ДУНКАН, БАРЬЕР!

- Дункан, барьер! Барьер, кому говорю!!!
Не понимаю, почему нельзя просто разбежаться и прыгнуть. Молча. Так нет же - Петька обязательно выкрикивает этот призыв трижды. И только потом, достаточно взбодрив сам себя, разбегается, тяжело ухая сапогами, и неуклюже переваливается через зеленый деревянный щит.
Вообще-то Дункан - это я. И в самом начале нашего с Петькой знакомства я думал, что приказ 'Дункан, барьер!' относится ко мне. Но с тех пор прошло уже достаточно времени, и любой двуногий, включая Петьку, давно бы понял, что через барьер я прыгать не стану ни при каких условиях. И оставил бы меня в покое. Но Петька не унимается. Ну, раз ему нравится - пусть прыгает.
- Дункан, вперед! Ну!!!
Эх, парень, тебе бы болонок в цирке дрессировать. И на бум я тоже не полезу. Людей только смешить… А Петька по буму лазает немногим лучше, чем прыгает через барьер.
Петька, Петь… Прекрати издеваться над собой. Приличного пса из тебя все равно не получится. Слышишь, Влад пришел. Едем на вызов. Слезай с бревна, позорище.
И угораздило же меня… У всех напарники - люди, как люди. И только у меня этот…
Я люблю ездить на вызовы. Во-первых, люблю кататься на машине, а во-вторых - когда мы едем работать, Петька не пристает ко мне со своими дурацкими идеями типа принести тапочки или подать голос. Ему самому бы сперва поучиться.
В трезвом виде Петька почти не разговаривает, потому что не умеет. Слегка подвыпив, говорит только про баб и способы их употребления. Подвыпив еще чуть-чуть - говорит исключительно обо мне. То есть доказывает всем окружающим, что я ирландский сеттер. Мне лично это все равно - сеттер я, или там овчарка, или еще кто. Волнует это, наверное, только Петьку. Ну, может быть, еще самую малость - тех, кому он это доказывает. Потому что выпив еще немного, он опять ни о чем не разговаривает, а просто бьет морды. Тем, кто усомнится в моем сеттерстве.
Приехали. Все, как всегда - машины, люди в сером, люди в зеленом, люди в пятнистом, люди черт знает в чем. Но этих последних близко не подпускают, и это правильно. Они пахнут, чем попало - мешают. А этих - серых, зеленых и пятнистых, - я хорошо знаю. Обычный набор - гуталин, теплое железо и вчерашнее пиво. Запах настолько родной и привычный, что на него можно не обращать внимания. Хотя гуталин - это, доложу я вам….
Эге! А вот этих я не люблю. Не знаю, что это за вонь, но такая же стояла в ветлечебнице, где мне лечили ухо в прошлом году. Там они все были в белых халатах, и я почему-то думал, что так пахнет белый цвет. Эти же почему-то в синем - маскируются. Знают, что я их не люблю, могу и покусать. Наверное, халаты у них под брюками. Меня не обманешь - такую-то дрянь даже Петька не пьет.

- Здрасьте, здрасьте, - батюшки, какой противный голос! - Так это, значит, и есть наш эксперт?!
Ну да, мадам, я эксперт. Чего пристала? А Владька с Петькой наперебой кидаются здороваться и хвастаться моими (моими!) достоинствами. Своих-то нет…
- Какой славный! Можно его погладить?!
Ух, я бы тебя погладил - мало бы не показалось! Заведи себе мопса, его и гладь. А ко мне не лезь. Но Петька, которого я вижу боковым зрением, согласно кивает. Сговорились! Ладно, мадам, пожалуйста, мадам, очень приятно, мадам… Петьке это будет стоить пары новых ботинок.
От ее рук разит духами - ненавижу этот запах с тех пор, как однажды сгрыз пластиковую бутылку из-под лимонада. Но воспитание обязывает улыбаться. Вздергиваю правый край верхней губы - так, чтобы лишь слегка сверкнуть клыком, не обнажая его полностью, и поднимаю левое ухо - оно больше правого похоже на сеттерское. Это всегда срабатывает.
- Ой, смотрите - он улыбается! - восторгается женщина.
Петька тоже вздергивает верхнюю губу - тоже пытается улыбнуться. Но у него вместо белоснежного клыка золотая блямба, поэтому до моей улыбки ему далеко. Однако женщину это устраивает.
- Хороший пё-ё-оосик, - радуется она, - Ну-ка, дай лапу!
Чиво-о-о? Какую еще лапу?! Тоже мне - нашли клоуна.
- Ну, Дунканчик, дай девушке лапу, - Петька, похоже, с ней заодно.
Ну что же, коллега, раз ты так настаиваешь… Извольте, мадам, - вот вам моя нога. Только уж извините, она малость того… Грязно тут у вас. Что? Нет, платочка у меня нет. Хе-хе… За платочком - это к Петьке. И все претензии тоже ему.
С ним всегда так. Когда Петька где-нибудь нашкодит - неприятности имеет он. Ну, например, когда переусердствует, доказывая, что я ирландский сеттер. А когда что-нибудь натворю я - вроде того цыпленка, которого недавно загрыз в соседнем дворе, - по ушам получает… Нет, не угадали. Не я, а опять же Петька.
Петь, ну чего ты ворчишь? Знаешь ведь, что я терпеть не могу здороваться за руку с незнакомыми людьми. Скажи спасибо, что я ее еще по заднице не хлопнул. Она бы тогда замучилась свою юбку стирать.

Ну что же, публика в сборе - можно начинать. Для разминки - небольшая пробежка крупной рысью туда-сюда. Мускулисто пружиню ногами, как заправская овчарка, хотя от овчарки у меня разве что хвост и левая сторона носа. Публика в восторге. А теперь к делу! Ну, что тут у нас? Трава-а-а, кирпи-и-ич, оку-у-урок… Тьфу, тоска какая. Шелуха от семечек, вчерашняя кошачья свадьба, бензин… Только зря тратим время.

А еще Петька плетется позади! При каждом его шаге меня обдает волной кирзы и гуталина, а это сильно портит рабочий настрой. Петь, ну какого черта ты увязался за мной? Толку от тебя никакого - только виснешь на поводке, как гиря. Без тебя бы я справился быстрее. Знаешь, что… В следующий раз я тебя, пожалуй, с собой на выезд не возьму. Поеду с одним Владом - он топает себе тихонько в сторонке и ни во что не вмешивается. К тому же ты имеешь обыкновение после каждого выезда выпивать. Знаешь ведь, что я этого не люблю - запах не нравится, да и ты дурной. Впрочем, ты и трезвым мне не очень… Тебе просто надо запретить работать с собаками. Вот на фига ты перед этой дурой выпендривался? А на прошлой неделе, например…. А-а-а-атставить!!!!

Это он! Запах, который я не спутаю ни с чем! Он пока еще слабый - царапает нос не сильнее репейника, но он здесь! Так, черт с ним, с Петькой, еще успею ему все высказать. Работаем, Дункан, работаем! Асфальт (вонища похуже, чем от Петькиного гуталина), окурки, возле водосточной трубы стена помечена кем-то из двуногих - кажется, портвейн с воблой… Не отвлекаться, Дункан! Чей-то одеколон, - дрянь-то какая!, - земля, опять асфальт… Ну где же?! А запах уже сильнее целого репейного куста. Он сверлит голову, выедает язык, рассыпается в мозгу на миллионы колючек, которые ввинчиваются в тело все дальше и дальше, он лезет в глаза, как стеклянная пыль, я не вижу ничего, кроме этого страшного, царапающего запаха; он скрежещет в ушах, как когти по льду, - сильнее, громче, еще громче, еще страшнее, он крутится в мозгу, как ядовитый колючий волчок, крутится, крутится, крутится, кру…. ГАВ!!!! Вот оно! В приямке подвального окошка - разноцветная коробка из-под торта. Кто знает, почему это почти всегда бывают коробки из-под торта?! Вообще я их люблю - они пахнут влажным картоном, сладкой липкостью и совсем чуть-чуть - мышами. Но только не эта. Все, хватит. Я сказал 'гав'. Петька, пошли отсюда!
- Молодец, Дуся, - радуется Петька и совсем не торопится уходить.
Обычно Петька ни другим, ни самому себе не позволяет называть меня Дусей, или, еще того хлеще - Дуней. Но сейчас - особый случай. Я Нашел. Черт их знает, зачем им это нужно. Я просто не представляю себе, на что может сгодиться предмет с ТАКИМ запахом. Но каждый раз, когда я Нахожу, они радуются, как щенки.
- Молодец, собакин, - это уже Влад треплет меня по загривку.
Собакин - это, наверное, моя фамилия - еще одна Петькина дурацкая фантазия. Мне все равно, мне лишь бы подальше отсюда. Ну что ты радуешься, чудак? Тебе бы разок нюхнуть такого - небось еще не так бы залаял. Отпусти поводок, чучело!

В большинстве случаев, правда, я ничего не нахожу. И тогда они почему-то злятся. Вчера, например, выезжали в школу. Обегал все, надышался мелом и ссаными тряпками на всю оставшуюся жизнь - и ничего. Только такая же вот коробка из-под торта, в которой после торта жил хомяк. Я потом в толпе зевак вычислил того, кто над нами так подшутил - от него за версту разило тем же хомяком. Петьке жаловаться не стал, конечно. Петька, правда, сам догадался - наверное, по моему взгляду. Но ведь мои-то слова к делу не пришьешь! Поэтому он только и смог, что замахнуться на этого ублюдка коробкой из-под хомяка и с мечтательным сладострастием сказать: 'Ух, ща как врезал бы…'

Ну наконец-то. Теперь Петькина очередь работать, а моя - смотреть. Хотя любоваться, конечно, особо нечем. Сначала он долго наряжается в дурацкий костюм, который пахнет пылью, железом и почему-то протухшими бутербродами. В завершение всего водружает на голову какой-то круглый котел. И так-то не красавец, а уж с котлом на голове… Я лучше отвернусь, чтобы не засмеяться, не то он опять решит, что я за него волнуюсь. А еще лучше - пристроюсь-ка вот здесь, за колесом, да подремлю немного. Неизвестно, когда еще день закончится. Не дай Бог, Петьку опять понесет прыгать через барьер! А потом он наверняка напьется и, как обычно, будет изливать мне душу. Рассказывать, почему от него ушла одна женщина (я бы на ее месте тоже ушел!), почему его не любит другая, и как ему это все осточертело. А мне не осточертело?! Особенно волочь его на поводке домой, извиняясь перед каждым встречным милиционером, и объяснять Петьке, что я не могу открыть дверь его ключами. Не пойду с ним никуда сегодня. Спать….

Уууаааааууу!!!! Что?!!! Что случилось?! Что это было?! Что-то не так, кажется… Да стойте вы, стойте, вы же меня затопчете! Что там произошло?! Пустите меня, пустите… Пусти, гад! Эх, хорошо, что ушами я слышу хуже, чем носом - иначе точно оглох бы. Да подвинься ты… И ты тоже… Дайте пролезть. Ух, ща как цапнул бы, да некогда… Что там?
Ну, я так и знал! Конечно, опять Петька! Разлегся тут, придурок, в красивой позе. Ты посмотри на себя-то, пугало! Да еще в таком наряде - ты похож на выпотрошенный диван, который выкинули с десятого этажа.
Эй, Петь… Тебе что, плохо? Да не дрейфь, бывало ведь и хуже. Ты вспомни, каким я тебя в воскресенье домой принес - и ничего ведь…
Ну вставай уже, вставай, не выставляй себя на посмешище. И так-то не краса… Стоп! Это еще что? Да, этот запах мне тоже знаком. Приблизительно такой же был у цыпленка, которого я укр… поймал в прошлом году в соседском дворе. Только тогда он был в сотни раз слабее и приятнее. А сейчас - тягучий, тяжелый, отвратительно липкий и…и… Это же кровь! Только она забивает нос наподобие насморка! Вот уж не думал, что у Петьки она тоже есть. Да еще столько! Вот оно в чем дело!
Ну что, допрыгался?! Доигрался, мазурик?! Я давно это предвидел. Опозорился ты, парень. Впервые в нашей практике такой прокол: какую-то дрянную коробочку из-под торта, - и ту не смог… Хана тебе теперь - уволят. Наконец-то я приду сегодня вовремя домой и отосплюсь от души. И на вызовы буду ездить теперь один, и никто не будет вонять за спиной кирзой и гуталином! Я давно говорил - отольются тебе мои неприятности - и барьеры эти твои облезлые, и котлеты из магазина, и та девочка, которую я однажды привел в гости, а ты выгнал… Ну, что молчишь? Нечего сказать? Да погодите вы толкаться! Я же с ним работал, а не вы! И незачем тащить меня за ошейник!

Стойте, вы, вонючки из ветлечебницы! Да симулянт же он, симулянт, неужели не видно?! Зачем вы накрыли его с головой?! Я ведь ему еще не все сказал! Да отвяжитесь, пустите меня! Раз уж представился такой случай, я все ему выскажу… Ч-черт, ну и вломит же мне Петька ремня потом, но ничего не могу поделать - наверное, этим грохотом у меня сорвало тормоза… Петька, ты меня слышишь? Я тебе сейчас все припомню… И как ты меня пивом напоил, и как однажды по пьяни постриг под пуделя… Так, мое место- впереди рядом с водителем. Эй, мужик, ты чего? Нет, вы видали? Меня, профессионала, - выбрасывать из машины!!! Стойте, подождите!!! Мне ведь за вами не угнаться! Вы же на колесах, а я - на своих четырех! Имейте в виду - вы с ним будете иметь одни неприятности! Он всегда лезет в драку, когда выпьет, а еще он бабник редкостный, а еще… а еще… Эх… Уехали…

Разноцветные люди еще суетятся там, где я их оставил. Можно, конечно, еще разок пробежаться туда-сюда. Но на хрена мне теперь перед ними красоваться?

Влад, ну что ты повис у меня на шее? Я тебе что - буйвол? Ну, ну… Ну не скули. Ты кобель, или кто? Прекрати сейчас же, не то укушу!
Ну и гадость же эти человечьи слезы! Эта дрянь почти не имеет запаха, но жжет язык почище, чем железная цепь на морозе.
Владька, ты слышишь, - если я еще пару раз лизну твою морду, я отравлюсь! Ну перестань. Вот увидишь - он поправится. Правда-правда. Только очень долго будет выздоравливать. Я-то, наверное, уже не доживу. Фауст, - знаешь коккера Фауста? - уже четыре года ждет, пока вернется из больницы его напарник. С ним такая же вот фигня приключилась. А мне уже шестой год. А ты, Владь, может быть, и дотянешь…

Что? Какая собачка? Ах, это вы мне… Мадам, идите в ж***. Я ирландский сеттер.

Странный какой-то запах… Незнакомый. Как удар колючей проволокой… Только откуда взяться проволоке там - глубоко в левом боку? Похоже на боль… Ладно, разберемся…

Вот только… Кто же теперь будет прыгать для меня через барьер?

А Гена играл в шахматы просто класно!
И когда ему об этом говорили, он, скромно опустив глаза, говорил:
-Так ведь я кандидат в мастера спорта по шахматам!
А потом в полголоса добавлял:
-По переписке...
Я, помню, в детстве играл в морской бой по переписке, а как это дело в шахматы - даже не знаю...
Тем не менее, по переписке или не по переписке он был КМС-ом, но равных Генке в шахматах в полку не было. Дебюты, гамбиты, эндшпили и прочую шахматную лабуду Гена знал отменно, постоянно полировал свои знания, для чего, будучи секретарем парторганизации 1-й эскадрильи, даже выписал в солдатскую ленинскую комнату журнал 'Шахматы в СССР'. (Как будто солдаты только спят и видят, как бы этот журнал читануть в свободное от службы время...)
По этой причине играть с Геной в шахматы никто не хотел, заранее зная свою участь быть позорно побежденным. В карты и только в карты! Но на это уже не соглашался однолюб Гена.
И тут появился соперник - в полк назначили нового начфиза. Высокий, широкий в плечах начальник физподготовки Толя, сразу получивший в полку прозвище 'Регбист', неожиданно для всех оказался отличным шахатистом. Причем, не уступавшим своим умением передвигать фигурки разными буковками и по разным направлениям по шахматной доске великому Гене.
И начались баталии...
Для внесения остроты и интереса, начфиз предложил Гене играть так, как играют в питерском военном институте физкультуры имени Лесгафта (кто это такой мне до сих пор интересно, может дальний лесной родственник артиста Гафта?).
Короче, предложил играть на деньги - рубль партия.
И Гена, поступившись коммунистическими принципами, согласился...
Так как силы оказались примерно равны, деньги, в количестве до червонца, плавно перетекали из одного кармана в другой, и обратно, не нанося ощутимого ущерба семейному бюджету. Иногда сорваный куш вместе пропивался... Ведь главно была ИГРА, а не деньги!
Как говорил Троцкий: 'Цель - ничто, движение - все!'
Лучшим же случаем для проведения игр был тот момент, когда Гена заступал дежурным по полку. Тогда Толян менялся с кем-то из управления, и заступал в тот же день ответственным по полку.
И вся ночь была в распоряжении игроков...
Шел четвертый час ночи. В дежурке было сильно накурено. Игры продолжались непрерывно с полуночи. Удачно начав, Гена по-легкому срубил 15 рубликов и стал предлагать ничью за ничьей. Но Толян, сцепив зубы, стал биться до конца, вымучивая выигрыши в долгих эндшпилях. И довел сумму долга до 7 рублей.
Хотелось спать. Но и две бутылки было жаль проигрывать. Поэтому борьба за победу продолжалась в каждой партии, не смотря на жалкие предложения соперника о мире.
И вот, в одной из партий, когда на доске осталось минимальное количество фигур, Толик, обхватив голову руками, надолго задумался, просчитывая возможные варианты развития игры. Сначал он тихо шевелил губами '...я так, он так, потом сюда, или сюда, тогда так и сюда...', потом надолго замолчал, упорно глядя на доску. Вместе с ним считал варианты и Гена.
Игра Фишера со Спасским, или Остап Бендер в последней партии с одноглазым любителем из Васюков.
Пауза затянулась, и Гена, уже закончив свои космическо-стратегические расчеты, строго сказал:
-Ходи, Толя!
И Толик, подняв на соперника тупо-удивленный взгляд, тихо спросил:
-Гена... А какими я играю - белыми или черными?..
В расчеты углубился, понимаешь...
На этом ночные игры в клубе 'Четырех коней' были закончены.

В.Х.

Являясь почитателем данного сайта решил отправить эту историю, взятую мной из книги В. Суворова "Освободитель". Буду благодарен за отзывы, если история понравится - отправлю еще...

РЕШИТЕЛЬНОСТЬ

Группа советских войск в Германии. Вюнсдорф. В составе инспекционной группы я присутствовал на учениях 3-й Ударной армии и Штаба ГСВГ

Весна 1970 года
Главнокомандующий Группой советских войск в Германии генерал армии В. Г. Куликов любил все контролировать лично. То он на вертолете летает, ло-вит советские военные машины, превышающие скорость, то лежа в кустах слушает, о чем офицеры в курилке говорят. Но самым его любимым занятием было, переодевшись в спортивный костюм, колесить по Вюнсдорфу на велосипеде.
Дело было в субботу вечером, когда офицеры получили долгожданную получку. Все пивные - переполнены штабными офицерами. Каждый моментом пользуется - попить пивка вволю. А то вернешься в Союз - есть ли там хорошее пиво?
Главнокомандующий тенью скользит вдоль ярко освещенных окон 'стекляшек', и кипучая злоба переполняет все его существо. Понять страсть советского офицера к немецкому пиву ему, конечно, не дано. Сытый голодного не разумеет. У него персональные повара, изысканные блюда и лучшие сорта вин вне зависимости от того, в Германии он или в Союзе. Как настоящий коммунист, Куликов решительно выступал против пьянства и настойчиво с ним боролся.
- Пьете! Вы у меня попьете! - Внезапно решение созрело в его голове. Он улыбается сам себе, разворачивает велосипед и катит к штабу Группы войск.
Не снимая спортивного костюма, он проходит в свой кабинет, думает еще мгновение и решительно придвигает к себе красный телефон без цифрового диска. Телефон отвечает мгновенно. Главком усаживается в кресло и приказывает властным тоном:
- 215-му отдельному саперному батальону - боевая тревога! Вариант 7. Шифр 2323777.
Трубка рявкнула 'есть' и замерла.
Через час главнокомандующий прибыл на лесную просеку, куда по тревоге уже вышел саперный ба-тальон. Короткое совещание с офицерами главком завершил словами: 'Перед сломом никого не предупреждать. Ломать и точка! Время на совершение марша 45 минут, на проведение операции - 45 минут. Вперед!'

Подвыпившие офицеры с диким ревем прыгали через окна. В темноте метались какие-то тени. Ревели танковые моторы. Грохот стоял ужасный. Единственная мысль завладела тысячами голов одновременно - 'Война!'.
- Я же говорил,- кричал охрипший подполковник с оторванным левым погоном,- что все будет, как в 41-м году!
Тяжелые армейские бульдозеры быстро разломали легкие стеклянные павильончики, и в одно мгновение чистенький городок пропитался пряным запахом доброго немецкого пива. К утру на местах 'стекляшек' красовались мягкие лужайки из свежего дерна - маскировочная рота батальона поработала на славу. Теплый дождик прибил пыль, и больше ничто не напоминало о ночном налете саперного батальона на штабной городок. Так в Вюнсдорфе навеки было покончено с пьянством. Начальник Политуправления с восторгом доложил в ГлавПУР и в ЦК партии о замечательной решительности нового главкома в борьбе с пьянством.
Ровно через месяц в день следующей получки начальник финансового управления Группы войск робко зашел в кабинет грозного генерала и доложил, что в кассе нет денег для выдачи денежного довольствия офицерскому составу.
- Что ж,- сказал генерал армии Куликов,- пиши рапорт, виновных предадим суду военного трибунала! А в чем, собственно, причина, кассиры проворовались?
- Нет,- объяснил финансист,- мы из Москвы только незначительную часть немецких денег получаем. А основные суммы идут из системы Военторга, из пивных то есть. Марки по кругу ходили, мы их офицерам даем, они их в нашу пивную несут, мы деньги забираем, и снова даем. А пиво немцы поставляли по льготным ценам. Теперь в Вюнсдорфе советских пивных нет, поэтому все офицеры в немецкие пивные стали ездить. Туда все марки и уходят. Мы просили Москву, но Москва денег не дает дополнительно.
Главком заскрипел зубами так, что у финансиста сморщилось лицо. Затем он решительным жестом придвинул к себе красный телефон без цифрового диска.
К месту сосредоточения саперного батальона главком на этот раз не поехал, а послал адъютанта с приказом:
'Срочно восстановить все пивные в Вюнсдорфе. Срок 15 суток'.