу, блядь, в автобус бегом! Ма-а-а-а...рш!..

Наше время пошло... Это «АЛЕ, БЛЯ!!» мне будет сниться теперь еще очень долго...

Конец 80-х, Западная Лица, в районе 9-го пирса в Б. Лопаткине.

- Пал Палыч,- за занавеску, разделяющую штурманскую и акустическую рубки, просунулась голова старшего штурманенка,- одолжи ноль пять до конца месяца. Штурман у старпома получит, сразу отдам.
- А что случилось, Игорек? - командир акустиков оторвался от опостылевшего за день ЖБП.
- Да понимаешь, я тут намедни на дежурстве шомпол от автомата утопил,- в голосе КЭНГа сквозила немалая досада.
- Как ты умудрился?
- Ты же знаешь, ремешок страховочный от магазина за шомпол цепляют, и вахтенный, чтобы руки не морозить, бьет ребром ладони по нему...
- Ну и?
- Ударить можно по-разному, у моих боцманят кулаки с голову пионера.
Да, рулевых боцман подобирал тогда себе достойных, будучи и сам мужчиной не мелким, он и подручных находил под стать себе.
- И вот он этой кувалдой, - штурманенок всхлипнул от избытка чувств к подчиненным, - по шомполу, тот вылетает - и за борт. Бульк - и утонул...
- Ну ты учудил, и как теперь?
- Да я уже на ПРЗ договорился, за литр выточат, половина у меня есть. Выручай, Пал Палыч, минер пока дал из арсенала, но надо вернуть до конца недели.
- Ладно, давай посуду...
Неделю спустя.
- Пал Палыч, я пойду вахту верхнюю поменяю?
В центральном идет смена дежурства. Помощник вопросительно смотрит на своего дежурного. Пал Палыч отрывается от пересчета патронов.
- Нет, сам пойду.
"Совсем старый заслужился..." - хмыкнул про себя помощник,- "хозяин-барин, мне же лучше, на мороз тащиться не надо".
- Значит так, парни, запомните сами и передайте по вахте, - Пал Палыч инструктирует верхних вахтенных у трапа. Холодно. Автомат покрыт инеем. Идти на корень пирса к станку для разряжания с пулеулавливателем. Бррр... Канадку надел, а ботинки поленился, тапочки с дырочками...
- Вот так шомпол отсоединять нельзя!
С этими словами Пал Палыч берет автомат из рук вахтенного, переворачивает и бьет ребром ладони... шомпол вылетает из гнезда и с легким позвякиванием катится по обвесу пирса. Оба вахтенных завороженным взглядом провожают медленно катящийся кусок железа. Дзинь, упал на лед, бульк, не задержался...
- Центральный - вахте, командир ЭНГ на борту? Вызовите его в центральный к дежурному по кораблю.
- Так что ты там, Игорек, про ПРЗ говорил?

ЖБП - журнал боевой подготовки
КЭНГ - командир электро-навигационной группы
ПРЗ - плав-рем завод