Лужа

Весна на Кольском.
Везде лето - у нас весна.
Дорога от Отряда до дома - чуть больше километра по ухабистой проселочной дороге вдоль Кольского залива. Поэтому на обед предоставлено 2 часа.
С наступлением потепления на середине перехода на дороге образовалась лужа. Даже не лужа а ЛУЖА. Метров 6 в диаметре, глубина на фарватере сантиметров 40, и берега такие покатые, скользкие. Во льду все, короче.
И обойти это препятствие можно было только с одной стороны вдоль забора, по узенькой тропинке. Шаг влево - и все, здравствуй, лужа!
Мичман Саша был человеком полным. Да каким нафиг полным, он был непростительно жирным для военного моряка. Таких как он категорически нельзя показывать по телевизору - зарплату военным увеличивать не будут.
Отобедал мичман Саша плотненько и топал на работу. Заранее вышел: бедным ногам тяжело такой пузырь нести.
Подошел он к препятствию, прижался пупком к забору и двинулся.
На середине перехода корма стала перевешивать. Саша понял, что съезжает, судорожно заскреб ногтями по доскам, засучил ногами. Но куда там. Крикнул он тоскливо от безысходности, упал на спину и въехал в лужу. Лежит на середине, нарядный такой, шеншель - фуражка, все дела. При параде в общем.
Начинает елозить, ручками - ножками, как черепашка, перевернуться пытается. Волну поднял нешуточную. Да только без толку все. Не отпускает лужа.
Понравился ей Саша.
Тут мы подходим, дружной толпой с обеда.
- Здравствуй Саша! Против чего бастуешь?
Саша виновато улыбается, сучит ногами, пытается повернуться к нам лицом. Поднялась волна. Мы благоразумно отступаем на шаг назад.
- Мужики, помогите... скоро народ пойдет... - сдавленно просит Саша.
- Как же, блин, тебе поможешь, ты вон как далеко от берега отплыл...
Действительно, до Саши метра два с половиной. Лезть, понятное дело, никто не хочет, под водой лед накатом, поскользнешься нафиг и рядом ляжешь.
Посовещались.
Решили бросать связанные шарфы. Первый раз не добросили, во второй мокрый шарф упал Саше на лицо. Он судорожно вцепился.
Тянем.
Нихрена.
Масса очень большая, сами скользим к луже, а он только на спине вращается. Стрелку компаса изображает.
- ХМ! - сзади.
- Развлекаемся?
Мля, командир.
- Зачем вы это сделали мичман? - тихо так спрашивает, пугающе.
- Здравия желаю, тыщ командир! - Саша снова сучит ногами, пытается развернуться к командиру. Получается уже лучше.
Командир смотрит на обращенный к нему жирный лобок, гостеприимно разведенные ноги, и начинает звереть.
- Почему вы, сволочь, не хотите дать мне дослужить до пенсии?!
Саша пытается лежа принять строевую стойку.
- Не брызгаться!!! Что вы тут пытаетесь изображать?!! Морскую свинку?!!!
- Никак нет!
- Зачем вы утруждали маму родами? Назовите мне имя той суки, которая посоветовала вам идти в морской флот?!
Сзади раздается сдавленный смешок. Девушки с обеда идут.
- Клюёт?
Командир начинает багроветь.
- Зам!!!
- Здесь! Смотри-ка тут уже. Маленький. Юркий. Вредный.
- Почему у вас мичмана как свиньи в грязи валяются?!!!
- Сейчас, тыщ командир!
- Товарищ мичман!
Саша начинает разворачиваться лобком к заму. Заму это не нравится, и он отступает на шаг в сторону.
- Вы это... свиньёй тут заканчивайте валяться... вы к берегу давайте гребите...
Саша виновато смотрит на зама и судорожно всхлипывает.
Мимо проходит командир соседней части:
- Мичманов топите? Проворовался?
Командир ничего не отвечает. Он уже готов прыгнуть на живот Саше и вцепиться зубами в горло.
- МЛЯТЬ! МЛЯТЬ! МЛЯЯЯТЬ! Я долго буду ждать, когда мне достанут эту сволочь, чтобы я мог её задушить?!!!
- Товарищи офицеры... - поворачивается к нам зам.
Подаём рацпредложение:
- Может, подождать, когда в него лужа впитается?
Зам вопросительно смотрит на командира.
Командир наконец понимает, что его окружают придурки.
- Отставить ждать! И так теперь в спину тыкать будут! Вон командир идет, у которого мичманов в лужах стирают!
- Товарищи офицеры, приказываю достать это... тело! - отдает приказание зам.
- Мы же промокнем, как на службу потом...?
- Принимающим участие в спасательной операции один час на переодевание и сушку!
Полезли, чертыхаясь и падая на колени. Поволокли Сашу к берегу.
Саша стоит, вода с него ручьём. А лужа действительно вдвое мельче стала.
- Тащ командир, а мне теперь как... на работу...или переодеваться?
Кто-то из нас полушепотом:
- Надо благодарность объявить за оперативную осушку лужи...
Командир зло вращает выпуклым глазом:
- А вам...а вы...- машет рукой, - утопитесь пойдите!
И уходит.
И мы уходим по домам.
А Саша стоит, весь такой несчастный, стекает, и смотрит с тоской вслед нам, командиру, и на лужу.
Вот такая весна на Кольском.

БАЙКИ КОСМИЧЕСКОГО РАЗВЕДЧИКА - 4

В начале 80-х годов, когда я был уже опытным старшим лейтенантом в соответствующем Центре, связанном с ГРУ, в наш отдел перевели майора Мохова. Мохов закончил какое-то заурядное училище, поколесил по стране, после чего у него неожиданно обнаружилась волосатая лапа в ГУКе. Было принято совместное с лапой решение, что дальнейшую службу Мохов будет проходить в Москве, в результате чего он и оказался в нашем отделе. Первые два-три дня он держался тише воды, потом огляделся и обнаружил, что вокруг него в основном капитаны, лейтенанты, всего лишь два-три подполковника - а он целый майор! Тогда Мохов расправил впалую грудь и ожил. Он полюбил общаться с младшими по званию, которые в отличие от него все поголовно закончили с отличиями ведущие академии, а иные имели по полтора-два высших образования или писали диссертации. Майор нежно, но крепко брал зазевавшегося сослуживца за кончик галстука и начинал нудно и обстоятельно рассказывать, как он горел в танке, тонул на самолете, летал на подводной лодке и совершал еще более невероятные подвиги. При этом не забывал называть собеседника «сынком», «салагой» и другими ласковыми словами, пресекая попутно всякие попытки вырваться и вернуться к своим формулам или распечаткам (кстати, парк ЭВМ в нашем Центре в то время был едва ли не самым мощным в стране). Начальник отдела, увидев сущность Мохова, попытался сбагрить его хоть куда-нибудь, но получил от командования ответ «Жаловался на нехватку офицеров? Тебе дали. Бери и воспитывай!», после чего приобрел стабильно кислое выражение лица и приказал подготовить майора к самостоятельному несению дежурства. Дежурство наше заключалась в круглосуточном общении с орбитальной группировкой, которая приносила кучу информации о вероятном противнике. Для начала Мохову показали документацию, которую предстояло изучить. На полке в большом сейфе она занимала около метра в ширину. Причем, каждую фразу в каждой инструкции и каждую формулу желательно было знать наизусть, поскольку в нештатной ситуации (да и в штатной тоже) требовалось действовать, во-первых - по инструкции, а во-вторых - быстро, ведь спутник ждать не будет, пока ты найдешь нужную страницу, улетит себе за горизонт и поминай как звали. У лейтенантов, специально подготовленных в академиях, на изучение всех инструкций уходило несколько месяцев. Мохов управился за полтора дня. Первую инструкцию, взяв с утра, он пролистал по диагонали, вздремнул на ней и к вечеру вернул. На следующий день взял вторую, заглянул в середину, закрыл и в обед доложил начальнику, что документация полностью изучена. Начальник, естественно, понял, что ни хрена она не изучена, но тем не менее распорядился ставить Мохова в смену стажером, на пару к дежурному офицеру. И выпало так, что первая ночная смена у майора оказалась вместе со мной.
Ночная смена - это кайф. В то время дежурили не сутками, а отдельно днем (в течение обычного рабочего времени) и отдельно ночью. Вечером все офицеры расходились по домам (кроме таких же дежурных смен в соседних комнатах), и можно было, заперевшись изнутри, снять галстук, переобуться в тапочки, вскипятить электрочайник, достать интересную книжку и наслаждаться жизнью вплоть до очередного звонка телефона дальней связи. Когда я окончательно оборзел, то стал даже приносить с собой в портфеле полусамодельный телевизор «Микрон». И вот вместо всего этого - Мохов. Но деваться было некуда, и после ухода сослуживцев я, внутренне содрогнувшись, получил очередную порцию «Ты еще молодой, зеленый, жизни не видал, а вот я...». Желание избавиться от этого мучения крепло с каждой минутой и вскоре под монотонное бухтение майора в моей голове стал складываться коварный план. Где-то через полчаса должен был состояться очередной сеанс приема информации со спутника. Причем на ближнем к нам пункте приема, а с ним у нас была не только дальняя телефонная связь, но и местная, через внутреннюю АТС. Я взял чайник и со словами «Пойду наберу воды» вышел из комнаты. По дороге зашел в комнату напротив, откуда друзья-приятели из соседнего отдела управляли другой орбитальной группировкой. От них я позвонил на ближний пункт. Там дежурил майор Трубин, пожилой, грубоватый, но очень толковый и опытный. Я с ним договорился, что если прием информации со спутника пройдет нормально, то он, перед тем как доложить по дальней связи, позвонит мне по местному телефону и кратко сообщит об этом. А по дальней связи доложит, что информация потеряна, потому что перед самым началом сеанса заклинило антенну, и она не смогла сопровождать пролетающий спутник. Антенну якобы уже починили, но спутник улетел за горизонт, слив информацию в болото. В общем, договорились имитировать наиболее распространенную нештатную ситуацию с целью обучения стажера. Позвонил я и на пункт управления НКУ ребятам, которые непосредственно выдают команды управления нашими спутниками, предупредил, что у нас будут учения по проведению съема информации на резервном витке связи, попросил подыграть. И вернулся с полным чайником. Мохову говорю:
- Виктор Иванович, вы помните, что сказал начальник отдела? Вы действуете как полноправный начальник смены, а я только на подстраховке. Так что садитесь поближе к телефону дальней связи и бортовому журналу, тем более что скоро очередной съем.
Майор надул щеки и пересел в большое кресло за столом, а я включил чайник и устроился у внутреннего телефона. Чайник вскипел. Мохов тем временем рассказал, как он десантировался прямо в горящем танке с тонущего самолета на взлетающую подводную лодку. Наконец звякнул местный телефон. Я схватил трубку, представился и услышал голос Трубина «Норма». Мохов встрепенулся:
- Кто это?
Начальства, тем более незнакомого, он побаивался.
- Ошиблись номером, - ответил я, и майор снова расслабился:
- А вот еще был случай...
И тут зазвонил телефон дальней связи.
То, что произошло вслед за этим, навсегда останется в моей памяти. Мохов неторопливо снял трубку и не представился как положено, а вальяжно протянул: «Алло-о-о». Потом он замолчал, забыв закрыть рот, и лицо его стало вытягиваться в вертикальном направлении. Наконец, глаза майора стали абсолютно круглыми, а челюсть коснулась поверхности стола.
- На ближнем съем потеряли, - произнес он сразу севшим голосом, положил трубку и застыл.
- Ну что ж, Виктор Иванович, видите как вам повезло, - сказал я, - первое дежурство - и сразу нештатная ситуация. Сейчас вы самостоятельно организуете повторный съем информации на резервном витке, а я вас в случае чего подстрахую.
Мохов не реагировал. Он сидел как памятник несбывшимся мечтам о сладкой и спокойной жизни и явно был уже не рад тому, что перевелся в Москву.
- Виктор Иванови-и-ич! Время уходит, надо делом заниматься, - будил его я, - так мы и резервный виток пропустим.
Мохов кое-как поставил на место челюсть и начал оглядываться по сторонам, как бы пытаясь вспомнить то, чего так и не изучил. Я понаслаждался его видом и протянул утопающему соломинку:
- Ну? С чего надо начать? Правильно, надо позвонить на ближний пункт и предупредить о работе на резервном витке.
Ответа от майора на свои риторические вопросы я не ждал, зная, что их просто не может быть. Достижением было уже то, что Мохов самостоятельно позвонил на ближний и, запинаясь, повторил мои слова. Я продолжил воспитательную работу:
- А дальше что надо сделать? Правильно, позвонить в НКУ, запросить зону радиовидимости и согласовать последовательность разовых команд.
С пересказом моих слов по телефону майор худо-бедно еще справлялся, но разовые команды его добили. Он совершенно не представлял их назначения, порядка следования, формул для расчета интервалов между ними. А я по-прежнему как бы разговаривал сам с собой, глядя в потолок перечислял номера страниц в инструкциях, по памяти задиктовывал формулы, тут же подставлял в них численные значения и выдавал результат... Мохов уже окончательно приклеился к трубке. Сначала он еще пытался доставать очередную упомянутую инструкцию и раскрывать ее на упомянутой странице, но вскоре бросил это занятие. А тут еще Трубин помогал поддерживать напряжение, периодически позванивая по телефону и рыча на Мохова: «Команды давай! Времена давай! Чего сопли жуешь? Мне целеуказание готовить надо!» В общем, с неимоверными мучениями за пять минут до начала резервного витка мы «совместными усилиями» закончили подготовку к съему. С майора сошло семь потов, глаза его остекленели, руки дрожали. Когда я сказал «Ну вот примерно так выглядит организация работы на резервном витке. А теперь отбой учебной тревоги» - до него смысл последней фразы так и не дошел. Я взял у него из рук телефонную трубку, позвонил в НКУ, позвонил на ближний, поблагодарил за помощь в тренировке, и только после этого Мохов спросил:
- Ты что, все это подстроил?
- Ну да, на самом деле информацию сняли на основном витке без проблем.
- Так ты меня, значит, разыграл?
Майор с явным усилием попытался рассмеяться, потом затих, успокаиваясь, и через непродолжительное время стал укладываться спать. После этого случая Мохов прекратил свои устные рассказы, присмирел, стал относиться к молодым офицерам с уважением и примерно через год смог приступить к самостоятельной работе.
Прошло время, я перевелся в вычислительный центр, потом уволился на пенсию. Недавно у нас была встреча ветеранов отдела. После пары рюмок я вспомнил эту историю. Старенький Мохов по ходу рассказа вставлял свои дополнения. А закончил ее совершенно неожиданно Саша Мальчук, нынешний зам начальника отдела, который пришел юным лейтенантом незадолго до моего ухода. Он сказал, что в отделе уже не первый год все вновь прибывшие офицеры на стажировке в конце обучения подвергаются такому же спектаклю. Надо же!

ОЛИГАРХ ОБЛОМОВ

Шура был гением Облома, и Облом это очень ценил, и Шуру берег. Он сидел у Шуры на плече, заботливо сдувая с его погон медленно нарастающие звездочки. Но, любя, Облом все же патернально завидовал везению этого неудачника, ибо сам был супер-неудачником и конкуренцию тяжело переживал. Шура Облом нивелировал, делал его никчемной величиной, унизительно низкой.
Сидя на грот-мачте рядом с работающим на высоте Шурой, Облом с завистью смотрел на расстегнутый карабин страховочного пояса и вспоминал...
Вот День Нептуна. Вот сидит командир корабля - он круче Нептуна, поэтому его никто не трогает. А вот офицеры и матросы уже побывали в чистилище и потели на солнце мазутом. Только Шуры здесь нет - он заперся в каюте, обложенной злыми дикарями в набедренных повязках, кричащими:
- Товарищ старший лейтенант, откройте на секунду! Ну, тащ лейтенант!
Но Шура не открывал, хотя охранной грамоты от Нептуна, дающей право остаться бледнолицым, у него не было. Тогда пришел большой коренастый вождь этих дикарей, зло ударил кулаком в дверь и голосом еще жившего в нем старпома крикнул:
- Лейтенант, немедленно открыть!
А потом Облом, поскальзываясь в пятнах мазута, полз за Шурой в чистилище, кляня судьбу, и видел, как его экселенца схватили матросы и потащили к бассейну из брезента, но не донесли, уронив на палубу. Облом улыбнулся тогда от чувства нежности к хозяину, еще раз понимая его превосходство, которое признал не сразу.
Признание пришло, когда от смеха слегла вся оставшаяся на "большой сид" смена. Шуру тогда отправили в культпоход - обеспечивать безаварийное катание матросов на коньках в городском парке.Шура - молодец, молод душой. Он тоже пошел кататься...
В 18 же 00, когда группа должна была возвратиться на борт, офицеры "большого сида" сидели в кают-компании, играя в нарды и переозвучивая диктора программы "Сельский час". Показывали табун скачущих кабанов, когда звук на правом шкафуте отвлек сидельцев от любимого занятия - по палубе что-то цокало железом.
- Какая военно-морская серость - скалывать лед с палубы ломом! - подумали офицеры и радостно-злобно рванулись наружу. Но по палубе стучал не лом, а Шура в коньках, поддерживаемый за руки матросами с серьезными глазами, из которых сочились слезы.
Знаете, когда два каре со штуцерами встречаются под Аустерлицем и стреляют - падают все разом, вповалку. И тут упали все, кроме Шуры, который продолжал клять алчных гражданских забулдыг, укравших его офицерские шкары. Он один не понимал правды...
Ведь те, кто вел его под руки, когда-то были им лично взяты с поличным за распитием спиртомалосодержащей браги, но в особо крупных размерах. Когда Шура, Обломав их праздник, выкинул за борт трехлитровую банку и пришел за второй - они восстали и пошли всей толпой на него. Но Шура подпрыгнул тогда, схватился руками за кабель-трассу и вдавил каблуки в нос впередкривосмотрящего годка, забыв о пистолете в кобуре, которым тоже, в принципе, можно было бы сломать нос. Но это неэстетично! Чего ж теперь удивляться, что среди конькобежцев на катке один был кривонос?!
А потом было море... Пожар на камбузе, взрыв главного двигателя, беспечно разогнанная регата американских яхт, погоня американского крейсера. И все это время Облом был рядом с Шурой, стоящим вахтенным офицером. Море их сплотило. Поэтому, когда вернулись на берег, и Шура на него сошел, Облом, покачиваясь, шел рядом. Странно, но он не помешал хозяину встретить девушку и влюбиться - Облом почувствовал в ней хозяйку!
А когда Шура устроил предсвадебный мальчишник для друзей-офицеров, Облом, как настоящий друг, был рядом и вместе со всеми пил "Черного капитана", который дает обоснованное право купаться под вывеской "Осторожно - крестовик! Опасно для жизни!" И опять мы не удивимся, что только Шура был укушен за детородный орган этой оголтелой медузой, хотя купались все. И только он с комфортом поехал обратно в скорой помощи, когда остальные тряслись в электричке.
Боюсь, что Облом тогда пал, защищая хозяина от жалящих спор крестовика. Через месяц Шура все же женился, а еще через восемь у него родился сын.
Зря он не назвал его в честь... Могла родиться династия. Олигархическая, в своем роде...

ВЗАИМОПОНИМАНИЕ

Утро. К вертолету подходит замкомэска - щеголеватый майор У. из Спасска Дальнего, который распространяет о себе слух, что имеет черный пояс по каратэ. Борттехник Ф. встречает его у хвостового винта и докладывает о готовности вертолета к полету. Майор кивает, качает лопасть ХВ, проходит дальше, осматривает концевую балку. Борттехник поворачивается за командиром как подсолнух за солнцем.
Майор поднимает руку, пытается дотянуться до балки, потом вдруг подпрыгивает и, красуясь перед лейтенантом, наносит по балке удар ногой. Не достает, и со всего маха падает на спину, задрав ноги.
Когда он поднимается, борттехник, уже задом к нему, наклонившись, старательно завязывает шнурки.
Майор, прихрамывая, убегает на цыпочках в кабину.