«Вдарим автопробегом......»


Я потом много сидел за рулем сам. Гонял машины из Тольятти и Ярославля на юг, в Ростов, мотался из Крыма в Подмосковье, попадал в аварии, ехал четыреста километров «на кукане» с выбитым лобовым стеклом...
Но все же из всех дорог эта - помнится до сих пор, хоть и прошло столько лет.

Тем, кто в пути.

При социализме законы были гуманные.
То есть сейчас - не знаю, с законом меньше сталкиваюсь, а вот раньше - приходилось.
Это я к тому, что был и такой закон, приказ министра Обороны вернее, что ежели корабль какой, к примеру, в ремонт идет в отрыве от родной базы, то офицерам и мичманам, оставившим свои "вторые половины" в базе, по истечении сорока пяти суток трудной и напряженной службы в заводских условиях - семь дней отпуска полагалось.
Вот так и ездили мы, бывало, Николаев - Севастополь и обратно.
Ну, насчет тяжелых заводских буден скажу только, что пиво в Николаеве было более чем превосходное, в ресторан можно было зарулить свободно себе с пятью рублями в кармане, а женщины Николаевские с детства видимо воспитывались в том духе, что не отдаться подгулявшему моряку - почти то же самое, что изменить Родине. Грех того же порядка, то есть.
Нда-а-а...
Вспомнилось, кстати, что когда сына моего занесло как-то в конце рейса в Николаев, и гулеванили они в кабачке припортовом, так «мамка» девок тамошних...
...(пропущено самоцензурой)...

Так вот, сообщение между городами нашими налажено справно было: три автобуса в сутки, и лучше всего, конечно, ночной. Уходил он из Севастополя в двадцать три с копейками, а в Николаев где-то в семь утра прибывал, так что на подъем флага вполне успеваешь.
Ну, летом хорошо. А тут, как всегда, внезапно осень подступила. А точнее, 26 октября 1975 года.
Я как раз в Севастополе побывку заканчивал, сел вечерочком в автобус - поехали.
Дело ночное, а как любой подготовленный офицер, спать я мог (и по сю пору могу) в любых условиях - задремал.
Проснулся от непонятного шума, происходившего от соседей по автобусу, вкупе с молчанием двигателя.
Через минуту ситуация была ясна предельно. Рейс прекращен.
Снегопад.
Да-да, я ничего не перепутал, именно в ночь с 26 на 27 октября 1975 года на юг Украины обрушился снегопад. Автодвижение встало.
Будучи офицером до ужаса исполнительным, и ощущая ответственность за своевременное прибытие в часть, я начал искать варианты, как же все-таки добраться до Николаева?
Отвечали мне должностные лица Новокаховского автовокзала, замученные тысячами вопросов одного и того же плана, скажем так, уклончиво, суммировать все сказанное можно одной знаменитой фразой, которая, как правило, переадресовывает вопрошанта на часть тела, хоть и имеющую головку, но крайне молчаливую.
Но по мере того, как настойчивость в достижении цели начала вызывать уважение у должностных лиц, получил я совет: сесть на городской автобус и доехать до выездного поста ГАИ, а там попросить гайцов подсадить на проходящую машину, ежели таковые будут в природе.
Что и было, конечно, сделано. Не стоит, наверное, упоминать, что в общем-то к военным - а морякам тем более - должностные лица относились в те стародавние времена с уважением. Так что заморенные погодой и обстановкой на трассе гайцы отнеслись ко мне с должным вниманием. Почитали отпускной, правда, похмыкали друг на друга глядя - и пообещали помочь.
Пробыл на том посту я тогда около часа - хоть гаишники и останавливали все машины подряд, проверяя документы и предупреждая о гололеде, но меня как-то сажать не торопились. Я было уже начал прилично замерзать.
Наконец, остановили они фуру «Совтрансавто». Может, помнит кто - была такая могучая организация, мотались они и по стране и за рубеж. Поговорили с водилой - зовут.
Старший гаишник на полпути к машине меня задержал - «Вот, - говорит, - подобрали тебе нормальную машину. Водитель первого класса. Счастливой дороги».
Ну а мне-то, в общем, тогда сугубо пополам было, какого там класса водитель, какая дорога. Замерз. Залез в кабину - отходить начал. Аппарат - «Колхида», сзади - холодильник-длинномер. Познакомился, обустроился - едем постепенно.
И вот по мере отходняка и продвижения вперед, стал я потихонечку осознавать, что совсем все не так просто, как казалось. То есть, глядя из кабины этой самой «Колхиды», я вдруг отчетливо осознал, что едем-то мы по натуральному катку. И, что интересно, многие по этому катку уже и не едут. То есть стоят - лежат по кюветам - кто на колесах, кто на боку.
Я было сначала дернулся - мол, помочь бы надо. А водила отвечает - видишь, народ нормально реагирует, что мимо проезжаем. Понимают, что начнем помогать - в лучшем случае - рядом окажемся. А так все живы - и ладно.
Дорога в Причерноморье, если ездил кто, ровная, в основном. Чумацкий шлях он и есть чумацкий шлях. Завалился на воз - и любуйся на красоту небес с россыпями звезд, да слушай стрекотание цикад, да напевай себе под нос песню без конца и начала про простор, про степь, да ковыли.....
Не в этот, конечно, раз.
И есть там местечко одно при подъезде к Ингульцу - тягун на подъем километра два, а потом такой же тягун - на спуск к Ингульцу.
Ползем мы по тягуну этому.... Доползли до гребешка....
И открывается незабываемая по своей красоте картина: стоят на спуске пара «Икарусов», а в аккурат навстречу по тягуну еще машины три тянутся.
То есть не остановимся мы - красивая и многочисленная каша получится, так как сползать мы уже начали, и разъехаться там втроем места никак нет.
Тормозить надо, однако.
Дальнейшие промежутки времени я с трудом вспоминаю, отчетливо запомнилось только поминание чьей-то матери водилой - и вдруг, вместо дороги - белая снежная степь до горизонта.
Вылетели мы в поле метров на сорок примерно - хорошо, видно, в этом месте кювет мелкий был.
Хотя, зрелище, мягко говоря, для военно-морского глаза непривычное: кабина - в одну сторону накренена, телега-«холодильник» - в другую.
Отошел немного, водителя спрашиваю:
- Что делать-то будем?
Он покурил, помолчал, и говорит:
- Я - аварийку ждать. Самому мне не вылезти. Ты - не знаю. Попробуй попутку поймать, если какой дурак остановится. Замерзнешь - греться приходи.
Так и порешили.
Вот тогда-то я в первый (и дай бог последний) раз понял, что такое чернозем.
Выпрыгнул из кабины - и по колено. То есть сверху - сантиметра четыре-пять снега, а под ним - болото из чернозема. Ну, делать нечего. Поплелся к дороге.
Вышел на этот самый гололед - каток катком - стою, голосую. Картина такая:
Стоит на абсолютно безлюдной дороге посреди «степу» лейтенант флота, сверху вроде бы вполне приличный, при фуражке, белой рубашке и белом же шарфе, а снизу по колено грязный. Голосует.
Будь я шофером, да хоть и не такая мерзостная погода и дорога, трижды подумал бы, стоит ли рядом с таким останавливаться.
Так что в основном мимо проезжал народ, не то что не останавливаясь, не делая попытки притормозить даже.
Подмерзать начинаю. Но стою. Чуда жду.
И случилось-таки. Остановился ГАЗон (маркировку, убей бог, не знаю) с прицепом. И Горьковскими номерами.
Подбегаю, водитель кабину открывает:
- Куда тебе?
Куда-куда. Да хоть куда угодно - лишь бы из этой диковинной степи смыться поскорее - хоть к какой-нибудь цивилизации....
Оказалось, в Херсон товарищ едет. Болты, гайки из Горького везет. Помнится тогда, отстучав зубами, удивился, что, мол, на Украине болты-гайки не умеют делать? Водитель похмыкал - а откуда, вроде, я знаю....
Едем потихонечку. Причем слово "потихонечку" в аккурат соответствует тому, как ехали мы. Освоился, разговорились.... Подъезжаем к Херсону, тут уж я совсем осмелел - говорю:
- Слушай, все равно - ночь, делать тебе нечего - может, и до Николаева довезешь?
Тут шофер на меня так посмотрел, что без слов понятно стало: надо сматываться. Вышел. Добрел кое-как до Херсонского вокзала, взял билет на какой-то утренний проходящий поезд до Николаева, перекемарил на широком вокзальном подоконнике...
Добрался, в общем, к утру.
А в Николаеве тоже праздник, посвященный внезапно пришедшей зиме.... Из всего общественного транспорта только трамваи и ходят. Ну и соответственно, попасть в трамвай... гхм... проблематично. Город - рабочий. Гегемон к станку рвется. Дисциплина.
Но - доехал до завода, с малым опозданием прибыл, доложился и был отпущен отогреваться в каюту, в виду смерзшегося внешнего вида.
...
...А вечером, в любимом «крейсерском» ресторане «Южный» - хоть там и не было света, был, как всегда, полный аншлаг... И стояли на столах свечи... и старенький еврей наигрывал на своей скрипке что-то печально-протяжное, и были друзья и водка, и какие-то другие, в колеблющемся пламени свечей люди... И поднималось из глубин что-то совсем незнакомое, и хотелось щелкать каблуками и целовать дамам руки...
И как туманом скрылись, смазались перипетии дороги, и холод, и грязь....
И уж сколько лет позади, но все равно, всплывает иногда в памяти каток шоссе, полет в бесконечность белого пространства и свечи и скрипка старого еврея....

Бунт-2.

Лето 1980 года, Северная Карелия, 909 военно-строительный отряд, гарнизон Верхняя Хуаппа, вахтовый поселок.

Мы тогда стояли вахтой возле моста через Киз-реку. Точнее, мост мы, стройбатовцы, сами и построили, рядом с ним поставили вагончик-камбуз, а на пригорке - стояли вагончики-бытовки военных строителей, где они жили всю неделю.
Наша дорожно-строительная колонна, или просто дурколонна, состоящая из экскаватора (Вася Шустер), погрузчика-опрокидывателя - в миру просто мехлопата (Леха Афанасьев), два бульдозера (Юра Кремнев и Толя Муска) и десятка МАЗов-самосвалов. Если уж совсем точно, то вахты тогда еще не было, мост только-только начали строить, но мы, дурколоновцы, уже раскопали экскаватором карьер и начали отсыпать песком дороги на вахту, лесозаготовительные бригады, их вагончики и камбузы появились у Киз-речки позже. Так что наш вагончик-бытовка располагался не на вахте, которой еще не было, а прямо у карьера, сами и готовили себе. Кухарил в дурколонне наш автомеханик, мой земляк с Керчи Игорь Савельев.
Продукты, как водится, закончились неожиданно, хотя Игорь предупреждал об этом нашего взводного прапора Серегу Корюхова (фамилия изменена), еще за пару дней. Но тот все отнекивался и откладывал: потом мол, завтра поеду на Хапу на попутном лесовозе, а обратно на ремонтной летучке привезу.
Мне кажется, ему просто было лень тащится за пятьдесят верст куда-то, возиться с получением продуктов на складе, доставанием машины для их перевозки и прочее, куда проще валяться в вагончике и покуривать в потолок. Когда жрать стало совсем нечего, он наконец-то, собрался, и пошел к лесовозной дороге, чтобы уехать на Хапу. Нам при этом наказал: работу не прекращать, он к вечеру вернется с продуктами. Так мы и работали не жравши целый день, который летом здесь очень длинный, запивая кипятком с ягодами. Грибов тогда еще не было, начало лето, да и плохо они в той местности росли.
вечером Серега так и не вернулся, спать легли голодными, но пока еще не злыми, мало ли чего с Серегой могло случиться, все бывает на Севере в тайге.
На следующее утро посовещались, порешили: работу продолжаем, но наш механик Игорь, временно выполнявший обязанности повара, также добирается с попутным лесовозом на Хапу, и если с Серегой что случилось, то получает продукты сам и возвращается с ними.
Игорь вернулся быстро, всего через пару часов, крайне расстроенный. Рассказал нам, что на дороге ему повстречался уазик, в котором ехал командир отряда полковник Трофимов. Трофимов строго спросил Игоря:
- Кто такой?
Игорь доложился:
- Военный строитель-рядовой Савельев, механик дорколонны, следую на Хапу за продуктами.
- Какие, на хуй, продукты!? - Заорал, по своему обыкновению, комбат. Он почти всегда орал на солдат. - Что ты мне мозги ебешь! Дорколонна твоя работает, а ты на Хапу свалить захотел, пробалдеть там день, да? А ну обратно, в карьер! Бегом!!! Я сегодня же проверю, чтоб ты там пахал. И вообще, сейчас объеду участки, а потом к вам в карьер заеду, посмотрю, как вы там работаете, или, может, только харю давите в вагончике.
И Игорь, злой и обиженный, что его еще и в отлынивании от работы обвинили, развернулся и побежал в карьер. Напрямик, через болото и лес, чтобы не пересекаться больше с комбатовским уазиком. Кстати, комбат так и не приехал к нам тогда в карьер, не собрался.
Мы посочувствовали Игорю: обвинение в сачковании, отлынивании от работы - очень серьезное в стройбате, за это запросто на губу угодишь, а при систематическом сачковании - можно и в дисбат угодить. Принято считать, что в стройбате нет никакой дисциплины и порядка. Это не совсем так. При всем внешнем распиздяйстве, разгильдяйстве и расхлябанности военных строителей, трудовая дисциплина там очень высока. Производство - это в стройбате святое, за выполнение плана дерут в три шкуры, не вынимая.
И мы продолжали работать второй день, без жратвы. Надеялись, что взводный все же приедет к вечеру. Но он не приехал, мы мысленно посылали ему самые горячие пожелания, включая все виды половых извращений.
На третий день мы забастовали: не будем больше работать! Итак уже еле ноги таскаем. А вот это уже серьезно: явный отказ от работы - это пять суток, минимум, а там еще добавят. Вечером мы собрали большой военный совет, решить вопрос: что делать дольше? Так дальше продолжаться не могло, третий день без еды, причем два дня при этом работали, скоро ноги уже таскать не будем. Кстати, за три дня к нам так никто из офицеров больше и не заехал, не поинтересовался нашей работой, а мы надеялись на это, тогда можно было и передать им о нашем бедственном положении со жрачкой.
Наш формальный начальник дурколонны, гражданский Миша Гаджилаев, дагестанец, попавший к нам на два года по распределению после института, и вместе с нами голодавший три дня, взял на себя ответственность и распорядился:
- Сейчас уже темно, ложимся спать, а завтра утром садимся в МАЗ и едем на Хапу.
- Чей МАЗ поедет? - спросил Мишу Гена с Тихвина, наш дорожный мастер и командир отделения дорожников.
Все поняли смысл вопроса. Кто повезет нас на Хапу, тот и будет назначен виноватым, за то, что уехал с карьера. Поскольку ты уже непросто самовольно оставил рабочее место, но еще и машину без разрешения угнал с карьера. А это уже другая ответственность. Всем хотелось уехать на Хапу - будь, что будет за оставление работы, но уж всяко покормят там. Но вот самому вести МАЗ с «дезертирами с трудового фронта» никому не хотелось, каждым водителем овладела малодушная мысль, чтобы это досталось не ему, а товарищу. Миша однако дипломатично ответил Гене:
- Это вопрос не производственный, а военный. Ты командир отделения, ты и назначай водителя.
- Поведет МАЗ, - Гена обвел нас взглядом и всем водителям захотелось стать невидимыми, - Ты, Саня.
И он кивнул мне. Понятно, водитель я был молодой, неопытный, и не самый лучший, если уж честно. Гена решил пожертвовать мной, чтобы дурколонна потерпела наименьший ущерб, если один из ее водителей сядет на губу.
Я понял это, но браво мотнул головой:
- Ладно, чего там. Поеду, конечно.
Тут подошел Игорь и сказал:
- Мужики, чайник вскипел, пойдемте «чай» пить.
Чаем была заваренная чага, нарост на березовых стволах, и еще ягоды в чайник добавляли.
После чая ко мне подошел наш водитель Володя Кисин (фамилия изменена), с Западной Украины, и сказал мне:
- Саня, зачем ты согласился завтра везти нас на Хапу? Ты понимаешь, что ты же и крайний потом будешь, тебя же и накажут, что ты машину с карьера на Хапу погнал?
- А ты что хотел, чтоб я сказал: «Нет, я не поеду, пусть лучше вместо меня Володя Кисин поедет»?
- Нет, конечно.
- А кто тогда? Кого я должен вместо себя подставить?
- Но ведь так можешь сам под трибунал попасть!
Я глубоко вздохнул:
- Володя, помнишь «Как закалялась сталь» Островского? Перефразируя его слова, скажу, что жизнь надо прожить так, чтобы потом не было мучительно стыдно за свои некрасивые поступки, за свои шкурные мысли, за свою подлость. Чтобы ты мог честно ответить за каждое свое слово, за каждый поступок, чтоб не пришлось сочинять, краснея от стыда, «жалкий лепет оправданий». Что будет со мной, говоришь? Страшно не то, что с тобой будет, страшно лицо свое потерять, страшно перестать быть человеком, перестать уважать себя. Страшно вдруг понять, что ты стал подлецом, прячущемся за спины других.
- И тебе удается жить по таким принципам? - усмехнулся Володя.
- Ну-у-у... далеко не всегда... но хотя бы знаю, к чему надо стремиться. А насчет того, что со мной потом будет - да не переживай ты, ничего страшного не будет. Дальше Хапы не сошлют, меньше МАЗа не дадут. Все это пыль, хуета хует.
Рано утром завел свой МАЗ с наката, тронувшись, выжав сцепление, на передаче с пригорочка. Потом отпустил сцепление, дизель от колес и включенной передачи провернулся, зачихал, и наконец, завелся. Кабина у наших МАЗов была просторная, доставшаяся самосвалам по наследству от бортового грузовика МАЗ-500, со спальным местом позади сидений. У нас это место называли плацкартой. Итак, восемь человек набились в кабину, расположившись на сиденьях и плацкарте, остальные залезли в кузов. И, разрывая таежную тишину ревом дизеля (глушителей почти у всех наших МАЗов не было), я выехал из карьера на лесную дорогу, объезжая камни и пеньки. Где-то километров через пять, когда повернул с вахтовой дороги на основную лежневку, навстречу опять попался уазик с комбатом. Уазик моргнул фарами и я остановил МАЗ. Да и по любому пришлось бы остановиться, лежневка была узкая, двум машинам не разъехаться. Через каждые 200-300 метров на лежневке были разъезды, «карманы», куда въезжали встречные машины. Кто из встречных машин должен был ехать прямо, а кто заезжать в разъезд - решалось на ходу. Принято было обязательно пропускать груженые лесовозы. И само собой - уазики комбата и начальника комбината Хацкевича.
Трофимов вальяжно вышел из уазика, его водитель Ласин глядел на нас с ухмылкой: «Попались, голубчики!». Я еще подумал тогда: «Сейчас комбат орать на нас начнет». И не ошибся. Смерив нас долгим взглядом, комбат заорал на нас:
- Построиться!
Мы выстроились на лежневке в одну шеренгу, только гражданский Миша остался в сторонке.
- А тебе, Гаджилаев, что - отдельное предложение? Становись в строй! Ты в армии, а здесь порядок и дисциплина прежде всего. И пока я здесь командир отряда, ты у меня тоже будешь соблюдать порядок!
- Я вообще-то, гражданский. И не у вас в отряде служу, а в комбинате работаю.
Мы слушали эту перепалку с большим интересом. Мишу Гаджилаева у нас в дурколонне недолюбливали, мужик он был гнусный, но сейчас мы все были на его стороне.
Полкан вскинул руку под козырек и, грозно сверля глазами Мишу, приказал:
- Гаджилаев, я вам приказываю: становитесь в строй:
О как, комбат даже на Вы вдруг перешел. Миша было дернулся с места, но Леха Сулейманов с Кизляра сказал ему тихо:
- Махмуд, не позорь Кавказ. Если ты встанешь в строй, я всем твоим родным в Кизляре расскажу об этом, когда на дембель уйду.
Сулим угадал безошибочно - позора, осуждения своих родных на Кавказе боятся больше смерти. И Миша остался на месте, ответив Трофимову с усмешкой:
- Не могу я встать в строй, одет не по форме. Это нарушением дисциплины будет.
- Ладно, - проскрипел зубами Трофимов. - На получку ты у меня вместо денег будешь лапу сосать.
- Не беда, - огрызнулся Миша, - я уже итак второй месяц с солдатами питаюсь, у них же и живу в вагончике.
- Так, - продолжал Трофимов, - куда это вы едете?
Командир отделения Гена кратко доложил ему положение.
- Что!? - Опять заорал Трофимов, вращая глазами. - Оставили работу? Бросили производство? Да это же дезертирство! Да на фронте вас бы за это - расстреляли бы на месте! Па-чему? Я спрашиваю - па-ачему? Почему не приняли меры для доставки продуктов? Кто у вас кашеварит?
Игорь Савельев сделал шаг из строя.
- Я готовлю.
- Почему не поехал на Хапу за продуктами, когда ваш взводный не вернулся в тот же день?
- Я поехал на следующий день, но вы же сами приказали мне вернуться обратно в карьер.
- Ты мне голову не морочь, я спрашиваю, почему не привез тогда продукты с Хапы?
- Так вы же сами мне запретил на Хапу ехать!
- Значит надо было вернуться и снова ехать на Хапу за продуктами. Да на фронте старшина под огнем термосы с горячим обедом на передовую доставлял, под пулями! Я спрашиваю, почему ты не вернулся обратно на Хапу, а пошел в карьер?
Всем нам было понятно, что полковник говорил очевидную ерунду. Он приказал тогда вернуться Игорю в карьер и теперь его же обвиняет в выполнении собственного приказа. Очевидно, комбат и сам понял, что катит что-то неколесное, и переключился на меня:
- Ну а ты, военный строитель, как это ты взял самосвал и поехал на нем на Хапу? Это тебе что? А? Я тебя спрашиваю, это что? Это где? Частная лавочка, твой собственный велосипед? Вот просто так сел на МАЗ и поехал, куда захотел? Это государственная техника, она выполняет в карьере задание, военное задание. Потому как мы - военные строители. Ты присягу давал? И что, просто так - захотел и ушел с работы? Да еще и МАЗ угнал? А ведь у нас любая работа - это боевая задача, любая машина - боевая техника. И ты - дезертировал с боевой задачи, украв боевую технику! Да на фронте тебя расстреляли бы за это. А здесь с тобой знаешь что будет? В глаза, я сказал - в глаза мне смотреть! А здесь вместо дембеля поедешь лес валить. Только не в Карелии, как солдаты нашего отряда, а в Сибири, под конвоем!
Все с интересом посмотрели на меня, ожидая, что ляпну в ответ свое обычное: «Я сам родом из Сибири, вы меня Родиной не пугайте!» Но я лишь пожал плечами и буркнул:
- В Сибири на морозе - водка легче пьется.
У комбата аж перехватило дыхание, он побагровел и я приготовился к новому залпу его луженной пропитой глотки. Но Гена вдруг сказал:
- Смотрите, еще уазик едет!
Мы повернули головы на дорогу, к нам подъехал уазик начальника комбината. Но вместо полковника Хацкевича из него вылез незнакомый нам щеголеватый, во всем новом, майор. Он подошел, представился, это был проверяющий из Москвы.
Вот оно что. Комбат, зная о приезде проверяющего, решил перед ним проехаться по делянкам, проверить все и предупредить всех, подготовиться. И тут вдруг такое ЧП. То-то он и орал на нас так, зная, что ему самому за это достанется еще больше, чем нам.
Майор коротко выслушал нас, и сказал комбату:
- Ну что ж, я думаю, пусть они сейчас едут в гарнизон, поедят там, отдохнут, поспят, а завтра уже поедут в карьер работать. А за это время разберемся, куда делся их взводный с продуктами. Как вы думаете, товарищ полковник?
И Трофимов, поскольку он все же был командир, а не проверяющий майор из Москвы, хмуро мотнул нам головой:
- Езжайте на Хапу, воины.
...
А куда же пропал тогда Серега-взводный? Он решил, что на Хапу еще успеет, и поехал с лесовозом в Тунгозеро, поселок в 35 километрах от Хапы. Там он, затарившись основательно водочкой, навестил одну веселую вдовушку, которая не имела привычки отказывать военным, особенно если у них с собой были выпивка и деньги. И от любви и водки Серега позабыл про все на свете, для него начался многодневный сексуально-водочный марафон. Нелегко ему было, ну да и здоровье у могучего уральского парня было крепкое, а стройбатовской работой прапорщик себя не утруждал, командир все-таки.
Брали его классически, как в кинофильмах. Поздним вечером к дому, где он чахнул все эти дни, подъехал комендатурский ЗИЛ-130, из кузова высыпали и неслышно рассеялись вдоль забора солдаты-комендачи, вооруженные автоматами. Начальник губы подошел к двери и негромко постучался:
- Хозяюшка, водички попить у вас можно?
Серега, увидев в окно комендатурский ЗИЛ, мгновенно протрезвел и все понял. Он распахнул окно и как был - выскочил в огород. Из одежды на нем был только презерватив, да и тот использованный. Таким его и взяли.
Полковника Трофимова вскоре сняли. Нет, не тогда же, а через несколько месяцев. Дело в том, что ему понравилось каждый выходной объявлять «Ударным коммунистическим воскресником», и солдаты работали без выходных уже два месяца. И не пожалуешься никуда. «Солдат, ты не работаешь - ты служишь Родине. А Родине служат не пять дней по восемь часов, а ежесекундно, ежечасно, не взирая на трудности и лишения». Комбату это понравилось - перевыполнение плана, премии, благодарности. Но потом он увлекся, и заставил нас работать 7 и 8 ноября - в годовщину Великой Октябрьской революции, главный политический праздник в СССР. Замполиты моментально настучали об этом в ГлавПУР. Работу в праздничные дни признали политической ошибкой Трофимова, и его тут же ушли на пенсию.
Почему к нам никто из командиров не заезжал в карьер в те дни, пока мы голодными были? А забыли про нас просто, как и взводный Серега, который отделался за эту историю строгим выговором.
(Рассказ "Бунт"-1 можно прочитать здесь:
http://www.bigler.ru/showstory.php?story_id=3493)

Взято с http://www.birzhaplus.nnov.ru

- Нет! Так дальше мучиться нельзя! - в очередной раз завопил безусый
лейтенант, пытаясь завести мотор старой "Волги".
— Никак не пойму, в чем дело, — обратился он к спокойно сидящему рядом
подполковнику Парасюку. — То ли стартер сгорел, то ли бендикс не крутит,
а может, втягивающее "накрылось"?
— Знаешь, я в машинах не разбираюсь, давай мы ее тихонько под горочку
толкнем и до автосервиса доедем, а там пускай специалисты смотрят, —
предложил старший офицер.
Сказано — сделано. Сдвинутая с места машина плавно набрала ход, а после
включения передачи, несколько раз чихнув, заработал и двигатель.
— Товарищ подполковник, а вы женаты? — внезапно поинтересовался
лейтенант.
— Уже давно.
— А у вас с женой общие интересы есть?
— Конечно! Мы читать любим. Природу. Дети опять же. А ты чего
заинтересовался, жениться собрался?
— Да как раз наоборот, — печально поделился парень, — вчера с очередной
пассией расстался. Девушка красивая, фигурка просто прелесть, блондинка,
пока молчит — мечта. А как рот раскроет, только о шмотках и деньгах
базарит. Аж тошно становится. А у меня в жизни одно увлечение —
машины. Я ради них в автомобильный институт поступил, пять лет учебники
вместо "баранки" держал. Сейчас вот в армии хоть от души накатаюсь.
Только вот девчонкам со мной неинтересно. Им давай стихи, романсы, а я
все про двигатели внутреннего сгорания. Французский фильм "Такси"
видели? Я тридцать раз смотрел! Мы с главным героем просто два
брата-близнеца. Я бы из-под машины не вылезал, да и спал в гараже, если
бы была такая возможность.
— Ну так в чем проблема? По-моему, тот таксист все-таки девушку себе
нашел.
— Так и я нахожу, но потом мы расстаемся. У меня есть мнение, что
девчонок, разбирающихся в автомобилях, просто нет!
— Не печалься, в твои-то годы чего мучиться? Погоди, еще не одну
"автомобилистку" встретишь! Давай, притормаживай, вон впереди станция
технического обслуживания.
СТО, как назло, была на ремонте, но рядом с ней находился открытый
магазин автозапчастей.
— Пойдем посмотрим, может, продавец чего дельное подскажет, — предложил
лейтенант, направляясь в сторону двери. Парасюк последовал за ним.
В магазине пахло железом и машинным маслом, все свободное пространство
занимали стеклянные витрины с автомобильными запчастями.
— Тут есть кто? — громко поинтересовался лейтенант. — Товарищ продавец,
клиенты ждут!
Откуда-то из глубины в сумрачный зал вышел продавец, да еще какой!
Перед офицерами материализовалась молодая симпатичная девушка с белыми
волосами и выдающейся фигурой. Увидев ее, лейтенант просто остолбенел.
— Здравствуйте, что хотели? — вежливо поинтересовалась девица у
замолчавшего лейтенанта.
— Понимаете, девушка, — нарушил затянувшееся молчание Парасюк, — у нас
машина не заводится. Хотели на СТО заехать, она закрыта — вот и зашли к
вам.
— А что у вас за машина? — поинтересовалась девица.
— "Волга", — наконец включился в разговор лейтенант, — белого цвета, —
немного подумав, неизвестно к чему добавил парень.
— Сочувствую! — хитро улыбаясь, но вместе с тем скорбным тоном произнесла девушка. — Так что с ней?
— Да как бы вам попроще объяснить? — задумался лейтенант. — Понимаете,
она вначале "дрынь-дрынь", потом "чух-чух", затем "хлоп-хлоп" — и не
едет, зараза.
— Да что вы говорите! — удивлено хлопая длинными ресницами, воскликнула
девушка. — "Дрынь-дрынь", "чух-чух", да еще и "хлоп-хлоп"? Наверное, у
нее что-нибудь неисправно.
Лейтенант замялся, а затем попытался на доступном для девушки языке
пояснить, что ему нужен бендикс, не схлопотав при этом за такое слово по
морде — вдруг она его за мат примет?
— У вас нет такой фиговины, сантиметров десяти длиной, резной и
отдаленно напоминающей гриб? — начал парень.
— Чего-чего напоминающий? — удивилась продавщица.
— Ну, гриб, в лесу такой растет.
Парасюк отвернулся от молодежи и попытался замаскировать зародившейся
смех под внезапный кашель.
Лейтенант попросил у девушки лист бумаги и начал вычерчивать
интересующую его деталь.
Девица, ознакомившись с творчеством лейтенанта, сощурила глаза и
поинтересовалась:
— Простите, вас случайно не Сальвадор Дали зовут?
Лейтенант обиделся, разорвал листок и потребовал книгу отзывов и
предложений. Девушка достала толстую тетрадь, швырнула ее офицеру и,
громко хлопнув дверью, вышла из магазина на улицу.
Лейтенант открыл тетрадь, полистал чистые страницы.
— Ладно, — оборвал его размышления Парасюк, — пошли машину толкать к
следующей станции, может, там повезет.
Девушка тем временем нервно курила у входа в магазин.
Парасюк вежливо попрощался с продавщицей и извинился за своего молодого
коллегу: дескать, это все от нервов, дальняя дорога, поломка, то да се.
Девушка махнула рукой и подошла к автомобилю.
— Эй, военный! — скомандовала она лейтенанту. — Давай за "баранку".
Включай двигатель, посмотрим, что с твоей "тачкой" случилось.
Офицер скривился, но, подчинившись, включил зажигание. Что-то щелкнуло,
но двигатель не завелся.
— Все ясно! — произнесла девушка, направляясь в магазин. — Я сейчас
вернусь, а вы пока капот откройте.
Лейтенант послушно открыл капот. Из дверей показалась продавщица с
молотком в руке!
Офицер отрицательно замахал руками.
— Спасибо, девушка, мы как-нибудь сами разберемся. Не надо мне машину
доламывать, может, я ее еще починю.
— Садись за руль, чудик, — спокойным, уверенным голосом произнесла
девушка. — Сейчас я постучу по стартеру, а ты попробуй завести
двигатель.
Лейтенант от волнения закурил, но все же сел на сиденье, взявшись за
ключ зажигания.
Парасюк следил за действиями девушки.
Деревянной ручкой молотка продавщица несколько раз ударила по стартеру и
крикнула водителю:
— Давай!
Лейтенант повернул ключ. Двигатель чихнул, а затем завелся как в ни в
чем не бывало.
Опешивший водитель вышел из машины и подошел к капоту.
— Значит, так, лейтенант! — серьезно начала продавщица. — Во-первых, та
фиговина, которую ты спрашивал, а затем хреново нарисовал, называется
"бендикс".
У лейтенанта от удивления раскрылся рот, из которого выпала только что
прикуренная сигарета.
— Во-вторых, с бендиксом все в порядке. Втягивающее тоже исправно.
Рот у офицера захлопнулся.
— А вот в стартере на одной из обмоток произошло короткое замыкание,
из-за этого образовался нагар, нет контакта — двигатель не заводится. Я
молотком постучала, ротор сместился, появился контакт — двигатель
завелся. Так еще раз десять завести сможешь, потом стартер надо в
ремонт, к электрику. Все понял? Или доходчивей объяснить?
Парень потрясенно кивнул головой.
— Значит, дальше, — продолжила девица на повышенных тонах. —
"Дрынь-дрынь" — это стучат штанги толкателей, "чух-чух" — пора поменять
воздушный фильтр, а "хлоп-хлоп" наводит на мысль о слишком богатой смеси
топлива в карбюраторе! Теперь все ясно, автолюбитель хренов, или книгу
жалоб опять принести?! — перешла на крик продавщица. — Да я с отличием
автомобильный техникум закончила! У меня все категории открыты! Отец и
старший брат — дальнобойщики! Я СуперМАЗом управляла, когда ты еще пешком под стол ходил! Ради зарплаты устроилась сюда директором магазина, так с первых дней ко мне таких спецов, как ты, по два десятка в день заходит. Пальцы веером гнут, сопли пузырями раздувают, да еще каждый пытается на своем ломаном языке объяснить, что за хреновина ему нужна. А некоторые особо талантливые свои больные фантазии еще и на листочках рисуют. Как же, есть мнение, что мужчины в машинах разбираются, а бабы за рулем — это как обезьяна с гранатой!
Девушка расплакалась. Парасюк начал ее успокаивать. Лейтенант тем временем зашел в магазин, достал книгу отзывов и предложений и что-то быстро настрочил.
Когда офицеры отъехали от магазина, Парасюк поинтересовался у парня, что
он там написал, неужели жалобу?
— Да нет, товарищ подполковник, за кого вы меня принимаете? Я ее пригласил за мой счет съездить на автомобильную выставку в Москву. У меня есть мнение, что такая девушка отказаться не сможет!
Через месяц лейтенант пригласил Парасюка на свадьбу... А у вас есть мнение, кто была невеста?