А еще разок кто-то, вроде Сашка Ковалев, чуть не остался «за бортом». Он должен был лететь праваком у кого-то из товарищей, после чего пересаживался на левое и выполнял тренировочные полеты на себя. На пересадке замешкался. Курсант, бывший слева, уже выскочил, бывший правак сел на левое, командирское место, бортач, дремавший в салоне, проснулся и пошел закрывать дверь. В это время Сашка уже стремительно (высунув язык) приближался со стороны хвоста. Бортач хлопнул дверью, погасив белое табло «Дверь», которое в нетерпении (работали в ужасном цейтноте) гипнотизировал взглядом оставшийся в кабине курсант. Решив, что новый правак (Сашка) уже сел и сейчас, сбросив планшет и взяв карту, заберется в кабину, он запросил предварительный и, сняв самолет со стояночного, «дал по газам». Самолет тронулся, в это время бортач в иллюминатор заметил несшегося к двери Сашку и откатил дверь (ЭЛка была в транспортном варианте). Шурик с разбега махнул в салон, но промахнулся и смог только, оттолкнувшись от порога, кувырнуться на бетон. На пересадке притихли. Самолет набирал скорость, ибо курсант в кабине на табло уже не смотрел - не до того. Сашка кинулся в погоню, подгоняемый спереди зверскими глазами и жестами бортача, который понял, что дело идет к неприятности, а то и к предпосылке к летному происшествию, а сзади нашим улюлюканьем и напутствиями типа: «Жми, Коваль, Сашка давай, сделай его!!!» и т.п. Второй прыжок был удачнее, но самолет уже вошел в разворот, уходя с магистралки на рулежку-перемычку с ВПП. Скрюченные пальцы жадно пытались вцепиться в края проема, но на транспортном варианте проем широкий, и размаха рук не хватило, а одна левая рука удержать Шурку не смогла, лишь сработала как рычаг-доводчик, и Сашка второй раз кувырнулся из двери на бетон под действием центробежной силы. Борттехник в ужасе глядел, как далеко за хвостом уже выкатывающегося на предварительный старт самолета неугомонный Ковалев встает на ноги для дальнейшей погони. С одной стороны, надо предупредить курсанта, рулящего сейчас в кабине, что экипаж неполон и рискует таковым и остаться, с другой стороны отставший Шурик снова набирал скорость, и надо было его ловить в третьем прыжке.
Надо сказать, что на предварительном мы старались не задерживаться и, глянув, не прошел ли садящийся борт ближний привод, запрашивали, не притормаживая, исполнительный и на скорости выкатывались на ВПП, одновременно выводя движки на взлетный. Так было и в этот раз. На предварительном самолет не притормозил, а ускорился.
Шурик уже не бежал и не нёсся - он пластался над землей подобно благородному оленю, запрокинув голову и далеко выбрасывая ноги. Сзади по ветру воздушным змеем трепался планшет-картодержатель. В развороте перед выходом на ВПП горе-пилоту все пришлось притормозить, и Сашка использовал свой шанс. Предварительно вцепившись в ближний к нему край дверного проема, он мощным толчком кинул себя в распахнутые настежь объятия бортача.
Сквозь иллюминаторы правого борта разбегающегося самолета мы с пересадки, тяжело дыша, наблюдали как закрывается широкая дверь и как темный силуэт, по очереди перекрывая иллюминаторы, пробирается на правое сиденье в кабине. РП в это время отвлекся на чью-то посадку и героического забега, частично скрытого от него фюзеляжем Сашкиного самолета, к счастью, не видел.

***

Ну, и еще немного лирики. Заканчивалось летное обучение на Л-410 упражнением 42 КУЛП ВТА-90 (Курс Учебно-Летной Подготовки Военно-Транспортной Авиации от 90 года) с витеватым и загадочным названием «Экзаменационные полеты по кругу, в зону с выполнением тактических приемов по преодолению средств ПВО противника». О как!
В тот день мне выпало лететь экзаменационный полет, крайний на чудесном чешском самолетике Л-410, с заместителем начальника училища полковником Тоцким. Этого полного и сурового дядьку в училище и уважали и боялись одновременно. Попусту он никого не драл, но если кто-то давал повод и обращал на себя внимание Тоцкого - берегись. Немудрено, что перед полетом я несколько переживал (точнее, трясся, как осиновый лист). Плавно дав РУДы, и строго выдерживая направление по оси ВПП, я на установленной скорости приподнял переднюю стойку и верная легкая ЭЛка резво рванулась ввысь. «Убрать шасси», - и целый полковник выполняет мои команды. Самолет легко прет вверх в слегка прохладном сентябрьском воздухе, он знает, что мы с ним летим крайний раз, ему хочется взбрыкнуть, похулиганить, но ему хорошо известно, что суровый дядька справа это вряд ли одобрит и вкатит «трояк» этому «наезднику». А погода стоит замечательная. Мы идем по маршрутной зоне (это полет «в зону» в виде небольшого прямоугольного маршрута) на 1800. Вокруг белоснежная, мощная, как летом, кучевка. Замысловатые сахарно-белые башни с перекинутыми между ними мостиками, крепостные стены с воротами, дома с окнами, зайцы с глазами, сказочные птицы, какие-то совсем немыслимые конструкции, вроде американских горок, окружают мой самолет со всех сторон, встают на его пути, соблазняя немного сойти с маршрута и эшелона, чтобы устроить слалом между ними. Я думаю, каждому летчику знакомо это чувство, когда если не Чкаловым под мостом, так хоть среди облачных конструкций хочется крутиться, слившись с самолетом, чувствуя подъемную силу на его крыльях, не глядя на скорость. Но мне низ-зя, я должен строго выдерживать курс, скорость и высоту полета, постоянно контролируя свое место по радиотехническим средствам и визуально, вести устное счисление пути, отмечать пуском секундомера проход ППМ и протчая, и протчая... А то - ишь, замечтался. Вон и Тоцкий недовольно хмурится и сжимает губы, видать, напортачил я уже чего-то. Самолет пронзает очередное облако, которое внутри уже не белое, а похоже на грязную вату. Потряхивает. Проверяющий скучает, глядя в окно на серую хмарь. Видать, признаки обледенения ищет. Хрен тебе, я все равно раньше замечу и команду на включение ПОС дам.
Самолет выскакивает наружу, в глаза бьет солнце, Тоцкий опускает козырек на переплете кабины. Впереди маячит очередная белая громада с соблазнительной дыркой выше и слева. Сейчас бы газку добавить, штурвальчик резко, но плавно, на себя с одновременным левым креном, а через пару секунд точно так же, но от себя и с правым креном. Как раз бы в центр дырДочки вписался...
«Добавь тягу», - слышу в СПУ. Недоуменно смотрю на полковника. «Ну что ж ты так, режешь по живому, смотри, газку добавил, штурвал на себя и влево и сразу от себя и вправо вписываемся в дырочку. А за ней видишь, следующее окно, как раз ниже, чтоб с эшелона далеко не уйти. Понял? И за курсом следи, чтоб с маршрута не сбиться. Давай». И я дал. Американские горки отдыхают - ведь там невозможно выбрать маршрут, а здесь... Я катился вниз, прибрав РУДы и возносился вверх, сунув их вперед до отказа, ввинчивался в окна и туннели с кренами до 50-60 градусов (говорят, ЭЛка «бочку» делает). Сзади недовольно кряхтел борттехник, а справа, мягко держась за штурвал, счастливо улыбался пожилой полковник.
Но пора снижаться, я с сожалением закончил акробатические выкрутасы и погнал самолет вниз по невидимой наклонной ниточке, выводящей его в створ полосы. «Да-а-а, на «Антоне»» так не повыделываешься», - мечтательно вздохнул Тоцкий. «А раньше, на Л-29, небось, и не так можно было», - поддакнул я. Тоцкий кивнул и вздохнул. У трапа самолета нас встречали зам командира полка по летной, комэска и другие официальные лица. «Ну, как?» - спросил зам командира полка у моего проверяющего. «А хорошо», - мечтательно произнес тот и пошел к метнувшемуся навстречу УАЗику. «Хорошо», - записал мне в летную книжку зам. по летной полка. Так я закончил самостоятельные полеты на Л-410УВПЭ.

***

Впрочем, после контрольного в этот день были еще и два тренировочных (самостоятельных) полета и один полет праваком. И есть повод рассказать еще об одной «летческой» традиции, бытовавшей в то время в Балашовском ВВАУЛ. В конце летного дня РП зачитывал «молитву», в которой благодарил личный состав эскадрильи, наземников и группу руководства за их работу в период летного обучения и поздравлял их с успешным окончанием программы, естественно, в этот день полетами старался руководить сам комэска. Курсанты со своей стороны в крайнем полете (такое было и на втором курсе, и позднее, на четвертом) старались в эфир поблагодарить экипаж и «шефа» за помощь. Самые языкастые проходили по всему личному составу эскадрильи, забираясь и в их генеалогию. За это (засорение эфира) потом на земле огребали «похвалов», что, впрочем, никого не огорчало - еще один курс позади.
Заходим на посадку, впереди между дальним и ближним, висит борт (по-моему, с Вовкой Самарским - Сэмом, что на втором курсе под шторкой до ближнего заходил). Слушаем эфир: «273-й, шасси выпущены, закрылки 18, к посадке готов». «273-й, разрешаю».
- 273-й крайний вылет, благодарю всех за свое обучение, особое спасибо 360-му (шеф), а также 269-му, 270-му, 271-му, 272-му, 274-му (экипаж) прапорщику Зюзюкину (бортмеханик), 320-му (комэска)......
Подходим к дальнему.
- ... 560-му (комполка), 561-му (зам по летной)...
Проходим ДПРМ, приближаемся к ближнему. Борт впереди уже катится по полосе.
- ... а также группе руководства, РП, ОБУ, диспетчеру ОСП, пеленгаторщикам...
Под нами проплывает ближний, крутнулась вторая стрелка на АРК. Надо докладывать готовность к посадке, но в Сэма не вклиниться. Вдруг, чу!, пауза, Вовчик воздуха в грудь набирает, палец метнулся к кнопке «Радио», но тут в эфире обиженный голос: «А про ПРП, что, забыл?»
- ... конечно, же ПРП, а также персоналу столовой, Марине, Ольге, Марии Сергеевне...
Молча садимся, катимся по полосе, в душе легкая досада. Ну Сэм, ну зюкин сын, нам так и не дал свою молитву зачитать, а после посадки уже неудобняк.
Все, впереди выпускной курс и новый самолет.

ЛЕТЧИК

Время такое было, наверное... Вон, maxez писал, как у них на ПСКР летчик штурманом был... Вот и нам летчика дали. Обалдеть - командиром БЧ-4!
Собственно, и не летчик он был вовсе - на узле связи каком-то служил, приписанном к морской авиации. Как уж он исхитрился в нашу бригаду попасть - не знаю, но все же попал...
В море его не пускали, к счастью, наверное. Зато примета была верная - ежели майора на какой корабль назначают - стало быть, корабль тот списывать будут. А майор будет аппаратуру снимать и по складам ее развозить.
Так вот и служил он. Да и все бы ничего, но страшно не любил он свое авиационное прошлое. Первое-то время нормально, погоны с голубыми просветами носил, но сами представьте летчика в корабляцкой среде, где летчиками и не пахло никогда...
Тогда майор решил сделать ход конем - погоны сменил на флотские и категорически перестал носить тужурку. Только куртку! Тут в чем фокус - офицерам корабельного состава нашивки нарукавные положены на тужурках и кителях, а на куртках нашивок этих нет. В общем, посмотреть со стороны - нормальный капитан третьего ранга. Казалось бы...

Однако же про авиацию в его присутствии лучше было молчать. Самое невинное упоминание о ней приводило его в полнейшее бешенство.
Бумажный самолетик (ну дети ж мы были, большие дети), забытый на столе, мог вызвать совершенно непредсказуемые последствия.
Задумчивый взгляд в небо оборачивался страшным разносом.
Однажды я сдуру сказал, что в детстве мечтал стать летчиком... Зачем я это сказал... Лучше бы немым родился...
Ну, тем не менее, служил наш майор потихоньку. И вот как-то раз честолюбие и прибавка к окладу сподвигла его подать документы на квалификацию «Мастер военного дела».
Время какое-то прошло, а мастера ему не дали. Что ж, в штаб флота надо звонить!
- Я - майор Т. Как там с моей классностью?
- Вы - командир БЧ-4?
- (гордо) Да, я командир боевой части связи!!!
- Товарищ майор, ну как же Вы можете быть мастером военного дела, если Вы в море ни разу не были?
- Но я же мастер - я же 20 лет служил в проводной связи!
- Но Вы же - командир БЧ?
- Да!!!

Я не могу сказать, знал ли офицер из штаба флота об особенностях майорского характера, но фраза, которую он произнес, убила нас всех насмерть:
- Ну, товарищ майор, командир БЧ, который ни разу не был в море - это же как кавалерист без лошади! Ну, или скажем, ЛЕТЧИК БЕЗ САМОЛЕТА!!!

Телефонный аппарат, разбитый майором вдребезги, поменяли только на следующий день...

Brian Shul, пилот SR-71 Blackbird, из книги "Sled Driver":

...А еще я на всю жизнь запомнил радиообмен, когда мы с Уолтом (это мой второй) пересекали Southern California на высоте 13 миль. Мы перехватывали различные сообщения прямо с того момента, как зашли в воздушное пространство Los Angeles. Хотя они и не управляли нами, но следили за нашим перемещением через свою технику. Слышу, как Cessna запрашивает о своей скорости относительно земли:

- Делаете 90 узлов. - отвечает ей Центр.

Секундой позже Twin Beech запрашивает о том же.

- 120 узлов. - отвечает Центр.

Мы оказались не единственными, кто гордо рассекал воздух сегодня. Пилот F-18 самодовольно вопросил:

- Эй, Центр, Dusty 52 интересуется своей скоростью!

Последовала чуть заметная пауза, затем ответ:

- 525 узлов относительно земли, Dusty!

Новая пауза в эфире. Пока я думал, что бы такого съязвить им всем, последовательно раздались удивительно знакомые щелчок радиопередачи и голос Уолта. Это был тот самый момент истины, когда постигается экипаж, и каждому становится точно известно, что другой думает точно так же, как ты:

- Центр, это Aspen 20, вы определяете нашу скорость?

Последовала более чем длительная пауза, и вот итог:

- Aspen, я наблюдаю... 1.742 узла.

Больше на этой частоте мы не слышали ни единого запроса.

http://sukhoi.ru/