А ПОЗНАКОМИЛИСЬ МЫ ГОРАЗДО ПОЗЖЕ...

Я познакомилась с ними спустя почти год после событий в N-ской войсковой части - сначала с Толяном, потом с Юркой. И предшествовала нашему знакомству целая череда печальных обстоятельств.
Для начала от Юрки уехала жена. Впрочем, жены уезжали от многих офицеров. Используемые для этого предлоги разнообразием не отличались: уход за престарелыми родителями, проблемы с собственным здоровьем, необходимость дать образование ребенку.. Для надежности Юркина жена использовала сразу все три типовых предлога, хотя ее родителям не исполнилось и пятидесяти, а ребенок не умел еще толком даже агукать.
В Юркином подъезде сразу же запахло грозой. Соседи, опасающиеся новых пожаров и наводнений, начали всерьез подумывать о том, чтобы установить возле Юркиной квартиры круглосуточное дежурство. Развитие событий непроизвольно ускорил сам Юрка. Прежде всего, в целях борьбы с регулярными отключениями электричества, он приволок откуда-то и установил у себя в туалете самый настоящий дизельный генератор. Генератор занимал своим телом почти все имеющееся пространство, и посещение туалета стало для Юрки серьезной проблемой. Что касается же, например, жильцов снизу, то не только посещение туалета, но и вообще вся жизнь в их квартире стала практически невозможной. При всех своих очевидных прочих достоинствах генератор производил очень много шума, а от сопутствующей шуму вибрации в смежной квартире соседнего подъезда стала трескаться и отваливаться кафельная плитка со стен. Обозленные жильцы с третьего по пятый этаж под предводительством бескомпромиссной Ольги Петровны Маковкиной написали кляузу гарнизонному прокурору - единственному человеку, кто, по их мнению, мог хоть как-то повлиять на беспокойного Хорошевского. Гарнизонный прокурор, Володька Чичеватов, разгильдяй, бабник и пьяница, напуганный подписью Ольги Петровны, провел тщательнейшее расследование. В результате в гарнизоне было выявлено четырнадцать фактов пропажи дизельных генераторов, причем в двух случаях следы вели прямиком в штаб дивизии, к высшему дивизионному начальству. Дивизионного начальства Володька боялся больше, чем Ольгу Петровну, поэтому расследование немедленно прекратил и оставил Юрку в покое.
Роковым для Хорошевского стал тот день, когда у него на лестнице лопнул целлофановый пакет с двумя килограммами красного перца. И хотя он провел потом полдня, размазывая рыжевато-бурую массу по ступенькам мокрой тряпкой, жизнь в подъезде была надолго парализована. Вышедшие на прогулку собаки жалобно скулили и отказывались возвращаться домой. Жильцы старались без крайней необходимости не высовываться из своих квартир, а если жизнь все же заставляла их выйти на улицу, старались как можно дольше не возвращаться и передвигаться по лестнице только быстрыми марш-бросками, закрывая лицо мокрой тряпкой. При малейшем колебании воздуха на лестничной площадке невидимые частички перца взмывали изо всех щелей. Поэтому Ольга Петровна страдала от невозможности устроить очередной скандал - при каждой попытке что-либо сказать Юрке, она принималась чихать и ронять совершенно несолидные слезы из покрасневших глаз.
Поскольку никто не мог выдвинуть сколько-нибудь разумных предположений, откуда у Юрки красный перец в таком количестве, а главное - зачем, в его действиях немедленно заподозрили сознательную и тщательно спланированную диверсию.
Хорошевский не стал дожидаться, пока перечный туман окончательно развеется, и соседи получат долгожданную возможность высказать ему свои претензии. Он быстренько собрал свои нехитрые пожитки, запер дверь на два замка и перебрался жить к Толяну.
Толяном назывался долговязый и сутуловатый капитан дивизионной финслужбы. У него было длинное угрюмое лицо и неуставная челка, не то выгоревшая, не то травленая перекисью водорода, которая то и дело падала ему на лицо, достигая кончика носа. Выражением лица и вообще всем своим обликом Толян напоминал разочаровавшегося в жизни отощавшего попугая. Внешность, однако, была обманчива. В его мрачновато-печальной голове, не утихая, бушевали вулканические мысли, и словно гигантские пузыри на поверхности кипящей лавы, вызревали, раздувались и лопались один за другим планы невероятного и молниеносного обогащения. В повседневной же жизни Толян был добродушен, безотказен и абсолютно безалаберен. В общем, он был очень славным парнем, и в конце концов, моим соседом.
С Толяном я познакомилась еще в конце зимы, вскоре после того, как он с женой и четырехлетним сыном въехал в долго пустовавшую трехкомнатную квартиру справа от моей. Первая наша встреча была довольно драматична. Во время очередного отключения электричества, то есть между 20.00 и 21.00 (по лампочкам в офицерских жилых домах можно было сверять часы), я возвращалась с работы. Кромешная тьма в подъезде меня не смущала - я знала наизусть каждую выбоину на ступеньках и могла найти и отпереть свою квартиру с завязанными глазами. На площадке между первым и вторым этажом я поздоровалась и перекинулась парой слов о погоде с одиноким сигаретным огоньком, который ответил мне голосом майора из двадцать третьей квартиры, на втором - споткнулась и опрокинула какое-то пустое ведро, почему-то оказавшееся в неположенном месте под дверью двадцать шестой, и оно запрыгало вниз по лестнице. А на третьем на меня с грохотом обрушился тяжело дышащий, фосфоресцирующий монстр о шести ногах. Во всяком случае топал он шестью ногами, но может быть, их было больше. Я завизжала и отскочила к стенке, а монстр с пыхтением пробежал по моим туфлям всеми своими конечностями, со скрежетом пробуксовал на повороте и ринулся вниз по лестнице, уже откуда-то снизу отчаянно крикнув мне:
- Извините!!!
Вот так мы встретились впервые, и эта встреча наложила отпечаток на все наше последующее знакомство. Только спустя несколько недель шестиногое чудище в моем сознании разделилось на Толяна и его немецкую догиню Грету мраморного окраса.
Соседей, как и родителей, не выбирают, и постепенно нам пришлось сдружиться, насколько могут сдружиться две офицерские семьи, волею судьбы заброшенные в отдаленный гарнизон и случайно поселившиеся на одной лестничной клетке. То есть здоровались при встречах, стреляли друг у друга разные хозяйственные мелочи и иногда, когда хотелось выпить, но было не с кем, составляли друг другу компанию.
Однако семьями мы дружили недолго. Толикова жена, с которой мы так и не смогли как следует найти общий язык, продержалась в Забайкалье только до апрельских снегопадов, а потом за два дня собрала чемодан и вместе с сыном отбыла на запад. Толян, ничуть не огорчившийся, стал дружить с нами без нее. Иногда он заходил к нам один, иногда с Гретой, а в один прекрасный день привел с собой приятеля. Приятель был ростом по плечо Толяну, у него были неопределенного цвета кудрявые волосы и ярко-голубые наивные глаза. Лицо его показалось мне знакомым.
- Вот, познакомьтесь, - отрекомендовал Толик, - Это Юра из саперного батальона. Он будет у меня жить - вдвоем-то веселее. Так что прошу любить и жаловать.
Юра выдвинулся из-за плеча моего соседа и, сияя дружелюбной улыбкой, протянул мне руку:
- А мы с вами, кажется, уже встречались!
При этом было совершенно очевидно, что он забыл, где и при каких обстоятельствах состоялась наша встреча. Я вспомнила, но сочла за благо не напоминать, чтобы не омрачать знакомство.

Так случилось, что вскоре после первого появления Хорошевского в нашем доме моему мужу пришлось уехать на полтора месяца в командировку. Прознав, что я осталась одна, мои соседи принялись дружить со мной с удвоенной силой. Поначалу меня это раздражало, потом я смирилась и постепенно, тихой сапой, долговязый невозмутимый Толян и маленький подвижный Юрка стали привычной деталью моей квартиры. Теперь, по прошествии нескольких лет, я понимаю, что дело было не в моей личной привлекательности. Просто, будучи сотрудником военторга, я всегда располагала кое-каким запасом дефицитных продуктов, и кроме того, у меня было такое бесспорное достоинство, как цветной телевизор.
Все наши дни начинались по одному и тому же сценарию. В половине седьмого раздавался стук в стену - это Толян ботинком давал знать, что мне пора подниматься и ставить на плиту чайник. Без четверти семь со страшным грохотом из его квартиры вырывалась скулящая от нетерпения Грета и увлекала своего хозяина во двор. Иногда я видела их из окна - Грета носилась кругами, а Толян, больше обычного похожий на сутулого тощего попугая, сидел, нахохлившись, на железной ограде детской площадки. В семь пятнадцать, довольные тем, что доставили мне радость своим посещением, мои друзья уже звонили в дверь.
До восьми часов я поила их чаем и кормила бутербродами, в восемь Толян вскакивал и с криком «Опаздываю!», дожевывая на ходу, убегал на службу. Служил он в Безречной, и ему еще предстояло добираться туда десять километров на попутках. Юрке добираться до своего штаба было легче, поэтому он еще какое-то время покачивался на табуретке, досматривая последний сон. При этом ни мне, ни им даже не приходило в голову, что такая традиция может нанести серьезный урон моей репутации (о своей собственной мои друзья давно уже не заботились).
Прапорщица Балабанова из квартиры слева уверяла знакомых, что неоднократно видела Толяна, выходящего утром из моей квартиры. Сплетница Нюрка Крышалович из квартиры сверху с пеной у рта доказывала, что это был не Толян, а ротный из саперного батальона, и что она лично видела, как он поутру курил на моем балконе. К моему полному удовлетворению они поссорились, хотя обе были правы.
Через неделю нашего идиллического соседства Толик с Юркой вызвались в знак признательности получить и доставить мне на дом продуктовый паек моего мужа. Глупо было отказываться от подобной любезности, и я неосмотрительно согласилась. Они притащили мне не только мой, но и два своих пайка. Гора продуктов заняла весь стол и две табуретки.
- Ой, ребята, да что вы, это-то зачем? - расчувствовалась я.
- Да ладно тебе, - снисходительно утешил меня Толян, - Нам-то ни к чему, мы все равно все это только перепортим. А ты, может, сваришь чего....
- А мы уж как-нибудь бульонными кубиками, - поддакнул Юрка.
И опять я не учуяла подвоха. Они явно били на сострадание и не ошиблись. В припадке материнской жалости я в тот же день сварила им борщ, чего давно уже не делала даже для собственного мужа. И тем самым подписала себе приговор.
С этого дня они взяли себе за правило все добытые продукты тащить ко мне. Сначала с благодарностью съедали то, что я им готовила, потом, уверившись в моей безотказности, начали намекать, что неплохо бы мне к вечеру сбацать... Разброс их кулинарных пристрастий оказался широчайшим, и я сбивалась с ног, чтобы не ударить в грязь лицом. Как говорится, «назвался груздем...»
Мое терпение лопнуло в тот вечер, когда, уничтожив полторы сотни пельменей, на которые я затратила несколько часов своей жизни, Толян умиротворенно расползся локтями по столу и мечтательно вздохнул:
- Эх, блинков бы завтра... По случаю выходного.
И искоса бросил на меня быстрый взгляд, проверяя реакцию.
- Во! Точно! - воодушевился Юрка, - А мне как раз селедки обещали...
Это было уже слишком. Во-первых, суббота была у меня рабочим днем, а во-вторых, я рассчитывала заняться генеральной уборкой квартиры.
- Толик, - проникновенно отозвалась я на его наглые притязания, - Может, тебе еще и за пивком в Безречную сбегать? Ты скажи - я мигом.
Добрый наивный Юрка не заметил чудовищной иронии, которую я попыталась вложить в свои слова, и инициативу охотно поддержал.
- А и правда, Лен... Я слыхал, в военторг китайское пиво завезли. Вот если бы ты подсуетилась...
Если бы Юрка не был Юркой, он не сходя с места превратился бы в кучку пепла под моим взглядом. Толян тем временем, поняв, что ляпнул лишнее, пошел на попятную:
- Ну, я хотел сказать... То есть, если тебе некогда, мы и сами можем. У меня еще какие-то продукты остались. Ты нам только напиши, как их делать...
Он явно вновь пытался вызвать сострадание, но на этот раз безуспешно. Не без злорадства я отыскала чистый лист бумаги, подробно изложила на нем рецепт и очередность действий и вручила Толяну. Они с Юркой по очереди прочитали мою инструкцию, не пропуская ни слова, заглянули даже зачем-то на обратную сторону листа и хором заявили:
- И только-то?!!!!
После этого они одолжили мою сковородку, выпросили еще кусок колбасы, чтобы веселее было работать, и отправились к себе.

Не было их очень долго, и я даже начала беспокоиться.
Несколько раз я выходила на лестничную клетку понюхать, не пахнет ли паленым. Паленым не пахло, впрочем, как и блинами.
Воровато оглянувшись по сторонам, я даже, вопреки своим правилам, прижалась ухом к их замочной скважине, пытаясь уловить отголоски хоть какой-нибудь деятельности. Но в квартире Толяна стояла мертвая тишина. Зато в этот момент раздался страшный звон в моей. Подозревая самое худшее - крушение полки в шкафу, где у меня хранились добытые с невероятным трудом две бутылки шампанского, я кинулась в свою кухню и обомлела. Шампанское было цело, а звон происходил от разбитого вдребезги оконного стекла. Часть осколков оставалась в раме, остальные ровным слоем покрывали пол. В том, что окно было разбито кем-то сознательно, сомнений не оставалось: там же, на полу лежало орудие злодеяния - увесистый обломок кирпича. Конечно, высунувшись в окно, я никого во дворе не обнаружила. Как-никак дело шло к полуночи, да и вряд ли неизвестный вредитель стал бы дожидаться, пока я выгляну с ним познакомиться. Мысленно я составила список подозреваемых, в который вошел малолетний, но перспективный бандит - сын военторговской сторожихи, мой водитель Витя Рогулькин, с которым как раз накануне мы крупно поругались по принципиальному вопросу, и грузчик Андрей Семенович, которому я в тот день отказалась выдать зарплату, так как он был пьян настолько, что не мог воспроизвести в ведомости свою подпись.
Продолжая кипеть от негодования, я кое-как смела осколки в кучу, еле-еле успев до очередного отключения света. А спустя еще четверть часа в мою дверь постучали.
На пороге стояли Толян и Юрка. Их волосы были слегка присыпаны мукой, лица выражали невиданную покорность судьбе. У Хорошевского была обожжена щека, у его приятеля - палец. Юрка держал в руке свечу, Толян держал подмышкой блин.
- Ну как? - спросила я, чтобы вызывать у них хоть какие-то человеческие эмоции, - Получилось?
- Вот, - отрешенным голосом сказал Толян и, не дрогнув лицом, протянул мне свой продукт.
Блин был огромный, твердый как фанера, квадратный и почему-то синий. Я не рискнула взять его в руки.
- Мы, наверное, что-то не так делали? - Хорошевский с доверчивой надеждой заглянул мне в глаза, - Они какие-то твердые получились...
- Очень твердые, - подтвердил Толян и в доказательство попытался сложить блин пополам. Блин скрипел и лишь слегка гнулся.
- Они? - удивилась я, разглядывая диковинное кулинарное творение, - А у вас их что, много?
- Было пять штук, не считая пригоревшего, - пояснил Юрка, - Но четыре штуки мы съели.
- Подгоревший тоже съели, - добавил Толян, - они, пока теплые, были ничего
- А этим хотели тебя угостить, но вот... видишь... - вконец расстроился Юрка.
- Может, если его в горячей воде подержать, то можно разгрызть? - предположил Толян и поверх моей головы выразительно посмотрел в сторону кухни.
- Ну ладно, заходите, - вздохнула я, - Разберемся.
Мои друзья моментально оживились и резво протопали прямиком в кухню, по пути больно задев меня своим блином.
- Ребята, а почему он у вас квадратный?
- Меня больше интересует, почему он синий, - ответил Толян, разглядывая блин, словно там мог быть написан ответ.
- Квадратный - потому что на противне жарили, - охотно пояснил Юрка.
- На противне?! В духовке, что ли?
- Нет, на плите. Все конфорки включили, поставили... Думали - чем четыре маленьких, лучше один большой. Возни меньше.
- А потом, у нас на сковородке плохо получалось. Она у тебя, наверное, неисправная.
- Сковородок неисправных не бывает, - авторитетно заявила я, - Неисправными бывают только руки. Вот тащите ее сюда, я вам докажу.
Мои соседи переглянулись, и Толян смущенно кашлянул.
- Видишь ли... У нас, когда они не получались... В общем, мы рассердились...
- И что? - я представила себе, как флегматичный Толян в ярости топчет мою сковородку ногами, и не удержалась от улыбки.
- И это... Выбросили ее в форточку.
- Правда, промахнулись, - уточнил Юрка, - она вылетела в окно. Окно разбилось.
- Ты уж прости нас, а? - жалобно попросил Толян.
- Ой, Толик, да не бери ты в голову. Завтра найдете.
- Да мы ее уже сегодня нашли, - вздохнул Юрка, - она на дереве застряла. Там как раз развилка такая... Мы пытались кирпичом сбить...
- Только промахнулись, - перебил Толян и тут же осекся, увидев осколки в моей оконной раме.
Я сделала вид, что последней фразы не расслышала.
Загадочный блин мы изучали почти до утра. Результаты исследований оказались таковы: он слегка обугливался на свечке, не размокал в воде, будучи согнутым, тут же распрямлялся и принимал первоначальную форму. Кроме того, на нем можно было писать карандашом. В завершение наших экспериментов, желая проверить его на прочность, Толян встал и с размаху ударил блином по столу. Блин треснул, пластиковое покрытие моего кухонного стола - тоже. Юрка издал свистяще-шипящий звук и затряс в воздухе рукой, на которую пришлась часть удара. Пока Хорошевский пытался вырвать у Толика его кулинарное орудие, чтобы дать сдачи, блин окончательно сломался пополам. Чтобы их примирить, мне пришлось вытащить свою драгоценную заначку.
Блеклый мирненский рассвет застал нас троих на моей кухне. Мы сидели вокруг стола: я, невыспавшаяся и злая, Юрка в заношенном «домашнем» х/б, Толян в тельняшке и тренировочных штанах. Они были заляпаны мукой и маслом, у Юрки на щеке багровел недавний ожог (я так и не спросила, как он ухитрился обжечь лицо при попытке испечь блины на противне), у Толяна на большом пальце левой руки красовался огромный набалдашник из грязного бинта. Половинки их блина мы прислонили к стенке, чтобы они не занимали место на столе. Под ногами у нас хрустели осколки моего кухонного окна. При этом мы пили шампанское, закусывая его консервированными ананасами.
Когда я достала вторую бутылку (обстоятельства прямо-таки вынуждали меня это сделать), Толян блаженно, с хрустом, потянулся и вытянул ноги до середины кухни:
- Эх, а хорошо-то как! Я вот думаю, Юр, может мы сегодня на обед голубцов сварганим? Ленка, рецепт дашь?


ПОСЛЕСЛОВИЕ
С восходом солнца загадочный блин был завернут в газетку и отнесен на экспертизу поварихам офицерской столовой. Те безошибочно определили, что при приготовлении теста в него вместо муки было всыпано большое количество крахмала и еще какого-то неизвестного в кулинарии вещества. Может быть, даже ядовитого.

В славном, но теперь уже далёком 1978 году в Молдавии произошло событие, которое там помнят до сих пор. Молдавия - винный край. Так или иначе любое происшествие там логическими корнями приводит к чудесному напитку. В том году даже природа приняла на грудь лишнюю порцию доброго молдавского и разбушевалась. Обычно, к концу мая, Днестр, растолстевший и спорый после зимних снегопадов в Карпатах уже успокаивается. Но тогда, что-то, где-то в небесной канцелярии разладилось и вода поднялась гораздо выше обычной отметки. Пионерские лагеря, расположенные на правом берегу оказались затопленными по уши и разгромлены по самые сваи. Находившимся неподалёку мотострелкам пришлось около месяца махать совковыми лопатами, легко таскать всякие конструкции, подправлять пионерские вагончики на сваях, и между прочим отдыхать. Отдыхали на берегу Днестра, в окрестностях окружённого лесом п/лагеря "Дружба". Отдыхалось хорошо, с оттягом, благо источников красного и доброго было в избытке.

Некий мой родственник Жора возвращаясь с оттяга на пляжной полосе в лагерь вынужден был пересчитать лбом все деревья, оказавшиеся на маршруте, а затем упростил задачу и попёр в полноприводном варианте, на четвереньках. И уткнулся носом в размытый водою схрон. Из небольшого холмика торчал торец ящика от артиллерийских снарядов. Ящик был основательно прогнившим и от чрезмерного интереса со стороны Жоры обратился в труху. Там же обнаружился ржавый ППШ, несколько ржавых дисков от него и ещё несколько неузнаваемых от времени предметов. От неожиданности мой родственник Георгий почти протрезвел. Обозначил холмик, схватил ППШ, и продолжил путь восвояси. С ППШ на груди ходить на четвереньках неудобно, а потому Жорик, гонимый нетерпением встал в рост и помчался докладываться отцам-командирам. На полном ходу несколько раз падал, перемазался грязью с головы до пят, порвал гимнастёрку, потом врезался в дуб, повредился и упал без чувств. Через некоторое время Жорик был обнаружен парой друзей-прапорщиков, повторявших тот же маршрут к лагерю после культурного отдыха на пляже.
- Боец лежит, - констатировал факт прапорщик Николай Чесноков.
- Угу, лежит, - подтвердил прапорщик Андрей Коломин.
- Надо поднять, - сказал Чесноков.
-Угу, надо поднять. А потом и налить, - с ноткой цинизма сказал Коломин. Ты шо, Коля, мы ж с тобой, - того, выпимши. Непристало.... Пусть лежит. Он и так тут давно лежит. Вон, автомат как поржавел.
- Да, давно лежит. Не автомат это, это ППШ, пистолет-пулемёт. Слышь, Коломин, сдаётся мне, это труп, старый. С войны, наверное, с неподдельной печалью в голосе сказал Коломин.
- Хорошо сохранился. Во, воротничок совсем почти чистый. Пошли, Коля, докладывать будем.

Найдя в лагере трезвого молодого офицера (только после училища) привели его на место, поводили вокруг да около, ввели в курс дела. Откуда то из тумана до Жоры долетали обрывки фраз о Неизвестном солдате, воинской славе, вечной памяти и достойной могиле. Потом лейтенанта отправили с рапортом к командиру.

Уже стемнело, когда комбат в сопровождении молодого офицера и нескольких бойцов приближался к месту. Тяжёлый хруст веток, мат комбата и мелькающие огоньки фонариков пробудили моего родственника Жору. Сквозь пелену понял, что дело пахнет в лучшем случае пятью тысячами нарядов вне очереди или гауптической вахтой (по случаю опъянения), а в худшем - матушкой - землёй и пионерскими почестями.

Бойцы, напряжённо ожидая встречи с трупом, вдруг синхронно замолчали, остановились и принялись рассматривать Жору при свете фонарей. -Это он, труп - подсказал молодой офицер.
Игра света и теней усугубила смятение, закравшееся в души доблестных воинов. Стояли как вкопанные, разглядывая тело. Тело зашевелилось, встало, хмыкнуло, покачнулось, отдало честь и быстро пошло прижимая ППШ к груди.

-Эй, стой, ты куда? - спросил комбат.
- Своих догоняю, ответил Жора. Удаляясь в полной тишине обернулся и добавил - Немцы близко, аппарат заржавел (показывая на ППШ).
Потом выбрался на просёлок и побежал как мог. В расположении лагеря вымылся, переоделся, сунул ППШ в груду мусора и упал спать. А с утра, пытаясь сохранить испуганное выражение лица внимал рассказу о вчерашнем призраке. Слух быстро оброс подробностями, из которых выходило что солдат-призрак, павший в ВОВ бродит и гоняет нетрезвых и нерадивых военнослужащих срочной службы. Уже появились свидетели и потерпевшие (синяк под глазом и оборванные пуговицы). До конца пребывания в лагере осталась неделя. Комбат в призрака не верил, обещал найти и уничтожить, но больше никто, включая весёлых прапорщиков и офицеров не отваживался в вечернее время ходить пъянствовать на Днестр. Только Жорик ничего не боялся.

P.S. Жорик - человек хороший, и надёжный. Мысль об обнаруженном схроне ему, как бывшему юному следопыту не давала покоя. Потому в последний день кукования в пионерском лагере "Дружба" он "совершенно случайно" обнаружил тот холмик. А потом приехали сапёры...Снаряды оказались вполне боеспособными.

Незадолго до призыва несколько студентов и я в том числе были вызваны в райвоенкомат. Я уже не помню как назывался этот день в повестке. Прибыв в военкомат мы расположились в учебном классе. Потом пришёл какой-то человек с капитанскими погонами и стал читать лекцию по международному положению и необходимости боеготовности. Лекция длилась 15 минут и оборвалась на происках буржуев, когда его позвали в приоткрытую дверь. Человек со звёздочкой вышел и с тех пор мы его не видели. Время от времени дверь открывалась, показывалось какое-нибудь озабоченное лицо, спрашивало «А гдееее?» и исчезало. Стало очень скучно. Положение спас огромного роста прапор-блондин, обладатель громоподобного голоса и огромных кулачищ, появившийся через час.
- Есть кто в гидравлике понимает?
- Ну так, немного, учили чего-то, - нагло соврал мой сосед Вовчик Уваров из Оренбурга.
-Бери одного в помощь, жду у входа. Живо!

-Пошли? - посмотрел на меня Вовчик.
-А х....ля делать. - Пошли, - сказал я и мы двинули.

Около входа никого не было. Мы вышли, покурили, вернулись, опять подождали, опять покурили, нам стало холодно и мы решили вернуться в класс. В классе тоже никого не было. Пожав плечами вернулись к парадному подъезду. Там стоял солдат-срочник. Встретившись с нами взглядом спросил
- Это вы, по физике сыпучих масс?
- Нет, мы по гидравлике, гордо ответили мы.
- Тогда вам - в подвал.
Мы с Вовой Уваровым спустились вниз. Около тяжёлой металлической двери стояло несколько вёдер и на стуле сидел ещё один солдат.
-Знащ так, проблема - в подвале прорвало трубы, всё затопило. Течь закрыта. Задача - ликвидировать последствия потопа. Берём вёдра, наполняем, поднимаемся наверх, выливаем и так - пока не будет сухо. Вопросыесть-вопросовнет.
-Так мы же эти, гидравлики - отмазываемся мы.
-Всё правильно, гидра - это на английском «вода», - ответил солдат, лениво сплюнув под сапоги и дав понять что диспут окончен.
- Не на английском а на греческом, - поправил Уваров.
- Слышь, умник, в армии такие как ты быстро умнеют - грозно заявил солдат и ушёл.

-Влипли, Вовчик,- сказал я и пригорюнился.
- Да, что-то мне в армии уже не нравится...

Мы начали лениво черпать воду, оценив, что всё-равно всю не вычерпать а повестка у нас на один день.
Когда мы в очередной раз на гудящих ногах поднялись к входу, навстречу нам прошествовало несколько наших ребят, несущих куда-то столы и стулья.
- Привет гидравликам, - бурно поприветствовали нас.
-Ага, всё ж лучше чем носильщикам - ответили мы, широко улыбаясь.
-А мы не носильщики - мы - по организации производственных процессов, - ответили нам.
- А эти (указывая на другую пару наших, занятых уборкой снега) - эти - по физике сыпучих масс.

Потом оказалось, что знатоки стандартизации и взаимозаменяемости, совершенствуясь в теории допусков на отклонения, выстраивали по натянутой ниточке стулья в бомбоубежище. А корифеи теории машин и механизмов, образовав ленту живого транспортёра занимались переносом архивов в стоящий по соседству флигель. Работа по специальности нашлась всем. Я уверен, что именно тот самый день повлиял на некоторых моих товарищей так, что вместо сборного пункта они оказались на обследовании в психушке с подозрением на снохождение. Но это будет позже, а пока...
Обойдя вверенное нам пространство мы обнаружили бочку с какой-то жидкостью, в горловине которой был установлен ручной насос. Попыхтев некоторое время собрали устройство, выплёвывающее воду из подвала через шланг прямо на улицу через малюсенькие окошки под потолком. Выкачав всё что было за час, счастливые и довольные мы вышли из «темницы» и отправились шляться по длинным коридорам.
-Эй, гидравлики, закончили?, - окликнули нас.
Мы повернулись и увидели того самого белобрысого прапора.
-Так точно
-Щас перепрофилируетесь и пойдёте куда-нибудь ещё. С этими словами его фигура скрылась за одной из дверей.
-Опять влипли, сказал я.
Прошло пять минут, десять, полчаса, час. Никто не появлялся. Осмелев постучали в ту самую дверь. Никто не ответил. Зашли. Внутри оказалось, что за рядом дверей скрывается громадное помещение, перегороженное шкафами, письменными столами и прочей канцелярией. Прапора не было видно. - Через другую дверь ушёл, - решили мы. Уже собирались выходить когда из-за одного из шкафов появилась голова.
-Студенты?
Мы кивнули.
-Курить есть?, - спросила голова.
Я вынул пачку Ту-134, дефицитного в тех краях. Голова вылезла, обернувшись целым старшим сержантом, протянула руку и вытащила сигарету из пачки. Помедлив попросил ещё одну, а потом ещё.
-Да, ладно, бери все, сказал я, вытащив две сигареты ля себя.
-Нормально, спасибо, брат! Пошли покурим.
Мы вышли в кордор, поднялись на крышу, покурили, поболтали. Узнав, что родом я из Ялты парнишка страшно обрадовался и рассказал, что он симферопольский и через два месяца ждёт приказа. И вообще он тоже студент, из Одесского политеха.
-Ты думаешь, откуда наши прапора такие подкованные? Про науки знают... Это я им список составил. Тут мужики вроде неглупые подобрались, но сам понимаешь, общая подготовка хромает. Вот этому белобрысому я текст про специальности написал. Вот вы чё щас делали?
- Воду выкачивали из подвала, говорю.
-О, гидравлики, правильно?
-Пральна, улыбаясь отвечал я.
-А ещё я им стихи пишу, для баб ихних. Стишок начеркал, - и на выгул, в увольнительную. Прейскурант у нас имеется. Так-то оно в армии.
Мы ещё недолго пообщались, а потом Паша(так его звали) спросил,- повестки где?
Покопавшись в карманах показали. Мы спустились вниз, Паша исчез в канцелярии, вернулся, выдал бумажки.
-Домой идите. Тут всё подписано. Прапору тому на глаза не попадаться.

Украдкой мы с Вовкой Уваровым миновали парадное, пересекли двор, вышли за ворота, сели в автобус и уехали в общагу. Там нас уже встретили несколько наших коллег-студентов, удивляясь, где мы пропадали столько времени. Оказалось, что они просто помахали лопатами, забили на это дело и самовольно ушли. Ближе к вечеру в общаге объявились и остальные. Ни тех кто сбежал, ни нас, кто «официально» ушёл никто не хватился.
Подведя итоги дня мы пришли к следующим выводам
1) Там бардак
2) Бардак это хорошо (или плохо)
3) В бардаке даже при безработице всем есть дело
4) В бардаке нужно иметь друзей
5) Друзьям надо помогать
6) В бардаке нужно уметь соображать
7) В бардаке не стоит быть добровольцем
8) Бардак не терпит умников
9) Если бардака нет - жди подвоха
10) Любой бардак имеет обыкновение заканчиваться.

Вовка Уваров и Лёшка Корягин сделали ещё один вывод: Не хер в этом бардаке делать и закосили. Что, впрочем совсем не помешало им обоим стать недавно капитанами ВВС запаса. А я себе с этой «гидрой» накаркал и три года оставлял следы своих гадов в разных частях света.