КОМСОМОЛЬСКОЕ СОБРАНИЕ.

Жизнь на крейсере остановилась. На палубе шло делегатское комсомольское собрание. Остальные комсомольцы, добровольно согнанные в кубрики, под надзором своих командиров внимали направляющим мыслям докладчика через динамики “боевой трансляции”. Сидящим на палубе комсомольцам трудно было под палящим солнцем слушать сотни раз слышанные новые пути повышения боевой готовности и воинской дисциплины. Не легче было в кубриках: вид коек, запах жилого помещения, звук вытяжной вентиляции навевали то блаженное состояние, которое, как известно, сокращает службу.
Но тяжелее всего было докладчику. Не его это дело - выступать на собраниях, но он остался за командира. Ему неимоверно грустно было говорить в микрофон без оборотов леденящего старпомовского сленга, выработанного многими поколениями его предшественников. Комсомольцам от этой незадачи было ещё грустнее. Они знали, что старпом, дорвавшийся до микрофона, неохотно с ним раскланивается. К тому же было понятно, что, лишившись возможности ёмко, страстно и кратко излагать своё видение происходящего, он будет очень долго обнулять свою энергетику.
Комсомольцы, как публика на хорошем концерте, уже были “разогреты” вступительным словом заместителя командира по политической части. Ещё висели в раскалённом воздухе и в возбуждённых умах новые перлы зама, особую пикантность которым придавал его милый белорусский акцент, где буквы “ e“ и “и“ зачастую произносились как “э“ и “ы“:
- гидромэтеоУролог Грыжин своей неосторожностью обгадил всю передовую БЧ-1;
- в БЧ-4 матросам ночью вставляют между пальцев ног бумагу и поджигают её - делают так называемый ”вэлосипэд”. Раньше так делали хвашысты, а тепер - комсомольцы;
- комсомолец Матюкаев своим поведением сидит на лезвии брытвы, свесив ноги в хужую сторону;
- а ты, Манукян, ведёшь себя, как хорёк - прыгнул в воду... и молчишь.
Продолжая читать казённые строчки доклада с листа, подсунутого ему здесь же за столом секретарём комитета комсомола, старпом порою спотыкался на неровных строчках с пропусками отдельных букв (новую машинку достать бы в канцелярию!) и всё больше терял настроение и уверенность в себе:
- В комсомольской организации нашего крейсера случаИ пьянства НЕТ...(ну, во пер- вых, не случаИ, а случаЕВ, а во-вторых - ни хера себе нет?! - подумал, но не сказал старпом), продолжаю: случаЕВ пьянства НЕТ...НЕТ, - перевернул листок, - ДА...
Секретарь, испепелённый старпомовским взглядом, насмерть ужаленный этим НЕТ - НЕТ - ДА, дрожащими губами что-то шептал на ухо докладчику и таким же пальцем истерично елозил по неровным строчкам, пытаясь явкой с повинной сократить себе срок. Поднятая вверх правая бровь старпома, омерзительный взгляд в сторону секретаря и его бумажки доказывали бесперспективность этой попытки. Тем не менее, злополучная фраза наконец-то была осилена:
- ...случаИ пьянства НЕТ-НЕТ, ДА и происходят.
Не переставая бубнить по написанному, старпом понимал, что обмишурился. Продолжая клеймить отвратительнейший из пороков - пьянство - он налил из графина воду и привычным движением накрыл стакан ладонью. Донёсшиеся до его ушей звуки ехидно хихикающих лейтенантов и мичманов комсомольского возраста, окончательно утвердили старпома в мысли, что его авторитет в настоящее время находится где-то ниже уровня пайол второй платформы.
Уязвлённое самолюбие требовало сатисфакции. И вот они, как перрон долгожданного вокзала, замелькали спасительные строки: “ Не всё ладится в комсомольской организации химической службы“...

А начальник химической службы, пребывавший на границе комсомольского возраста, в это время находился в своей каюте в компании двух очаровательных контрагентш, только недавно прибывших на крейсер. Дамы находились под гипнозом обаяния этого профессионального сердцееда, который в суровых условиях корабельного быта потчевал их полусухим “Шампанским” из гранёных стаканов, слегка обезображенных дактилоскопическими отпечатками предыдущих “шильных” пользователей. На сакраментальный вопрос: “А что вы делаете сегодня вечером?“ - от одной из них уже был получен положительный ответ. И только слова старпома, доносящиеся из динамиков, несколько отвлекали начхима от обдумывания некоторых организационных нюансов предстоящего ночного полёта...
И вдруг что-то произошло. Единое восприятие окружающего мира распалось. В оглушительной тишине начхим видел ужас, омерзение, струящиеся из глаз ещё недавно восхищавшихся им дам; видел, как ухоженные тонкие пальчики брезгливо отодвигали “Шампанское” и пытались незаметно вытереться о прикроватную занавеску. И только затем, с некоторой задержкой, он начал воспринимать слова старпома, изрыгаемые всеми динамиками “боевой“ корабельной трансляции.
Оторвавшиеся от никчёмной бумажки старпомовские слова вновь обрели крылья, и теперь никакая сила в мире не могла их остановить:
- А что там ещё может ладиться в этой ...долбанной химической службе, если её начальник ...ежедневно!..целует матросов в ...опу!..взасос!.. широко раздвинув ягодицы!?.

Что было дальше? - абсолютно понятно, а поэтому - неинтересно. Всё это происходило в начале восьмидесятых годов прошлого столетия, когда люди свято верили каждому слову радио, каждой букве газетной строки, а суды ещё не принимали иски по защите чести и достоинства.

*) Сюжет "нет-нет, да" когда-то давно мне поведал подводник с Камчатки.

ДОКЛАДНАЯ.

Вспоминая своё флотское прошлое, мы почему-то до неприличия редко ссылаемся на такие литературные памятники той славной эпохи, как “Боевые листки“, объяснительные записки, докладные и другие шедевры. А ведь они, как наскальная живопись, шумерские глиняные письмена, египетские папирусы, несут в себе пульс и дыхание конкретного исторического времени. Найдя через века эти сокровища, свою Трою (не побоюсь этого слова!), гипотетический исследователь явил бы миру спектр политических пристрастий, нюансы многонационального характера, уровень образования, глубину устремлений и чаяний (юмор, наконец!) племён, населявших бескрайние просторы крейсера “Минск“. И не наша вина в том, что в отличие от рукописей упомянутые мной выше отпечатки времени горят, а на утративших актуальность “Боевых листках“ вандалы разделывали селёдку.
Докладная, о которой пойдёт речь, датирована началом восьмидесятых годов прошлого столетия, а её оригинальный экземпляр безвозвратно утрачен в круговерти того непростого времени. Если бы этот шедевр в настоящее время был явлен миру в первозданном виде, он, наверняка, был бы запечатлён в металле и растиражирован ксероксами и сканерами, как учебное пособие. Но история не знает сослагательного наклонения! Будете в Тихоокеанске, найдите Серёгу Поломских. Только Сэр сможет близко к тексту по памяти воспроизвести эти скупые трагические строки, и вы на мгновение почувствуете себя Сократом, которому Платон поведал до сих пор нераскрытую тайну.
Увы, Сэр - далеко. Поэтому историю эту доложу вам я, отчётливо осознавая, что в моём повествовании она выглядит так, как если бы вместо анекдота рассказывали его смысл. Но, тем не менее... (Простите, механики, за технические несоответствия.)

Итак. Случилась авария какого-то очень большого и важного вентилятора. Электрическую часть спецрейсом отправили на завод-изготовитель. Крыльчатка же осталась на крейсере. По прошествии определённого да к тому же немалого времени механизм, опять-таки, спецрейсом вернулся назад. Последовала цепь победных реляций, неисправность снималась с контроля невероятного количества технических и оперативных органов. Но не тут-то было! КПД героического труда военных и гражданских специалистов, лётчиков с их пятнадцатью тысячами километрами лёту оказался равен нулю по абсолютно прозаической причине: крыльчатка как сквозь землю провалилась. А она, как сейчас бы сказали, была эксклюзивной, и заменить её было категорически нечем. Самоотверженные поиски профессионалов и любителей сыска не привели к долгожданной находке, однако была установлена цепочка лиц, проявивших преступную халатность, последним звеном которой был простой матрос - уроженец Средней Азии.
В своей докладной он поведал, что “дэжюрни по жывучесть“, наткнувшись на крыльчатку при ночном обходе, сделал запись о её нахождении не на штатном месте. Волна разбирательств после утренних докладов докатилась до самого младшего из начальников данного матроса, командира отделения-“годка“, который, как гласит докладная, “начистил эпало“ нашему герою.
Матрос был (и я в этом абсолютно уверен!) более ответственным и государственным человеком, чем его начальники. Он не опустил рук. Читая это повествование, отчётливо наблюдаешь, как скромный флотский Сизиф перемещает негабаритное изделие из одного заведования в другое. С завидной периодичностью то “дэжюрни трумни“, то дозорный по живучести, то ещё какой “дэжюрни“ замечает непорядок (попробуй, не заметь!), фиксирует его в “Журнале замечаний“, а “мой гадок“ снова и снова “чистит эпало“ постепенно теряющему веру в справедливость матросу.
Несомненно, фурункул терпения, обиды и непонимания должен был прорваться в самом неожиданном месте. И это случилось. Последние слова докладной ставят жирную точку в этой истории. Комментировать их - неприлично.
- Всем было - “поэпат“, и мне - “поэпат“! Вот я и смайнал её за борт.

О любви.
Да-да, конечно о любви хочется говорить.
Как раз той высшей форме любви, о которой говорил лектор общества знание......
Так вот, была у меня такая любовь - что поделаешь - все мы не без греха - и, наверное, теперь, можно признаться...
Я любил сигнальную службу.
Конечно, любовь эта проявлялась по-разному, но почему-то сигнальщиков наказывать у меня и рука реже поднималась, и какие-то послабления получались, и еще что-то....
Наверное, это пошло с крейсеров, первых курсантских «практических» выходов в море, первых вахт «дублером» вахтенного сигнальщика..... -
Когда, по команде с мостика сигнальщики быстро «набирали» сигнал, и он, сигнал этот, пристопоривался к фалам, и, опять же по команде - поднимался до нока фок-мачты, в виде тугих, свернутых особым образом комочков, и вдруг, раздернутые умелой рукой комочки эти вспыхивали, разом расправляясь и пощелкивая на ветру..... - и летели - разом сворачиваясь, сбиваясь набегающим потоком со свистом вниз - прямо в руки творцам всей этой флотской красоты.....
И скажите, пожалуйста, ну как, став старпомом, а потом и командиром я мог не попытаться не внушить всего этого своим подчиненным?
Недаром среди матросов меня «Борей-крейсером» прозывали. Хотя, зная об этой матросской кличке я, честно говоря, ей гордился.
И вот представьте себе, что на такую-то вот любовь - и грязными сапогами.....
....тот день ВМФ мы в гражданском порту встречали. Полтора десятка гражданских пароходов - сейнера, риферы, всякая другая портовая мелочь - и мы одни.
А уж то, что в Городе нашем через одного - а то и каждый гражданский когда-то с ВМФ был связан - и к гадалке не ходи. То есть день ВМФ отмечался всегда истово - и практически без исключения всем населением.
Ну - праздник. Экипаж - в форме «раз» - в белом на подъем флага построен.
«Исполнительный» - это, для нефлотских - флаг такой, который говоря шпацким языком в данном контексте обозначает: «Я здесь старший. Выполнять мои команды» - до половины - сигнализируем что, мол, подъем флага через минуту - ....
Строй замер. Святая минута для любого флотского. «Исполнительный» - до места, до нока значит....
Дежурный командует - «На флаг, гюйс, стеньговые флаги и флаги расцвечивания - Смиррррна!!!!»
Тишина....
Вокруг гражданские - я краем глаза поглядываю, горжусь внутри себя своей организацией службы флотской - тоже в готовности к подъему флагов замерли. Ждут.
По трансляции - сигналы точного времени - «Исполнительный» - долой - красота, сложился, со свистом, с шиком - вниз...Дежурный -
- Товарищ командир, время вышло!
- (С паузой малой - знай наших!) - флаг поднять!
- Флаг, гюйс, стеньговые флаги и флаги расцвечивания - поднять!
Руку - рывком к козырьку, строй - струна, по трансляции верхней - Гимн СССР - поползли флаги расцвечивания по тросикам от флагштока и гюйсштока к мачте натянутым...
Душа поет.
И вот, посередине этой песни - вдруг.... Господи.... Как хорошо в этом мире жилось бы, ежели б не было этих самых «Вдруг»....
Рвется фал, на котором флаги все закреплены. И ползут они под торжествующие звуки Гимна назад по тросику, безвольными тряпочками цветными....
Гимн отыграл.
Но еще и сквозь его звуки хохот с соседних гражданских пароходов слышно было. Ржут, гады. По сторонам краем глаза смотреть и любоваться совсем почему-то уже не хочется.
- Вольно. Отпускайте экипаж.
Дежурный скомандовал - и как ветром народ с палубы сдуло. Понимали видно - попадись мне сейчас - расщеплю на молекулы - перекушу - не поперхнусь.
Морды на сигнальном - аж с палубы видно, что белые.
- Старшину сигнальной вахты, старшину команды - ко мне!
Прибыли.
Спел я им арию тоски. С маленькой буквы и ударением именно на «И».... Ругаться я на старых крейсерах обучался, и запросто, памятуя старпома «Славы» - а потом помощника командующего Мясоедова - мог провести вполне матерную параллель между отколотой эмалью на звездочке у матроса и завалом зачетной стрельбы главным калибром - помянув при этом всех родственников виновника торжества его дурную наследственность, а также пройдясь слегка по святым угодникам (прости Господи) и увязав все это в тугой комок вполне сформированного командирского рыка.
Среди всего указанного чуткое ухо старпома запросто выделило решение на проведение ежедневных тренировок по подъему флагов расцвечивания, отягощенное запрещением увольнения сигнальной команде, и недопущения схода старшине команды ранее двадцати двух.
Так что итогом испорченного апофеоза праздника были упорные тренировки сигнальцов, пока мы стояли в том гражданском порту....
Но в общем, постепенно отработались... -
И как бы всей «береговой» или «базовой» веревочке не виться - вышли на боевую службу.
Полсрока отходили, а то и больше... Осень в средиземке хотя и теплая - а все равно - день через день - балла два-три, ветерок.
Так вот, стоим в точке, пароход мой - старший, то есть по флотским опять же законам - подъем флага - по моим сигналам.
Утречко. Солнце, ветерок слегка от Туниса, море балла два, палуба под ногами слегка ходит.
Подъем флага.
«Исполнительный" - до половины - до места - долой!!
Рвет командир отделения сигнальцов фал, чтоб «Исполнительный» - как командир (я то есть) любит - камнем вниз - и.....
Все правильно.
Рвется фал.
«Исполнительный» на полпути застрял, ветерок обрывок фала дернул, на рею кинул, замотал - бьется красно-белая тряпочка......
позор на всю точку.
Хоть остальные корабли и не близко стояли, но - мне казалось - что издевательский хохот над всей точкой стоит. Хотя, наверное, я один этот самый хохот и слышал.
Ну да ладно - экипаж отпустил по плану, народ разбежался. Осталось на юте человека два - три офицеров. Закурили.
Стою спиной к сигнальному - глаза б мои на все это не смотрели.
Старпом напротив - тоже закуривает - и вдруг - сигарета у него из губ выпадает, и смотрит он остановившимися и белыми какими-то глазами - куда-то мне за спину и вверх.
Хочу повернуться - а он мне:
- Товарищ командир, только тихонько....
Поворачиваюсь потихонечку.
Ну да. Пока мы тут позор флота переживали - командир отделения исправить все это решил.
Ага. На всякий случай - мачта у моего парохода - двадцать метров от моря.
А этот сукин сын - лезет по рее без страховочного пояса... в режиме обезьяны.
Честное слово - страшно стало. Это ведь под ногами палуба слегка покачивается. А мачта - та вполне ощутимо ходит. И рея. Вверх-вниз. Очень даже ощутимо.
И ладно - доползет до конца, и - ежели сорвется - в воду. Хоть и двадцать метров высоты - а шанс есть. А не доползет? палуба всеж хоть и ближе - а - железная...
Стою, курю (ну точно Федор Чистяков, ё..). Этот гад - дополз. Фал разматывает. Молчим все.
Старшина - и фалом возится - и - черт его, то ли задница перевесила - то ли такт качки потерял - соскальзывает он с реи - и зависает на одной руке и одной ноге. Другая рука - за фал сигнальный, нога - в воздухе болтается.
И тут я заорал. Точно что орал - не помню, но в принципе - как в затертом анекдоте, что мол, держись, сука, ... ё..(упадешь) - убью.
Не сорвался. Вполз на рею кое-как, и, с фалом в руке - назад пополз. Спустился.
Я стою - трясет всего. Пытаюсь сказать - шиплю только, но дежурный понял - позвал героя.
Прибыл. Доложить что-то пытается, что мол прибыл по вашему приказанию - а рука у пилотки трясется, и ноги подрагивают....
Я ему шиплю, -
-Ты зачем без страховки?
А он:
- Тащ командир, обидно, припозорились....
Помолчали.
Ладно, говорю, иди.
Так все и закончилось
Не стал я его наказывать. Раз уж сам понимает, что плохо получилось, что неладно сделали - за что наказывать. Он и сам себя клеймит.
Но занятие дополнительно по мерам безопасности при работе на высоте - провели. С практическим одеванием страховочного пояса, пробежкой по «выстрелу» и прочими затеями.
А вот у сигнальщиков с тех пор проколов не было. Не подводили и не позорили.
Наверное все мы как-то чему-то постепенно учимся.
.....
А хорошая сигнальная служба - мне до сих пор нравится.
Только вот редко ее увидеть доводится...
И традиции забыты, и сигналы .....
Кто сейчас вспомнит - «ЗЩУ»....
«Флагман надеется, что каждый исполнит свой долг!»

Автор истории: Anton Gavrilenko

Пеpвая весна в Козельских кущах. Метем асфальт у штаба. Hа кpыльце стоит замполит части, pука в каpмане, во втоpой сигаpета, наслаждается погожим
деньком.
Опаньки...! Из штаба появляются Папа и его пеpвый зам по учебной части только-только полполковника получил. У нас все таки был филиал КВВКУ, и стpашнее Папы был только Завуч.
А у замполита сигаpета-то в левой pуке... Пока бpосил (честь с сигаpетой не отдают), пока сообpазил? какой pукой пpиветствовать командиpа, пока оную из кpепко ушитых штанов вытащил... Попал!...
Мы, кpаснея от усилий не заpжать, стоим во фpунт, метла к ноге, гpудь колесом.
Папа замполиту:
- Куpим? У ШТАБА?!!! И РУКА В КАРМАHЕ?!!!
Душка был наш папа, любил солдат веселить...
Далее Завучу:
- Подполковник! Покажите майоpу СВОИ КАРМАHЫ!!!
Завуч отваpачивает полы кителя - левый и пpавый каpманы штанов кpест накpест
зашиты толстенными нитками, почти шнуpками. Один белыми, дpугой чеpными.
- ПОHЯЛИ!??? ДОЛЖИТЬ ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ МИHУТ!!!!
После закуpил, сунул pуки в каpманы и пошел чеpез плац...