УСТАЛЫЙ БОРТТЕХНИК

12 февраля 1987 года. Пара прилетела из Турагундей, привезла почту. Борттехник Ф. заправил вертолет и собирался идти на обед. Уже закрывая дверь, он увидел несущегося от дежурного домика инженера эскадрильи. Он махал борттехнику рукой и что-то кричал. Борттехник, матерясь, пошел навстречу инженеру.
- Командира эскадрильи сняли! - подбегая, прохрипел запыхавшийся инженер.
- За что? - удивился борттехник, перебирая в уме возможные причины такого события.
- Ты дурака-то выключи, - возмутился инженер. - «За что»! За хер собачий! Сбили его! В районе Диларама колонна в засаду попала - командир, пока ты почту возил, полетел на помощь. Отработал по духам, стал заходить на посадку, раненых забрать, тут ему днище и пропороли. Перебили топливный кран, тягу рулевого винта. Брякнулся возле духов. Ведомый подсел, чтобы их забрать, тут из-за горушки духи полезли, правак через блистер отстреливался. А командир смог все-таки взлететь, и на одном расходном баке дотянул до фарахрудской точки. Теперь, оседлав ведомый борт, он крутится на пяти тысячах, чтобы координировать действия! Не меньше, чем на Знамя замахнулся, а то и на Героя, если еще раз собьют (тьфу-тьфу)! Только что попросил пару прислать, огнем помочь и раненых забрать. Ты борт заправил? - закончил инженер.
Через пять минут пара (у каждого - по шесть полных блоков нурсов) уже неслась на юго-восток, к Дилараму. Перепрыгнули один хребет, прошли, не снижаясь над Даулатабадом («Какого черта безномерные со спецназом там сидят, не помогут? Две минуты лету...» - зло сказал командир), миновали еще хребет, вышли на развилку дорог с мостиками через разветвившийся Фарахруд. Между этими взорванными мостиками и была зажата колонна, которая сейчас отстреливалась от наседавших духов. Сразу увидели место боя по черному дыму горевших наливников. Снизились до трехсот, связались с колонной, выяснили обстановку - духи и наши сидят по разные стороны дороги.
- Пока я на боевой захожу, работай по правой стороне, чтобы морды не поднимали! - сказал командир.
Борттехник, преодолевая сопротивление пулемета на вираже, открыл огонь по правой обочине дороги, где, размытые дымом и пылью, копошились враги. Трассы кривыми дугами уходили вниз, терялись в дымах, и стрелок не видел, попадают ли они по назначению.
- Воздух, по вам пуск! - сообщила колонна.
- Пуск подтверждаю! - упало сверху слово командира. - Маневрируйте!
- Правый, АСО! - сказал командир и ввинтил машину в небо, заворачивая на солнце.
Обе машины, из которых, как из простреленных бочек, лились огненные струи тепловых ловушек для ракет, ушли на солнце с набором, развернулись, и, переходя в пике, по очереди отработали по духовским позициям залпами по два блока. Справа от дороги все покрылось черными тюльпанами взрывов. Борттехник палил в клубы дыма, пока не кончилась лента.
- Ну что за еб твою мать! - вдруг сказал командир, ерзая коленями. - Педали заело! Подстрелили все-таки. И что за гиблое место попалось!
Борттехник, возившийся над ствольной коробкой с новой лентой, скосил глаза и увидел, что мешок для гильз под тяжестью последних двухсот сполз с выходного раструба, и крайние штук пятьдесят при стрельбе летели прямо в кабину. Большинство их завалилось за парашюты, уложенные в носовом остеклении под ногами борттехника, но несколько штук попало под ноги командира - и одна гильза сейчас застряла под правой педалью, заклинив ее.
- Погоди, командир, - сказал борттехник и, согнувшись, потянулся рукой к торчащей из-под педали гильзе. Попытался вытянуть пальцами, но ее зажало намертво.
- Да убери ты ногу, - борттехник ткнул кулаком в командирскую голень. Командир выдернул ботинок из стремени, борттехник вынул гильзу, смел с пола еще несколько и выпрямился. - Все, педалируй!
- Ну, слава богу! - вздохнул командир. - Пошла, родимая!
Снизились, зашли на левую сторону, сели за горушкой. За холмом гремело и ахало. Загрузили убитых и раненых. Борттехник таскал, укладывал. Когда погрузка была закончена, солдат, помогавший борттехнику таскать тела, как-то боком сел на скамейку и вцепился в нее грязными окровавленными пальцами.
- Ты ранен, брат? - спросил борттехник, заглядывая в лицо солдата. Но солдат молчал, бессмысленно глядя перед собой. Заскочил потный старлей, потряс солдата за плечо, сказал:
- Что с тобой, Сережа?
И коротко ударил солдата кулаком по лицу.
- Беги к нашим, - сказал он.
Солдат, словно проснувшись, вскочил и выбежал.
- Спасибо вам! - сказал старлей, пожимая руку борттехнику.
Высунулся из кабины командир:
- Держитесь, мужики, «свистки» сейчас здесь будут, перепашут все к ебаной матери. Уходите от дороги, чтобы вам не досталось. Мы скоро вернемся...
Взлетели, и низко, прикрываясь горушкой, ушли на север. Перепрыгнули хребет, сели на точке под Даулатабадом, где базировался спецназ ГРУ, забрали еще двоих раненых, которых привезла первая пара, ушли домой.
Сверху навстречу промчались «свистки», крикнули: «Привет «вертикальным»! «Летите, голуби» - ответил приветливо командир. Через несколько минут в эфире уже слышалось растянутое перегрузками рычание:
- Сбр-р-ро-ос!.. - и успокаивающее: - Вы-ы-во-од!
И голос командира эскадрильи сверху:
- Вроде, хорошо положили...
И голос колонны:
- Лучше не бывает. Нас тоже чуть не стерли...

Долетели, подсели к госпиталю, разгрузились, перелетели на стоянку.
Борттехник Ф. вышел из вертолета и увидел, что уже вечереет. Стоянка и машины были красными от закатного солнца. Длинные-длинные тени...
Его встречал лейтенант М. с автоматом и защитным шлемом в руках. На вопрос борттехника Ф., что он здесь делает в такое позднее время, борттехник М. ответил, что инженер приказал ему сменить борттехника Ф. Сейчас обратно полетит другой экипаж.
- Да ладно, - сказал борттехник Ф. - Я в хорошей форме. Я бодр, как никогда...
Он чувствовал непонятное возбуждение - ему хотелось назад. Он нервно расхаживал по стоянке, курил и рассказывал лейтенанту М. подробности полета.
- Надо бы в этот раз ниже пройтись, если там кто остался. Далековато для пулемета было, ни черта не понятно. Так и в своих недолго залупить!- размышлял вслух борттехник Ф.
Тут прибежал инженер, сказал:
- Дырок нет? Хорошо. Все, другая пара пойдет. Заправляйте борт по полной, чехлите, идите на ужин.
И убежал.
Отлегло. Залили по полной - с двумя дополнительными баками. Но не успел борттехник Ф. вынуть пистолет из горловины, как к вертолету подошли командир звена майор Б. и его правак лейтенант Ш.
- Сколько заправил?
- Полный, как инженер приказал. Он сказал - другие борта пойдут...
- Мудак этот инженер, - плюнул Б. - Нет других бортов! Темнеет, надо высоту набирать, как теперь с такой загрузкой? Да еще раненых грузить. Ну, ладно, машина у тебя мощная, авось вытянем. Давай к запуску!
Тут борттехник Ф., который успел расслабиться после визита инженера, вдруг почувствовал, что ноги его стали ватными. Слабость стремительно расползалась по всему телу. В голове борттехника Ф. быстро прокрутился только что завершившийся полет и борттехник понял, что второй раз будет явно лишним.
- Знаешь, Феликс, - сказал он, - оказывается, я действительно устал. Давай теперь ты, раз уж приготовился.
- Чтоб твою медь! - сказал (тоже успевший расслабиться) лейтенант М., и пошел на запуск.
Солнце уже скрылось, быстро темнело. Пара улетела, предварительно набрав безопасные 3500 над аэродромом. Борттехник Ф. сходил на ужин, пришел в модуль, выпил предложенные полстакана водки, сделал товарищам короткий отчет о проделанной работе и упал в кровать со словами «Разбудите, когда прилетят». Его знобило.
Ночью его разбудили. Он спросил: «Все в порядке?», и, получив утвердительный ответ, снова уронил голову на подушку.
Утром вся комната ушла на построение, и только борттехники Ф. и М. продолжали спать. Через пять минут в комнату ворвался инженер:
- Хули дремлем, воины? Живо на построение!
- Я ночью летал, - пробормотал лейтенант М.
- Ладно, лежи, а ты давай поднимайся.
- Почему это? - возмутился лейтенант Ф. - Мы оба вчера бороздили!
- Не пизди давай! - сказал инженер. - Ты на закате прилетел, в световой день уложился.
- Да я потом всю ночь не спал, товарищ майор! - вскричал борттехник Ф. - Я ЗА ТОВАРИЩА ПЕРЕЖИВАЛ!

MAXEZ утверждает: "Механика вообще сложно заставить чисто по-люксовски вдохновляться светом лунной дорожки на спокойном зеркале Атлантики, но выводы, предлагаемые им, убеждают в том, что флотская реальность, какой бы она ни была - это тоже жизнь. Такая, как есть.»
Трудно с ним спорить...

MECHANIC’s HANDS
Греческий Пиррей, портовый пригород Афин. Где-то там, в далекой стране Советов, борясь с собственным народом, власти проводят антиалкогольную компанию. А здесь, под безоблачным небом Эллады, у перпендикулярных друг другу причалов стоят военные корабли. Громада ракетного крейсера слегка подавляет несколько устаревший силуэт эсминца-хозяина.
Возле советского корабля толпы когда-то эмигрировавших из Союза греческих граждан и членов ККЕ - местной компартии.
Возле греческого корабля картина неэстетичная, но много говорящая - плавучая емкость с открытым верхом, наполовину заполненная промазученной ветошью и слитыми при уборке трюмов нефтепродуктами. Готовясь к показу, не успели убрать, но на изумрудной глади бухты нет разводов от ГСМ.
Другое удивляло советских моряков - количество автомобилей, стоящих у греческого эсминца. Неужели они принадлежат членам экипажа? На сход прямо от причала на собственных колесах? Красота!
- Живут же люди,- глядя на разъезжающихся по домам греческих моряков, вздохнул комдив движения, - капитализм, блин...
- Это тебе не попутный катер на родимом 12-м причале ловить, - согласился с Дзю электрический комдив.
- Или лезть через обмазанную солидолом стену «Голландии»*, пытаясь успеть на городской катер,- вспомнил комдив живучести свой недавний штурм «Великой китайской стены», закончившийся измазанными и разорванными колючей проволокой штанами, - интересно, а эти придурки-капразы, заставляющие курсантов заниматься такими художествами, когда-нибудь спешили на сход, служили на «железяках»?
О чем еще говорить старым друзьям под греческим небом?...
***
- Мужики, делать-то что будем? - задаются вопросом разгоряченные теплым приемом офицеры, прибывшие с эсминца, - завтра ведь греки с ответным визитом придут. Они нам в своей кают-компании - стол «а-ля фуршет» с осьминогами да фисташками, метаксой пятизвездочной и пивом любым. Сиртаки опять же. А мы им что? Стыдно-то как! Что пить-то будем? Кофе «по-варшавски»? Под него не только сиртаки, гопака не спляшешь.
Сбросились по шилу. Никто не поскупился, количество внушало. Помощник по снабжению, старый козел, выдал яблочный с мякотью сок. «Нет,- говорит,- другого». Придурок, ему бы только уши морякам надкусывать, да недопитую водку после пресс-конференции из рюмок по бутылкам разливать.
Но каша из топора не только в сказках бывает. Пятьдесят спирта на пятьдесят сока. Бр-р-р, неужели это ядовито-зеленое пойло можно пить? Короткая дегустация - нам вообще-то можно, а им?
Закуска... не кальмары с орешками, но чего-то найдем. Первое будет по-флотски, второе тоже. Свеклы, капусты и макарон хватает...
***
Единоверцы оказались воспитанными и понятливыми. Пили на равных. Кислых рож не корчили. Жилы на лбу, как у отдельных соотечественников, не вздувались. На языке туманного Альбиона говорили бегло, без словаря. Что такое сухой закон, знали. Не одобряли:
- Not OK... Koza Nostra... mafia, - в отличие от наших Секретарей «Однажды в Америке» смотрели.
- Май нейм из Александр, - подошел Дзю к самому угрюмому греку, - ай эм ... микэник,- выдавил он, напрягая память, - вот из е нейм? - все, закончился словарный запас.
- Nicolas. I’m mechanic toо.
...Спирта много, значит и языковым препонам конец.
- Николай, а скажи-ка ты мне, почему я сразу понял, что ты тоже механик?
- I don’t know... Drink?
- Дринк!
- Вот у нас раньше, - занюхав хлебом, начал вспоминать Дзю,- механики носили эмблемы-молотки на погонах,- условно обозначенные кресты на плечах красноречиво подчеркивали сказанное, - а у вас, есть какие-то отличия?
- Alexander, - греческий офицер отложил в сторону вилку с надкусанным огурцом,- why are you saying this nonsense? What other external differences do we, mechanics need, except these hands?** - и показал свои, развернутые кверху ладони.
- Да, глупость сморозил, - комдив поднес свои руки к рукам грека и в сердцах констатировал,- какие к черту нужны еще молотки! Масел масла, узнает издалека!

* Бывшее высшее военно-морское инженерное училище, стоявшее на берегу бухты Голландия города Севастополя.
** Александр, зачем ты такие глупости говоришь, какие еще нам, механикам, нужны внешние отличия, кроме этих вот рук...

Гонки по вертикали.

Было холодно и мокро. Федя Тёркин уже думал, что, как и вчера, операцию придётся отменять ввиду отсутствия сил противника, но в ночи раздался хлопок двери. Через секунды на дорогу выбрался тёмный силуэт, который поёжился, пукнул и, громогласно зевая, пошёл к стану нашей роты.

Федя двинул наперерез с тем расчётом, чтобы выйти на дорогу и быть своевременно замеченным. Что в конце-концов и произошло.

-Эй, ты, стоять! - заорал старшина Клунько. - Ко мне!
-Хуй там! - внятно ответил Тёркин и побежал к вагончикам, старательно звеня авоськой со стеклотарой.

Силы были неравными, и Феде удалось легко оторваться. Заскочил в вагончик, бросил авоську в угол. Стал на заранее приготовленную старую шинель и добрался до люка в полу. Прыг вниз. Чьи то руки торопливо прикрывают крышку, нежно огрев бойца по темечку. Крыльцо скрывает Федю от старшины, а старшину от Феди. Его(старшины) грузные шаги приближаются и не мешкая взлетают в вагончик у затаившегося бойца над головой.

Щелчок выключателя, возня, бу-бу-бу-бу.
-Никак нет, тарщ старшина. -Никто
-Никого тут не было. Спали мы.
-А это что? Чьи следы? Вы охуе.....(военная цензура подавилась, перлюстрируя)

Наверху слышны шаги Доценко Леонида. Шаги нарочито гулкие, тяжёлые. Они пробегают по крыше и спускаются по громоотводу.
Лёня уже бежит по аллее. В караул. Он сегодня в наряде.
Клунько вылетает из вагончика с брошенной авоськой и, звеня, как гужевой выезд Деда Мороза, припускает за убежавшим. Федя Тёркин пользуется его отлучкой и занимает место в своём, соседнем вагончике. Отбой.



Цитата из докладной записки на имя командира батальона майора Сердечкина.

17 ноября 1988 года, в 00 часов 34 минуты при посещении расположения первой роты, мною был замечен неизвестный военнослужащий, направляющийся в жилые помещения вышеназванной роты в составе его самого и сумки со спиртными напитками (ложь, там была вода-[Прим. Авт.]) . На приказ остановиться вышеназванный военнослужащий не отреагировал и убежал в блок номер пять, занимаемый взводом номер три. В результате преследования, в блоке номер пять мною не было замечено никаких дополнительных нарушений, кроме следов вышеобозначенного военнослужащего. Следы привели к аварийному выходу на потолке. Вышеназванный неизвестный военнослужащий спрыгнул с крыши блока номер пять и попытался скрыться, что ему и удалось. Произведенная мною проверка наличия личного состава показала, что весь личный состав имел быть на месте. Я доложил о происшествии командиру роты капитану Мальцову, но был осмеян в присутствии командиров взводов, что и заставило меня обратиться прямиком к вам.
Старшина роты N1, гвардии прапорщик Клунько.

Резолюция.
Может быть, у вас, в гвардии, бойцы и умели ходить по потолку, но Вы уже давно в автомобильных войсках. Лучше бы Вы поменяли педагогические методы работы с личным составом. Тогда они будут убегать от Вас только по земле и Вы их обязательно догоните.
Подпись - Сердечкин.

Конец цитаты.


P/S. Придорожная грязь, которой были нарисованы следы на полу, стене и потолке, въелась в известь и не сходила, пока вагончик не спалили борзые воины - деды.

Пушкин с Марса

Друг был старпомом на ГИСу (гидрографическое исследовательское судно), рассказывал...
Кроме командира, старпома и штурмана все были гражданские.
Ну, и дисциплинка ....
Короче, забирают его моряка в Мурманске в ментовку.
За бузотёрство и за общий дебош в кабаке, в общем.
Там, отмутузив как следует, начинают допрашивать:
- Как фамилия, сука!?
Нагло шамкая пьяным разбитым ртом:
- Пушкин!
Ах ты, мля, ещё и издевается! На! Тебе. На!
Ещё раз спрашивают:
- Как фамилия?
- Да Пуффкин я!
- На! Падла!
Утомившись, интересуются:
- Откуда ты, сволочь?
- С Марса!
...
Как его били...
- Ну... скажешь, гадость,откуда ты и как фамилия?
- Да Пуффкин...с Марфа...
Звиздили до утра...
Пока мой друг старпом не приехал.
- Ну, забирайте этого сумасшедшего, наконец, - говорят, - а вы, кстати, откуда?
- С "Марса"!
Корабль назывался "Марс", а фамилия матроса была действительно Пушкин.
Вот такая, блин, грустная история...