Дизентерия, эпизод первый, внутренний мир.

Пришла тут в мою голову робкая мысль - а давайте поговорим о прекрасном...
О дизентерии например.
Эта юмористическая болезнь, мало того, что осложняет жизнь радиусом передвижения, центром которого является WC, так она еще усугубляет ваше существование различными неприятными казусами, очень веселящими окружающих.
Это произошло в светлые дни моей юности, когда Ваш покорный слуга являлся курсантом Высшего... да неважно. Откуда пробралась эта подлая болезнь в наше «Старейшее - мудрейшее училище» - не ведаю. Но порезвилась она на славу. Да что там говорить, обделались будущие защитники Родины по полной, блин. Не все конечно, но порядочно. Не миновала сия участь и моего друга Серого. И надо же так случиться, что приняла эта болезнь у него форму не поддающуюся лечению в условиях нашей медсанчасти, и требовала немедленной госпитализации этого измученного беготнёй тела.
Тело было благополучно перевезено в госпиталь, снабжено родителями стопочкой чистых трусиков, и с сожалением уложено нянечкой на белоснежную простынь.
Для скромного юноши (папа - военный, мама - учитель) положение аховое, каждые полчаса подскакиваешь как заведённый, бежишь, расталкивая окружающих, а потом долго к себе принюхиваешься. Срам сплошной ей-богу.
Все бы ничего, ну таблетки килограммами, да и вроде дело на поправку идет.
Но.
Заходит как-то в палату врач. Задал пару ни чего не значащих вопросов, посмотрел так задумчиво:
«А давайте-ка, дорогуша, в процедурную топайте».
У Серого неконтролируемый испуг по всей физии, «господи, да что же это, да зачем меня туда?».
Делать нефиг - пошел.
В процедурной его уже ждут. «Раздевайтесь, говорят, снизу, и на стол пожалуйста.» Серому от такого позора срочно захотелось, но, блин, нечем уже. Его вчера на жесткой диете держали, заранее готовили сволочи.
Дрожа белым телом и судорожно сжимая испуганные ягодицы, Серый полез на стол. Лег на спину. Врач удивленно посмотрел на тело. «Нет, голубчик, вы на четвереньки вставайте, так сказать к лесу передом к нам задом, не стесняйтесь короче». От такого бесчинства Серый чуть не заплакал. Но полез мужественно. Растопырился. Дрожит. Краем глаза замечает шевеление, в районе многострадальной кормы. Мамадорогая! Врач заботливо так намазывает какой-то смазкой хромированную хреновину - по виду трубку от пылесоса. Серый занервничал, почуял недоброе. Судорожно заблокировал все доступы внутрь, «Дохтур, к чему все это... мне уже лучше...оно не влезет!!!». «Да, что вы так боитесь голубчик, расслабьтесь, вы ни чего не почувствуете»... «Больной! Да расслабьтесь вы вашумаму! Я все равно проникну!». Слезы обиды брызнули из глаз. Он возвышался над столом живым дополнением к плакату «мойте руки перед едой», а сзади из него торчал жопоскоп.
«Пережить, вытерпеть унижение, только вытерпеть, - бормотало сознание - да я руки всегда... перед едой... мыть буду... да я хлоркой все посыпать буду вместо соли...».
Сзади завозился доктор, «Ага... так-так... понятненько...».
«Что там доктор?» - хрипит Серый. «Ничего-ничего, стойте спокойно не дёргайтесь». Голос доктора почему-то удалялся.
Измученных ягодиц коснулся ветерок. Кто-то открыл дверь. «Сюда пожалуйста, - бодрый голос врача-вредителя». Серый не верит своим глазам - в процедурную заваливает толпа студенток Мединститута. «Вот тут у нас яркий пример дизентерии, подходите по одному к жопоскопу - смотрите внутрь». Пол часа студентки по очереди приникали глазом к палке и осматривали Серого изнутри. Большего позора мальчик из интеллигентной Питерской семьи не испытывал никогда.

Питерская байка от 10.01.2005

В 60-е годы морской офицер Владимир Васильевич Тарбаев работал воспитателем в Ленинградском Нахимовском училище. О годах, проведенных в стенах прославленного учебного заведения, он много лет спустя не раз вспоминал. Бывали и смешные случаи.
Однажды Тарбаев повез своих подопечных на кондитерскую фабрику, на экскурсию. Порядок посещения любого "вкусного" предприятия одинаков: в цехах можно есть сколько влезет, а вот вынести за проходную - нельзя. Нахимовцы, конечно, в цехах не терялись, уминали за обе щеки. И очень скоро Владимир Васильевич заметил, что походка у юных моряков стала какой-то странной, а из ворот фабрики они вообще выходили, держась за животы и еле передвигая ноги. Все, поголовно!
"Недосмотрел - дети обожрались до коликов!" - в ужасе подумал Тарбаев. Подвозя детей к училищу, Владимир Васильевич уже примирился с мыслью о выговоре от командования и перемене в судьбе. Его воспитанники с большим трудом дошли до комнат, где их с нетерпением ждали товарищи. И тут болезнь у нахимовцев внезапно прошла. Они развязали подвязки кальсон на щиколотках, и на пол посыпались горы конфет. Отработанным поколениями способом, будущие моряки под завязку набили себе кальсоны конфетами. Не корысти ради, конечно, а чтобы порадовать своих товарищей, на фабрику не попавших. И все училище в тот день было завалено конфетными фантиками.

Цельнотянуто с www.piter.nev.ru

Совсем небольшая история. Слышал её ещё совсем ребенком. Очень сильно тогда впечатлило, что у войны может быть и такая правда. Итак, город Шмалькальден, что на Дацанщине, небольшое советское военное кладбище, чуть больше трехсот могил. Около ста это те, кто погиб при штурме, остальные почти двести, уже после всех боев - разбились гоняя на мотоциклах по городу, перестреляли друг друга по пьянке, отравились метанолом и другие нелепые смерти. Откуда это известно? Мой родной дяди был советским военным комендантом этого города, он этим кладбищем и занимался после штурма, а потом и остальных хоронил...

Чукотский гамбит
(Продолжение)
Уже через час Чоня сидела на кнехте на юте, беседуя с Богданом Матросовым, боцманом корабля:
- Люблю работать на свежем воздухе! Товарищ старший мичман, что бы Вы посоветовали мне сделать в первую очередь?
- Обтяни конец! - пробасил боцман.
- Да Вы что! Как Вы смеете! - взорвалась Чоня.
- Девонька, пойди-ка...
- Обращайтесь ко мне официально!
- Товарищ Човыхина...ты, шлюп-балка, отвали-ка малым реверсом в корму! Форма без одежды - по пояс в робе со шкертом в натруженной руке! И майнай там скребки за борт до включения якорных огней! Будет зябко - одень прогары и бей чечетку!
- Вы ХАМ!
- Нет, я боцман!
- Я сейчас завизжу!
- Давай, у нас туманный тифон осип! Нужен один протяжный визг в минуту. Могу стать стимулятором! - взвился боцман.
- Богдан, - остыла, поняв ошибку, Чоня. - Что Вы хотели посоветовать? Что-то серьезное?
- Да! Конец обтяни! Видишь, швартовый, заведенный на берег, провис под тяжестью льда! - пыхтел мичман. - Да и якорь-цепи бы подтянуть - весна скоро, лед сойдет - задрейфуем.
Вскоре они подружились и споро наводили порядок на верхней палубе. Им было радостно не приказывать, так как приказывать было некому - все матросы ушли за замполитом на север и теперь переваривались в желудке медведя - а делать все своими руками: надежно и деловито. Чоня стояла у автомата управления шпилем, а Богдан, кряхтя, набрасывал на него шлаги промерзшего швартового конца.
- Мотри там, девка! - рявкнул мичман. - Вверх ручку - шпиль влево пошел, вниз - вправо. Не путай!
- Есть, боцман, - счастливо крикнула Чоня.
- Готова? Давай! Пошел шпиль вправо самой малой скоростью!
А за бортом корабля раздался всплеск и вскрик. Медведь поймал калана зубами и тащил теперь на сушу, чтобы съесть. Сушей оказался трап. Затащив визжащего зверя на палубу и теребя его, чтобы задушить, мишка пятился в корму.
- Эге-гей, боцман! Пошел шпиль! - предупредила Чоня, ударив ладонью вниз по ручке, не заметив, что она ушла на три деления. Шпиль завизжал и закрутился очень быстро.
- Куда! - заорал боцман. - Одерживай! Самый малый!
Но было поздно - шпиль быстро съел провисший канат и теперь яростно натягивал его. Раздалось жуткое потрескивание.
- Ложись, дура! - заорал Матросов. - Прибьет!
Вовремя, так как конец издал пушечный выстрел, лопнув, и снарядом полетел на правый шкафут, на котором показался окорок медведя, тянущего визжащего калана. Удар был страшен: медведь подлетел и упал за борт - головой в прорубь. Калан же полетел чуть левее, упав в открытый иллюминатор камбуза. Раздалось шипение.

Чукча отнял бинокль от глаз и потянулся к записной книжке. Написал: «Появились первые жертвы. Женщина на корабле - к беде, однако. Нужно будет выловить медведя и снять шкуру. Променяю уэленскому радисту на журнал «Хозяюшка». Еще - дать радисту в морду». Он опять поднял бинокль и перевел его на ходовой мостик корабля...

На ходовом мостике, в кресле командира, сидела капитан 1 ранга Ольга Пантелеймоновна Воронежцева. Ей очень шли новый черный китель и пилотка. Низ одежды, однако, подкачал - на складе были только брюки, ушить которые из-за их размера было невозможно. Поэтому низ Ольги кокетливо прикрывала белая мини-юбка. Девушка была очень довольна своим внешним видом! Ее просто распирало от счастья! Почувствовав кураж, она взяла «банан» громкой связи и, нажав все кнопки на панели, крикнула в микрофон:
- Внимание экипажа! Говорит командирша корабля! Товарищи мужчины, мой приход на борт не означает наступление лучших времен! Наоборот! К Вам пришел он! Тот, которого Вы звали, но боялись, всю свою службу - гинекологический конец! Я буду вас драть, равнять и строить! Я научу вас любить! Родину-мать! Бывшему помощнику Гойкодзыеву прибыть на ходовой! Конец связи! Всех связей конец, товарищи!
Сидящий в своей каюте и слушающий эту речь экс-капитан Биглярский радостно улыбнулся и мечтательно прикрыл глаза. Он оказался прав!

Ольга опять села в кресло, приветливо подмигнув стоящим рядом Чоне и Онюте, шепнув:
- Мужики без секса не могут! Сейчас мы им его устроим! Буду вызывать по-одному. Начнем с того симпатичного грузина.
- Таварыщ камандыр, лейтынант Гойкодзыев по Вашему прыказанию прыбыл! - крикнул входящий экс-помощник.
- Командирша я! - насупилась Ольга.
- Нэт! - возразил снабженец. - Царыца!
Ольга украдкой улыбнулась, но быстро настроила яростный взгляд:
- Гойкодзыев, на твое девственно чистое тыловое прошлое надвигается армянский конец! Вот журнал учета - читаем: « 70 пар матросских рабочих ботинок, 105 маек (тельняшек), 3 ящика хоз. мыла, 47 ящиков тушенки»... И где все это, ара?!!
Удар кулаком по столику у кресла был не силен, но неожидан. Гоги упал с улыбкой на лице и дернулся.
- Онюта, что с ним, представился?
- Нет, Оленька, похоже, что он достиг оргазма. Ой! - сказала перепуганная связистка.
- Поднять его! Вон! - рявкнула командирша.
- Спасыбо, царыца! - котом улыбнулся грузин. - Тэбэ все отдам! Все, что нажил!
- Онюта, теперь зови своего подчиненного. Того, что с бородой лопатой!
- Троянского?
- Да!
Онюта взяла микрофон и нежно пропела:
- Уважаемый Виктор, пожалуйста, придите к нам. Сюда, где маленький железный руль.
- На ходовой, девочка! - поправила ее Ольга.
- Прюювет, чувихи! - радостно осклабился входящий Витяй Троянский. - Чем помочь? Бассейн для Вас устроить?
- Оленька, не надо, пожалуйста! - всхлипнула испуганная Чоня.
- Закрой уши, подруга! - прищурилась капитан 1 ранга.
- Ах ты ж пас..., - понеслась живая трель. Через минуту раздался удар. Троянский, улыбаясь, упал навзничь и дернулся.
После этого на беседу с командиром построилась живая очередь. Лишь капитан Биглярский не воспользовался случаем. Да и к чему? Он слышал все, что происходило на мостике, через включенный динамик. Дергаясь после каждой яростной тирады командиршы, он шептал:
- Нина, Нина, где ты, балерина!?
На корабле стоял стон. Новый железный порядок шел по палубе корабля строевым шагом. Странно, но всем это нравилось.

А чукча все сидел на сопке, хотя и перестал уже чувствовать нижнюю часть тела. Бинокль он примотал шарфом к голове, так как чувствовал, что руки тоже скоро перестанут слушаться его. Он не мог оторваться от этого зрелища. Вот рыжеволосая, которая ему нравилась из-за необычного пожара на голове. На Севере встречаются разные оттенки меха, от девственно белого до иссиня черного, но огня в этой палитре никогда не было. Ему иногда даже казалось, что если поставить ей на голову сковородку - можно было бы поджарить мясо. Такая женщина в хозяйстве каюра незаменима. А как споро она сейчас сращивает оборванный конец с боцманом!
- Выкрасть бы ее...вместе с канатом! - подумал он и слегка перевел оптику влево. Вот и та стройная блондинка. Ежится. Холодно. Наблюдает, как ее подчиненный связист натягивает оборванную антенну на верхней палубе. А ранее сломанный штырь уже стоит готовый к передаче.
- Однако, будут телеграмму слать на Большую Землю. Значит, уйдут скоро! - вздохнул он. Темнело. За стеклом ходового мостика корабля загорелся одинокий огонек.
(Продолжение следует)