Философия поплавка

Скинуть надоевшую за неделю форму, галстук-удавку в шкаф. Исчезнуть для всех. Бежать от громких командных голосов. И раствориться. Совсем. Погрузиться в тишину одиночества, отдаться философии тупого созерцания поплавка.
Этот поплавок - мудрый парень, с ним можно говорить обо всем. У него хватает такта не перебивать...

Господи, тихо-то как.
Солнышко ещё только показало свой край из-за горизонта. Высунуло робко румяный бочок и замерло, как бы раздумывая - доставать себя полностью или и так сойдет?

Я на старом озере, рыбачу.
Озеро тёмное, торфяное, глубокое. И вот вроде деревня рядом, а рыба есть. И какая.
В садке уже плавает десяток бронзовых карасей. Здоровенные красавцы, грамм по четыреста каждый. Упругие и сильные. Здесь их метко называют «лопатами».
Так, насадить червя. Открываю банку - добровольцы вперед! Нет добровольцев, ладно, тогда самые любознательные...
Наблюдаю в полудреме за поплавком, где-то там, в расслабленном организме, притаилась надежда - здесь же есть карп. Ну а вдруг?... А леска ноль восемнадцать... Ну хоть побороться...

Узреть поклевку - подхватиться заполошно, разом проснувшись и распугав хаотичным взбрыкиванием пригревшихся лягушек. Притормаживая себя, подсечь, почувствовать упругие удары на той стороне реальности, разделенной зеркалом воды...
Хо-ро-шо...

- Здравствуйте! Ну как клёв?

А это всегда так.
Только начнёшь душой мякнуть, одиночеством наслаждаться... Только розовые слюни интимно распустишь - на тебе! Замолотят беззастенчиво грязным кирзовым сапогом в личный микрокосм, мол «А чегой-то мы тут сидим такие расслабленные? Глазки в поволоке закативши? Слюнкой пузыримся?»
И нарушат единение с природой! Растопчут нафиг хрупкую гармонию!
Вот ведь блин горелый!

- Да так... есть немного...
Два мужика с удочками, метрах в десяти. И чего орать? Подойти нельзя? Шепотом на ушко поинтересоваться, не нарушая призрачной тишины?
- Ну и мы вот тоже нах решили ... - сообщил, более кабанистый, - А чего дома сидеть нах? Только пивом накачиваться! А тут... Природа! Тишина нах!
Ага. Была.
Пытаюсь вернуться к медитации. Вода. Легкая рябь. Философия покачивающегося поплавка...

- Твою мать, Валера!!! - кабанистый, уперев руки в валики боков, грозно возвышался над своим худосочным товарищем, - Я те русским языком нах сказал, червей не забудь!!! Толстолобик бухенвальдский! И что мы теперь нах насаживать будем?! А, нах?!
- Ну... этааа... забыл я... мне ведь и водку надо было... и этааа... - затоптался под суровым взглядом провинившийся.
- Этааа! - передразнил кабанистый, - Связался с гонимым нах! Ты же не рыбак ни хрена! Горе мне! Ну чего уставился?! Давай пиз...

- Мужики потише! Не на базаре! - призываю к порядку.

Воспитание продолжается громким злым шепотом:
- Чего стоишь нах?! Давай дуй в деревню! Кучу ищи!
- Какую кучу?
- Большую и вонючую!!! Навозную нах конечно, червей накопаешь!

Поворачиваюсь к поплавку...
Итить!!! Нет его!
Подрываюсь, скольжу ногами, подворачиваю лодыжку, падаю боком на перевернутый стульчик, съезжаю конечностями в воду. Унизительно извиваюсь толстой гусеницей на осклизлом берегу, пытаясь одновременно достать себя из стульчика и из воды...
Мужики с интересом затихли.
Так, не суетиться! Помнить о философии поплавка. Прекращаю хаос. Восстанавливаю дыхание. Неторопливо, с достоинством поднимаюсь... Дёргаю удочку... Тяжесть и... все, сошел.
Пинаю стульчик, и он летит, пугая наглых ворон.
- Ну чего? Чего там? - нетерпеливо привстал сосед.
Стиснув зубы, отфильтровываю мат. Остаётся:
- Уже... ничего...
- Ээээх...
Смотрю хмуро, ну давай скажи чего-нибудь про моё рыболовное мастерство.

Бухенвальд удаляется в направлении деревенских домов.
Успокаиваюсь... Теплый ветерок... Солнце высветило искрами воду...

- Водку будете нах?!
Вашумаму!
- Нет не буду нах!!!
- Ну как знаете... А я отмечу нах, так сказать начало... Хотя когда оно еще будет, это начало, - косится в сторону, - а вы червячками не богаты? А то пока этот нах принесёт...
Киваю на банку.
- Вот спасибочки...Ну и мы приступим...
На некоторое время наступает тишина.
Не на долго.
Со стороны деревни, сначала робко, а потом всё громче и оживленнее, поднимается птичий гомон. К нему подключаются всплески собачьего лая. И их всё больше...
Мужик привстаёт, и с интересом смотрит назад.
Тоже оборачиваюсь.

Он бежал, скособочив тощее нескладное тело, бережно прижимая к себе первичные половые признаки. При этом он периодически пронзительно повизгивал и неэлегантно дрыгал в воздухе ногой, пытаясь отогнать крутящихся вокруг псов.
- Что за нах? - обеспокоился кабанистый.

Увидав нас, собачки отстали, а бедолага заковылял, всхлипывая, к своему товарищу.
- Кусила! Почти туда! - убрал руки, предъявляя укушенное место.
- Почти не бывает! - не согласился товарищ, - Тут полумер быть не может нах, или туда, или ни туда! Да и вообще нах, тебя за ТУДА захочешь, не укусишь! За что там кусать? Не интересно даже!
- Вот злой ты Эдик! А я чуть не погиб копая твоих вонючих червей!
- Не моих, а наших. Послушай нах, а как они тебя за ТУДА смогли куснуть? Маленькие шавки, вроде едва до колена нах?... Ты там, чем червей копал? - Эдик забулькал, давясь смехом.
- Да ну тебя сволочь жирная! Дождешься, взорвусь когда-нибудь... - обиделся субтильный Валера, и, достав из кармана банку с червями, начал готовить удочку.
- Взорвётся он! Убил нах! Да ты, разве что, воздух испортить можешь... Давай лучше по стопарю нах...

Затихли голоса. Поплавки выставлены. Начался гипноз...
Все-таки замечательно вот так иногда вырваться из сетей дел и забот, бессовестно транжирить время на «великое ничегонеделание»...

- Скотина! Ты будешь за поплавком следить нах?! Вот где он а?!!
Валера бросается к удочке...
- Не рви нах!!! - запоздало орет кабанистый.
Ага. Поздно. Валера рвет, что есть мочи. От всей своей тощей, нескладной души. Кажется, сейчас нашему взору предстанут вырванные внутренности бедного карася, так и не понявшего, что произошло. Нет, обошлось... Вроде...
Леска взмыла в воздух, и поплавок с крючком попали в цепкие лапки раскидистого дерева.

Я понял, что рыбалки больше не будет.

Эдик нехорошо смотрел на Валеру.
Под тяжелым взглядом, Валера ссутулился. Шмыгнул носом. Показал пальцем на дерево и зачем-то пояснил:
- Застряла.
- Ты чего со мной напросился сволочь? Ты пошел со мной, что бы кровь пить нах?!
Валера подергал удочку.
- Ты хочешь порвать леску? - зловеще прищурился Эдик, - МОЮ леску на МОЕЙ удочке?
- Я этааа... Я слазаю...

Сразу стало понятно, что спортсмен в Валере умер при родах.
Мослы застревали в ветках под противоестественными для организма углами, и Валера жалобно вскрикивал, беря их на излом.
Эдик злобно сопел, стряхивая осыпавшуюся сверху шелуху, и пытался сосредоточиться на рыбалке.
В какой-то момент блеснула призрачная надежда, что восхождение закончится успешно. Валера-бухенвальд, окончательно освоившись, бесстрашно распластал свой тощий организм на высоте четырёх с небольшим метров, пытаясь дотянуться до поплавка.
Эдик нехорошо покачал головой.
Валера ободряюще улыбнулся и попытался что-то сказать...

А потом, собственно, рыбалка закончилась окончательно.
Ветка, правильно подгадав момент, радостно хрустнула, и Валера с молодецким криком «Ёёёёёё!» сбитым кукурузником рухнул в водоём.

- Сука! - орал Эдик, бегая по берегу и пытаясь ударить удочкой по Валериной голове, - А тебя нах отучу на рыбалку ходить! Греби сюда мерзкий нах!!!

Я собирался, а на душе, ни смотря, ни на что, было легко и радостно.
И еще я думал - все-таки хорошо, что какой-то гад придумал эту странную, для многих непонятную и непонятую, философию поплавка.

Учебная граната.
Ордена Сутулого III степени полк, между погранзаставой и мирным городишкой, на Дальнем Востоке. Китайцам делов с нами на два часа, если захочут ваявать итьти.
1985 год. Зима. Морозы такие, что сморкаясь, соплёй можно порезаться. Приехав с полевых занятий, пехота покидает БТР-50П как тараканы кухню при виде хозяина. Чешут в казармы, забывая в машине разное барахло. От обосранных кальсон до личного оружия.
Посля одной такой "Зарницы" в парке боевых машин снимаю я (механик-водитель) аккумуляторные батарейки (40кг каждая,) чтобы в теплую аккумуляторную несть, и вижу под стойкой цинк забытый, а в цинке том комплект учебный: лимонка с отверстием насквозь и куча запалов в разобранном виде. Я, её мать, ради прикола собрал запал, ввернул в лимонку и в брезентовую гранатную сумку, на борту привинченную, сунул.
Машины нашей роты стояли в одном боксе с кухнями и грузовиками хозвзвода, которым командовал прапорщик Урмамбетов Нурмамбет Курмамбетович (ф.и.о. подлинные, ей-богу!!!). Фантазии и чувства юмора у этого Ури было столько же, сколько и у родственников, такие имена дававших.
Шли недели и месяцы нелёгких солдатских буден. Лимонка лежала в сумке, Урмамбетов командовал хозвзводом. Неотвратимо надвигалась ранняя весна. Стало теплее, и в моей машине механики решили пожрать сливового повидла с хлебом, чтобы портвейном изо рта не пахло. Когда покурили и разлили по второй, в боксе нарисовался Ури и с видом знатока начал осматривать полевые кухни. Механики притихли как мыши, и сидят, сжав стаканы побелевшими пальцами. А мне алкоголь до мозгов добрался, и я спокойно, на глазах изумленного мазутного племени, выпиваю полстакана, достаю из сумки лимонку и, выдернув чеку, бросаю через голову в открытый люк, в сторону хозвзводовского хозяйства. Конечно, учебная бомба черный цвет имеет, а боевая - зелёная, но в полумраке бокса эти тонкости окраса почти не различимы. С глазами в полное лицо механики слушали, как верещал Ури "ЛОЖИСЬ БЛЯЯЯ!!!" Потом громким вторым хлопком сгорел заряд пороха, имитирующего реальный взрыв гранаты, и черные комбезы приникли к бойницам - смотреть, что может лимонка слелать с прапором.
Ури лежал на пыльном бетоне бокса по всем правилам боевого искусства на животе, прикрыв голову руками. К голове медленно подкатывалась учебная лимонка.
Конечно, за такое можно и в е:0(ище словить, но только я с Урмамбетовым одного призыва. Он через полгода в школу прапоров свинтил, чтобы дедам не шестерить, и в нашу же часть его, обученного, вернули.
Поняв, что девка с косой мимо прошла, Ури встал, отряхиваясь, сказал, глядя на меня: П%(дец тебе. Положил в карман лимонку и ушёл.
Возвращаемся мы из парка вечером, уже основательно протрезвевшие и меня к ротному в канцелярию дневальный приглашает. Захожу, а наш капитан Гена сидит, кулачищи на стол возложив. Прямо академик Павлов с картины Серова. Только кулачки у Гены как головы у академиков, и между этими гирями моя лимонка лежит. Рядом сидит Ури с гордо поднятым узкоглазым лицом. Ротный и говорит мне: "Ну зачем вы, старший механик, в прапорщика гранату бросили? По вашему что прапорщик не человек, что ли? Принесите в роту оставшуюся имитацию и не делайте больше так".
И закончилась эта история устным взысканием.
А вы чего ждали?

Utburd. К вопросу о хуях.

«Бывает, вид у человека похабный, а елда здоровая, типа отдельной колбасы...
Ты думаешь, мы еще помним, как она выглядит? В смысле, колбаса...»
С. Довлатов, «Зона»


Все начиналось даже не с колбасы. Начиналось все с душа. Первого душа на КМБ-1999, когда мы впервые обозрели своих однокурсников, будущих военных переводчиков, элиту ВС РФ голяком. Мероприятие гордо именовалось «банным днем» и представляло собой пару душевых кабинок с вялой струйкой полутеплой воды, под которой 70 человек должны были в течение 15 минут успеть по очереди смыть с бренных телес прах земной. Тогда мы и увидели голого Диму Корфа, дохленького потомка пяти поколений военной интеллигенции, непонятно по каким физическим показателям попавшего в ВС. Точнее, Дима сам по себе нашего недоумения не вызвал, был он тощенький, заморенный и постоянно быстро-быстро моргал, за что еще на абитуре был прозван Фотоаппаратом. Внимание привлек его хуй, причем не в плане ахтунга - черная зависть проступала на еблах будущих офицеров. Это примечательное явление, сантиметров в 30 длинной (в неэрегированном состоянии!) превышало все мыслимые пропорции! При учете общей его комплекции, данное чудо было чем-то вроде третьей ноги, подпиравшей тщедушное тело. Ессно, после всего увиденного пошли разговоры, прикидывали, что произойдет, если гиперхуй встанет-упадет ли Дима в обморок от оттока крови или нет? Бедного Фотоаппарата терроризировали этими вопросами еще пару лет, подсчитывали общее количество разорванных напополам пелоток и прикидывали, стоит ли показать сие чудо нашей преподше по китайскому, дабы побыстрее отправить ее в мир иной. Потом тема приелась и как-то забылась.
Продолжение наступило на четвертом курсе, с началом периода командировок. В составе группы товарищей, мы ехали в город-герой Краснодыр - столицу Краснодырья, обучать иранских товарищей премудростям летного дела. Ехать надо было около суток, горючее было закуплено, машина времени тронулась от перрона. С собой везся тщательно упакованный ящик вискаря - наша простава временному начальнику. Непьющий интеллигентный Дима был насильно напоен кружкой водяры и втянут в общую пьянку. Разговоры велись типичные: начфак уебок, все бабы-бляди, сессию по приезду хуй сдадим, китайский нахуй никому не нужен. Тема баб превалировала. Потихоньку начали пытать Корфа - сколько же ты, половой гигант, до смерти своим хозяйством заеб? Скольких покалечил? И выяснилась страшная истина - Дима, то, неразвязан еще! Весь в науке, фонетике-лингвистике, блядь! Неибаллсо! Ну, поржали и забыли.
Как оказалось, забыли ненадолго. Вышли покурить в тамбур и напоролись там на пару пелоток. Оказались краснодырки, ехали то ли на каникулы домой, то ли еще что.И было этих краснодырок в общей сложности около десятка. Слово-за-слово, еблом-по-столу, заманили мы всю эту кодлу с нами бухать. И по прошествию времени пришла в бухие наши головы идея - подложить одну из пелоток под Корфа, благо тот бухой был в срань, и проверить потом, сдохнет ли она, или нет. Сказано - сделано. Выбрали самую бухую (и страшную, чтобы, значит, и самой поебацца было в радость), уломали, запихали в свободное купе к Диме и закрыли - действуй, девуля! Сами продолжили бухать. Через пару минут послышалась серия глухих воплей, наша дверь распахнулась, в проеме стояла пелотка - ее глаза были не просто как у рака, а как у того рака, который понял, почему вокруг стоят эти большие запотевшие кружки с пивом (С). После потока мата, она выдала: «Уебки! И этот МАЛЬЧИК должен был мне ЭТО по мозг засандалить?!!!»
После приезда на место мы ему ничего не рассказали... Тема гиперхуя была временно закрыта. Сроком на три дня...
Дело в том, что через три дня нам выдали командировочные. На командировочные была куплена водка. Водка наливалась в рюмки/стаканы/кружки и вливалась во рты. Из ртов она попадала в желудки, оттуда - в кровь, из крови - в мозги. Мозги туманились и хотели любви. Бесплатной любви по близости не было. Решили воспользоваться платной.
Краснодыр в плане любви город дешевый. Бляди были ангажированы быстро, процесс употребления оных шел споро, правда, по свальному типу. Диме досталась самая опытная и (по прикидкам) раздроченно-большепездая. Полчаса она натягивала банальный гандон на Димино сокровище. Со стороны это напоминало попытку натянуть лягушку на бейсбольную биту. Но - нет предела сильным духом! И процесс пошел. Идти-то он шел, а вот РТИ (резино-техническое изделие) таки не выдержало. Накончал Корф напрямую, за что и был обложен матюгами со стороны жрицы любви.
Через пару дней герой загрустил. Он начал плохо спать по ночам, просыпался, ходил по комнате и мерял температуру. Он боялся венеры! Интеллигентная мама объясняла ему, что проститутки - это рассадник спирохет и прочих мандавошек! Дима верил маме. Раз он напихал бляди с порванным гандоном, значит, что-то он от нее подцепил. Корф дрочил до изнеможения, пытаясь разглядеть в конче признаки гноя. Он побрил лобок и высматривал шанкры. Он взял в библиотеке медицинскую энциклопедию, и это стало пиздецом для всех нас, нетравмированных. По ночам общага оглашалась завываниями смертельно больного: «Это начало конца! Я умру не размножившись!». От бессонницы и нервотрепки у Корфа поднялась температура. В ночи он будил меня и спрашивал: «У меня 39,5, что это?!» Приговор был безжалостен: «Заебал, ошлепок. СПИД у тебя, СПИД, понял, чучело?!» У меня одного была пятерка по медицинской подготовке из всей нашей группы. Дима поверил. Его еле вытащили из портупеи, на которой он решил свести счеты со СПИДом.
Мы уже достаточно давно выпустились, Корф получил красный диплом, НО... У всех есть постоянно-переменные пелотки, многие женились, некоторые наплодили отпрысков (для их жен/подруг - соответственно, впрысков). Только Дима один, как перст. И на встречах выпускников, глядя в его фотоаппаратные глаза, я чувствую себя немножко перед ним виноватым...