Взято с http://www.ostashkov.ru/forum/best.htm

Север.
Редкий солнечный день.
Весь из себя нарядный и наивный лейтенант (позвольте представиться - я).
В парадной тужурке, с кортиком на боку. Сиял взглядом и внимал командиру части, прибыв на первое свое место службы.
...«Ну ладно, - закончил командир речь, - а теперь познакомьтесь со своим непосредственным начальником». Поднимает трубку:
«....кова ко мне!»
Открылась дверь...
Я понял, что попал...
На пороге стоял амбалистый непохмеленный каплей и нагло раскачивался.
«Ну?» - хмуро спросил он командира.
«Вот...» - как бы извиняясь, ткнул в меня пальцем тот. Знакомство состоялось.
«Пшли...» - махнул он мне рукой. И мы пошли.
И шли мы с ним бок о бок без малого три года.
Много воды утекло, много чего произошло за это время, но минуты общения с этим неординарным человеком останутся в моей памяти навсегда.

Он мог внезапно напиться.
Нет, не так... он напивался с непредсказуемой регулярностью. Самоотверженно и надолго.
Он называл эти периоды любовно - «десятидневки».
Он напивался перед выходом в море... он напивался перед приездом большой комиссии и не выходил на работу... он напивался просто так...
И при всем при этом он оставался обаятельным человеком, отличным рассказчиком и надежным другом.

Он мог приказать водителю пассажирского автобуса остановиться перед частью, открыть заднюю дверь и начать выкидывать нахамивших ему мужиков. Он не отпускал автобус, пока перед ним не образовывался аккуратный холмик из тел.
А мы смотрели из окон.
Мы не вмешивались - боже упаси, мужиков было и так искренне жаль.
Да, дрался он самозабвенно...
А сколько Владик мне всего рассказывал...

Как-то в конце «застоя» лейтенант Владик с мичманом Фёдорычем был отправлен в Обскую губу для разворачивания радионавигационной станции.
Владику дали пистолет, 10 литров шила, и выкинули с аппаратурой и с не совсем ещё протрезвевшим мичманом в каком-то стойбище хантов.
«А как же?...» - спросил Владик высокое начальство.
«Каком кверху! Проявите разумную инициативу» - уклонилось начальство.
Предстояло налаживать контакт.
Ханты толпились вокруг и что-то лопотали на своём, на непонятном...
Это была жопа. Контакт не налаживался, стороны не понимали друг друга.
Тогда Владик достал из широкого кармана альпака бутылку разбавленного шила.
«Сило!!!» - оживилась людская масса. Консенсус был достигнут.
Сразу нашелся молодой хант, который отучился год в Питере в каком-то техникуме и знал русский язык. Немного. Вожделенно смотря на бутылку, крепко зажатую в руках Владика, он повёл их в чум вождя.
Единение народов состоялось.
Шило лилось рекой. В воздухе носились запахи протухшего жира и никогда не мытых тел. Окосевший вождь настойчиво предлагал дорогим гостям немедленно употребить по назначению жену или дочь. Скромный Владик отнекивался. Ему хватило тухлой рыбы и хорошо выдержанной оленины на ужин, больше экспериментировать не хотелось.
Глаз мичмана нехорошо загорелся.
«Что ты там удумал, ублюдок? - зашипел ему на ухо Владик, - охренел совсем?"
Но похоть уже взяла в свои цепкие лапки мошонку непритязательного Фёдорыча. Да и вождь, заметив его взгляд, оживился.
Так и расположились. Посередине мичман - верхом на... хрен разберёшь, жена или дочь. (Владик подозревал, что это могла быть и бабушка).
С одной стороны родственники употребляемой.
С другой Владик, судорожно сжимающий рукоятку пистолета.
Родственники что-то живо обсуждали и хихикали.
Чертов Федорыч никак не мог кончить. Ну, перестало его возбуждать бесформенное нечто.
Владика тянуло блевать.
Наконец мичман вяло вскрикнул и откинулся. Нестройный радостный гомон пробежал по чуму. Запыхавшемуся Фёдорычу одобрительно совали в рот тухлую рыбу и хлопали по плечу. По-видимому, это все-таки была бабушка.
Потом опять пили.
Потом даже начали понимать друг друга.
И тут вождь принёс бивень. Натуральный такой, желтый бивень, с нанесённым неизвестным художником национальным рисунком.
Владик офигел.
«Эй, - потряс он захмелевшего переводчика, - спроси, откуда?»
«Дааа... фигня... ик... там сель... берег сполз... а он стоит... волосатый... ик... мы мясо срезали и бивни отпилили... да их тут дохрена...»
«Мля!» - заорал пьяный зоолог - «Отвезите!»
На него посмотрели неодобрительно. Глупый бледнолицый, пурга, ночь полярная...
Но Владик уже завелся. «Ставлю шило! Бутылку!»
«Сило!» - оживились в чуме.
Быстро был найден самый трезвый хант, и через некоторое время Владика с Фёдорычем уже уносила в неизвестность стая собак, привязанных к нартам.
«Собаки устали - однако сила надо», - остановился в пурге кривой погонщик.
«Какое тебе нахрен шило, итак готовый!», - начал жалеть о своей затее Владик. Но делать нечего - дал.
Погонщик выпил. И упал. Собаки понесли.
«Еб.. Федорыч... куда мы...? Твою мать! Да приведи ты его в чувство!»
Но все было бесполезно.
Собаки, лишенные управления, влетели в какую-то бурную речку. Горе-исследователи из сострадания пытались удержать над водой голову ханта, чтоб не захлебнулся.
Купание привело погонщика в себя, и через некоторое время он остановил экспресс.
«Однако собаки устали...»
«Шила надо?!! - догадался Владик, - ща зубы выбью!!!»
Но погонщик заупрямился и стал распрягать собак.
«Сило надо...»
«Да нет шила, - утонуло в речке, Дерсу Узала хренов!!! Ты лучше скажи - далеко ещё?»
Погонщик указал рукой - «Здесь».
Пошли.
Хант остался с собаками.
«Куда идем, - пьяно думал мозг Владика, - не видно ж ни фига».
И тут он ушел в недра. Ну, не совсем ушел, а так, по пояс. В жижу какую-то.
Федорыч испугано заозирался вокруг.
«Да здесь я, тащи давай» - зашипело снизу.
Тащили долго. Сель не хотела отпускать. Наконец отдала. Не полностью. Оставила себе на память оба ботинка.
Владик в бессильной злобе уселся на снег. «Федорыч, ты сука!»
«А я-то чего? Сам, вроде, хотел...»
«Хотел, мля! А остановить слабо было?!! Отправились в экспедицию два дауна-исследователя!! Как я теперь... весь в дерьме и без ботинок?»
«Вернемся, я этому индейцу бивень в жопу вставлю! Провокатор хренов!» - орал Владик пока они топали к стоянке.
Неприятности только начинались. На стоянке никого не было. Уехал Дерсу Узала. Не попрощавшись.
Потом они долго выходили по побережью, обмотав Владику ноги кусками одежды.
Потом отстреливались от преследовавших их волков, и Федорыч умолял оставить два патрона. Не хотел, чтобы его ели заживо.
Но дошли.
«Я ведь и зоологию в школе не любил! - орал Владик, - ну за каким дерьмом мамонтовым меня понесло?!!!»

Кэп

Эту историю рассказал мне мой школьный приятель после своего возвращения из армии.

Оговорюсь сразу, вся эта история произошла в конце 80-х, так что какие либо второстепенные детали, место действия и воинские звания я опущу, с вашего разрешения.

Итак, мой приятель служил в автобате. Накануне вечером перед грандиозным то ли смотром, то ли парадом (в общем, к 8.00 техника должна быть помыту, покрашено, и построена). Ну так вот, несколько лихих голов из рядового и сержантского состава решили отметить это событие по-особому. Уж не знаю, просто им захотелось покататься или «жажда» замучила, а может, в «гости» к девчонкам надо было срочно (там какой-то колхозный совхоз был недалеко).
И эти орлы не придумали ничего луччее, как взять КАМАЗ с «парадной линейки». Уж не знаю, достигли ли они своих целей или нет, история не об этом. Но как водится в таких случаях, машину они все-таки разбили. Благо дело, никто не пострадал.
И тут до этих «адских водителей» начинает доходить, что машину-то надо возвращать в «парадный строй», но в таком виде - это верная смерть. Хорошо еще, что сильно пострадала только кабина, все остальное в более или менее приемлемом виде.

За огромное количество огненной воды и за все блага мира до конца жизни у местных аборигенов выменяли приличную кабину, и все окончилось хорошо.

Эпилог

8.00 идет осмотр техники на линейке. Комбат безошибочно подходит к злосчастному КАМАЗу и спрашивает:
- А что с этим автомобилем?
- Все нормально, т. комбат!!!
- Я повторяю свой вопрос, что с грузовиком???
- Товарищ комбат, все нормально, никаких замечаний!!!
После долгих препирательств и заверений: «Что эта машина так с новья не выглядела».
- Ну а теперь серьезно, ребятки, обещаю что наказывать никого не буду, что произошло с машиной?
Пришлось все рассказать.
И только самый ушлый догадался спросить:
- Товарищ комбат, а как вы догадались?
Комбат молча подошел к последнему КАМАЗу в линейке и взглядом указал вдоль строя машин. КАМАЗы стояли ровненько, как по ниточке и только единственный был со спальным местом. Я думаю, вы догадались, какой!!!

P.S. Граждане, не судите строго - за сколько покупал, за столько и отдаю.

"Бокс 41" или "Барокко-2"

Конец недели. За забором части на фоне горизонта маялся, искажая вид на деревню Новые Чупичи, разгорячённый июльский воздух. По эту сторону забора шёл плановый ПХД, привычно оттенённый властными окриками сержантов, ритмичным ширканьем метёлок, шипением шлангов с водой и тарахтением мусорных тачек.

Ст. лейтенант Семёнов, убаюканный столь знакомыми шумами, тихо дремал в кресле дежурного, когда на металлической лестнице загремели шаги.
- Опаньки! - сказал Юра-мастер, резко ворвавшись в будку.
- Хуёпаньки! Чего прыгаешь тут, как блоха за яйца?
- Так ведь выходной грядёт, товарищ старший лейтенант. Машину давай!
- Нахера тебе машина?
- Вывезти строительный мусор, ваше благородие, - вытянувшись по струнке и состроив малохольную физиономию лица, доложил Юра.
- Ближе к вечеру приходите, тащ гражданин. А что это у вас карман такой раздутый?
- Опух, необходимо срочное хирургическое вмешательство!

(Поближе к вечеру)

Нельзя сказать, что Семёнов злоупотреблял вообще, а при исполнении - в частности. Но уж очень душевно получилось. Изредка спускались вниз, измеряли опалубку ям и отмостку вокруг строения. Всё шло замечательно. Юра даже не единожды выражал гордость за вверенную рабочую силу, важно помахивая отвесом, рулеткой и надкушенным, страшно зелёным помидором.
- Они хоть преимуществвна и из кишлаков, своё дело крепко знают, - говорил он и выпивал маленькую.

Долго ли, коротко ли, пришла долгожданная машина, которую тут же подогнали к боксу 41 под погрузку битого кирпича.

Наступали новые боевые сутки, и мероприятие по распитию было вовремя прервано нестерпимо ярким светом улыбки военнослужащего Новосельцева.

- Всё, по форме докладываю, фронт работ закончен в полном объёме, стройбат ждёт эвакуации.
Юра прищурился, показал бойцу большой палец и потребовал открыть ворота для машины со строительным мусором.
- А не надо! - подсказал боец.
- Что не надо? - спросил Семёнов.
- Нету мусора!
- Как нету? Куда делся?
- Вовнутрь!

- И бетона меньше ушло, - озадаченный прохладной реакцией, добавил военнослужащий Новосельцев.

Площадка была аккуратно залита по самую опалубку. Ямы тоже.... по опалубку.
Семёнов развернулся, и, бурча что-то под нос, медленно поплёлся в свою будку.

ЗЫ. Мне очень хотелось бы написать, что последние слова Семёнова были: "Уральский Барокко". Однако, он просто долго матерился.

(Гегемон байки - Саша Лурье).

Прислали по аське:))

Было это году в 1986-м. Приморье. Сентябрь - как август в Крыму, только еще лучше. На авианесущем крейсере "Минск" - день корабля. Многочисленные гости, в т.ч. командующий эскадрой, начштаба и пр. с женами и детьми отдыхают на полетной палубе под ласковым солнцем после концерта художественной самодеятельности, подставляя туловища под теплый бриз и предаваясь созерцанию залива Стрелок, а также предвкушая праздничный обед.
Дежурному по кораблю пора давать команду на приборку (некоторые команды по кораблю подают с обязательным предварительным сигналом горном, для чего за 5 минут до команды дежурный вызывает горниста):
- Горнисту наверх!
Проходит 5 минут, горниста нет. Дежурный, нажав все 4 линии трансляции: матросскую, офицерскую, боевую и палубную, дает команду, внутренне страдая от ущербности организации в глазах высокого начальства. Тут в рубке появляется рожа горниста. Дежурный, в негодовании забыв отключить кнопки, начинает говорить на местном диалекте все, что он об этом раздолбае думает. Гости на палубе прислушиваются к дивным потокам речи, а старпом начинает меняться в лице от красного, цвета кресла, через белый до зеленого. Наконец он вскакивает и уносится в рубку.
В рубке, между тирадами дежурного, рассыльный, увидев бегущего старпома, дергает дежурного за рукав:
- Тащщ, старпом идет!!!
Тот, осекшись, с ужасом видит включенные 4 кнопки "Каштана" и быстро выключает их. Старпом влетает в рубку, как носорог, бьет, не глядя, пальцами по кнопкам трансляции, и вот уже палуба и весь пароход наполняется ревом старпома. Гости, особенно женщины, затихают.
С места срывается командир, до этого момента сохранявший чувство слегка вальяжного и гостеприимного хозяина.
Подбегающего кэпа видит тот же рассыльный, говоря ту же фразу старпому:
- Тащщ, (и далее)!!!
Старпом, опомнившись и ужаснувшись при виде кнопок, которые он, оказывается, ВКЛЮЧИЛ, быстро их выключает. Влетает кэп, давит кнопки всей пятерней и все начинается сначала:
- ВЫ ЧТО, ОХ...???!!!