Пограничная колыбельная.

Дремлют стрелки на часах, сны по крышам бродят,
Гаснут лампочки в домах, вечер спать уходит...

Свежий ветер с Ирбенского пролива нес с собой пронзительный холод. Сосны, еще вчера украшенные снежными шапками, сегодня по-разбойничьи свистели ветвями, нагоняя тревогу. Снег уже не валил пушистыми хлопьями, как предыдущие дни, а несся косыми стрелами, пронизывающими все и вся на своем пути, проникая в малейшую щель, будь то высокоподнятый воротник тулупа или дверь тамбура заставы. В воздухе висела обычная балтийская хмарь, та самая при которой сложно определить, что сейчас утро, день или вечер. Ритм жизни на заставе вошел в монотонную смену нарядов, на которых и была возложена обязанность проталкивания часовых стрелок и смены времени суток. Круговорот людей в природе. Застава, сосны, ветер, люди, Балтика. Все заняты делом, каждый своим, ветер качает сосны, сосны свистят и размахивают ветвями, подгоняя снег, Балтика покрылась уже испариной, пытаясь успокоить и тех и других. И только люди вопреки здравому смыслу с упорством достойным лучшего применения, ссутулившись от ветра и холода, все уходят и уходят из тепла и уюта на заиндевелый берег моря, вглядываясь в прибрежную хмарь.
В этом микромире только одно существо жило в благодушном безделье, девятимесячный сын заместителя начальника заставы. Он добросовестно чмокал у материнской груди, отменно спал, размахивал ручонками и славно агукал, моргал длинными каштановыми ресницами над карими глазами, и вообще вел праздный образ жизни. Мать, двадцатилетняя девчонка, голубицей ворковала над ним, стремясь обеспечить всем необходимым, включая здоровый образ жизни. Мать есть мать, а отец в силу профессии был занят более серьезной задачей, он обеспечивал покой всей страны, той самой, в которой и родился этот благодушный оболтус девять месяцев назад. Ну, вот, теперь можно и по существу.
Славно отобедав, карапуз был уложен на стол, где происходила обычно упаковка для последующей прогулки, а точнее послеобеденного сна. Сон на свежем воздухе, что может быть полезнее? Правильно, только длительный сон на свежем воздухе. Верблюжье одеяло, присланное заботливой бабушкой, два солдатских, весь этот увесистый сверток в коляску и на улицу, спать-гулять. В любую погоду. Розовые щеки и завидный аппетит молодчика подтверждали эту простую истину. Так что с точки зрения заботы о здоровье карапуза сегодняшний день ничем не отличался от остальных. Укутавшись в бушлат, молодая мама навалилась плечом на дверь и вытолкнула коляску во двор заставы. Немного переждав между порывами ветра, она покатила его к забору, вплотную примыкающему к дровяному забору и конюшне. «Саш, ты посматривай за ним!» - попросила он «колуна». «Хорошо, Галина Ивановна!» - ответил часовой по заставе.
Прикрываясь от назойливого ветра поднятым воротником бушлата, она убежала домой, готовить обед для мужа, в слабой надежде, на то, что он заглянет перекусить. Привычная суета заставского быта увлекла ее, правда сегодня погода заставила помучиться с поддувалом печи, балтийский ветер шалил с тягой, но спустя какое-то время печь ровно загудела, и можно стало готовить. Чистилась картошка, подсаливалась вода. Изредка она поглядывала в окно, выглядывая мужа и следя за коляской, покачивающейся от порывов ветра. Ветер сменил направление, снег стал заметать коляску. «Нужно пойти переставить», - подумала она, вглядываясь через снежную пелену в окне. Но тут часовой подошел и передвинул коляску поближе к сараю, там было потише, повернулся в сторону ДОСа и успокаивающе взмахнул рукой. «Ну, и хорошо, спасибо, Саша!» - она тоже помахала ему в ответ.

Пограничные наряды протолкнули стрелки часов на четыре часа вперед. Заснеженный тулуп «колуна» сменился на новый, который стал похож на предшественника уже через пятнадцать минут. Ветер и снег не унимались, соперничая друг с другом в силе и замысловатости смены направлений. Сумерки стали чуть темнее. Все домашние хлопоты были переделаны, обед готов, маленькая квартирка убрана, она бросила привычный взгляд на часы, скоро 15.00, опрос нарядов и он придет домой. Как там первенец? В снежной круговерти она не заметила коляски. Быть может блики лампочки помешали? Она выключила свет и припала к стеклу окна. Коляски не было. Сердце метнулось синицей в груди. Где? Она кинулась в коридор, всунула ноги в валенки, накинула бушлат и рванула дверь. Ветер наотмашь ударил по лицу. Утопая в снегу, сгибаясь под ветром, она побежала к закутку между сараем и конюшней. Пусто. «Часовой! - крикнула она, сердце в панике рвалось наружу, - часовой!» «Что случилось, Галина Ивановна?» - озабоченно спросил «колун». «Сын, ребенок... Не видел... Пропал», - лепетала она.
- Как это?!
- Тут был, в коляске спал.
- Не видел, да, успокойтесь вы, не ушел же он.
- Мужу, мужу что скажу?
Слезы отчаяния стояли в глазах, она уже не укрывалась от ветра и снега. Мысли закрутили головокружительную карусель в голове.
- Спокойно, сейчас все решим.
«Колун» двинул к телефону: «Серега, ты там Саню пока наряды не пришли, отправь ко мне, только тихо, без шума, Галине Ивановне помочь нужно».
Спустя, минуту, которая показалась ей вечностью, Саня, кутаясь в тулуп, подошел к месту встречи. «Саша, ты моего не видел?» - судорожно всхлипывая, спросила она.
- Галина Ивановна, ну, что ж вы так убиваетесь, в сарае он. Я то на службе, мне мерзнуть положено, а мальца-то жалко, вот я и закатил коляску, я доложился бы, оружие сдал и позвонил бы.
Не дослушав последних слов, она кинулась в сарай, там укутанный в одеяла, мерно посапывал ее девятимесячный сын. Розовые щеки и умиротворенное лицо являли собой образчик здорового образа жизни.

Ветер и снег, все никак не могли поделить между собой первенство, Балтика сердито крушила лед у фарватера, застава встречала и провожала своих людей, которые проталкивали стрелки часов, меняя день и ночь, охраняя границу. А она, хрупкая двадцатилетняя девчонка, кормила грудью розовощекого бутуза, своего первенца, плакала от счастья и пела ему колыбельную.

Моей матери, и тысячам женщинам границы посвящается.

Очень любил женщин Саня Карманов. Так любил, что стойку делал на каждую юбку, попадавшую в поле зрения, . И встречал взаимопонимание. Часто встречал. Результатом взаимопонимания изредка становился триппер. Саня шел с бутылкой к дерматологу в военно-морской госпиталь, и добрейший подполковник ( или кап2 - поди разбери этих моряков) выписывал ему очередной нистатин с супрастином и ХХХ-лин или ХХХ-цин , который я раз утром, раз вечером и колол в его тощую задницу. В ходе очередного сиквела , когда мастерство мое в деле внутримышечных иньекций достигло зрелости если не профессионала, то крепкого любителя, я сказал:
-Сань, пожалей свою жопу. @бись с гандоном.
- А если хочется, а нету с собой?
- В партбилете носи, мудила!!!
Великая сила санитарное просвещение ебарей. С той поры всегда при Карманове был презерватив. Носил он его, правда, не в партбилете, а в между страниц удостоверения классного специалиста, в правом кармане.
Синенькая книжечка с золотой звездочкой словно подтверждала мастерство владельца в деле любовных утех. Слухи о классном специалисте будоражили местных Мессалин, и Санькин авторитет в их глазах рос и креп подобно @ в их нежных ... Ну в общем понятно.
Осенью пришло время повышать/подтверждать классность. Комиссия в составе трех полковников и четырех подполковников . Карманов под грозным взором начальника штаба.
- Документы!- голосом сержанта милиции потребовал председатель комисси, - билет бери
Саня выложил на стол удостоверение личности, водительские права и удостоверение классного специалиста. Взял лист с вопросами. Секретарь комиссии подгреб стопку документов. Презерватив выскользнул и мягко приземлился перед начальником штаба.
Все замерли. Тишина. Только слышно как где-то на высоте 330 км летит орбитальная станция МИР.
- Что старлей, знаешь что все равно выебу, так предохраниться решил? Не поможет.

Саня тогда сдал на 1 -й класс. Как-то он узнал, что его школьная любовь развелась со своим мужем , и быстро так женился на ней. Дочек любил (Наташкину от первого брака и свою) безумно. По бабам шляться и не помышлял.Все-таки семейный человек. В 95-м он поехал по замене в Нурек. Какую-то болячку местную через год подцепил. То ли гепатит, то ли еще чего.... Не до болячек было. Его привезли на Ил-76 в Чкаловский, а оттуда в Бурденко. Через пару недель он умер.
Очень смешно Санька играл царевну в «Сказе про Федота-стрельца»- все укатывались.

***
Прозрачная высота апрельского неба расчерчена золотистыми ветвями старых тополей. Их толстые почки ждут близкого тепла, чтобы, взорвавшись неуемной зеленью, раскрасить наконец-то скромную московскую весну. Прохладный ветер морщит воду и треплет алые полотнища знамен - на Болотной набережной репетируют парад.
Я стою на горбатом мостике через Водоотводный канал, и со смутной грустью разглядываю аккуратные «коробки» строя. Вообще-то говоря, я здесь нелегально - самая середина буднего дня, и мне сейчас положено в поте лица корпеть над отчетами на законном рабочем месте. Но раз уж дела занесли меня в центр, то грешно было бы не воспользоваться возможностью, и не погулять по любимым местам. Еще на подходе к реке между домами метался странный глухой рокот, но вот такого зрелища я ожидала меньше всего - надо же, парад, - и вот уже минут сорок торчу на этом мосту, не в силах оторваться. Разноцветные флажки вдоль тротуаров, небольшая кучка начальства с мегафонами, и блестящий инструментами оркестр.
- Вторая рота! - надрывается «матюгальник» - Слабо, очень слабо! Остальные получше, но ненамного.
На мой предвзятый взгляд, все происходит просто безупречно, но начальству, конечно, виднее.
- Красная площадь двести тридцать метров (о как!), и после трибун не заканчивается! Потому не расслабляться, не расслабляться! Еще раз!
Напряженные лица, строй стоит монолитом, лишь ветер отгибает полы шинелей.
- Смирррно! Напра-во! Шагом-арш!!
Сотни ног разом ударяют асфальт, и словно огромный метроном начинает отсчет. Печатный шаг хлестко перекрывает рокот барабанов, сливается с ним, и отражается от камней набережной, постепенно удаляясь. До конца сквера, разворот, звук снова растет - глухая дробь барабана, и звонкий метроном шагов. Ближе, ближе, и вот уже кажется, что сам воздух подрагивает в четком ритме, густея и электризуясь. Звук заполняет пространство, стучит изнутри в грудь, и снова слабеет, оставляя странное ощущение пустоты.
Начальство опять недовольно:
- Вторая рота, в чем дело?
Риторический вопрос.
- Четче шаг! Не забывайте - это ответственное мероприятие! Будем ходить, пока не научимся! Смирно! Напра-во!!
И вновь и вновь мимо моста с обманчивой легкостью и завораживающей красотой плывут, другого слова не подобрать, шеренга за шеренгой. Барабанная дробь гипнотизирует, манит, и неожиданно понимаешь, что вот эта легкость - она не просто так, а из долгих дней, а то и месяцев упорного труда, и красота эта - как награда за те труды.
И волной вдруг накатывает зависть - к ним, к тем, кто не первый уже час шагает в одном строю по этой набережной. Завидно вот этому ощущению - когда ты один из многих, и вместе вы - сила. Когда ты молод и здоров, и твой лучший друг плечом упирается в твое плечо. Когда на улице весна, и ты можешь, кажется, перевернуть землю, и нет ничего для тебя невозможного, и ты горд тем, что мужчина и воин.
И следом ком в горле от обиды - а мы, а как же мы? Если этот мир сотворен мужчинами и для мужчин, то где же тогда должны быть женщины? Раз им во всем этом отказано, то для чего они тогда?

Строй вновь проходит мимо моста, останавливается и разворачивается.
- Уже лучше! Намного, намного лучше! Не забывайте про трибуны! Держите шаг!
Сверху видно, как по тротуару вдоль сквера неспешно прогуливаются две подружки-хохотушки, лет по восемнадцать - брючки в обтяжку, коротенькие куртки и длинные волосы. Игра, старая, как мир - с видом «хи-хи-мы-тут-совсем-одни-что-я-тебе-расскажу!» девчата дефилируют мимо длинной линейки в струнку вытянутых зеленых спин.
- Еще проход! Оркестр, готовы? Напра-во!
«Коробки» разворачиваются, и подруги получают, наконец, возможность показать себя.
- Шагом -арш!!
Рявкают барабаны, грохают сапоги, плавно качнувшись, шеренги трогаются с места... И тут происходит неожиданное - хохотушки преображаются, и, поймав ритм, походкой «от бедра», в том же темпе, но с несравнимо большей грацией, не шагают, нет - летят рядом со строем, словно песня.
Легкая заминка, какое-то секундное замешательство... колонна дрогнула... нет, подхватилась, выправилась.
- Вторая рота!!! - рычит мегафон - Четче шаг!!!
"Они сошлись: вода и камень, стихи и проза, лед и пламень" Строй уходит, а я в превосходном настроении сбегаю по ступенькам моста к скверу. Ладно. Пусть они сильные и смелые, пусть они красивые и молодые, пусть они переворачивают миры - но кого, спрашивается, они будут любить, кто родит им сыновей, чтобы они тоже могли быть воинами, и кто их будет ждать дома? Кто же, если не мы? И кто мы друг без друга?
- Оркестр!!!
Ветер подхватывает, и бросает в акварельную синеву небес знакомые с детства звуки «Прощания Славянки». Замерзший мальчишка-флейтист вдруг неожиданно подмигивает мне, и я смеюсь в ответ.
Храни вас Бог, ребята.

Модератору.
Отправляю эту историю с некоторым душевным сомнением. Если сочтете неприемлимым - не размещайте.
-------------------------------------------------
(Не колеблясь, ставлю в выпуск - КБ)


Хочется о вечном порассуждать.....
О так сказать нетленном.
О том, что уже больше двадцати веков волнует души людей.
Да.
Хочется...
И сразу, в связи с этим - в голову приходит:
Ходил по Галилее проповедник с учениками.
Проповедовал, учил, исцелял....
О добре и чести говорил.....
Нда-а-а-а.....
Был у него ученик один.... Иудой звали.
Знакомо?
Наверное всем знакомо, все нынче грамотные, и уж эту - то Книгу всяко читали. И вот об этом - то, об этом и порассуждаем, а?
Об Иуде и детях его.
Кто сказал - детей не было?
Были и есть у Иуды дети.
Не от семени его, не из так сказать чресел, но от души Иудиной.
От подлости его, той, которая всех нас так волнует столько лет уже....
И что.....характерно
Через эти вот расстояния, на рубеже двадцать первого века, - вдруг полезли, как грибы после щедрого летнего дождя в рост - дети души иудиной....
А рассуждать - то хочется начать 1991-го года... С того, памятного....
После путча уже, когда все успокоилось, но что впереди будет - еще непонятно, разговор у меня состоялся.
Друзья мои гражданские вопрос задали: ? А с кем бы ты был, окажись в тот момент в Москве??
Ну, в общем - то привычный вопрос: ?А где вы были во время путча??
Но задан - то он был мне, носившему в то время погоны. У меня в те поры - да и до сих пор ответ на это один:
?У военного человека есть присяга и устав. Там все написано о выполнении приказа?.
Говоря проще получил приказ - исполни.
Если у тебя есть сомнения в целесообразности выполнения приказа - исполни его, а после обжалуй, в установленном так сказать порядке....
А если ты встаешь на путь прямого невыполнения приказа - ты уже не военный. И надо тебя судить....
Так вот, будь я на месте тех, кто получил приказ о вводе войск в Москву - будучи военным я обязан был его выполнить... или не выполнить - и не считать себя более военным человеком.
А к чему бы все это я ? Да к позиции отдельных так сказать военных....
Позиции господ - ?товарищей? Шапошникова, Грачева и Лебедя - как раз тех, которые ОТКРЫТО НЕ ВЫПОЛНИЛИ ПРИКАЗ Министра своего, Язова.
Уж раз на эту стезю встали, то прежде чем совершить это уголовно наказуемое с точки зрения действующего законодательства преступление, они должны были доложить своему Министру, что выполнять его приказы они не собираются, не считают себя более состоящими не военной службе, со всеми вытекающими последствиями....
А уж потом, собрав своих подчиненных - сообщить им о своих действиях, и, после этого отдавать приказы, тапа:
?Учитывая, что приказ Министра Обороны я считаю неправильным, я его выполнять отказываюсь, с военной службы ухожу, и призываю всех последовать моему примеру - НЕВЫПОЛНЯТЬ ПРИКАЗ МИНИСТРА ОБОРОНЫ....., ну и так далее, по фантазии.
Да - с !
Как вам это ?
А есть другие позиции ?
И как расценивать фактические деяния указанных господ ? В каком аспекте ?
Ходили за Учителем....
А потом, поцеловав на прощание - к Каифе, за тридцатью серебряниками .....
Осина по ним плачет.
И вот вопрос возникает - а не расширить ли слегка - на один порядок всего-то круг названных персон?
А?
Что получается ?
Кто же пришел к власти в стране?
Иудины дети?
И тогда?
А в каком же времени мы живем?
Когда нами иудины дети командуют?
Как там, у Иоанна Богослова про царство антихриста?
Конечно, конечно. Я совершенно согласен - но ! Приди к власти человек, искренне, всю жизнь боровшийся с существующим режимом.....Ну там Буковский какой нибудь, Щаранский, Сахаров, в конце концов....разные другие там борцы - диссиденты.
Боролись, побороли, встали у власти.
А вот так, съев последнюю краюху хлеба со стола Учителя - потихоньку уйти в ночь с задачей - ПРЕДАТЬ !
Вот и задумываешься
И думается уже не первый год....