СТАРЫЙ МИЧМАН И БОЛЬШАЯ РЫБАЛКА (почти по Хемингуэю)

Необходимая отмазка: Авторство данной байки принадлежит мичману А.Бакаеву, хорошему человеку, мною лишь сделана попытка ее псевдолитературно переврать со всеми приукрасами, неточностями и ляпами, обычно псевдолитературному перевиранию присущими.

МРК "Вздроченный" весело шлепал, оставляя за собой красивый кильватерный след, где-то между Владивостоком и Камранью. Весеннее солнышко весело освещало его горделивые обводы и пускало во все стороны зайчиков от его надраенных, как одна часть тела у кота, частей. Матросы, старшины, мичмана и офицеры весело несли свою обычную многотрудную службу. Боцман Петрович грустно фланировал по палубе. Ему было скучно.

Неуемная энергия Петровича в этот час не могла найти себе никакого выхода, никакого применения. Личный состав пахал, как стадо глухих папуасов, все, что должно было быть на корабле шаровым, было шаровым, причем в три слоя, все, что должно было блестеть, блестело, как...см.выше, все боцманское заведование было в таком идеальном порядке, что смотреть было просто противно.

Скууука...

Совсем уже было решил Петрович пойти потешить мозолистые цепкие пальцы плетением какого мата или сплесня, так просто, для души, как иные сухопутные крысы развлекают себя кроссвордами, но тут...

На палубе появился молодой, сложением гвоздеподобный, сиречь тощий и длинный мичман Андрюха из БЧ-2, вечно улыбающийся и довольный жизнью матершинник и балагур.

- Здоров, Петрович, чего смурной такой?

- Дык, Андрюх, что радоваться, однако?

- Как чего? Солнце, море, б.я, как в Гаграх на пляжу, пива и телку бы еще...кайф. Искупаться, что ли?

- Офонарел? Как ты купаться полезешь, на полном ходу?

- Запросто, концом привяжусь, а ты посмотри, если акул увидишь, сразу тащи меня из воды.

Мысли Петровича сразу переключились на свежую информацию.

- Акул? А тут и акулы есть?

- А то ж. И какие...здоровенные...зубастые такие...вот с такими челюстями...

С помощью нескольких жестов рук и растягивания рта пальцами, Андрюха довольно убедительно показал, какие тут водятся акулы и какие у здешних акул бывают челюсти. Петрович проникся. Он моментально представил себе лицо своей жены, получающей в подарок отполированные, зубастые в несколько рядов, стррашные такие ЧЕЛЮСТИ. Что уж говорить, подарочек с глубоким подтекстом.

- Эта...Андрюх, а на что они идут-то?

- Кто, акулы? На червя, конечно...хе-хе..да не, шучу. На мясо пойдут точно, б.я буду, крест на пузе...

Немедленно, из самых глубоких боцманских загашников был извлечен моток тонкого и прочного линя ("Слона выдержит, кашалота" - бормотал про себя Петрович), к его концу затейливым узлом прилажен острый стальной гачок, рассмотрена и отвергнута Андрюхина идея использовать в качестве наживки пробегавшего мимо "карася" - матроса Пупкин-заде, на камбузе выпрошен большой кусок мяса (Еще б они боцману отказали...) и насажен на гачок.

И вот. Наживка заброшена. Петрович прилег рядышком, в ожидании первой поклевки. Весеннее ласковое солнышко быстро сделало свое дело - Петрович придремал, вводя в заблуждение гидроакустиков случившихся в округе кораблей вероятного противника непонятными и неклассифицированными звуками, похожими то на рычание льва, то на стоны раненого кашалота...

На палубе появился Андрюхин корифан - такой же злодейский мичманюга.

- Ээ...а че там Петрович наш задумал?

- Тихо ты...тссс...акул распугаешь, б.я.

Взоры молодых мичманов обратились на уходящий в воду линь, потом на мирно спящего Петровича, потом на кранец, сиротливо лежащий на палубе... Их черные мысли были настолько схожи, что им даже не потребовалось обмениваться какими-либо словами...

- Петрович!!! Твою мать!!! Клюет!! Просыпайся!!! Б.я буду...попалась, голубушка, заглотила по самое не горюй...смотри, какой бурун, борется, сорваться хочет...тяни ее...язви ее...

Очумевший спросонья Петрович уставился на действительно впечатляющий бурун за кормой, деловито растолкал суетящихся мичманов и взялся обеими натруженными руками за звенящий, как струна, линь...

Борьба Человека и рыбы (а если быть честным - кранца) продолжалась долго. Что говорить, попробуй побороться с сопротивлением воды, особенно на полном ходу (А МРК ой как быстро бегает...). Пот застилал глаза Петровича, его мышцы и сухожилия трещали от натуги. Мичмана забегали то справа, то слева.

- Петрович, уж ты сдюжь, родненький, уж не дай гадине уйти...ох ты ж, твою мать, Петрович, какая большая, тварюга...наверное - китовая акула...а может это кашалот?

- Не уйдееет...никто не уйдет...в душу мать через преисподнюю...

Петрович не говорил, рычал уже в азарте великой и вечной борьбы человека с природой...Нет, это был уже не боцман Петрович...это был ни кто иной, как сам капитан Ахав, восставший из пучин морских для своей давней мести...

Но все на свете имеет свой конец. Корабль сбавил ход и выбирать линь стало ощутимо легче. В предчувствии развязки мичмана испарились, как и не было их. Петрович посмотрел на показавшийся из пучин кранец...и мрачно усмехнулся. Вечер обещал быть томным. Но не для всех на этом корабле.

ДВЕРЬ И ЮРА

У старшего прапорщика Савченко родился сын. Из роддома позвонили на узел связи дивизии, а веселые девчонки-телефонистки тут же разнесли эту новость по всему гарнизону. Вообще-то, у локаторщиков, 'облученных', почти всегда рождаются сыновья, но Савченко, зная об этом, все равно очень боялся рождения девочки.
Первым о новорожденным узнал ротный. Личный состав Узла наведения немедленно был построен перед домиком дежурной смены, шеф приказал Савченко выйти из строя и объявил о пополнении в славных рядах прапорщиков. После троекратного 'ура' одуревший от счастья отец был освобожден от исполнения обязанностей службы до понедельника. Объявив место и время неизбежного в таких случаях мероприятия, Савченко на ротной 'мыльнице' помчался готовить поляну.
После окончания рабочего дня офицеры, не переодеваясь, дружно передислоцировались 'на пеньки' за 3-е КПП. Как водится, после ухода комбата 'легкое употребление по поводу' быстро перетекло в грязную пьянку. Боеготовность Узла наведения авиации была подорвана решительно и бесповоротно. Сначала пили водку, потом спирт, ну, а особо закаленные товарищи приступили к принесенному из гаражей самогону, когда солнце уже цеплялось за верхушки елок.
Из всей компании относительно трезвыми оставались только двое: я - потому что утром должен был заступать на дежурство - и двухгодичник Юра, потому что его вообще невозможно было напоить. Юра был мастером спорта по самбо и дзюдо, весил больше центнера и, по его словам, 'отдых' у него начинался только после 'литры'. Юру вообще никто и никогда не видел пьяным. Действительно, ну кому придет в голову потратить литр водки, чтобы развлекаться эстетически сомнительным зрелищем пьяного самбиста - двухгодичника? И опасно, к тому же… Юра относился к типу избыточно здоровых людей, на которых водка действует как-то неправильно. Он не пьянел в обычном смысле слова, но после определенной дозы в его истощенном анаболическими стероидами организме щелкало какое-то бракованное реле и Юра просто дурел. Что может быть хуже здоровенного мужика, который прочно стоит на ногах, в глазах у него не двоится, кулак напоминает малую кузнечную кувалду, но хмельные тараканы в голове танцуют греческий танец сиртаки? То-то и оно.
А вот ротный наш пьянел. И очень быстро. Это был другой тип пьющего человека: водка настолько прочно вошла в метаболизм его организма, что, казалось, попадала в мозг, минуя пищевод, желудок и прочие соединительные патрубки. Происходила такая своеобразная алкогольная возгонка: трезвый-трезвый-трезвый - в говно!!!
Весь личный состав Узла знал, что если при употреблении в закрытом помещении, например, в общаге или канцелярии, шеф пытается пописать в платяной шкаф, его пора эвакуировать. На природе шкафа, естественно, не оказалось, 'проверить капканы' в ближайших кустах периодически ходили все, поэтому за шефом не уследили. Когда пьянка в очередной раз стала замирать, выяснилось, что дух майора Садовского уже давно пребывает на значительном расстоянии от гарнизона, а тело в отсутствии управления самостоятельно отгоризонтировалось и пускает пузыри.
Кое-как подняв длинного и нескладного шефа, мы с Юрой повлекли его в жилую зону. Шеф вел себя очень странно. Иногда на него накатывали приступы ясности мысли, тогда он ворочал головой, пытаясь опознать местные предметы, и даже вяло шевелил ногами, а иногда начисто выпадал из реальности, обвисая у нас на руках. Лично я бы его давно бросил, как раненого комиссара, но могучий и совестливый Юра волок тело вождя без особых усилий.
Пьяными мы с Юрой, повторяю, не были, но и трезвыми нас назвать было бы все-таки неправильно, поэтому нужный дом мы нашли не сразу. Ни я, ни Юра в гостях у Садовского не были, поэтому его местожительство представляли себе в самом общем виде, полагаясь на объяснения пьяных коллег и ангела-хранителя, который защищает любого пьяного.
Надо сказать, что персональному ангелу майора Садовского крепко не повезло - бедняга трудился, не покладая крыльев, вытаскивая своего подопечного из самых разнузданных переплетов. Другой бы на его месте давно бросил непутевого подопечного, пьяницу, матерщинника и стихийного безбожника, но, видно, ангелы-хранители офицеров тоже знакомы с воинской дисциплиной. По крайней мере, шефу до этого момента везло, но…
Дома офицерского состава вообще похожи друг на друга, как патроны из одного магазина, а тут еще сумерки и два нетрезвых дурака, несущих одного совсем пьяного. Не выдюжил ангел, плюнул виртуально и отлетел.
- Виталий Владимирович, где ваш подъезд? - спросил я.
- Ы-а-и-с-с-с… - дал указание ротный и опять отключился.
- Вроде эта квартира, чего там мужики говорили? - поинтересовался Юра, придерживая майорское тело. Шеф, наподобие резиновой куклы, гнулся в самых неожиданных местах и пытался стечь по стене.
- Позвоним, - предложил я и нажал кнопку. Дверь не открылась.
- Никого нет дома! - догадался Юра. - Ищи у него ключи.
Я полез по карманам. Шеф глупо хихикнул и выволок из кармана громадную связку ключей. Часть из них была от аппаратных РЛС. К замкам ни один ключ, вроде, не подходил.
- Ну? - торопил меня Юра, - чего копаешься?
- Не походят… Чего делать-то?
- Л-ломай! - неожиданно пробудился шеф.
- Держи его! - сказал Юра. Я прижал плечом благоухающего перегаром ротного к стенке. Юра потрогал дверное полотно, зачем-то подергал за дверную ручку и неожиданно нанес мощный удар корпусом. Дверь аккуратно вынесло из стены вместе с коробкой.
- Заноси! - скомандовал Юра, аккуратно приставляя оскверненную дверь к стенке.
- Квартиру хоть узнаете? - спросил я, сбрасывая шефа на ближайший диван.
- Да-а-а-х-р-р! - ответил шеф.
- Ну и ладно.
Когда мы с Юрой вернулись на пеньки, народ пошел уже по третьему кругу.
- Оттащили? - поинтересовался старый капитан, неизменный собутыльник шефа.
- Вроде… - нерешительно ответил Юра.
- Как это 'вроде'?!
- В квартире не уверены…
- Вы что, своего ротного в чужую квартиру занесли? Ох#ели?! Представляете, что будет, когда его там найдут?! Пошли проверим!
К жилой зоне мы подходили с замиранием сердца. Так… дом - тот. Подъезд - тоже тот, слава богу… А вот квартира?! Мы тихонько поднялись по лестнице. Коробка по-прежнему стояла рядом с дверным проемом. Оглядев дело рук своих, Юра подумал и неожиданно нажал кнопку звонка. В квартире неприятно громко зазвенело. Из кухни показалась заплаканная жена ротного, секретчица из нашего штаба. Ошпарив нас взглядом, она молча повернулась и ушла. Сразу же из комнаты выскочил шеф. Он уже заметно протрезвел, на левой щеке отчетливо проступили длинные, вспухшие царапины, очевидно, от ногтей.
- Как вы, шеф? - заботливо поинтересовался Юра.
- Но-о-мально, - пробубнил ротный. Язык у него ворочался еще плохо, как у человека, которому только что вырвали зуб. Он стоял, покачиваясь и разглядывая мутные глубины своего 'я'. Внезапно в глазах у него мелькнули какие-то искры сознания, шеф еще раз осмотрел нас, и, неожиданно посерьезнев, спросил:
- По-е-е-ему в форме?! У нас что, 'тревога'? Я сей-а-ас!

Майор Тараканов, инженер первой эскадрильи, которого все звали по отчеству - Борисыч - был очень зол.
Ведь предупреждал всех, говорил - 1-го апреля будет учебная тревога, у кого-то день смеха, а у нас - день проверки. Из штаба армии будут проверять. Что бы все были готовы! Так нет - то там прокол, то здесь замечание - и всё у 1-й эскадрильи!
Поэтому сразу после отбоя тревоги, злой Тараканов собрал всех технарей у себя в кабинете для разбора полетов.
Сев за свой рабочий стол и сделав паузу, инженер начал свою обвинительную речь:
- Ну, как же так, предупреждали, говорили... Ну, что ж такое?... Первая эскадрилья, она во всем должна быть первой! И не с конца первой!.. А некоторым на это полностью насрать! Вот ты, Весько... Выходи сюда на середину...
Поясни всем, почему проверяющий нашел у тебя в тревожном чемодане гондоны?.. Ты что, проверяющего хотел трахнуть или на аэродроме публичный дом открыть?! Ну, мы все тебя внимательно слушаем...
И пошла порка по полной программе...
Где-то на третьем провинившемся Тараканов стал замечать, что все, выходящие 'на ковер', ведут себя, в общем-то, одинаково странно: глупо улыбаются, глаза стараются не поднимать и, получив свое, с просиявшим лицом садятся на место. И это когда их дерут!
Да и все остальнын технари сидели с радостными лицами, как будто в ожидании начала пьянки. А какая пьянка, когда ебуки со всех сторон?!!
И когда очередной попавшийся, услышав крик 'Выговор!', с довольной улыбкой пошел на место, Тараканов взорвался:
- Да что за херня такая?! Бля! Что вы ржете все сегодня как кони?!
Чем вызвал всеобщий неприкрытый наглый смех. И первый заместитель, сквозь смех, показал на что-то за таракановской спиной...
К этой акции готовились заранее. Со склада ГСМ с громоотвода украли
табличку. Принесли ее в эскадрилью. А 1-го апреля, во время тревоги, когда в открытом кабинете инженера сидел только химнаблюдатель, сняли со стены табличку 'Инженер 1-й эскадрильи м-р Тараканов В.Б.', которая висела за спиной Борисыча, и прикрутили вместо нее свою.
И теперь, повернувшись посмотреть что там у него за спиной, Тараканов увидел вместо своей фамилии череп с перекрещенными костями и надпись под ним:

ОПАСНО!
ВО ВРЕМЯ ГРОЗЫ НЕ ПОДХОДИТЬ БЛИЖЕ 10-ТИ МЕТРОВ!

После этого Борисыч повернулся ко всем, махнул рукой и, уже засмеявшись, сказал:
- Да ну вас в жопу, придурки!...

В. Хорошилов