УГОЩЕНЬИЦЕ
- Жра-а-а-а-ть хочу-у-у-у-уу, - промычал в полог ротной палатки Федюня. Пытавшийся давно и безуспешно заснуть на своей койке, он крутился на ней часа полтора, но желание съесть хоть что-нибудь не давало забыться и заснуть.
-Тьфу ты, - вконец рассердился на голод Федюня и сел, с завистью глядя на Борисыча, мирно сопящего на соседней койке.
Дневной сон для солдата - штука редкая, необычная, но возможная, если уж ты дотянул до дембеля. Осталось служить месяц, ну, может быть полтора от силы, если без залётов, а там уж...
- Эхххх...,- только и оставалось вздыхать дембелям, втайне надеясь, что больше в их военной судьбе не будет рейдов по зелёнкам, горам и прочим осточертевшим рельефам, такого же осточертевшего Афгана.
Федюня дал себе зарок - не влететь нигде, чтобы дембель не задержали. Да и то, вон, у Борисыча всё в порядке, замполит обещал одной из первых команд домой отправить, а как только речь о нём, о Федюне заходила, майор только головой качал, сомнения выказывал, бормотал что-то под нос, вряд ли лестное и говорил:
- Посмотрим. Там посмотрим!
От этого «посмотрим» у Федюни всё леденело внутри, мысли копошились быстрые, скользкие и одна из них покоя не давала постоянно:
- Неужели узнал? - размышлял Федюня, - Да ну, вряд ли..., - успокаивался тут же, - Дембеля полугодовой давности уехали, молодых рядом не было. Нет, не знает! - почти уже остывал, и тут же вспыхивало, - А вдруг?! Борисыча отправят домой, а Федюня здесь без друга вообще с ума сойдёт!!! А Борисыч будет дома весело жареную курочку трескать!!!
- Тьфу ты, - опять сплюнул Федюня, - да когда же этот ужин!
Хотя особенно надеяться на столовские харчи не стоило. Ну, что там будет за ужином? Опять порошковая картошка, похожая не на пюре, а на жиденький кисель, и кусок минтая из «консервы». Перед внутренним взором Федюни предстала домашняя «глыбокая» эмалированная миска, синенькая, с яркими цветочками по краям, полная того самого картофельного пюре, которое делала мама. Жёлтого от сливочного масла, густого такого, что трудно провернуть в нём деревянную ложку... Да с домашними котлетками, которые мама делала гигантских размеров, потому что некогда было вертеть маленькие на большую, с неутолимым аппетитом семью. Да с солёными огурчиками, с прилипшим к ним смородиновым промариновавшимся в рассоле листом...
- А-а-а-а-а...., - чуть не захлебнулся слюной голодный Федюня. Мдаааа...перед дембелем чудились всяческие яства, вкус которых за два года забылся напрочь, но всегда вызывал обильное слюновыделение, стоило только произнести, пусть даже мысленно замечательные прекрасные слова: «пельмени», «курятина», «колбаса». За размышления вслух по этому поводу легко могли «сшибить гриву» не только старослужащие, но и свои братаны - одногодки. Это только с «салабонами» можно было помечтать. Но опускаться до этого, терять солидность своего «возраста» никто не осмеливался. Так что тема домашней вкусной и здоровой пищи была своеобразным табу. В своих собственных мечтах хоть утони, а вслух - не рискуй.
Правда, иногда Федюня с Борисычем вели беседы о будущей гражданской жизни: о рыбалке, об охоте, об общих знакомых, но неизменно приходили в этих разговорах к еде. Как приготовить прямо здесь же, у речки, в кипящем над костром закопчённом котелке, из только что пойманной рыбы божественную, жирную, с лавровым листочком и черным душистым перцем уху, пахнущую горьковатым неповторимым дымком. И как лучше всего запечь в угольках костра подстреленную на охоте утку. Или спорили о лучшем рецепте приготовления шашлыка, долго доказывая друг другу, из какого мяса его лучше готовить, как порезать, что добавить в маринад. Дальше этого обычно разговор не шёл. Замолкали, сглатывая слюнки, стыдясь глядеть друг другу в глаза.
Здесь, в Афгане, были за время службы «праздники желудка». Так, однажды танкисты раздобыли в рейде пару мешков муки и кишмиша. Ведро постного масла неизвестно откуда приволок Федюня, обменяв его на лазуритовые чётки, найденные месяц назад в прочёсываемом кишлаке. Сначала думал привезти их домой в подарок невесте своей, Таисии. Но желудок оказался сильнее сердца.
«Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда», - подумал Федюня и легко отказал в подарке девчонке, махнув рукой на чётки и утешая себя тем, что ещё что-нибудь добудет. На протяжении нескольких дней длился сказочный ежевечерний пир. Жарили оладьи на противне, стоящем прямо на углях костра. Тесто растекалось по жести, запекалось в единое целое с изюмом. И не было ничего вкуснее этих горячих, сочащихся маслом оладий. А когда удалось их ещё и сгущёночкой полить!
- Уууууууууу... - застонал от тоски по вспомнившимся оладушкам Федюня.
Оладушки закончились, как заканчивается всё и хорошее и плохое на этой земле. Пришлось уйти в рейд, весёлые братаны - танкисты тоже укатили в охранение первого эшелона. Остались только воспоминания, да тщательно припрятанный Федюней и Борисычем отчищенный едва ли не добела противень.
Проблемы с питанием возникли в части после того, как духи умудрились-таки всадить реактивный снаряд в левый борт транспортного самолёта. Как получилось, что вертушки сопровождения прозевали яростную атаку на подходе к посадочной полосе ИЛ-76, никто не знал. Знали, конечно, те, кому положено знать такие вещи, но не все, и уж не солдаты в их число не входили. Впрочем, от знаний подобных в желудках тяжести не прибавлялось. В погибшем транспорте помимо почты, нового зимнего обмундирования были и продукты, коих хватило бы на пару недель сытного существования всего полка. Колонну машин из Союза было ждать долго, только-только добрался караван КамАЗов из Ташкента до Шинданда. Оттуда до Кандагара ой-ой-ой сколько километров и дней пути. Была надежда, что в ближайшее время прибудет ещё один транспортный самолёт, но очень слабая и подпитываемая только слухами и сплетнями. Это тоже никак не насыщало отощавшие животы личного состава полка.
Так что кормить кормили, но в пайках пришлось крепко урезать то, что урезалось и развести пожиже то, что разводилось. Вволю оставалось на кухне только вялого, изрядно подгнившего, репчатого луку, соли и прогорклого растительного масла. Новый подвоз продуктов ожидался вот-вот и вот-вот, и вот-вот, а есть хотелось до умопомрачения.
Долгожданный ужин не насытил, а только сильнее испортил настроение Федюни.
Борисыч, только что отужинавший вместе с Федюней, страдал от недоедания не так сильно. То есть, он тоже тосковал по домашней еде, но, видимо, желудок его был устроен покрепче, позволял терпеть подольше, и не доставлял таких мучений, как Федюнин.
Но Борисычу было ужасно жаль друга. Глядя на Федюнины страдания он постоянно пытался увеличить порцию товарища, добавляя от своей, подсунуть дополнительно кусочек хлеба. Но эти добавки от такой же маленькой, как и у всех, порции Борисыча, хорошо помочь делу не могли, и он постоянно размышлял, где бы раздобыть ещё какой-нибудь еды для Федюни.
В рейд по ближайшим «зелёнкам» собирались не долго. А чего собираться-то? Боекомплект, оружие, вода. В сухпайках кроме искрошенных в крупу галет нечего и положить-то было. Зато командир роты капитан Завражный получил «добро» от комполка на возможную добычу дичи хотя бы для кормления рейдовой роты. Так что в вещмешках вместо еды явно проглядывали сквозь туго натянутый брезент скруглённые углы дополнительных патронных цинков.
Было на что поохотиться в зарослях тополей и камышах, кроме, конечно, духов. Порой разведка приносила то полтуши косули, то диких гусей. Но в основном, что греха таить, плохо ободранных баранов, называя их для конспирации то сайгаками, то турами, а то и дикими баранами. Впрочем, местные жители редко когда приходили жаловаться на потерю скота. Чёрт его знает, на кого жаловаться-то? То ли на моджахедов, собирающих дань с окрестных кишлаков, входящих в зону ответственности отряда, то ли на шурави, которые, если и причиняли урон, то незаметно, в полном смысле этого слова, уводя животину в полной тишине, а чаще, и в полной темноте.
В этот раз Борисыч отправлялся в рейд без друга своего. Получилось так, что Федюню вместе с командиром взвода лейтенантом Малышевым отправили в Кабул на пересылочный пункт за молодыми.
А накануне ночью Борисыч проснулся от тихого подвывания.
-Что? Что случилось?- спросонок подхватился он.
- И-и-и-и-и-и....- доносился жалобный вой из темноты со стороны Федюниной койки.- И-и-и-и-и....Жра-а-а-а-ть хочу-у-у-у-у.....
И Борисыч решился.
Когда Федюня по всем правилам «пригнал молодых» из Кабула, отчитался и стал свободен, Борисыч таинственно поманил его куда-то за модули.
-Только жри быстро, пока нас начальство не накрыло.
- А ты?
-Я уже поел. Поешь, это «бабайская» еда. Варанах называется.
Борисыч снял металлический лист, которым был накрыт противень.
-Вара...чё? - спросил Федюня, но потрясающий запах жареного мяса, запечённого с колечками репчатого лука в славном противне на углях костра, перебил в нём жажду познания, оставив только желание впиться зубами в эту прекрасную румяную еду, пропитанную подпорченным растительным маслом и луковым соком.
Федюня накинулся на мясо, рвал его зубами, жевал, посыпал прямо в рот щепотки соли, чавкая, прикрывал глаза от наслаждения, нисколько не жалея об отсутствии хлеба.
- Не жестковато? - заботливо поинтересовался Главный Кулинар и Спаситель от Голода у забывшего об окружающем мире Федюни.
- Ургхм... - довольно замахал руками Федюня, не в силах произнести хоть слово из-за того, что рот был набит до отказа. Лицо его расплылось от блаженства, глаза почти закрылись, и только челюсти с механической равномерностью перемалывали куски мяса.
Через некоторое время движение челюстей замедлилось, и Федюня начал проявлять первые признаки интереса к происходящему вокруг.
- Что, Борисыч, колонна пришла?- поинтересовался он у друга, имея в виду долгожданный подвоз продуктов.
- Не, откуда? Даже пришла бы, кто ж мне мяса дал бы столько для себя нажарить? Нет колонны. Ты ешь, ешь...
Наголодавшегося, усталого Федюню особо уговаривать было не нужно. Да и на самом деле, так ли важно, где Борисыч взял это прекрасное вкусное мясо? Захочет - расскажет. Видно исхитрился как-то, раздобыл где-то, выменял у «бабаёв»... Всё-таки Борисыч - настоящий друг!
Наевшегося до отвала Федюню потащило в необоримый сон.
Опустевший противень припрятали в надёжном месте, и Борисыч с Федюней, сытым и счастливым, с трудом переставляющим ватные ноги, пошли отдыхать.
* * *
Прошло полгода, как Федюня и Борисыч вернулись домой, поотвыкли от ранних подъёмов и тревожных будней. Попривыкли к гражданской спокойной и сытой жизни.
Борисыч валялся на диване, почитывал какую-то книженцию и подумывал, чем бы заняться вечером, когда в комнату забежала сестрёнка и сообщила, что «Вечером дядя Федя и тётя Тая зовут в гости - жареное мясо кушать».
Борисыч хмыкнул довольно, кивнул сестрёнке. Перебрал мысленно запасы спиртного в погребе, подумал, что надо будет прихватить с собой огурчиков - Федюнину любовь, которые никто не мог так засолить, как мама Борисыча, и тихонько задремал.
Уже вечерком Борисыч сидел на кухне у Федюни. Друг хлопотал у плиты, переворачивая в сковороде весело шкворчащее мясо, не доверив его женским рукам. Он подсыпал какие-то приправки, то накрывал сковороду крышкой, то снова открывал её, и безумолку говорил:
- Так Борисыч меня, по сути, спас от голодной смерти! - Федюня таращил потешно глаза, тряс головой, чтобы показать, какой же жуткий голод его чуть не уморил.
Молодая жена Федюни Таисия сидела за столом напротив Борисыча, уважительно придвигала поближе к нему то ломти белого хлеба, то нарезанные крупно помидорчики, то сыр, то зелень, чтобы Борисыч мог пропустить стаканчик и закусить в ожидании основного блюда.
Борисыч хмыкал, качал одобрительно головой, слушал Федюню и краем глаза косился в телевизор, по которому шла передача «В мире животных». Федюня прибрёхивал самую малость, обращался за подтверждением своих слов к Борисычу, и, не переставая, хлопотал около готовящегося мяса.
- А запах! А вкус! А блюдо это называлось... Как, Борисыч?
- Вархадан...
- Не, как-то ты по-другому его называл. Ну да какая разница. Так вот - вкуснотища! А главное много так!
Таисия с благодарностью за спасённого мужа пополнила гранёный стаканчик Борисыча.
Федюня посыпал мясо кольцами репчатого лучка, выключил огонь под сковородой, накрыл её крышкой.
- Ну, вот, через пять минут можно и мяска поесть. Борисыч, давай за твоё здоровье! Да отвлекись ты от этого ящика! За столом на всякую гадость пялишься! Фу, дрянь какая! - покосился Федюня на экран.
Чокнулись, выпили. Сморщившись, сжав в одной руке пустой стаканчик, в другой огурчик, Федюня, выдыхая после глотка, спросил:
- Борисыч! А всё ж таки, что за мясо было? На барана вроде похоже?
- Ага, на барана, - кивнул головой Борисыч. Захрустел огурчиком, и незаметно подмигнул в экран телевизора громадному отвратительному чешуйчатому бородавчатому варану.

Сергей Скрипаль и Геннадий Рытченко.

Было это зимой 86 г. На полигоне в Горностае. Обкатывали новых механиков-водителей. В честь приезда какой-то шишки решили провести показательные стрельбы. Ну, и как всегда, 1 рота 1 батальона.
Морозяка стояла градусов по 30. Естественно, смазка в орудиях и пулеметах замерзла. Промывали ее горячей солярой. А процедура такова: в ведро наливается соляра и разогревается на костре. А ты сидишь рядом и ждешь, главное - не прокараулить момент, как пойдет парок. Ну, а если он вспыхнул, снимаешь ведро и садишься на него (танковое ведро, кто не знает, не круглое, а овальное). От недостатка воздуха огонь гаснет.
Так вот, один из бойцов прокараулил, и соляра вспыхнула. Он снял ведро, сел на него, посидел, потом привстал, соляра продолжала гореть, видно, мало сидел, и так 3 раза. В итоге его ватные штаны от зимнего комбеза загорелись. А так как у любого танкиста комбез просто пропитан ГСМ, погасить его не просто, тем более, ватный. После этого началось сольное исполнение ламбады в сидячем положении по снегу. Ему страшно и больно, а мы (стыдно вспоминать) катались от смеха (Как у Некрасова: "...мне в сугробе горе, а мальчишкам смех..."). В итоге остался боец без штанов.
Но это было только начало!
Начальство приехало не в 10, как планировалось, а в 8, так что пушки и пулеметы мы почистить не успели.
Построение, инструктаж и первый заезд. Ревя моторами, в клубах сизого дыма и 3 машины уходят с исходного рубежа. Поднимаются мишени - и тишина, ничего не стреляет!
После возвращения на исходный нам дали 30 минут привести все в порядок. Сняли ПКТ и затворы с пушек (а он весит 68 кг.), привели в порядок и поехали. 1 и 2 взвода отстрелялись неплохо, дошла наша очередь.
По команде запрыгнули в машину. Я был наводчиком у комвзвода ст. л-та Шашолина.
Надо отметить, что в моей машине не было командирской сидушки, т.е. комтанка стоял на вращающемся полике башни. Отстрелялись неплохо, даже на отлично. Настроение поднялось, запахло благодарностью от командования.
И тут... В конце дорожки стояли противотанковык надолбы, отмечающие конец огневой и место разворота на исходный. О чем думал механик, не знаю, может, "о доме" но он со всего хода идет на лобовой таран надолба. Такого удара не ожидал никто. Закидной повис на ПКТ, я треснулся правым глазом об прицел, а взводный со всего маху лбом об триплекс. От удара у него лопнула правая бровь, и кровища просто залила все лицо и грудь. Таких матюгов в адрес механика я не только не слышал раньше, но и даже представить не мог таких комбинаций.
Механик завел машину, сдал назад, объехал надолб и начал разворачиваться на исходную.
По правилам ТБ при возвращении башню обязательно надо разворачивать в сторону мишеней, я начинаю разворот башни с помощью электропривода, и когда башня повернулась градусов под 120, получаю серию сильнейших ударов по башке и слышу просто звериный вой. Слава Богу, сработал рефлекс, вбитый в учебке, и я крутанул башню обратно. Обернувшись, вижу взводного, который скрючившись и поливая себя кровякой, держится за правую ногу. Видно, зацепило чем-то штанину, ну, и вывернуло ногу на те же 120 градусов.
Представьте себе картину на исходном.
Залитый кровью взводный с экипажем кое-как доковылял до КП и докладывает "зрителям": "Товарищ полковник, 3 взвод стрельбу окончил, цели поражены, откат нормальный!"
В это время я еще не знал, что при возвращении на исходный 2 других машины сошлись на повороте, и один смял другому всю левую полку с баками, ЗИПом, и т.д.
Посмотрел на это все полкан, сказал только: "Да-а-а-а-а" и уехал.
Эпилог.
После этого нам выдали учебные снаряды. Это выточенная из цельного куска металла точная копия танкового снаряда калибра 100 мм. образца 1943 г. по 1 шт. на экипаж.
И началось, механик с наводчиком за серьги несли оба танковых троса, закидной нес эту болванку, и ком танков замыкали это шествие. Бегом по дорожке до мишени (около 1,5 км) болванкой протыкали мишень и обратно. И так 3 "заезда".
В общем, это был не наш день. Сейчас забавно, а тогда....

Однажды мне пришлось выступить в роли провидца. Я никогда не чувствовал в себе подобного таланта ни до, ни после.
Немного предыстории. Ребята, учившиеся после нас, этого не испытали. Наш 2-й выпуск Таллинского высшего военно-политического строительного училища в некотором роде необычный. На нашу долю выпало множество траурных торжеств. Всё началось в январе 1982 года. Тогда умер главный идеолог КПСС М. А. Суслов. Далее пошла сплошная череда трауров, когда "Перестало биться сердце... Выдающегося государственного и политического деятеля... Пламенного борца за мир... Верного сына Советского народа и т.д." Уже скончались Брежнев и Андропов. Помнится, мы тогда только пережили очередной траур, и в плеяде городов "Набережные Челны - Брежнев, Рыбинск - Андропов" прибавился ещё Ижевск - Устинов, в честь почившего в бозе министра обороны СССР Д. Ф. Устинова. Мой приятель тогда где-то на книжной ярмарке приобрёл только что изданный сборник "К. У. Черненко. Избранные речи и статьи". Он сразу занял почётное место на книжной полочке в нашем кубрике. Этот бесценный источник мудрости знает каждый, кто сталкивался с системой нашего агитпропа. Оттуда можно было надёргать цитат для любого доклада или выступления на любую тему. Неважно, надо ли "разгромить" агрессивных американских империалистов, или подчеркнуть решающую роль партийно- политической работы в деле увеличения надоев. Мы часто заглядывали в этот сборник в период семинаров и зачётов. Но вот мы уехали на стажировку замполитами рот, и по прибытии мой друг обнаружил, что сборник исчез. Явно "скрысятничали" свои без 5 минут замполиты. В нашем кругу коммунистов, будущих политработников действовал принцип "В кругу друзей е - м не щёлкай". Как ни спрячешь одеколон, всё равно сопрут. Вот кто-то и приватизировал в преддверии предстоящей самостоятельной партполитработы с личным составом. Как он расстроился. Бегал по кубрикам, обращаясь к сокурсникам, взывая к партийной совести, зачастую непечатными словами. Сразу после прибытия со стажировки мы отправлялись в последний зимний отпуск. Я попытался утешить друга словами, что дескать, невелика потеря, мол, Андропов недолго пожил, и Черненко не сегодня - завтра тоже... Далее я прикусил язык. Не подумав, сболтнул лишнее. За такие слова могли взять КУДА НАДО и выгнать из партии и училища. Мы уехали в отпуск и когда через две недели вернулись обратно, то из динамиков радио вновь звучала траурная музыка и газеты печатали вновь знакомые до боли слова "Безмерна скорбь советских воинов..." и т.д. Скочался К. У. Черненко. Так неожиданно сбылось моё пророчество. Начинался новый этап в жизни, именуемый перестройкой.