БОЛЬШИЕ МАНЕВРЫ
из цикла «Мудрость вождей»)

Начальник Главного управления космических средств генерал Шлыков прилетел в наш заполярный ОКИК (Отдельный командно-измерительный комплекс - КБ) около десяти часов вечера, но еще с борта самолета он объявил части полную боевую готовность, и карусель закрутилась. Личный состав отделов, поднятый по команде «Сбор», спешно получал оружие и рассредотачивался по техническим зданиям; в общежитии двухгодил одеялами завешивали окна, соблюдая светомаскировку. Офицеры, проживающие в близлежащем городе, подняв трубки одновременно зазвонивших телефонов, услышали там бодрую песню Аллы Пугачевой «Снегопады - это очень, очень хорошо!», после чего, быстро экипировавшись и прихватив тревожные чемоданчики, поспешили к уже ожидавшим под окнами служебным автобусам. Гарнизоны из роты охраны, чертыхаясь, заняли штатные места в разбросанных по периметру части взводных опорных пунктах, выметая из стылых ДОТов снег и устанавливая в них печки, пулеметы и полевые телефоны. В спортзале, бряцая оружием, сосредоточился подвижный резерв - тридцать бесстрашных воинов во главе с ветераном афганской войны старшим прапорщиком Азизбековым, готовых перехватить и истребить прорвавшегося врага. Усиленные дежурные смены, забаррикадировавшись от диверсантов и сепаратистов на своих технических зданиях, продолжали выполнение спецработ - война-войною, а космосом рулить надо!
У складов Главного инженера грузили имущество в машины самые отчаянные ребята во всех нештатных формированиях части - отряд восстановления боевой готовности, на армейском сленге именуемый АБВГдейкой. По высшему замыслу, АБВГдейка должна была в угрожаемый период молниеносным маршем выдвинуться в секретный полевой район, захватив с собой запчасти от штатных радиотехнических систем. В чистом поле АБВГдейка благополучно пережидала авиационные и ракетно-ядерные налеты, которым противник подвергал несчастную часть. А когда мерзкие америкосы улетали восвояси, АБВГдейка возвращалась обратно и восстанавливала разрушенную технику с помощью своих запчастей.
Неудивительно, что АБВГдейка комплектовалась исключительно лейтенантами - таскать туда-сюда запчасти и мерзнуть сутками в тундре во время учений охотников не находилось. А если сюда добавить антигуманные выходки химика Ромы Ушакова...
Я знал про ракету «Шрайк», которая наводилась на радиоизлучение и сразу бы разнесла к чертовой матери наши огромные антенны, спрятанные в белых шарах радиопрозрачных укрытий. Поэтому езду в холодный полевой район с ящиками, полными каких-то транзисторов и гаечных ключей, я воспринимал не как репетицию восстановления боеготовности, а как некий сакральный ритуал, через который должен периодически проходить настоящий мужчина, чтобы подтвердить свой статус. Это позволяло легче переносить неминуемые тяготы и лишения.
Философский взгляд на вещи здорово помог и на этот раз - мы просидели в полевом районе почти двое суток. Убежищ от стужи и ветра не было - чтобы не раскрыть врагам местонахождение секретного полевого района, их заранее не делали. Когда закончились запасы огненной воды, окружающая действительность для АБВГдейщиков понемногу утратила реальность. Осталось только ощущение смертельного холода, глухие удары в ушах (кто-то пытался поставить ротную палатку и безуспешно вбивал кол в вечную мерзлоту), покрытые инеем шерстяные подшлемники со сверкающими оттуда безумными глазами, и над всем этим - разноцветные ленты полярного сияния. Потом обратный марш, апокалиптическая картина дегазации колонны в тридцатиградусный мороз полярной ночи, потоки мыльной воды, трескучие звуки рвущихся при движении заледенелых ОЗК и бодрые выкрики химика Ромы: «Ничего, потерпите, ребята, сейчас погреетесь!». И поднимающееся над горизонтом зарево - добрый химик поджег для нас «ядерный лес» - с гектар вбитых в землю рядом друг с другом старых водопроводных труб, облитых напалмом.
Инфернальный слалом АБВГдейки в «ядерном лесу» завершил полевой выход. Мы приступили к восстановлению боевой готовности, то есть снова сдали имущество на склад Главного инженера и разбрелись по своим техническим зданиям, чтобы залить в себя горячего чаю и в бессознательном состоянии упасть на диван в комнате отдыха дежурных смен. Учения продолжались, многочисленные московские «посредники» бродили по технической территории, но у них хватало осторожности не приставать к закопченным и злым АБВГдейщикам с требованиями изобразить это самое «восстановление боеготовности». К остававшимся в части усиленным дежурным сменам никакого снисхождения не было - в морозной ветреной ночи сновали группы бойцов и офицеров, перетаскивая с места на место кирпичи на носилках и рулоны рубероида, а довольные «посредники» чирикали что-то карандашами в записных книжках. Своим воспаленным мозгом я сообразил, что сослуживцы имитируют восстановление технических зданий, разрушенных попаданиями вражеских бомб, но сил не хватило даже на злорадство. Сомнамбулически доковыляв до родного астрономо-геодезического пункта, я ввалился на здание и, сдвинув кобуру с пистолетом на живот, упал на продавленный диван в комнате отдыха, наслаждаясь теплом и покоем. Действительность поплыла, я впал в состояние нирваны.
Сознание возвращалось постепенно. Сначала я сообразил, что с меня сняли сапоги и заботливо накрыли теплым стеганым чехлом от астрономической фотоустановки. Потом понял, что меня разбудили голоса - в комнате отдыха тихо переговаривались рядовые Алимин и Аладушкин. По всей видимости, решали кроссворд, коротая время между витками нашего спутника по орбите. Но разбудили меня не они - через приоткрытую дверь комнаты отдыха доносились громкие вопли громкоговорящей связи. В окружающем мире продолжала бушевать война, неугомонные америкосы проводили очередной налет на многострадальную часть - а мне-то наивно казалось, что с победным возвращением АБВГдейки все закончилось!
- Четвертый отдел! Четвертый отдел! - возбужденно выкрикивал оперативный дежурный Урюпин с командного пункта, - У вашего здания разорвалась фугасная авиабомба! Доложить о повреждениях и потерях личного состава, выслать команды для устранения разрушений!
- Четвертый отдел принял, о разрушениях доложу..., э-э-э, позже, потери..., м-м-м..., уточняются, - слышался голос начальника четвертого отдела майора Герцена.
- Герцен, ну что вы там мумите?! - страдальчески вопрошал командир части Василий Иванович Будаев, очень переживавший за итоговую оценку.
Алимин с Аладушкиным тоже внимательно прислушивались к отголоскам войны, видимо беспокоились за наше техническое здание - не хотели бегать вокруг него с кирпичами по морозу под надзором столичного проверяющего.
- Сейчас он и нас зацепит, - философски заметил Аладушкин.
- Типун тебе на язык, - так же лениво ответствовал Алимин. - «Посреди двора золотая голова» - что такое? Девять букв по вертикали.
Но судьбу уже искушали.
- Шестьдесят седьмой, АГП! - снова заревел динамик где-то в аппаратной. - В ваше техническое здание попала ракета класса «воздух-земля»! Доложить о жертвах и разрушениях, направить личный состав на устранение повреждений!
Алимин и Аладушкин тихо взвыли, заполярный ветрище подвыл им из-за окна.
- Докладывает шестьдесят седьмой, - донесся тихий спокойный голос начальника АГП майора Окорочкова. - Жертв и разрушений нет, последствия попадания устранены.
- Шестьдесят седьмой, вы что, не поняли?! В вас попала ракета! РАКЕТА! - завелись на командном пункте после секундного молчания.
- Так точно, ракета. Класса «воздух-земля», - невозмутимо подтвердил Окорочков. - Она влетела в окно, пролетела через коридор и вылетела наружу через другое окно. Жертв нет, разбитые окна в целях светомаскировки завешены одеялами.
На этот раз молчание командного пункта длилось долго.
- Принято, - наконец вяло донеслось оттуда.
- Что там у тебя было из девяти букв? «Золотая голова»? - важно поинтересовался Аладушкин у Алимина. - Пиши: «Окорочков»!
Я со спокойной душой повернулся на другой бок и заснул. Теперь я точно знал, что мы победим.

Майор Ушаков

Патруль городской комендатуры всегда оставлял у меня двоякое ощущение. С одной стороны, для неизбалованного увольнениями военнослужащего секретной части лишний повод легально побывать в мире гражданских. С другой стороны, необходимость отлавливать таких же точно солдат-срочников и доставлять им неприятности. Да плюс еще подготовка формы одежды, которой приходилось уделять очень много времени. К примеру, пришивать верхнюю пуговицу "фланки", которая как потерялась на седьмом месяце службы, так и не находилась больше до самого ДМБ. Или отпарывать шикарную подшиву из половины простыни и пришивать уставную, которую иначе как "гандончиком" (прошу прощения) никто не называл. Офицеры комендатуры очень любили проверять перед заступлением внешний вид патрульных, а вернуться к горячо любимому ротному с замечанием - далеко не то, о чем можно мечтать. Самые умные перед выходом меняли свои ремни с латунными бляхами на "портупеи" - их проще привести в идеально блестящее состояние. Менялись и берцы - почему-то "комендачи" терпеть не могли роскошные "омоновские" гады - мягкие и удобные, не то что штатные "крокодилы" с гвоздиками в подметке. Да и тянуться как новобранцу, изображая чудеса строевой выправки, перед каким-то старлеем (а у нас в караулах и полковники первыми отдавали воинское приветствие) было неприятно.
Этот майор маленького роста понравился нам сразу. Не смейтесь - о "летунах" в качестве старших патруля слухи ходили только положительные, а на нем была именно синяя форма. Кроме того, на кителе майора было тесно от наградных колодочек, а это тоже хороший признак: бывалый офицер по пустякам докапываться не станет. Окончательно разрядило обстановку крепкое рукопожатие. Мы представились. Майор назвался Ушаковым. Почему-то эта "морская" фамилия показалась смешной в применении к маленькому майору.
- Ну, давайте, что ли, пройдемся, - сказал майор, когда мы вышли из метро у станции... - Послужим, так сказать, Родине...
И мы-таки прошлись. Сначала майор долго беседовал с вокзальным комендантом, а мы в это время изучали зал ожидания, особенное внимание уделяя, однако, не людям в военной форме, а барышням. Весна выдалась теплой, и, как говорится, "проклюнулись первые коленки". И не только они... гм. Майор подкрался совершенно бесшумно, так что я даже вздрогнул.
- Бойцы, а что это за чудо вооон там за колонной прячется? А не проверить ли нам его?
Чудо действительно имело место. В центре страны, вдали от морей и океанов, стоял, укрывшись за колонной, матрос в белой парадной (не помню, какой номер) форме и бескозырке. У ног его лежал коричневый чемодан. Похоже, собрался морячок на дембель или в отпуск, а тут подкрался пушистый полярный зверек в виде нас.
Заходим с двух сторон, отрезая матросу пути отступления. Майор, вопреки ожиданиям, качественным "подходом к начальнику" не заморачивается. Зато сразу становится ясно, почему морячок пытался укрыться от глаз патруля - легкий запашок алкоголя ощущается даже на расстоянии. Майор допрашивает матроса, а нам это скучно, мы возвращаемся к обследованию окружающего нас прекрасного пола. В финале разговора никто не сомневается. Но, обернувшись, мы видим, как матрос исчезает за углом, подхватив свой чемодан, а майор, улыбаясь и покачивая головой, подходит к нам. Видя недоумение на наших лицах, Ушаков пояснил:
- В отпуск паренек с Балтики домой добирается. Ну, выпил по пути, а зато погляди - форма отутюжена, ремень сияет, "беска" (бескозырка) первый сорт! Все девки на деревне его. А мы его в комендатуру, строевой заниматься... Нехорошо. Пусть едет.
М-да... Побольше бы таких майоров. Интересно, откуда он родом? Но майор, словно прочитав мои мысли, задает этот вопрос первым. Услышав, что я вятский, он задумчиво говорит:
- Почти земляки. Я там в ... (не помню!) году летно-техническое училище заканчивал, знаешь?
Кто же не знает КВАТУ - военно-авиационное техническое училище! Еще в детстве мы лазили по вертолетной площадке, нещадно гоняемые курсантским караулом, спешили потрогать узкие хищные Ми-24 и пузатые "шестерки". Только одного места мы избегали как огня. Там в 1986 году приземлился гигант Ми-26 из Чернобыля. Его давно разрезали и захоронили, но шестовки с треугольниками "радиации" стоят и по сей день... Да, отвлекся.
- А не зайти ли нам, земляки, в кафе? - спрашивает Ушаков. - Угощаю. Только, чур, без обид - вам только кофе. А то комендант не поймет, вам же хуже будет! А мне уже, по-большому счету, все равно, пенсия выработана. Болтаюсь вот тут по городу с вами...
Кофе так кофе, какая разница. Выпить мы и в части можем, а вот поговорить с "земляком" за жизнь, да еще в майорском звании - редкость. Сидим, пьем - мы кофе, майор кофе и коньяк. Я сейчас уже точно и не вспомню, что он нам рассказывал, что мы ему. Тогда наши воспоминания казались абсолютно эквивалентными, равноценными. А вот что врезалось в память - увидел на его кителе какой-то тусклый крест, и принимая его за очередной российский новодел, сказал что-то вроде: жалеют наши эмаль на награды. Ушаков тоже взглянул на крест и сказал: "Да нет, ребята, это не российский. Это никарагуанский, "Орден доблести". Просто так сказал, как о само собой разумеющемся. Расспрашивать я постеснялся, да и меня тогда очередное увлечение посетило - интерес к военной технике. Так что я его больше про вертолеты спрашивал, про вооружение. О "Ми-24" он знал решительно все. Про новый же и разрекламированный Ка-50 сказал лишь одно: "Для него пилота надо готовить как летчика-истребителя. Один много не навоюешь, когда и летать, и стрелять, и за землей наблюдать. Зря они на операторе сэкономили..." Хотя пушку 2А42 он оценил - хорошая идея, говорит, боекомплект у нее правильный, по наземным целям работать. Но все равно, "двадцать четверки" он, по-моему, любил больше всего.
Дальше мы долго бродили по закрепленной территории, поймали двух-трех срочников за нарушение формы одежды, одного капитана - за небрежное отдание воинского приветствия (Не люблю штабных сволочей, - процедил майор, отпуская капитана). А потом нас срочно вызвали на помощь другому патрулю - бойцы полка ППС ВВ срочной службы по пьяной лавочке оказали сопротивление, напали на патруль. Когда мы прибежали, все уже закончилось, буянов грузили в "шестьдесят шестой" комендатуры. Старшим патрулей стало не до нас, а вскоре подоспел и сопровождающий из части. Больше майора Ушакова я не видел, хотя в патруль попадал еще неоднократно.