МАГАРЫЧ

Среди повседневного шума и суеты человек ищет место, где можно успокоиться и отдохнуть, спокойно поработать и сделать все, что запрещается часовому. (Для гражданских, близко к тексту: спать, сидеть, прислоняться к чему-либо, есть, пить, курить, читать, писать, петь, разговаривать, принимать или передавать кому-либо какие-либо предметы и т. д.)
При желании, если нет готового, можно оборудовать такое место самому. Я лично облюбовал себе две комнаты в подвале казармы, рядом с кочегаркой. Зимой там всегда тепло благодаря проходящим под потолком трубам, а летом - прохладно и всегда сухо. Через толстые стены кайзеровской казармы туда не проникает уличный шум, там всегда горят лампы дневного света и пахнет горячей канифолью. Между рабочим столом и шкафом - вращающийся железный стул с подлокотниками. Я думаю, многие, заступавшие на всевозможные дежурства помнят такие «кресла», обитые драным черным дерматином с начинкой из толстого сукна. А вот в шкафу - пиво. Бутылочное. «Хелль». До полусотни пустых и полных бутылок. Откуда? Заработал...
Официально моя мастерская занималась ремонтом радиостанций и прочего добра роты связи, а вот неофициально... Никакой «службы быта» в гарнизоне не полагалось, и мне тащили все - от пылесосов до цветных телевизоров... Рассчитываться за работу марками считалось неэтичным, а вот выставить магарыч - без проблем. Годилась дешевая гэдээровская водка «Луникофф» на гидролизном спирте и простое светлое пиво.
Наши «бизнесмены» продавали немцам по дешевке все подряд - особенно советскую радиоаппаратуру, которая со временем тоже ломалась, так что приходилось обслуживать и этот сектор. Однажды мне передали, что самый крупный мясник в городе Витольд ищет русского спеца для ремонта какой-то штуковины непонятного назначения. Мясная лавка Витольда пользовалась заслуженной славой не только среди местных, но и среди «русских» - обитателей гарнизона. Перед отъездом в отпуск каждый покупал у него палку «полтавской» полукопченой колбасы, чтобы у себя на родине народ попробовал, какая на вкус и запах должна быть настоящая «полтавская» колбаса. Вечером, после службы, я, как был, в яловых сапогах, «ПШ» и портупее, сел на велосипед и поехал посмотреть, что там за проблема. Витольд был румяным невысоким шустрым мужичком, волосы зачесывал назад и имел трех дочерей «на выданье».
- Гутен так, Витольд! Их хайсе Александр. Что тут у тебя капут?
Пошли через цеха... Белый кафель и нержавейка... Нашему человеку дико смотреть... Ага, вот: два одинаковых непонятных агрегата. Витольд включает один - мотор гудит, полукруглые ножи вращаются, какая-то железная лапа шевелится, имитируя подачу неслабого куска мяса на порезку.
- Этот - гут!
Включает другой - мотор гудит, но ничего не шевелится. - Дизэ - капут! Никакой веркштат не берется за ремонт - очень сложный аппарат...
Тут же на месте определяемся - надо репарирен сразу. Инструмент гибт. Зашли в гараж. Там я испытал легкий шок от зависти - инструментами были завешаны все стены и потолок. От шила до кувалды - у него было все.
Витольд сел в свою жульку-двойку и укатил по делам, пообещав через хальбештунде вернуться. Ключом на 13 откручиваю четыре гайки крепления двигателя к редуктору, вынимаю двигатель - так и есть - срезало шпонку. На чугунной отливке станины вижу шильдик - «Ленинградский завод...». Вот оно что... Вот почему потребовался «русский» мастер! А по виду ни за что не скажешь - чистая Европа!
Из толстого гвоздя в тисках выпиливаю новую шпоночку-красавицу, вкидываю мотор, включаю - работает! Прошло от силы минут пятнадцать. Приезжает хозяин, а я сижу - курю. Спрашивает, мол, может пора браться за дело...
- Айн момент!
Подхожу, включаю - работает! Витольд не верит глазам. Показываю срезанную шпонку и остатки гвоздя.
- О! Гут майстер! Их мус бицален! Сколько платить?
- Да че там платить? Пять минут делов-то... Ну если хочешь, можешь поставить магарыч...
- Вас ист поставитмагарытш?
- Ну это тринкен бисьхен унд эссен чуть-чуть...

Магарыч... Это сладкое слово... И очень древнее, упоминаемое еще в «Энеиде» Котляревского. Кто не любит его? Кто не мечтал о нем долгими вынужденно-трезвыми вечерами! Сколько было их мне поставлено, и сколько ставил я сам! Красноносые ученые-магарычеведы давно определили его как «угощение, обычно с вином, выставляемое по случаю праздника или проделанной работы». Но как это слово согревает душу даже непьющего человека! С каким нетерпением в наших воинских и гражданских коллективах ждут очередного «выставления»! Как серьезно готовятся к нему «виновники»! Какие разыгрываются комедии и трагедии, как много нового узнают о себе именинники и прямые начальники во время этих мероприятий... Магарыч, заработанный в поте лица, вызывает всеобщее уважение и почет. Это наше, рабоче-крестьянское слово! Трудовой магарыч, а не какой-то там серп и молот - вот символ освобожденного труда! Да здравствует заслуженный магарыч - путеводная звезда всех наших побе... Ой, что-то меня понесло... Замечтался...

Витольд был доволен, он неплохо сэкономил на ремонте своей костедробильной машины.
- А что ты будешь пить, Александер?
- Дык, что нальешь, то и буду...
- Нет, ты скажи, ЧТО ты хочешь выпить, и я тебе ЭТО налью...
Я принял это за шутку, мало ли что я мог ему загадать... А действительно, что? Что я, да и не только я, в 80-м году знал из европейских спиртных напитков? Водка? Банально...
В то время все ругали фильмы, которых никто не видел, и напитки, которых никто не пил...
Стоп! Детективы читал? Вспоминай быстрее, что там народ пьет...
- Э-э-э, ну-у... О! Виски! Скотч! Как там ее.. Белая лошадь! И это... Во! Чинзано! И это... Итальяно... Мартини! Есть?
- Конечно, аллес гибт, Александер! Гут работа - гросс магарытш...
Его П-образный особнячок мне очень понравился. Два этажа над землей - два под ней. Подвалы состояли из множества комнат с широкими полками до потолка, заставленными ящиками и коробками со спиртными напитками. Таких комнат было не мене двух десятков. Чего там только не было! Любой алкоголик согласился бы там умереть! Было даже южноафриканское вино, гордость Витольдовской коллекции... Плюс куча комнат со всевозможными консервами, мясными, рыбными и овощными...
Затарившись в подвалах, мы поднялись на второй этаж. Не считая четырех туалетов, множества спален, гостиных и четырех ванных комнат, там была комната-бар со стеклянными полками, стойкой и высокими барными сиденьями. Все по-взрослому... Хозяин зашел за стойку, разыгрывая опытного бармена, ловко налил мне первый «дупель» виски. Дупель - это такая безногая рюмочка объемом в сорок грамм, да еще разделенная черточкой пополам - по двадцать. У европейцев именуется - доппельте - двойной.
Внезапно наш мясник вспомнил:
- Александер, а может, хочешь закуска, ведь вы, русские любите с закуской...
- О, я-я! Конечно. Закуска - гут.
- А что ты хочешь закуска?
- Ну, порежь какой-нибудь колбаски...
И вот тут, сам того не желая, я очень обидел Витольда Белика, мясника - виртуоза в четвертом поколении...
- Александер! Как ты мог такое сказать!!! Мне, выпускающему ежедневно тридцать сортов одной только колбасы, не считая всяких мясопродуктов, мне, знающему рецепты пятисот сортов колбасы со всего света... Это мой гешефт и мое хобби одновременно! У меня одиннадцать человек рабочих! Лучше бы ты загадал мне такое мясное изделие, которого у меня нет, или которое я не смог бы сделать специально для тебя сегодня же... Скажи! Скажи, что ты хочешь, и, я клянусь, ты это получишь...
А что обычный советский человек тогда видел из мясных изделий? Колбаса вареная и копченая. Все. Стоп, еще, я слышал, бывает САЛЯМИ, но как ОНО выглядит, я не представлял...
- Э-э-э, ну вот, например, салями...
- Какое? У меня их двенадцать сортов...
Вот так страна посылала за границу неподготовленных людей. Стыдоба... Хорошо, хоть вспомнил родную полтавскую да охотничьи сосиски, да и то, оказалось, что их продают сырыми, а жарят непосредственно перед употреблением...
В тот вечер мы неплохо посидели, пообщались, и с этого вечера началась наша вполне бескорыстная дружба. Он просто мечтал о таком зяте, наследнике всего своего дела, но, увы! Я помогал ему, он - мне. Проблем с техникой у него больше не было. Когда у моей жены начались схватки, я побежал к нему, и он отвез и устроил ее в немецкий роддом с максимальным шиком...
Но это уже совсем другая история...
Как ты там, дружище...

Идентификация

Глаза... одни глаза... такие похожие и такие разные...
Вот немного испуганные... А вот просто карие... А у этого разноцветные... Ну-ка, ну-ка,... точно, разноцветные,... ага, испугался, потеет,... потей милый, потей,... трахаться вы все Д`Артаньяны...
Она медленно шла перед строем черных бушлатов и всматривалась в лица.
«Ну, где же эта сволочь?!!!»
Впереди раскинулись шеренги еще не обследованных курсантов.
«Да их тут тьма! А если не узнаю?... Хотя, как это не узнаю... Не один раз все таки... Но как же они похожи, когда вот так, столбиками в ряд!!!»
- Ну?! - сзади топчется зам начальника училища, - Определились, наконец?
«Определились... Не на базаре, наверное, не фейхую всякую выбираю...»
- Нет его пока...
- А он точно наш?
- Ваш, чей же еще! Провожала несколько раз...
«Ваш... Был ваш, станет наш... Так... Это не он,... хотя... Похож, вроде, немного... Нос красивый... О! Губой чего-то задёргал...»

Курсант Синицын никак не мог справиться с нервным тиком.
«Ну, чего таращится?! Встала тут... Да не я это точно!!! Не я!!! Иди, родная, иди давай... Хотя... месяц назад... Да нет! Не было её тогда, не она, точно не было... А может, была?... Блин, а вдруг была? Напились же все... Господи! Да что же это делается! Вот возьмет сейчас, сволочь, ткнёт пальцем и скажет: ОН! И чего? Жениться?!!!»
Шерсть по всему организму проявляет эрекцию, пот холодными струйками бежит по спине.

«Нервный какой-то, и как таких в военные берут?» Идет дальше. Шеренги, нескончаемые шеренги.
Шаг.
Остановка.
Микроинфаркт.

(За два месяца до идентификации)
- Ну, ты, что сюда спать пришел? - она потыкала голой пяткой в тощий зад, - Эй, уважаемый! Я с кем тут разговариваю? Слюну по всей подушке распустил!
- А?!... Где?!... Жрать?
- Жрать. Все тебе жрать. Ни одного ласкового слова за весь вечер. Вот ты подумай, Алексей, мы же целый месяц встречаемся! Месяц! А сколько ты за это время мне ласковых слов сказал? Жрать, спать, трахаться. Какое из них самое ласковое?
- Уууу... Не бухти только... Башка болит... Месяц. Какой на фиг месяц? Раз четвертый от силы!
- Ну, я и говорю, каждые выходные, месяц уже. У тебя вообще какие-нибудь чувства ко мне есть?
- Тише! - поднимает руку.
- Что тише?
- Жалом так не крути, поцарапаешь!
- Ах ты... - хватает подушку и старается стукнуть по глупой тыкве.
Попав в объятья, затихает, запечатанная влажным, горячим поцелуем.
Губы,... шея,... грудь,... живот...
- Так есть чего-нибудь пожрать?
- Не останавливаться, сволочь!!!
Живот...
- Слушай, ну давай пожуём что-нибудь сначала, а?
- Животное! Ты низкое животное!
- Ну, не такое и низкое, - рассуждает, поднимаясь, - довольно крупное,... мясистое даже местами...
- Предъявишь мне это ваше «местами»!
- Непременно, мадам! Покормите, и все само предъявится.
- О, господи! Есть она, любовь, вообще?...
- Мурзик, ну что ты атакуешь-то всё? Я же объяснял, кросс сдавали, пять кэмэ, ноги болят, устал я! Осталось чего поесть?
- Горе ты мое луковое. Иди на кухню, я там котлет с макаронами сделала... И быстро давай! Ласки не вижу! Девушка хочет ласки!!!
Постель... Тусклый свет ночника... Боевые действия локализовались и перешли в рукопашную.
- Не спеши,... медленнее...
«Не спеши... Легко сказать... Так, нужно думать о чём-то гадком... О! О старшине... Сука такая, увольнение хотел зарубить в субботу! И вот что характерно...»
- Ты там заснул, что ли?
«То не спеши, то заснул! Ну хрен поймёшь этих баб... Оооо! Отвлекся слишком! Полундра! Кому говорю - полундра! Не спать!»
- Ты издеваешься?
- Тише-тише, не кричи. Когда ты кричишь у меня... Вот видишь, что наделала...
- Сосредоточься! Всего два раза и капитуляция! Ты что, остыл ко мне?
«Так, думать о чем-нибудь приятном... У Вадика в журнале такая соска была,... такие конечности,... да и начальности,... ииии-раз,... иии-раз,... правая табань, левая навались...»
Жалобно скрипит кровать,... осуждая и скорбя...
Стоны... Горячее дыхание... Глаза закатываются... Судорога... СУДОРОГА! Судорога сводит левую икру.
- Да, блядь!!! Что ж ты там ножкой-то трясёшь?!! Куда?! Стоять!!! Куда пополз?!! Это закончится когда-нибудь?...

(За три часа до идентификации)
- Ну опишите же вы его наконец! - теряет терпение начальник училища, - Рост какой?
- Рост?...
- Да рост, рост! Какой он, средний?
- Кто, рост?
- Да рост! Матьвашу! Рост! Ох, умру я скоро... - подбегает ближе, - Вот мне он докуда? Досюда, досюда или досюда?! - тычет в район паха.
- Нееет... - уверено крутит головой, разглядывая мощный пах, - Точно не досюда.
- Ну, выше меня или нет!!!
- Такой же, наверное... - неуверенно.
- Господи! Ну как я вам его найду, если вы его габариты не запомнили?!! Рассматривать надо девушка предмет е...хм... Так! Дальше! Глаза, какие?
- Глаза?
- Я бы от вас тоже убежал!
- Вы?
- Не отвлекаться! Глаза какие? Ну, форма там, цвет... Что еще? - зыркает на зама.
Зам растеряно пожимает плечами:
- Ресницы?
- Хуицы!!! Так, забыли про глаза. Нос какой? Сосредоточьтесь!!! Курносый?
- Курносый? Нееет...
- Так, не курносый, уже легче, неожиданно проступили черты. Какой там еще?...- снова смотрит на зама, машет рукой, - Не надо! Прямой?
- Нос?
- Почему вы меня все время переспрашиваете? Если бы мы говорили про член, я бы так и сказал - хуй!!! Я же вас спрашиваю про нос!!! Он прямой?!!
- Ну не знаю,... не совсем, наверное...
- Ужасная картина - грустно сообщает начальник училища, - глаз нет, носа нет, загадочный горбун! С хреном! Мы быстро его найдём!
- Да?
- Ман... Да девушка, диалога не получилось. Вот подойдите сюда... К столу подойдите!
Залез в ящик стола, и, покопавшись, извлек иголку с ниткой.
- Вот! - протянул девушке нитку, - Вставьте нитку в иголку! Ну, смелее!
Она пытается вставить нитку, но он все время убирает руку с иголкой в сторону.
- Никак! Вы же ёрзаете все время!
- А я про что? Так надо было делать, когда... И не пришлось бы сейчас «папу» разыскивать! Не плакать! Не плакать мне тут! Ну, успокойтесь, вот воды попейте. Ну, что вы прямо сразу... Если наш, найдем мерзавца, сейчас построим все училище и найдём! Зам! Общее построение! Всех в строй! Опознание проводить будем!
- Он хороший...
- Хороший, хороший... Мы ему таких хороших... выпишем...

(За полчаса до идентификации)
- Товарищ вице-адмирал! Личный состав построен!
- Все?
- Все!
- Точно все?
«Как же, все... А дежурные-дневальные, а наряд по камбузу, да и...»
- Так точно, все!
- Ну, пойдемте, если наш - опознаете, ну а нет, извините...

Глаза... одни глаза... такие похожие, и такие разные...
И крик немой во всех: «Господи, пронеси! Господи, пронеси!»
Шаг.
Остановка.
Микроинфаркт.

Не мое, взято с anekdot.mail.ru
Было это во времена моей учёбы в одном военном авиационном учреждении.
1. Учился со мной в эскадрилье курсант Косов. Парень он был достаточно безбашенный, учился не шибко хорошо, а летал как камикадзе. Инструктором их группы был капитан Зюзько, дядька большого роста и героических пропорций, который был на расправу скор и на руку тяжёл, метелил своих курсантов и до полёта и во время полёта и после полёта, а бедному Кексу (прозвище Косова) доставалось больше всех. И вот, однажды, вижу его: сидит, обкусывает кусачками шляпки у маленьких гвоздиков и вставляет их в правый наушник шлемофона остриями наружу (шлемак кожаный, на самих наушниках снаружи такие резиновые блюдца толщиной 4-5мм.), гвозди чёрные и, если не присматриваться, на наушнике их не видно. Первый же полёт в вертолёте Кекса с капитаном Зюзько. Инструктор:
- Скорость! Вариометр! Высота! Скорость! Вариометр!! Высота-а!!!
Показатели режима полёта, если неправильно выставить мощность двигателей ручкой "Шаг- Газ", постоянно скачут: скорость нормальная, а высота падает или увеличивается, высота та, что надо, только скорость меньше или больше и т. д.
Капитан продолжает орать на Кекса, чтобы следил за приборами, потом не выдерживает и решает применить воспитательный момент в виде удара кулаком по Кексовому правому уху. (Гвозди!!!) Бьёт его, и с матюгами одёргивает руку с проступившей на ней кровью, замолкает и сидит молча до самой посадки, прижимая руку к себе. А на земле уже хватает Кекса за провода, выходящие из шлемофона сзади, и начинает елозить его мордой по приборам. Мы сидим возле СКП (стартовый командный пункт) и видим как вертолёт вдали сел, дверь открылась, а из него никто не вылазит, только видно какое-то шевеление и махание рук и ног внутри. Потом выпадает оттуда Кекс, успевший только отстегнуться от кресла, но не снявший парашют, бежит от вертолёта, спасательный парашют, который пристёгнут длинным фалом к креслу, раскрывается, и Кекс несётся по полю от вертолёта с волочащимся сзади парашютом.
Смех смехом, только бить их капитан перестал. Правда, только в полёте.
2. Помните, были раньше, на прозрачных листиках, такие буковки - приложишь листик к какой-нибудь поверхности, потрёшь его, и буква переводится на поверхность. Тот же Кекс сидит и рисует на внешней стороне каблука сапога буквы КПКД. Белые. Через некоторое время, уставший от дел праведных, расписной Кекс попадается на глаза заместителю командира эскадрильи майору Баркину, тот видит такую красоту, присматривается к его ногам и рявкает:
- Косов! Что это у тебя, сукин сын, на каблуке? А ну покажи. К.П.К.Д. Что это?!
И гордый произведённым фурором Кекс рапортует:
- Какой Пи@де Какое Дело!, товарищ майор!
Занавес.
Далее - наряд. Много нарядов.
А через две недели отожравшийся на кухонных работах и отдохнувший от полётов Кекс снова приступил к нелёгкому обучению на пилота вертолёта Ми-2.
3. Летели по маршруту курсант (младший сержант) с инструктором (лейтенантом). В полёте между ними происходит перепалка, инструктору что-то не нравится в управлении курсантом вертолёта, курсанту тоже не нравится, что инструктору что-то не нравится, а так как возраста они были примерно одного - разница год-полтора, то в выражениях они оба не стеснялись. Так продолжалось некоторое время, а потом курсант говорит:
- Слушай, не пи@ди, а то из вертолёта выпрыгну.
А тот ещё больше за своё. Курсант слушал-слушал, а потом дёрнул за ручку аварийного сброса двери, дверь выпала и курсант за ней. Инструктор, второй дурак, нет, чтобы сесть, поймать первого дурака, накостылять ему и полететь дальше, полетел на аэродром. Садится без двери, все к нему:
- Где дверь? Где курсант?
А он:
- Представляете, собака такая, выпрыгнул!
- Где?!
- Возле такого-то села!
На аэродроме паника, руководитель полётов с бандой садятся на грузовик и едут по трассе в то село. Едут, видят такую картину: машины сигналят, объезжают, люди руками из окон машут, а по трассе бредёт красавец с парашютом, волочащимся по земле под одной рукой и дверью от вертолёта в другой руке. К нему подъезжают, начинают тормошить:
- Как же ты так? - а он:
- Меня инструктор из вертолёта выбросил!
Естественно, наказан был инструктор.
Владислав

Североморский вариант русской пословицы "Цыплят по осени считают" - "Весна покажет кто где срал!"