Пожар

Наивен тот, кто полагает, что раз Афганистан на юге, то там нет зимы. Она там всегда. Нет, я не вру. Да, там действительно жара, но стоит посмотреть на горы, как ты понимаешь, что зима вот, рядом. Их заснеженные вершины красноречиво говорят об этом. На высотах боле четырёх тысяч метров зима царствует круглый год. Лётчики хорошо знают об этом, они почти каждый день летают в зиму. А некоторые, точнее, пилоты Ми-24, ощущают зиму ещё и на собственной коже. Почему? Да потому что Ми-24 великолепная машина, в которой для удобства экипажа предусмотрен даже кондиционер. Но вот по какому-то капризу конструкторов не оснащён штатным обогревателем. Для обогрева экипажа предусмотрен забор сжатого, значит, горячего воздуха от компрессоров двигателей. У земли, где по идее, и должен летать вертолёт, это работает прекрасно. Но это Афганистан, и вертолёты очень часто летают на потолке, где важен каждый процент мощности двигателей, а подобная система обогрева как раз и отнимает мощность двигателей.
На практике это выглядит так: с набором высоты начинает падать температура воздуха. Отчего в кабине тут же интенсивно (вроде, и не сильно выпили вечером) запотевают стёкла. Включаешь обогрев кабин, помогает, но двигатели от этого теряют мощность и вертолёт в лучшем случае не берёт высоту, а худшем её теряет. А впереди перевал. Выключаешь обогрев. Опять запотевают стёкла. Делать нечего, открываешь забор наружного воздуха. Температура в кабине и снаружи выравнивается, стекла не потеют. Вот только ты в тонком летнем комбинезоне, а в кабине ниже нуля.
После посадки разомлевший от жары, пропотевший технический состав с изумлением смотрит на пританцовующих у вертолёта пилотов, у которых не попадает зуб на зуб.
Но это только полбеды, беда в том, что зима может спуститься с гор. Да-да, именно спуститься с гор. С наступлением осени наблюдаешь, как с каждым днём всё ниже и ниже граница снега. И если ваш аэродром находится на высоте более тысячи метров, то зима обязательно дойдёт и до вас. В одно прекрасное утро вы будете удивляться так по-русски белому снегу и морозному воздуху. А удивляться будете потому, что у вас напрочь отсутствует зимнее обмундирование, и вы будете проклинать преподавателей военных училищ тыла, которые не объяснили своим курсантам такое понятие, как высотные климатические зоны. Впрочем, помянёте вы также за ту же ошибку и преподавателей строительных училищ. Ваш модуль явно не рассчитан на зиму. Нет, какие-то рудименты батарей отопления, конечно, присутствуют и даже местными умельцами сооружена мини-котельная, но увы, температура в модуле немногим отличается от наружной. Чтобы согреться, особенно ночью, авиаторы идут на всякие ухищрения, разживаются вторым комплектом одеял, из вертолётных запчастей сооружают самодельные обогреватели, повергающие в ужас начальника дизель-электроузла, ложатся спать в комбинезонах.
В один из таких зимних вечеров капитан А. и старлей Л. ворочались в своих кроватях, пытаясь согреться и уснуть. Их напарников по комнате, пилотов ведомого экипажа старлеев Н. и С., не было. Они убыли в краткосрочный отпуск. Время было довольно позднее, и старлей Л. почти уснул, не обращая внимание на посторонние звуки, доносящееся с улицы.
- Слышишь, стреляют, - нарушил молчание капитан А. Старлей Л. прислушался, с улицы действительно доносились одиночные автоматные выстрелы. Одиночные, значит, ничего страшного, что было будить? А посему старлей Л. поудобней устроился на кровати и ответил что-то в духе известных трёх букв.
- А почему на улице так светло? - не унимался капитан А.
- Бля, - ответил старлей Л., он был раздражён, завтра была его очередь на час раньше вставать и производить ежедневное опробование вертолёта, а поскольку он окончил училище на два года позже капитана А., то это значило, что его очередь всегда, - тебе надо, пойди и посмотри!
Тем не менее, старлей Л. глаза всё же открыл. И вправду, с улицы в комнату проникал какой-то странный, красноватый свет. Как ни странно, но это обстоятельство тоже ничуть не озадачило старлея Л., его больше удивило другое: капитан А. вопреки своей лени поднялся с кровати. Мало того, он, накинув поверх комбинезона куртку, но босиком подошёл к окну.
- А-а-а-а! Горим! - заорал капитан А., распахнув окно и как был босиком, выпрыгнул в него. А на улице лежал десятисантиметровый слой снега.
Парадокс, но даже это не возымело должного действия на старлея Л. По крайней мере, никакой поспешности в его действиях не было. Здраво рассудив, что пока нет в комнате открытого пламени, можно не торопиться. Он стал не спеша надевать носки, ботинки, по ходу обдумывая сложившеюся ситуацию. Было понятно, что горит модуль и с этим надо что-то делать. Поразмыслив, он пришёл к двум вариантам действий. Первый - это собрать свои вещи и покинуть модуль, второй - это принять участие в тушении пожара. Но вспомнив свою любовь к порядку, старлей Л. понял, что на сбор вещей и эвакуацию ему понадобится минимум два дня, что в данной ситуации было неприемлемо.
- Значит, - пришёл к выводу старлей Л., - придется принять участие в тушении пожара, возможно, даже проявляя чудеса героизма.
Тем временем с одеванием было покончено, и старлей Л. вышел на улицу.
Улица была залита ярким, бледно-розовым светом. Горела та самая пресловутая самодельная кочегарка. Жаркое керосиновое пламя весело плясало над её железной крышей. Оттуда же и доносились выстрелы. Все обитатели модуля, среди которых находился и босой капитан А., выстоявшись полукольцом, с интересом и безучастно наблюдали за происходящим, как будто этот пожар совершенно их не касается. Исключение составляло три человека, двое вёдрами носили из столовой воду, а ещё один этой водой заливал пламя. Но поскольку напор в столовой был низким и вёдра наполнялись долго, действие троицы не оказывали на пламя никакого воздействия. Солдатик-кочегар, причитая, рассказывал обстоятельства и детали случившегося. Особенно интересны были детали. Из них выходило, что солдат готовился отбивать многомесячную осаду, при этом выполняя основную задачу, оказалось, в кочегарке помимо всего прочего, припасено литров сто керосина в канистрах, ящик гранат и несколько цинков патронов. Эти патроны в данный момент и взрывались. Старлей Л. поёжился: если пламя доберётся до гранат, то будет совсем весело и он вознамерился присоединится к троице, занятой тушением пожара. В конце-концов не глазеть же на огонь он вышел, тем более, что все лучшие места для обозрения были заняты. Но вёдер было мало, да и как было сказано, напор воды из крана был невысок, и его услуги оказались не нужны. Такой расклад не устраивал старлея Л., он обошёл модуль и, обнаружив приставленную лестницу, по ней взобрался на крышу модуля.
- Ну вот, по крайней мере, отсюда хоть лучше видно, - удовлетворённо подумал старлей Л., поглядывая свысока не сколько на пламя, сколько на стоящих внизу соседей по модулю. Но его душа по-прежнему жаждала деятельности, что случалось с ней крайне редко, наверное, потому что спросонья. Старлей Л. пошарил глазами по сторонам, на крыше был довольно толстый слой, почему-то толще чем на земле, слежавшегося, подтаявшего от тепла крыши снега. Этот снег доставлял много неприятностей обитателям модуля. То тут то там с потолков капало. Старшина не единожды посылал на крышу бойцов, дабы этот снег убрать, но исполнительности авиационных бойцов едва хватало, чтобы сбросить с крыши две-три лопаты снега. Собственно, они и лопаты тут же на крыше побросали. Что произошло дальше, не иначе как божьем наитием не назвать. Поскольку старлею Л. до этого было в жизни не додуматься. Потому что, как и почему ему всё удалось, он понял только спустя несколько дней. Двигаясь как сомнамбула, не отдавая себе отчёта в своих действиях, старлей Л. поднял лопату побольше (кстати, тоже весьма странный поступок для него, выбор лопаты побольше), начал энергично забрасывать пламя слежавшимся снегом. Он работал энергично и с упоением, не обращая внимания на оху... пардон удивлённые взгляды товарищей снизу. Рядом изумленно застыл товарищ, который заливал пламя водой. Он только и смог, что одобрительно кивать головой. Снег шипел на раскалённой крыше как сало на сковородке. Но пламя с каждым броском новой порции снега таяло, уменьшалось на глазах и вскоре исчезло совсем. Старлей бросил ещё пару контрольных лопат и остановился в готовности чуть что, снова вступить в схватку с огнём. Какой-то смельчак внизу заскочил в кочегарку и вынес оттуда вздувшиеся, но не лопнувшие канистры с керосином и злополучный ящик гранат. Тем самым полностью ликвидировав опасность повторного пожара. Старлей Л., как бы очнувшись, отбросил лопату и спустился с крыши. Статисты внизу уже обсуждали случившееся. По их словам выходило, что старлей Л. не так уж и много сделал. Но самому старлею Л. на их мнение было глубоко плевать. Его вполне удовлетворял тот факт, что продолжение ночевки пройдёт под крышей. А слава - явление мимолётное, да и к чему ему завистники? Старлей Л. повернулся, чтобы проследовать в модуль продолжить прерванный сон. Но тут возникла заминка. Оказалось, что одному жителю модуля всё же удалось осуществить эвакуацию. Это был прапорщик-фельдшер. Он вынес с комнаты не только собственные вещи, но и весьма объёмный ящик с медикаментами. И весь пожар сидел на нём, держа автомат наперевес. По его словам, там находились медикаменты, которые весьма трудно списать. Похвальное действие, но вот с этим ящиком и возникла заминка. Группа офицеров, среди которых находился и по-прежнему босой капитан А., тихо матерясь, пытались затащить этот весьма тяжёлый ящик обратно в модуль. Но как они его не поворачивали, ящик всё равно оказывался шире проёма двери. А ведь по словам прапорщика, вынес из модуля ящик он один. Наконец, после значительного усилия, отчего была выломана часть дверного косяка, ящик был втащен обратно в модуль, где возникла уже новая проблема с дверью в комнату. Но старлей Л. не обращал на это ни малейшего внимания, он вернулся в своё обычное состояние, именуемое непечатным словом. Он проследовал в комнату, разделся и лёг спать. Спал без сновидений, глубоким сном, как может спать человек, которому только двадцать три года и никаких проблем.
Удивительно, но капитан А. не заболел даже насморком.
А медаль «За отвагу на пожаре» старлею Л. так и не дали. Ерунда, конечно. Но дело принципа!

Типажи.

(Из довольно старых зарисуек, руки дошли привести в читабельный вид.)

Боцман второго экипажа. Псевдоним "Ботя". Сугубый профессионал. Абсолютный. За это качество на линейном флоте (в коем, несомненно, находилась наша лодка) прощается многое. В том числе общее раздолбайство и склонность к пожиранию шила. Необходимо отметить, что сия привычка прорезалась исключительно в береговых условиях и напрочь отрезалась при пересечении береговой черты.
Ботя грамотно и хладнокровно справлялся с такими стремными вводными, как заклинка БКГР на погружение, удерживание лодки на заданной глубине после срабатывания АЗ реактора с потерей хода и т.п. аттракционы, прошибающие у всех присутствующих в Центральном холодный пот на лбах. Необходимо заметить, что фантазия на потенциальные аварии у Кэпа или проверяющих были неистощимы. Аварийная ситуация гипнотизирует непрофессионалов. Т.е. ты понимаешь, что СПЗ (северный пушной зверек) не просто близок, а буквально лижет тебе лицо и лоб, но что необходимо делать в ситуации, тебе неведомо, да и выползание из нее от тебя не особо зависит. Поэтому в такие веселые моменты уголок РТС (КП 1-Р) в Центральном сбивался тесной кучкой вокруг любимого пульта «101 К» и, стараясь не отсвечивать, дабы шумным дыханием не сбить с правильной мысли участников фестиваля, с искренней тревогой наблюдали за мгновенной реакцией Боти на бодрый мат кэпа и вахтенного механика.
Если фантазия вам отказывает, то можно провести некоторую аналогию - вспоминая эти адреналиновые забавы, я понял с кого мистер Киплинг списывал образ обезьян, собравшихся в потную кучу перед удавом Каа в книге жизни «Маугли».
Но, таки, вернемся к Боте.
Как известно, всплытие корабля происходит по боевой тревоге, поэтому и первый, кто вылетает за Кэпом на ходовой мостик после всплытия - это боцман. Тут необходимо в скобках заметить, что на поверхности моря у подводников много врагов. Причем разнообразных. В теории они расклассифицированы и даже даны рекомендации по противодействию (уклонение-уничтожение). Но, поскольку в реальной жизни всегда имеется различие между теорией и практикой , мы на теорию забъем и введем новую «практическую» классификацию. Основные «поверхностные» враги:
1. Самолеты, причем свои же, нашенские противолодочники гораздо более опасны, чем американский или канадский базовый патрульный «ОРИОН»;
2. Надводники. Самые злостные из них - рыболовецкие сейнеры, тоже отечественные, а не из Катманду и прочих Пеньпьянов, которые запросто могут просто стоять без хода (никак себя не обнаруживая) или переться с тралом вдогонку за селедкой на пересечку курса не соблюдая ни правил МППСС- 72, ни каких было правил вообще;
3. Чайки, - обильно срущие на ракетную палубу черного цвета ослепительно белым исключительно трудноотмываемым дерьмом .
Само собой, любимым и безотказным оружием от всех перечисленных напастей у Боти была ракетница. Нет, неправильно - РАКЕТНИЦА. Она всегда торчала из кармана его канадки, как пистолет за ремнем у героев Тарантино. Ботя палил из нее по любым врагам без разбора беспощадными очередями.
В качестве примера в той истории, когда наши мастера военно-морского дела чуть не потопили пароход (эта опупея пишется давно и трудно - но когда нить я ее распубликую. Авт.) Напомню финальную часть, той воинской части, в части касающейся готовности Боти шмалять из РАКЕТНИЦЫ. Итак: исходная ситуация- пароход аварийно всплывает в наших терводах с глубины 60 м. Ботя, как положено, вылетает спросонья на мостик, там ночь, никто нас не ждал. Минуты через три, с криками «здравствуй, жопа, новый год! А что это вы тут делаете?», на нас из-за ночных туч вываливается противолодочный Ил38. Ботя достает из одного кармана мою записку с устаревшими примерно на пол-суток кодами опознавания, из другого- РАКЕТНИЦУ и навскидку херачит точно в борт самолета «белый-зеленый». При этом, не целясь (!), так как весь погружен в рассматривание букв, которые ночью, в лунном свете видны, прямо скажем херово. Парни в самолете, оправившись от изумления столь неласковым приемом, сравнивают коды и докладывают в генштаб, - типа, такие дела, обнаружил в рассейских терводах ядреный ракетоносец, ИЧСХ, готов по нему, гаду, оружие применить.

Любил также Ботя пострелять из РАКЕТНИЦЫ по мостикам сейнеров. Прямо по ходовым стеклам. Так сказать, превентивное предупреждение об опасности столкновений. После чего из рубки или от сетей вылетал полупьяный рыбак-морхуил, дико вращая глазами и что то громко думая про себя о ВМФ вообще, подплаве ТОФ и данной лодке в частности, закладывал циркуляцию во избежание столкновения. Ясное дело, что Ботя заботился в основном о целости гражданского флота и ходе выполнения продовольственной программы страны.

Борьба с чайками. Перед контрольным выходом с дивизионным начальством на борту, Ботя несколько дней тратил со своей швартовно-сигнальной бандой на покрытие надводной части корабля черным лаком. Представь себе итог немалых трудов и страданий. Идет себе пароход - красавец, отливает черными боками, пятиметровые лопасти двух винтов вышвыривают в кильватерную струю рыбу. Сотни чаек и прочих бакланов ныряют в воду, обжираясь халявной хавкой. Следом, в благодарность, садятся на ракетную палубу и начинают срать прямо на Ботино творчество. И даже видно, что думают они при этом, как хорошо, мол, люди обустроили питание чаек. Встречная благодарность не знала границ. Ботя вылетал на ракетную палубу и шмалял из РАКЕТНИЦЫ вдоль палубы, устраивая птичкам Армагеддон с перьями.

Ещё одна история деда
О замполите
"А,Ф. С... в 1938 году служил рядовым — штурманским электриком — на подводной лодке типа «М» в Ораниенбауме. Осенью этого же года КБФ посетила делегация ЦК ВЛКСМ, и перед отъездом командованию предложили представить несколько комсомольцев для поощрения. В числе представленных был краснофлотец С.... А. Ф., оказавшийся вскоре награжденным... орденом Ленина. При выборах в Верховный Совет СССР первого созыва кандидатом от Балтики был выдвинут орденоносец — краснофлотец А. Ф. С.... и, конечно, избран депутатом. В дальнейшем, считая неудобным оставлять его на прежней должности, командование отправило Селезнева на учебу в военно-морское училище им. Энгельса (в Ленинграде), где, вместо положенных двух лет учебы, сумели подготовить его за шесть месяцев и выпустить в звании старшего политрука (выпускникам этого училища присваивалось звание политрука) с назначением заместителем командира подводной лодки по политчасти.
Таким образом из хорошего штурманского электрика сделали очень неудачного политработника. Особенно неловко замполит чувствовал себя, когда приходилось отвечать на вопрос: за что вас наградили орденом? До войны этот высший орден был крайней редкостью, поэтому вопросы такого содержания задавались часто и ответы типа: «Ну, был дисциплинированным, содержал в отличном состоянии свое заведование...» — не удовлетворяли. Приходилось окружать себя ореолом таинственности"