Звездный миг
или воспоминания о мусоре

Нас окружает мир, который мы создали своими руками, мир вещей. И этот мир живет по своим странным законам.
Вот, например - канцелярский мусор.
Перед началом каждого семестра я проводил в своем рабочем столе субботник, выгребая из ящиков горы планов, расписаний, рапортов студентов, отчетов по лабораторным работам и плохо отрисованных карт, но каждый раз эта канцелярская скатерть-самобранка заполнялась вновь. Под снятым бумажным дерном обнаруживались неожиданные предметы, вроде радиоламп, магнитиков, осциллографических щупов и цветных фильтров для сигнальных лампочек. На материковом базальте дна ящика валялась всякая мелочь, вроде скрепок, монет и предохранителей. Все это вытряхивалось в урну, но мусор неизменно восстанавливался. Каким образом он попадал в стол, было совершенно непонятно, возможно, он размножался партеногенезом.
Уже через пару недель с начала семестра при попытке выдвинуть перегруженный ящик стола, он с неприятным хрустом валился на колени, норовя острым фанерным углом зацепить самое дорогое.
Я думаю, что когда древнесоветский конструктор проектировал мой канцелярский стол, его под рейсфедер толкал Нечистый, потому что более сложной и уродливой конструкции я в жизни не встречал.
Ящики внутри тумбы жили своей сложной жизнью, и иногда без видимых причин валились друг на друга, а иногда, наоборот, намертво заедали. Причудливо изогнутые дюралевые профили, которые нужно было под сложными углами вставлять друг в друга, колесики из плохой пластмассы, самоотваливающиеся передние стенки... Один человек собрать советский канцелярский стол не мог, так как ему требовалось для этого минимум три руки и хвост, поэтому распавшиеся столы собирали всем миром.
Если все-таки удавалось вытащить все ящики, то в нижней части тумбы можно было найти давно потерянные и забытые документы.
Если выпустить канцелярский мусор из стола, то он начинал обживать преподавательскую, захватывая стол сотрудника, который был в отпуске (в академии, в госпитале).
Особенное, прямо-таки тропическое буйство мусора царило на чердаке кафедры, однако мусор секретный был отделен от мусора без грифа стальной дверью.
Весь секретный мусор кафедры числился за мной. Когда я, заступив на должность начальника цикла, впервые посетил хранилище грифованной техники, то почувствовал себя военным палеонтологом, обнаружившим гигантское кладбище доисторической аппаратуры. Из груд спецпредметов непонятного назначения подобно ребрам мамонтов торчали странно изогнутые волноводы и оскалившиеся обломанными директорами антенны «волновой канал», а под ногами клубками дохлых змей были свалены бухты кабелей и шлангов. Вдоль стен громоздились пирамиды добротной военной тары, перевязанные проволокой стопки рефератов, плакаты со схемами давно забытых изделий и чудовищный кульман с противовесом рейсшины из литого чугуна. Больше двух шагов от двери сделать было невозможно, потому что дальше пришлось бы лезть по опасно шатающимся грудам приборов.
Постепенно с помощью студентов-дневальных я стал наводить в хранилище порядок, продвигаясь вдоль склада. Чем дальше от входной двери, тем старше становились обнаруженные и очищенные от пыли артефакты. Там были шедевры угрюмого, военно-промышленного дизайна, окрашенные молотковой эмалью и эмалью типа «муар».
Некоторые приборы я даже пытался заставить работать. Щелкали массивные, с рифленым шариком тумблеры, зловеще-алым или грязно-зеленым начинали тлеть индикаторы питания, постепенно разгорались марсианским кирпичным цветом огромные лампы-самовары, конвульсивно подергивались стрелки индикаторов...
Однажды, когда я пробирался мимо какого-то прибора, из кармана брюк неожиданно вырвалась связка ключей на цепочке и, подрагивая, повисла под странным углом. Оказалось, что ее удерживал небольшой, но могучий магнит, притаившийся в приборе. Именно тогда, томимый нехорошим предчувствием, я позаимствовал на цикле гражданской обороны дозиметр, и обследовал каптерку...
Помню, один прибор меня здорово озадачил. Перед включением питания в огромный радиосундук для чего-то требовалось залить примерно полведра воды. Рассмотрев размеры фланцев торчащих из него волноводов, и прикинув прокачиваемую мощность, я устрашился и приказал отодвинуть прибор подальше.
Особенно мне нравилось разглядывать содержимое ящиков. По больше части там хранились пачки дипольных отражателей разных размеров. Их приволок на кафедру завлаб, которого наш шеф на свое горе взял на работу из управления тыла ВВС, надеясь на улучшение снабжения кафедры.
Завлаб, полковник-отставник, однако, повел себя странно. Подобно муравью, потерявшему свой муравейник, он начал совершать бессмысленные и хаотические действия, таская на кафедру толстенные стопки бланков заказов на запчасти. Когда он уяснил, что эти бланки сами собой не превращаются в реальные приборы (как ему, вероятно, казалось в управлении), он сменил тактику и осчастливил кафедру ящиком 20-ти ваттных резисторов ОДНОГО номинала.
Собравшийся консилиум цикла долго думал, что делать с этим ценным приобретением, и, в конце концов, решил изготовить из резисторов гриль и зажарить на нем дурака-полковника.
Интересно, что институтских мышей очень привлекли вощеные обертки диполей, и они, пока не отчаялись найти хоть что-нибудь съедобное, методично понадкусывали практически все пачки.
Мои изыскания продвигались медленно, но довольно успешно. Я уже не сомневался, что в дальнем углу склада найдется лабораторная модель грозоотметчика Попова, а в самом дальнем углу, на коробе неработающей вентиляции, лежали большие тетради в клеенчатых обложках. Я надеялся, что это рабочие тетради Леонардо.
Все испортил пожарный.
Однажды, обходя дозором институт, он забрел на кафедральный чердак. Увидев горы поломанных аудиторных столов и стульев, старых топокарт и плакатов, он сначала потерял дар речи, а потом долго жалобно и нечленораздельно кричал, размахивая пломбиром и делая в адрес командования кафедры угрожающие движения.
Стало ясно, что мусор с чердака придется вывозить.
Своего самосвала на кафедре не было, но шеф выпросил его в институтском гараже. Институт давал машину, бензин, путевку, но водителя с правами соответствующей категории нужно было искать самим.
Оказалось, что права категории С на кафедре были только у одного человека, начальника учебной части, полковника. Опасаясь быть справедливо и резко посланным, шеф завел разговор со своим замом намеками, однако полковник Харченко, у которого выслуги было уже больше 30 лет, отнесся к идее пилотирования самосвала с равнодушием убежденного толстовца-непротивленца. Мне выпало быть штурманом экипажа.
Дежурный взвод быстро загрузил самосвал, и мы двинулись. Был май, пригревало, деревья уже клубились зеленым дымком, самосвал бодро тянул, но на съезде с МКАД нас остановил ГАИ-шник. Харченко давно относился к военной форме как к спецовке, поэтому, садясь за руль самосвала, переодеваться не стал, а я накинул поверх рубашки шевретовую летную куртку без знаков различия.
Увидев, что из-за руля бело-голубого самосвала вылез полковник авиации, ГАИ-шник заметно растерялся, а когда прочел в путевом листе, что цель рейса - перевозка мусора, его надолго переклинило. Болезненный процесс обдумывания завершился тем, что мент полез в кузов и обнаружил, что в путевом листе написана чистая правда. В кузове лежали не похищенные автоматы, бомбы или ракеты, а мусор.
Тогда ему стало еще хуже. Мент снял фуражку и стал протирать запотевший от напряженной умственной работы козырек. Когда сдавливающая мозг тулья перестала мешать свободному бегу милицейской мысли, пришло озарение.
Младший лейтенант, вероятно, решил, что в кузове нашего зилка лежит какой-то особый мусор, настолько важный для обороноспособности государства, что перевозить его должен минимум полковник.
Просветленный, он заглянул в кабину и, возвращая мне путевой лист, с надеждой спросил: «А вы, наверное, генерал?»

ИСПОРЧЕННЫЙ ТЕЛЕФОН

После Сергеева Главкомом РВСН стал т. Яковлев...

Наше отделение хотя и располагалось на объекте ракетчиков, но никаким образом руководству РВСН и ДС (дежурной смене) ЦКП не подчинялось. Единственными контактами с ними были принятие заявки на отказ наших связей и взаимодействие со связистами-ракетчиками.
Дежурили в гражданке, по телефонам и прочим средствам связи представлялись, называя только свою фамилию.
От объекта у нас была следующая связь. Внутренняя служебная АТС - пятизначные номера (работала эта АТС по всему городку) и специализированная АТС - трёхзначные номера.
С трёхзначным номером нам очень подвезло, в отрицательном смысле этого слова. Выглядел он так: 3-62, а номер регистратуры в гарнизонной поликлинике - 3-62-25. Так вот, утром в поликлинику дозвониться проблематично, так как народ заказывает талоны, записывается к зубному и пр.
Надежурившиеся полковники-ракетчики очень частенько хватали трубку не того аппарата и начинали набирать номер 3-62-25 и соответственно попадали при этом на телефон в нашу аппаратную.
Так что звонки на аппарат спецАТС с 7.30 - до 8.30 практически на 100% были ашипачными.
Идёт смена дежурства. Я заступаю, Юра Яковлев сдаёт дежурство. Уже всё сдано, службы доложили о том, что они всё уже приняли. Мы с Юрой ждём 8.30, дабы идти на доклад. Юрка ещё законно занимает место за пультом в кресле, я грею сидушку стула в стороне. Остальная смена трётся рядом, треплется друг с другом.
Время 8.15-8.20.
Раздаётся звонок телефона спецАТС...
Юра поворачивается на кресле, вяло стягивает трубку и также вяло и с небольшой злостью говорит в трубку:
- Яковлев. Слушаю.
На том конце бросают трубку.
Юра матюгается по поводу непроснувшихся полковников-ракетчиков, не умеющих по цвету различать телефонные аппараты. Остальные хихикают.
Тут телефон опять звонит. Юра уже срывает трубку и рявкает:
- ЯКОВЛЕВ!!!
На том конце трубку опять бросают... Мы уже начинаем ржать над ситуацией,
Юра злой и красный. Тут телефон звонит в третий раз. Юра, вскочив с кресла, хватает телефон и... ничего не успевает сказать.
Из трубки слышен рёв и рык. Ор стоит такой, что даже нам слышно, что происходит на том конце трубки.
Смысл криков такой:
- Я вас там бездельников всех, N)%?"N;*:?". Я вас научу правильно представляться по телефону! и т.д. и т.п.
Всем понятна злость Киса. Человек, звоня к нам на станцию, два раза перессал, услышав фамилию Главкома. Также его злит то, что и мы поняли его ссыкливость. Ну, а теперь пытается показать, что он таки грозный мущщина.
Уловив паузу в криках, Юра говорит:
- Тащ генерал-майор! Я вас попрошу не кричать и не материться. Иначе мне придётся доложить это всё своему родственнику.
Фонтан на том конце разговора затыкается... и бросает трубку.

ЗЫ. Жалоб и предложений нашему непосредственному начальству на этот эпизод не поступало.

ЗЗЫ. Юра с Главкомом просто однофамильцы.

Про гостей

Армия прекрасна своим разнообразием. В ней всегда что-нибудь да происходит. Поэтому никто не удивляется, когда в строй к вполне привычным и знакомым геморроям встает маленький пушной зверек в фуражке.

Если кто помнит, то когда-то в России была такая должность: вице-президент. Потом от греха подальше должность эту отменили, а самого вице-президента законопатили в турма - помедитировать на досуге.

Но в славном 1992 году вице-президент, к великому солдатскому сожалению, еще находился на свободе. И мало того, что находился, он еще по этой самой свободе довольно лихо перемещался. На большом правительственном самолете. Хуже всего, что вице-президент был бывшим летчиком. Любил о небе поговорить, кашки в солдатской столовой попробовать...

- Товарищи офицеры! Довожу до вашего сведения, что на следующей неделе ожидается плановая поездка вице-президента России, Александра Руцкого по Ставропольскому краю и Северному Кавказу, - начал командир полка. Затем, оглядев мрачные лица собравшихся, добавил - С посещением воинских частей округа, - и чтобы окончательно поднять дух подчиненных - Надеюсь, вы знаете, что особой любовью вице-президента является авиация...

Любови кремлевского экс-генерала - это, как говорится, его личные половые трудности. Но то, что из-за скорого приезда ближайщие пару дней любить будут всех и вся на всех аэродромах округа - это к бабке не ходи. Дали боги наказание.

Под бравую песню "Жопа в поте, яйца в поте, на зато на самолете" трижды доблестный батальон погрузился в мыльную пену. Самый тощий боец - Винокуров - на пару дней стал несменяемым наездником Машки. Машка - это не какая-то там безумная лошадь, как некоторые могут подумать. Марьванна - женщина сурьезная. Даже очень. Источник бесконечного здорового секса для молодого пополнения. Здоровенная железная станина с приваренным вместо ручки ломом. Снизу у нее половые ... щетки, сверху Винокуров, а впереди - орлы, елозящие всей этой жуткой конструкцией по казарменной взлетке.

Ну и, ясень пень, без благоустройства территории тоже никуда. Здесь судьба была относительно милостлива - кусок нарезали в меру, и окромя рисования, никаких затей не было. Покрасить все, что красится, и очистить ранее закрашенное.

С территорией влетели полковые. Возле штаба в свое время насадили каштановые и тополиные аллеи. Теперь все это облетающее со страшной скоростью хозяйство и досталось эскадрильям. Снег в пургу убирать веселее, чем мокрые листья в листопад. И не сожжешь, и тяжелые, и тащить далеко. В конце концов аошники в листве потеряли бойца, который решил две минутки поспать. Где две, там и десять, и скоро его накрыло во всех смыслах. Пока искали - раскидали все кучи, да и новых листиков с деревьев навалило. В этот день те из аошников, кто смог превозмочь свое отчаяние, оглядывая результаты многочасовой уборки, впервые ощутили дыхание вечности дзена.

Ну и на десерт был объявлен строевой смотр с торжественным прохождением под оркестр. Из загашников вытащили жмур-команду, созданную предприимчивым прапором из ТЭЧ. Репертуар ее состоял из ровно одного произведения - того самого. И жить бы им не тужить, играть на деревенских похоронах, но Родина сказала "Надо!"

Сутки ужаленный прапор носился в попытках найти хоть какие-то ноты, кроме тех что и так прописаны в строевом уставе. Объездив все окрестности и убедившись в бесполезности поисков, он уже собрался ехать в Ставрополь, а затем в случае чего и в Ростов. Но вскрылось обстоятельство, которое отменило всю резвую деятельность. В жмур-команде никто не знал нотной грамоты.

Репетировать решили на слух. Во время репетиции вскрылось еще одно не менее важное обстоятельство - слуха в жмур-команде тоже ни у кого не было. Кроме барабанщика. От отчаяния решили исполнять "Варяг". Во время ночной репетиции не спал весь полк. Плачущим солдатикам во всей красе представилась картина героической гибели крейсера. Здесь были и орудийные залпы, и скрип кингстонов, и вопли раненого корабельного кота Барсика вперемешку с отчаянными проклятьями в адрес японцев - "Я вас всех на губе сгною, суки!"

-А что, Руцкой? Как ему - понравилось?
-Не знаю, он так и не приехал...
(C)
http://users.livejournal.com/_tezka/86717.html