Сивуч под водой производит достаточно жуткое впечатление. Его громадное тело (вес самца примерно тонна) вытягивается, коричневатая шкура сливается с фоном, а вот глаза - выкатываются, и видишь два белых круга с абсолютно черной сердцевиной, плавно перемещающихся в пространстве с хорошей скоростью. На моих глазах водолаз, производящий плановый осмотр сетей вольера на глубине пяти метров и внезапно увидевший под водой выпущенного сивуча, по сетке вскарабкался, впрочем, вернее - взлетел на три метра над поверхностью не снимая ласт, и - забыв вынуть загубник - начал выражать свое глубокое неудовольствие обеспечивающему спуск.

В нашей конторе стадо сивучат появилось в обмен на афалин. Сивучата за год выросли, и превратились во взрослых зверей. Особенно выделялся Шоколад, в просторечии - Чока, здоровенный самец, со своим ярко выраженным непокорным характером. При выходе на отработку задания он приобрел обыкновение обрывать фал - восьмерку и уходить обозреть подводные окрестности нашей бухты, поохотиться на кефаль - да мало ли интересов у молодого, сильного зверя. При этом он спокойно находился под водой до двадцати минут и мог нырять до ста - ста двадцати метров.
И вот - очередная тренировка. Июль, жара, плашкоут гребет за оборвашим фал и ушедшим погулять Чокой, на плашкоуте - тренер Сергей, человек под два метра и весом под сотню (только он мог управиться с Чокой во время одевания снаряжения), матрос на румпеле и ваш покорный слуга с функцими инженера по обеспечению работы оборудования, а также помочь выпустить-запустить-вовремя подать снаряжение - и т.п. Плашкоут ни догнать, ни - тем более - обогнать плывущего под водой сивуча не может, скорости примерно равны. В общем, все как всегда. И вдруг Чока, в очередной раз вынырнув для вздоха, на секунду замер, нехорошо заинтересовался, нырнул и отправился прямиком к берегу. К своему изумлению, обнаруживаем на берегу - в запретной зоне - стоящий «Москвич» и толстенького мужичка, который зашел по пояс в воду и остывает, перед тем, как окунуться. Чока вполне целеустремленно направляется под водой к нему. Лихорадочно схваченый матюгальник не включился, что меня привело в состояние сильного уныния - блин, ведь проверял же, какого хрена!!! Но Сереге уже не до того, я впервые увидел, как этот человек, обладающей психикой, по устойчивости аналогичной психике носорога, занервничал. Встав во весь рост он заорал:
- Мужик, выйди из воды!
- У меня разрешение от коменданта - легко донеслось в ответ.
- Мужик, выйди из воды!!!
- Да разрешение у меня, говорю же!

И тут Чока вынырнул метрах в двух от мужика и вдохнул - с этаким прихрапыванием - продолжая любопытствовать насчет цели своей прогулки.
Мне показалось, что грохот захлопнувшейся двери, взревывание двигателя и визг колес стартанувшего «Москвича» раздались не более, чем через секунду.
А фраза: «Мужик, выйди из воды!» прижилась и часто использовалась в различных жизненных ситуациях работниками нашей конторы.

взято с http://www.ostashkov.ru/forum/best.htm

Полярная ночь.
Снежный заряд в лицо.
Нет, вот интересно - куда не иди, он все время в лицо.
По пустому причалу бредут три фигурки: две впереди налегке, одна сзади, метрах в десяти с двумя чемоданами, еле тащится. К кораблю идут, он в конце длинного пирса. Фигурка которая сзади - это мичман Фёдорыч, тащит, значит, в правой руке чемоданчик с инструкциями к аппаратуре, а в левой такой же чемоданчик с шилом. Подготовились к командировке господа военные моряки.
Впереди идет старлей Владик и молодой лейтёха, свежеиспеченный, только что из инкубатора. Владик его поучает:
«Ты запомни, ебтить, - главное - забота о подчиненном, чтоб не нуждался, значит, ни в чем, обласкан там был, ну и чувствовал, что командир всегда о нем помнит».
Подчиненный мичман скользит сзади хилыми ногами по снегу и хрипит что-то про Владика, его маму, и вообще про всех начальников.
«Я вот за свою службу ни одного человека не потерял, понял, да? А все почему? Потому что заботиться не переставал ни днем, ни ночью»
Это они по дороге на корабль в кабак зашли. Ну, и теперь на базар пробило.
Владик говорит, а говорить тяжело, паскудный снег сразу залепляет все открывающиеся отверстия, поэтому приходится говорить себе в грудь. Голос получается как из ведра. Или из ж... От души говорит, короче...
Лейтеха ежесекундно кивает, впитывает опыт старших.
Вдруг короткий, приглушенный крик сзади.
Владик настороженно оборачивается: «Что за нах?». Не любят такие вскрикивания на флоте. Категорически не любят.
«Жалобно-то как, - говорит пьяный лейтёха, - как журавль...»
Владик с подозрением смотрит на него, разворачивается и бежит назад.
«Где эта старая сволочь?!!»
На белом поле пирса зияет черный провал. Не выдержали подлые доски времени веков и веса мичмана с чемоданами.
«Вот и звиздец, - философски замечает Владик, - накаркали... отлетался наш журавль...»
Вода чернеет далеко внизу, пирс высокий, круги расходятся. Мичмана не видно.
Лейтеха начинает суматошно метаться вокруг полыньи: « Да как же... да что же...»
Владик останавливает его взглядом. "Стоять здесь, охранять место происшествия, я к водолазам... там же шило... должны помочь".
Через некоторое время к полынье подтягивается народ. Развлекуха, мля.
Появляется Владик в сопровождении водолаза. Идут - торгуются. «Одна», «Три», «Хорошо, две».
Начали погружение, народу ещё больше собралось, к полынье не протолкнуться.
Выныривает водолаз: «Нету там ни фига! Он точно сегодня...?»
«Не может быть! - пытается порвать на груди шинель Владик, - только что упал, ныряй снова, а то ни хрена не дам!»

Злополучный мичман шел себе шел, кляня свою мичманскую судьбу, проклятый ветер и снег. И вдруг снег прекратился. А вместо него возникло состояние свободного падения, которое закончилось мощным ударом в грудь.
Очнулся он быстро, смотрит - лежит на каком-то бревне, далеко наверху светлый проем и из него снежинки так медленно опускаются. Внизу в метре вода, круги расходятся. И понимает мичман с ужасом, что чемодан с инструкциями - вот он в руке, а второй, который надо как зеницу ока... нету!
Стало ему по-настоящему страшно за себя.
Абсолютно не хотелось Федорычу представать перед ясными очами командира без шила. Но делать нечего.
Решив, что наверх по перекладинам не подняться, он полез вбок.
Когда мичман вылез на пирс, его взгляду предстало галдящее людское оживление. Фёдорыч подошел, потоптался, и заметив в центре громко орущего Владика, стал пробираться к нему.
Интеллигентно подергав командира за рукав, поинтересовался: «А шо, собственно, случилось?»
«Да мичман утонул!.... Это ты, сука?!!! Да как же ты... кака старая... а шило где?!!»
Владика оттаскивали всей толпой. Он бесновался:
«Я порву эту старую жопу!!!... Где шило, мерзавец?!!!... Он утопил его... он утопил его как Герасим Му-му!... Ты же сорвал мне выполнение боевой задачи!!!... Ох, пустите меня, я сброшу его обратно!!!»
Еле уняли. Короче, заботиться надо о подчиненных.

Кэп

КАК КАТАЮТ САМОЛЕТЫ
(совсем не так, как поезда)

На золотом крыльце сидели... гм, ладно, не на золотом - на скамейке у волейбольной площадки, и не цари с королевичами, а два полковника и я, многогрешный.
Пригревшись на солнце лениво курим, с интересом наблюдая как стая курсантов вручную катит МиГ-31. Реализуется одна из немногих здравых идей генерал-майора С-ко - поставить на территории училища пару единиц техники. Очень удобно - не нужно курсантам и преподавателям постоянно на учебный аэродром мотаться (он довольно далеко, а на территории всех самолетов был лишь памятник), все на месте. Ну и штатские чтоб видели что здесь авиационное и инженерное, едреныть, училище, а не хвост собачий.
Накануне под покровом ночи притащили с учебного Су-27 и МиГ, поставили на краю плаца, у памятника. И вот сейчас катают.
Нет, можно, конечно, прицепить водило, пригнать из автопарка что-нибудь колесное в качестве тягла - но кто ищет легких путей? Поэтому все руками.
От плаца вниз, в сторону КПП, доворот вправо, к третьему факультету, оттуда задом наперед мимо волейбольной и бассейна, потом снова доворот и в той же позе, через бордюр, на специально обученную площадку. «Двадцать седьмой» уже проехал, сейчас его в режиме «хвать - твою мать» втаскивают на тот самый бордюр. Там бурлит жизнь, слышен могучий русский язык, мельтешат среди курсантского камуфляжа «полосатые штаны», осуществляя руководство процессом.
А здесь хорошо. Спокойно, солнце греет, негромко, но напряженно сопят облепившие массивную даже без крыла и килей серую тушу МиГа курсанты - словно муравьи, тащащие в логово здоровенную гусеницу. Даже хочется им по... нет, пожалуй, не помочь - посочувствовать.
- Щас провалится, - меланхолично замечает ***, полковник, начкаф и кандидат технических наук.
И, видя мой непонимающий взгляд, поясняет:
- Помнишь, там на повороте водосток есть? Труба весной забилась, прочистить не успели, так там под асфальтом все водой и размыло. Пещера, блин. Об этом все училище знает. Даже генерал.
Ну, раз генерал знает, стало быть смотрим дальше. Вот поворот к факультету АО, вроде проходит... проходит... проходит... ХРРРЯСЬ! - правая основная стойка, обрушив заодно изрядный кусок асфальтового покрытия, ушла чуть ли не по фюзеляж.
- Вот так-то! - удовлетворенно констатировал ***.
Столпившиеся у перекошенного МиГа курсанты дружно издали горестный вздох; сзади послышался быстро приближающийся цокот туфель скачущего к месту происшествия С-ко.
- Та-а-ак, - протянул ***, - ориентирую! Генерал движется в нашу сторону. Сейчас здесь станет шумно - будут вытаскивать и натаскивать. Могут припахать и нас. Поэтому пошли-ка отсюда... быстро... огородами...
И мы ушли. Быстро. Огородами. Через КПП-1.
P.S. «Тридцать первый» вытаскивали курсантами. Нет, можно, конечно, пригнать кран - но кто ищет легких путей? Поэтому все руками...

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ЛЕТЧИК

В сентябре 1987 года борттехник Ф. заменился из Афганистана. Он отгулял отпуск и вернулся в Магдагачи дожидаться приказа на увольнение. Из отпуска он опоздал (принял дату вылета из Новосибирска за дату вылета из Уфы), его друзья уже уволились в запас и отбыли по домам.
Старший лейтенант Ф. живет в том же офицерском общежитие, что и до Афганистана, но в угловой комнате на втором этаже. Стоит ноябрь. Уже выпал снег, в батареях комнаты - воздушная пробка, и тепло не доходит до старшего лейтенанта. Поэтому он живет в четырехместных апартаментах один и, несмотря на предложения, переселяться не собирается. Никого из его эскадрильи в Магдагачах пока нет - они заменились в октябре, и еще отгуливают свои отпуска. Поэтому старший лейтенант на службу не ходит, - лишь раз в неделю он наведывается в штаб - узнать, нет ли приказа из Хабаровска на увольнение.
Каждый день после обеда он идет на железнодорожный вокзал к газетному киоску и покупает свежую прессу - киоскерша даже оставляет ему «Огонек» (перестройка в разгаре). Вернувшись в свою холодную комнату, он заваривает чай, пьет, курит и читает, читает. Вечером, когда все прочитано, он идет на ужин, возвращается, заваривает чай, пьет, курит, и, набросив на плечи и на колени по одеялу, пишет что-то в блокноте с твердой синей обложкой.
Окна искрятся льдом. Иногда в общежитии отключают воду, и тогда можно наскрести с окна измороси и заварить на талой воде стакан чаю, пахнущего сигаретным дымом.
За стенкой - комната дежурных по общежитию. Одна из них - рыжая, с наглыми глазами, нравится старшему лейтенанту. Иногда, в ее дежурство, по ночам он слышит, как за стеной ритмично скрипит кровать. Утром, встречаясь в коридоре, они с понимающей улыбкой смотрят друг на друга. Старший лейтенант готов к контакту, но его сдерживает одно обстоятельство. Он не может сходить в магдагачинскую баню, боясь, что украдут его летную шевретовую куртку (раньше ходили в баню группой, и один всегда был рядом с одеждой). Старший лейтенант одет в джинсы и вареную рубашку, приобретенные в Афганистане, рубашка, по-видимому, крашена чернилами, поэтому торс старшего лейтенанта до самого горла имеет васильковый цвет - тот же цвет имеет простыня, на которой он спит.
Но, в общем, ему тепло, уютно и по-хорошему одиноко. Так он проживет целый месяц.

Однажды вечером, когда старший лейтенант, заварив чаю, приготовился писать, в дверь постучали, и в комнату вошел незнакомый авиалейтенант в заснеженной шинели.
- Здравствуйте, я - истребитель с Вожжаевки, - сказал он. - Только сегодня приехал, ищу, где переночевать.
Старший лейтенант Ф. посоветовал ему идти к дежурной и проситься в нормальную теплую комнату.
- Я сам тут временно сижу, - сказал старший лейтенант. - Жду отпуска после Афгана.
- А вы вертолетчик? - спросил лейтенант.
- Вертолетчик, - ответил борттехник Ф., и зачем-то добавил. - Пока на правой чашке.
- И как - трудно на вертолете летать?
- Да что тут трудного, - удивился старший лейтенант Ф. - Шаг-газ на себя, ручку вперед и пошел педалировать! Ну, есть, конечно, своя специфика - в чем-то и труднее, чем на самолете.
И старшего лейтенанта понесло. Он вкратце обрисовал специфику управления вертолетом, потом перекинулся на воспоминания об Афганистане, о боях-пожарищах, о том, как заходишь на боевой, делаешь горку, отдаешь ручку вперед, жмешь на гашетку, уходишь от собственных осколков - плотно работали, брат, в ближнем бою, почти врукопашную, - как мостишь машину на какое-нибудь «орлиное гнездо» на четырех тысячах, притирая одним колесом к краю площадки, как, перегруженный, срываешься в пропасть, и переводишь падение в полет...
Истребитель слушал, открыв рот, глаза его блестели.
- Да, - сказал он, - Это поинтереснее, чем на истребителе будет. Мне надо у вас еще многое узнать. Вот, например, - какая у вас ширина полосы?
- Да зачем тебе наша ширина полосы? - засмеялся борттехник Ф. - Нормальная полоса, широкая - никто еще не промахивался.
- Да, понимаете, я ведь с истребителей по здоровью списан - буду у вас летать, на вертолетах. Вы мне расскажите...
- Стоп, - сказал борттехник. - Успеешь еще. Сейчас тебе надо дежурную найти, а то не устроишься. У меня нельзя - я один под всеми одеялами сплю, так что тебе не достанется. Ты иди давай, как-нибудь поговорим еще...
Лейтенант ушел. Старший лейтенант остался в своей холодной комнате, Он посмеялся над своим случайным враньем (думал ведь - истребитель проездом), и забыл о лейтенанте.
На следующее утро, войдя в столовую, он поднял руку, приветствуя молодых борттехников за дальним столиком, и увидел, что с ними сидит вчерашний лейтенант. Судя по глазам лейтенанта, он уже знал от соседей по столу, кто живет в угловой комнате. Истребитель смотрел на борттехника Ф. испуганно и одновременно удивленно. Взгляд его, казалось, спрашивал: но зачем, за что? Старший лейтенант Ф. пожал плечами, подмигнул лейтенанту, и, сел к нему спиной.