АТОМНЫЙ МОНСТР
Телефонный звонок порвал зыбкую тишину каюты. Аппарат был прикручен прямо к переборке над койкой и вставать, чтобы снять трубку было не нужно.
-Да
-Манда,- весело ответила трубка голосом Славы Байдукова и продолжила: - Вставай, Паха, пора на вахту.
Это точно - на вахту было пора. Капитан-лейтенант Паша Низовцев самый старый командир группы в дивизионе движения тяжелого атомного ракетного крейсера, а вместе со своим корешом Славой, который его только что разбудил, они вообще самые старые группёры на корабле. Самому старому можно "заболтить" любое построение или корабельное мероприятие, отмажут, можно днём зайти в каюту и выполнить процедуру ВХрПЛ (выпрямление хребта посредством лежания - прим. авт.), чем, собственно, Паша и занимался до Славиного звонка, но вахта, вахта это святое, идти надо по-любому. Должность у Паши называется командир группы дистанционного управления N2 и это означало, что в его заведовании находится кормовой реактор с кучей систем и ПДУ-2 (пост дистанционного управления, на лодках более известен, как пульт ГЭУ - прим. авт.) в придачу. С этим реактором, впрочем, как и с носовым, Паша не боялся делать всё что угодно или почти всё. Он знал, как поднять с пульта компенсирующие решётки при сброшенных стержнях аварийной защиты, он мог слить полторы тонны ЖРО (жидких радиоактивных отходах -прим. авт.) за борт при опечатанных особистами забортных клапанах системы удаления активных сред, да так сбросить, что "норвег" посланный специально для замеров активности за кораблём, всеми своими приборами радиохимической разведки ничего не засёк и бодро докладывал на свой норвежский "верх", что всё океюшки, умел с точностью до миллиметра без всяких графиков и расчётов сказать пусковое положение КР перед любым пуском, но сейчас этого ничего было не надо. Реактор был надёжно заглушен всеми штатными поглотителями и вместе с кораблём ожидал заводского ремонта. Сейчас надо было идти вводить котел. Да-да на атомном крейсере был самый обыкновенный мазутный котёл, даже целых два, которые по задумке неоглобалистов от кораблестроения, должны были выводить корабль из базы пока неразворотливый реактор дойдет до нужных кондиций и примет нагрузку. Но сейчас от котла требовалась гораздо более прозаичная задача - крутить турбогенератор и давать пар по кораблю. Но вот этого котёл не хотел делать ни в какую уже третьи сутки. Он то тёк несколькими трубками сразу, то отказывался держать давление, то коротил электроприводы своих механизмов, короче вёл себя, как последняя сука. Из-за этого вахтенными инженер-механиками не ставили офицерскую механическую молодежь, а выезжали на проверенных кадрах. Расписавшись в журнале в приеме вахты, Паша плюхнулся в кресло, и стал что-то говорить уже сменённому Славе, про то что котлы должны вводить выпускники училища имени Ленина, их этому специально учат и поэтому ему, Паше, даже менять Байдукова не стоило. Слава не обращал на это ни малейшего внимания и даже не потому, что Паша нёс откровенную чушь: он был газотурбинист, а не паросиловик, причём газотурбинист приписанный, несмотря на свой механический ВУС к электротехническому дивизиону, а уж котёл всеми своими потрохами шёл по ведомству первого дивизиона, просто хорошо знал, что только что разбуженному Паше надо дать проворчаться, а уже потом с ним можно спокойно разговаривать. Действительно, через несколько минут они уже спокойно болтали, Слава, который ещё на вахте разогнал своих "свистков" (мотористов-газотурбинистов, корабельный слэнг -прим.авт.) по работам, никуда не торопился. Но тут беседа прервалась возгласом Низовцева:
-А это что за хрень?
Запрокинув голову, Паша, смотрел в подволок. Из расположенной над ПЭЖом кают-компании мичманов раздавались раскаты труб и барабанов корабельного оркестра. Оставшийся за начальника оркестра старшина решил порепитипитировать.
-И я чего должен теперь всю вахту эту погань слушать,-не унимался заступивший вахтенный механик. Тут в ПЭЖ видимо в поисков кого-то заглянул писарчук командира БЧ-5. Механик только-только принял дела на крейсере, придя с какого-то допотопного эсминца и всеми силами старался показать, что он то уж знает, что такое крейсерская организация. Зачем-то обрядил своего писаря в форму три первый срок, да ещё и с бескозыркой, на рукав ему нацепил повязку "РЦЫ" красно-бело-красного цвета, до этого так был одет только рассыльный командира корабля, а это, мол, будет теперь рассыльный командира БЧ-5.
Решение возникло молниеносно:
-Эй, первопечатник, дуй в малую кают-компанию, передай приказание командира корабля - оркестру играть на вводе котла в кормовой машине,- отчеканил Низовцев.
Даже видавший виды писарь удивился:
-Правда, что ли?
-Тебе вахтенный-инженер механик команду даёт, что не понятно?-поддержал друга Байдуков.
Писарь знал, что ни с Низовцевым, ни с Байдуковым не любит связываться даже механик, а уж с ними с двумя эт точно лучше не спорить, запрут в водоотлив и скажут, что так и было. Пожав плечами, он пошел на выход. Расчет был верен, мало кто отличит командирского рассыльного от бэчепятого и ровно через то время, которое требуется матросу, что бы дойти от ПЭЖа до малой кают-компании, звуки оркестра стихли. Посмеявшись, друзья поболтали ещё, затем Слава засобирался, а Низовцев полностью погрузившись во ввод котла, через какое-то время уже забыл и про рассыльного и про оркестр. В ПЭЖ зашел командир дивизиона движения Дмитрий Сергеев:
-Ну что тут у вас?
-Да вот ждём, когда очередная хрень на#бнётся,- совсем не по уставу доложил Низовцев.
-Пээж, каюта командира!- вдруг рявкнула "Акация"
-Есть ПЭЖ, капитан третьего ранга Сергеев,- бодрым голосом доложил Дима, радуясь в душе, как он удачно зашел, оказавшись в нужный момент в нужном месте.
-Серге-е-ев, - голос кэпа давал ясно понять, как ему противны вся боевая часть пять, ПЭЖ и сам Сергеев,- кто дал команду оркестру играть на вводе котла в кормовой машине?
Ошарашенный Сергеев, не сразу нашелся, что ответить и ели выдавил:
-Разберусь, товарищ командир, и доложу вам.
-Сергеев, не надо с этой #уйнёй разбираться, вводите котёл и не трогайте оркестр.
Щелк. Связь окончена. Лимит драгоценного командирского времени на общение с механическими придурками исчерпан. В ПЭЖе стоит тишина, вахтенный инженер-механик что-то старательно записывает в вахтенном журнале, всем своим видом показывая, что не имеет ничего общего с темой затронутой командиром, остальная вахта ПЭЖа внимательно изучает конструкцию переборок, так что видны только их затылки, прекрасно понимая, что засмейся сейчас кто-нибудь, расплата, как только уйдет Сергеев, будет немедленной.
-Паша,- подозрительно ласково говорит Сергеев,- зачем ты послал оркестр в кормовую машину?
Включается кнопка "дурака", глаза округляются, удивление почти неподдельное:
-Дима, да с чего ты взял, что я кого-то куда-то посылал?
-ДА ПОТОМУ, ЧТО НА КОРАБЛЕ ТОЛЬКО ДВА ЧЕЛОВЕКА МОГУТ ПОСЛАТЬ ОРКЕСТР ИГРАТЬ НА ВВОД КОТЛА В КОРМОВУЮ МАШИНУ - ТЫ И ТВОЙ ДРУГ БАЙДУКОВ!!!
Блин, крыть нечем.

Андрюшка призвался сразу после весенней сессии. Как и ещё человек шестьдесят нашего потока. Андрюшка был тогда ещё неудержимым романтиком. Любил наблюдать амбициозный пилотаж ласточек, писал стихи, сочинял песни и свято верил в любовь и счастье в любви. Безмерный романтизм не был выбит из него всеобщим стремлением студенческого авиационного молодняка выглядеть циничными, шершавыми, псевдо-крутыми людьми.
В то время как сверстники гонялись за юбками на предмет потрахаться, Андрюшка просто взял и влюбился. Андрюшка и Танька сошлись сразу, ещё в колхозе. Продолжался их рай весь первый курс. В ночь перед Андрюшкиным уходом сидели взявшись за руки на крыше общежития. Оттуда видели рассвет. Там поклялись ждать и любить друг-друга. Оба были рыжеватыми. Звали друг-друга *моё солнышко*. Солнышки не должны расставаться. Но их разлучила армия. Письма шли нескончаемым потоком в обоих направлениях. Андрюшку перевели в Кубинку. Десять часов на поезде. В сентябре Танька навестила его в первый раз. Романтичный Андрюшка, несколько подавленный и огрублённый первыми месяцами службы в первый раз за много дней взял в руки гитару. Пел всю ночь, как раньше. Для неё. Потом было опять расставание. Навсегда в его памяти запечатлелась его маленькая Татьянка на перроне Казанского вокзала. Слёзы, стоящие в её огромных глазах, рыжеватый локон, непослушно падающий на лоб. Танька приезжала ещё пару раз, но то расставание Андрюшка никогда не позабудет. Время, неподвластное никому шло вперёд. Прошёл год. Летом вышло постановление об амнистии студентам. Среди всеобщей праздничной атмосферы ожидания своих пацанов из армии Танька выглядела мрачной и встревоженной. Андрюшка пришёл 15-го сентября, рано-рано утром. Залез в общагу старой протоптанной тропой через балкон второго этажа. Подошёл к двери 201-й комнаты. Постоял, приложил ухо. Потом сел у стенки. На часах - 5 часов. Пусть поспит, решил. Задремал. Около восьми решил постучаться. Дверь открыла Аннушка, Танькина соседка.
- Ой, Андрюшка!!!
Бросилась на шею.
- Танька спит?
- Танька? Аннушка опустила глаза. - Танька здесь не живёт. Она переехала. В семейку.
- В семейку? Андрюшкино сердце упало, но мозг всё ещё искал какого-нибудь простого объяснения. Аннушка поломала всё.
- Да, в семейку. С мужем. Она боялась тебе писать
Виновато оправдываясь, как будто была в этом её вина, Аннушка ещё что-то говорила, гладила его по плечу, плакала. Андрюшка ничего не слышал. Просто стоял и пустыми глазами смотрел на табличку с фамилиями на двери. Потом поднялся на мужские этажи. Его целовали, обнимали, радостно дёргали. Он был одним из первых вернувшихся. На учёбу не пошли. Пили поганую водку-чебурашку, заедали салом, запивали берёзовым соком из одной трёхлитровой банки. Потом гуляли. Под вечер хватились Андрюшки. Искали везде. Наконец нашли. На крыше. Сидел, смотрел на прощальные, перед похолоданием, пируэты ласточек. Сидел всю ночь, не замечая холода. Встретил рассвет. Друзья всю ночь тайком продежурили за углом будки лифта. Боялись чтоб не прыгнул. Друзьям Андрюшка долго не простит того, что всё знали, но никто не писал. Потом потянулись серые будни. Иногда Он видел её в институтских коридорах, прятался. Втянулся в учёбу. Иногда всё-же вспоминал. Вспоминал её большие глаза там, на перроне Казанского. Через год увидел её в положении. Потом она исчезла.

Андрюшка закончил институт в 95-ом, когда рынок авиационных специалистов был мёртв. Работы не было, денег не было, будущее казалось пустым и пугающим. Переучился на борт-техника вертолёта. Вернулся в армию. Во вторую чеченскую летал там. Потерял экипаж, сам был тяжело ранен. Из Моздока переправлен в госпиталь в Москву. Незадолго до первомайских его выписали. Ехал из госпиталя на вокзал. В метро увидел её. Со спины. Танюшка изменилась, но Андрей был уверен, - это она. Несколько остановок ехал так, молча поедая взглядом её затылок. Потом она повернулась. Подошла. Андрюшка опять увидел те самые глаза. Они молча обнялись и очень долго ехали так, забыв обо всём на свете.

P.S.
Армия их развела. Не будь армии, второй раз они бы не встретились. С тех пор Андрей и Таня не расставались. Мы не главные хозяева наших судеб.
История правдива и сохранила много реальных деталей.

ПРО МОЕГО МУЖА ЛЕХУ

В своей прошлой жизни Леха, наверное, был папуасом. Причем, скорее всего, вождем. Это доказывается тем, что в повседневном обиходе, если бы позволял климат, Леха вполне мог бы обойтись одной набедренной повязкой - он совершенно безразличен к тому, что на нем надето. Но ритуальное боевое одеяние - это совсем другое дело. Леха обожает все эти маленькие блестящие штучки, которые сложены у него в специальной коробочке, и которые он время от времени перебирает и пересчитывает. Оказывается, даже между совершенно одинаковыми пуговицами с двуглавым орлом существует разница, и один орел покруче, а другой - поплоше...
Но я не об этом. Вчера Леха приехал на ооооочень важное совещание в ооооочень важной организации. Он их там поучает, как организовывать спасение людей в случае чего... Явился он туда в полной боевой раскраске: звезды, кокарды, шевроны МЧСовские чуть ли не на заднице... И - застрял в лифте. И просидел там полтора часа.
Сссссспасатель, блин...

Чертковский марш

Как служили мы во городе Черткове,
Поминали мать ядрену в каждом слове.
Проявляли к девушкам и вдовам интерес,
Помирали мы от скуки гарнизонной,
Разбавляли каждый вечер спирт казенный,
Укрепляли доблестные ваши ВВС.

А ну ребята, плеснём-ка "шпаги" в стаканы!
Мы свято храним покой родной страны.
И пусть там НАТО наложит полные штаны,
Когда такие пацаны у нас на речке серят.

Мы с охотой делу ратному учились,
Целой ротой мы от триппера лечились.
Беззаветно воинскую честь свою блюли.
Мы ответим сокрушительным ударом
Тем и этим, потому что мы не даром
Получаем наши офицерские рубли.

А ну ребята, плеснём-ка "шпаги" в стаканы!
Мы свято храним покой родной страны.
И пусть там НАТО наложит полные штаны,
Когда такие пацаны у нас на речке серят.

Мы в Черткове на своем аэродроме
Наготове, а по-нашему на стреме.
Ну, а если кто-то где-то станет выступать,
Как один мы по приказу комиссара
Поддадим и чистить им пойдем хлебало!
И начистим - главное, тревогу не проспать!

А ну ребята, плеснём-ка "шпаги" в стаканы!
Мы свято храним покой родной страны.
И пусть там НАТО наложит полные штаны,
Когда такие пацаны у нас на речке серят.