ПАРИ
В любой группе гомо сапиенсов - более-менее разумных людей - идет непрерывный обмен информацией. Проще говоря, люди, в силу обстоятельств собранные вместе, в свободное время треплются на всевозможные темы. Чаще всего в новом коллективе очень быстро выделяются лидеры в этом вопросе, большие любители потрепать языком, которые получают соответствующие прозвища - Вова Громкий или Колька-трепло. Любой мирный разговор с приходом подобного деятеля превращается в ожесточенный спор. Тема разговора не имеет никакого значения. Для него главное - выделится, показать свое «Я». Есть целые научные работы, показывающие, какими простыми способами можно выставить собеседника полным идиотом, но эти ребята, в основном, книжек не читают, а действуют просто по внутреннему убеждению «я-то знаю». Горе подчиненным, имеющим такого начальника! Не у каждого повернется язык ему возразить, а последствия могут быть самыми разными.
Итак, славный город Богодухов. Школа прапорщиков. ШП. Время - Андроповское. Осенне-зимний набор. Коллективчик подобрался весьма разношерстный. Большая половина - срочники, прослужившие полтора года из двух, и решившие провалять дурака последние полгода в «школе», а не в казарме. Наивные ребята, не пришлось им подедовать. Их руками делалась вся грязная работа в казарме, плюс наряды по кухне... Меньшинство - «старички», призванные с гражданки. Средний возраст - 28-30 лет, были и по 34 года. Эти через неделю казарменного распорядка понаписывали рапорта - отпустите меня отсюда, я хотел в школу прапорщиков, а попал на курс молодого бойца. ФИЗО, строевая, химдым - все на полном серьезе и в больших количествах. Кто не прыгнул через коня, не уложился во время на кроссе - об увольнении не мечтай. А у человека двое детей и арбузный животик...
Итак, среди старичков были бывшие рабочие, служащие, инженеры, даже один бывший начальник цеха и один бывший сержант ментовской службы. Вот он как раз и принадлежал к самым ярым крикунам-горлохватам. Представьте себе красномордую гориллу в «ПШ» - это он. Ни о каком уме там и речи быть не могло, но его попытки заставить себя уважать не давали покоя всей роте. Первым делом он собрал вокруг себя нескольких прихлебаев, заглядывавших ему в рот, и непрерывно поддакивающих. В личное время они слонялись по казарме, ища, к кому бы доколупаться. Обычно доставалось «детям гор» и «детям пустыни». В ход шли обидные прозвища, издевательское коверкание фамилий, просьбы поделиться впечатлениями о любви с ишаком и так далее. Зато как он вилял хвостом перед командиром взвода лейтенантом Б.! Звали его Витя К.. Ко всем моложе себя он обращался одинаково - «Эй, ты, приблуда!» и покровительственно хлопал по плечу. Именно так я и стал его называть - Приблуда...
Имея к тому времени шесть лет армейской выслуги, я был самым опытным и подготовленным во всех вопросах курсантом в роте, и смотрел на все потуги Приблуды свысока, он же явно ждал подходящего момента, чтобы попытаться и меня хоть как-нибудь обгадить. Грубить в открытую - он не рисковал, справедливо опасаясь получить в глаз...
Незаметно пролетел первый месяц нашей службы, прошли Новогодние праздники, хотя какие там праздники в казарме... Однажды вечером, сидя в ленкомнате, заговорили о пленке, которую нащелкали на праздники, и которая лежала до сих пор непроявленой. В те годы никаких Кодаков - Фуджи никто и не слышал, и «делание фотографий» считалось почетной мужской обязанностью. Огромные тяжелые семейные альбомы тому подтверждение. Но никаких фотопринадлежностей в казарме не было.
- Вот если б кто из местных пошел в увольнение, да наделал на всех фоток, чтоб было что послать домой.
- Ага, нечего больше в увольнении делать, как фотки тебе печатать...
- Канеешно, вы ж мееестные, куда уж нам, приезжим - Приблуда уже был здесь.
Оказалось, что все химикаты и фотобумагу уже кому-то прислали из дому, но пользы все равно с этого никакой.
- Было бы желание, а фотки напечатать можно всегда - прокомментировал я ситуацию.
Приблуда среагировал мгновенно:
- Так че ж ты не напечатаешь, если такой мастер? Слабо? Или не хочешь для товарищей постараться? Тебе, наверно, наплевать на товарищей, ты ж мееестный...
- Ладно, давай фотобачок, увеличитель, ванночки, красный фонарь, ведро воды - и будут тебе фотки.
- Э-э, ты не хозяин своему слову... Все слышали, как он сказал - могу напечатать! Так что ты, не можешь, а хвалишься? Некрасиво, хоть ты и дед тут у нас. А спорим, что ты не напечатаешь? На ящик водки по выпуску?
Пару секунд я колебался, но уж слишком велик был соблазн заткнуть пасть этому хамлу на четыре месяца вперед...
- Спорим! Да, я напечатаю фотки сегодня ночью. Утром ты их увидишь. А по выпуску ты поставишь ящик водки, и все мы будем его пить, а ты - будешь смотреть и облизываться!
- Ха-ха! Ты сначала сделай, а потом посмотрим... Эх, и попью я водочки...
Ударили по рукам. Прихлебаи восторженно смотрели на Приблуду - он почти выиграл. Завтра все в этом убедятся...

«Рота, подъем!!! На утреннюю физическую зарядку становись!» Синхронно откинулись десятки одеял, завизжали кроватные сетки, затопали тяжелые яловые сапоги. Все было как обычно, только к утреннему шуму прибавился тихий шелест фотобумаги. Это были фотки. Полусухие, скрученные в трубочку. Они были везде - на тумбочках, на кроватях, на подоконниках. На столах в ленкомнате, в сушилке и на тумбочке дневального. Вполне нормальные по резкости и контрастности. В казарме кто-то засмеялся. Смех звучал все громче и громче. Смеялись все, кроме Приблуды и его прихлебаев. Ящик водки! Ящик водки! К. проспорил! - слышалось со всех сторон. На Приблуду было жалко смотреть... Дети гор и пустынь вголос смеялись над ним...
А все равно он ничего по выпуску не поставил... Сбежал... Не тот человек. А потом по вот таким судят огульно обо всех прапорщиках...

2
Подробности той ночи привожу для любопытных.
23-00 Все улеглись. Захожу в ленкомнату. Нужны ванночки. Ага, цветочки в горшочках. Аккуратно вынимаю цветочки вместе с землей, горшочки мою в умывальнике. Дырки залепливаю пластилином. Проверка на герметичность. Работает. Развожу в одном горшке проявитель - в другом - закрепитель. Плюс ведро для мытья пола в качестве окончательной промывки. Под лестницей есть крохотная комнатушка для инвентаря, но там есть стол, розетка и лампочка. Закрываюсь там. Предупреждаю дневального, чтобы через шесть минут подал сигнал. В полной темноте сматываю пленку с катушки. Погружаю ее в горшочек с проявителем и начинаю перематывать с рулочика в рулончик и обратно. Получаю сигнал от дневального. Таким же способом промываю, потом погружаю в закрепитель. Несколько раз перемотав, включаю свет - пленка его уже не боится. Она белая, непрозрачная, но на ней четко видны кадры. Половина дела сделана! Бросаю пленку в закрепитель, начинаю готовиться к печати. Где-то кладовке я видел старый фильмоскоп... А что, вполне можно попробовать. Нахожу. Включаю - работает. Пока заколачиваю проявитель для бумаги, пленка с грузиком на конце уже сохнет возле самой большой батареи в сушилке. Так. Красный фонарь. Тащу из ленкомнаты красную скатерть, натягиваю ее на старый посылочный ящик без одной стенки. Снимаю с потолка лапочку с патроном, засовываю в ящик. Очень приличный красный фонарь... Пытаюсь повесить фильмоскоп на стену, чтобы ложить фотобумагу на стол. Ничего не получается. Ставлю его на стол - прекрасно показывает диафильм на стене... Стоп! Два шарика пластилина - и кусок фотобумаги прочно висит на стене. Делаю выдержку две секунды - фотобумага мгновенно темнеет в проявителе. Выдержка в полсекунды - то же самое... Слишком большой световой поток... Нужна диафрагма. Как ее сделать? Разбираю объектив. Вырезаю кружок из бумаги. Складываю вчетверо. Зубами выгрызаю дырочку в центре. Вставляю между линзами объектива. Световой поток сильно упал. Резкость стала лучше. Пробую. Много. Переделываю еще раз, делая дырочку еще меньше. Получилось. Выдержка - пять секунд. Время проявки - минута. Отлично. Поехали... Леплю на пластилин бумагу. Щелк-щелк, в горшок, промывка, закрепитель, окончательная промывка - половое ведро... Первая пачка... Вторая... Может, хватит? Не-ет, на всех, так на всех... Раскидываю сушиться где попало... Леплю прямо на окна... Четыре часа утра... Дело сделано... Порядок наведен. Цветы в горшках... Глаза слипаются... Спаать...

О любви

1.
Утро. Построение в штабном дворике. Перед строем рядом с комэской стоит маленький опухший начальник вещевой части. Он виновато смотрит себе под ноги.
- Товарищи офицеры! - говорит командир эскадрильи. - Мне поступила жалоба от наших женщин. Сегодня ночью, данный старший лейтенант вместе с двумя представителями дружественной нам армии «зеленых» устроил в женском модуле пьяный дебош. Ломился в комнаты, угрожал, словом, делал все, что в таких случаях полагается. Такова версия женщин. Теперь мы обязаны выслушать версию другой стороны. Итак, что вы, товарищ старший лейтенант, делали в два часа ночи в женском модуле?
- Ин-н... - сказал начвещь и запнулся.
- Что? Громче, чтобы все слышали!
- ИНВЕНТАРИЗАЦИЮ ПРОВОДИЛ!

2.
Однажды, придя в баню после трудового дня, летчики обнаружили в большом бассейне плавающий кусок ваты. Они допросили банщика, и тот сознался, что днем купались женщины. Возмущенные явной антисанитарией, летчики нырять в бассейн отказались, и ограничились после парилки малым бассейном, в котором вода была проточной.
О случившемся довели до сведения командира. Наутро, стоя перед строем, командир сказал:
- Это действительно непорядок. Отныне назначаю женским помывочным днем четверг, и к утру пятницы вода в бассейне должна быть обновлена.
- Правильно! - раздалось из строя. - А то спят с кем попало, а мы потом эту воду глотай!
- С кем попало? - удивился командир. - А я-то, грешным делом, думал - с вами...

3.
В Шинданд прибыл известный в Союзе бард Р. На второй день он дал концерт, который проходил прямо за модулем вертолетчиков. Во время концерта певцу поступали записки, и он отвечал на содержащиеся в них вопросы.
Р. озвучивает очередную записку:
- «Саша! Спасибо, что рвете не только струны»...
Слегка задумавшись, со смешком отвечает:
- Пожалуйста. Рвем, а как же, чего не рвать...
За спиной борттехника Ф. кто-то из зрителей не выдерживает:
- Тут второй год не можешь кому-нибудь струны порвать, а он уже на второй день благодарность заслужил!
- Да это липа! - не верит второй зритель. - Сам, небось, написал. Ну ты подумай - откуда у местных непорванные струны?

4.
Официантка Света из летной столовой была красива. Нет, скорее великолепна. А, может быть, зверски хороша. Впрочем, это мнение лейтенанта Ф. разделяли далеко не все. Зеленые глаза, большие губы, небрежная челка, «конский хвост», узкое, гибкое загорелое тело, маленькая грудь, которую туго обтягивала майка, открывающая смуглый плоский живот - все это конечно не могло не возбуждать завтракающих, обедающих и ужинающих. Но далеко не все восхищались в открытую. Очень многие при упоминании прекрасной разносчицы блюд корчили гадкие рожи. Может быть, вызывающе маленькая грудь была камнем преткновения для любителей пышных форм, но существовала еще одна причина настороженного отношения большинства летного состава. Красавица была холодна к проявляемым знакам внимания. Однажды, когда майор Г. протянул ласковую руку к загорелому бедру наливающей чай Светы, она равнодушно сказала:
- Убери руку, а не то сейчас кипятком лысину сполосну. - И слегка качнула в сторону майорского лица большим чайником.
Лейтенант Ф. боялся официантку Свету. Вернее, он боялся, что она может сказать ему грубое слово, и поэтому старался общаться с ней вежливо, используя минимальный набор слов. Заходя утром в столовую, говорил «Доброе утро» - и она отвечала тем же. На его «спасибо» следовало очень доброжелательное «пожалуйста» или «на здоровье». И этого лейтенанту хватало, чтобы надеяться, - она относится к нему не так, как к другим.
Ее усталую презрительность некоторые объясняли тем, что по слухам, Света прибыла в ДРА из Одессы. Якобы там она была завсекцией большого универмага, потерпела большую недостачу, и поэтому была вынуждена бежать сюда, на «дикий юг». Некоторые же предполагали, что официантка страдает от неудовлетворенности личной жизнью.
- У, сука недоебанная, - говорили эти некоторые, когда, с грохотом швырнув тарелки на стол, она удалялась, покачивая бедрами. Особенно бесновался лейтенант С. (который доставал лейтенанта Ф. еще в Белогорске).
- Да что же это такое! - кипятился он. - Как можно мотать нервы боевым летчикам, которые выполняют ответственную работу? Мы должны идти в бой со спокойной душой. А тут навинтят в столовой - аж колотит всего! Нет, пора жаловаться командиру на хамство отдельных официанток!
Однажды, когда Света с надменно поднятой головой несла поднос мимо столика, за которым сидел лейтенант С., он громко сказал:
- Товарищ официантка, подайте, пожалуйста, чайник!
Не поворачивая головы, Света сказала:
- Возьмите на соседнем столе.
- А я хочу, чтобы вы мне подали! - повысил голос лейтенант С. - Это ваша обязанность!
Официантка взяла полный чайник и с силой опустила его на стол. Горячий чай плеснул из носика на колени лейтенанта.
- А-а-а! - закричал лейтенант и вскочил, опрокинув стул. - Что же ты, стерва, делаешь, а? Это ты специально!
И тут Света, наклонившись через стол и глядя в глаза лейтенанта, тихо, но отчетливо сказала:
- Да пошел ты нахуй, козел!
- Что-о? - зашелся от ярости лейтенант. - Товарищ командир! Товарищ командир!
Командир эскадрильи, сидевший за командирским столом вместе с начальником штаба, замкомэской и замполитом, устало вздохнул:
- Ну что вы, лейтенант, все время визжите? Что опять случилось?
- Она меня матом послала, товарищ подполковник!
- А что вы от меня хотите? Чтобы я вашу честь защитил? Не могу, - развел руками командир. - НУ, ВЫЗОВИТЕ ЕЕ НА ДУЭЛЬ, ЧТО ЛИ...

А он хотел пить историю...

(Грустная история, рассказанная одним матерщинником в процессе распития вискаря... С претензией на философические выкладки... Короче! Натурам с тонкой душевной организацией просьба не читать. Серьёзно, не надо...)

- Вот я и говорю... блядь! Куда ж ты льёшь, вредитель?! У меня хером точнее получается! Как вас рожали-то с такими кривенькими ручками, это же очень больно. Дай сюда!... Ну, будем!... Аккррр! Зараза! О чем я там хотел... А! Слушайте.

Приподнялся, короче, Эдик. Нехуёво так приподнялся и внезапно. Нехуй удивляться! Вот вчера ещё с голой жопой по жизни шел, в средний прожиточный не вписывался, супчики там всякие квадратные, дошираки на обед, а сегодня весь в шоколаде, ага, в белом - пористом. В заграницу выехал.
Бродит там, ну, по загранице по этой, не знает, чего еще купить. И тут мысль: «Раз я теперь такой из себя респектабельный, надо, блядь, приучаться хорошее вино пить».
Нашел старый винный заводик, или как там эта хрень у них называется, ходит вдоль стеллажей с бутылками с умным видом, лекцию слушает.
Охуевает.
Это, говорят, вино такого-то года, а это такого-то. Охуеть казалось бы, но...
Да в целом по хер ему.
Ему в школе-то тройки из жалости ставили.
Но корчит умное ебало, мол, да что вы, не может быть, да это полный пиздец! Неужели 1875-го? Да вы охуели?!! Да не охуели ли вы?!!
Точно, говорят, прямо историю будете пить.
Зацепило это его. Ну, конечно, представил, как будет со своей тупой харей смаковать вино, которое помнит Вовку Ульянова мелким, Кровавое Воскресенье в разгаре, революцию помнит, войну, ГКЧП и прочую историю, короче.
Ну, скажи - не охуительно? То-то.
Бешеные бабули отдал за пузырь. Я вам говорю! Просто бешеные. Да что ты не веришь! Тебе только пукать и пукать до этих бабуль! Вот.
И слышь чо, достают ему эту бутылку аккуратненько так, нежно, она в перхоти вся, ну, в пыли в смысле... Сам ты чмошник! Положено так! Пыль веков, понимать надо!
И прямо с этой пылью, аккуратненько в фирменную тряпочку заворачивают, и в деревянную коробочку кладут. Как в гробик прям. Всё чин чинарём.
Нас так не положут, неее... Да ну на хуй!
Ну, приехал Эдик домой, ходит деловой колбаской по дому, подарки раздаёт. Добренький.
Ага, а пузырь-то сразу в холодильник поставил.
Пыль стер, конечно, говна нам в холодильнике не надо, сами понимаете, да и не так ведь понять могут, не тот уровень.
Не. Сразу не выпил. Да хули там пить! Он со своими водочки врезал, от души. И лег.
Вот, а через пару дней ему уехать нужно стало по делам. Возвращается, про пузырь вспомнил.
О, думает, сейчас буду историю пить.
Свечи зажег, икры, сала достал, ну все как положено под вино. Сами понимаете, не хуйня всякая ваша.
Шась в холодильник.
А там хуй ночевал. Вот вроде ночевал... но ушел уже...
Спиздили историю наглым образом.
Взвыл Эдик, и к жене, где, мол, дорогой моему сердцу напиток?
А она понять не может - он же только водовку пьёт.
А когда разобралась в его воплях и слюнях, говорит:
«Да господи! Было бы из за чего так убиваться. Брат приходил, попить захотел, ну и... Да хрень полная оказалась, кислятина».

Вот так, попил, блин, Эдик историю.
Ну и... А хули уставились? Мораль ждёте?
Нет, правда ждете чтоль?
Да нету тут ни хуя морали.
Я так думаю, что и не нужно все это ему было. Тут ведь как не тужься, а раз в дерьме рос, пахнуть от тебя по жизни будет. И никакие вина замечательные не помогут.
Короче, мораль такая: нехуй выебываться.
Ну, давай ещё по одной.