Мародёр.

Чудесные воспоминания военно-морской юности! Первая практика. Окончен первый курс, все экзамены сданы. Предстоит обряд инициации. Караси становятся морскими волками или здравствуй крейсер! Гроза морей - крейсер «Октябрьская Революция» прирос к пирсу, база Балтфлота Балтийск, июль 1980 год. Деревянная палуба, белая роба матросов, кубрик на 20 человек над складом ядерных снарядов и бочковая система питания. По бортам колосится какая-то подводная ботва, напоминающая напряжённым от воздержания кадетам, волосы любимых девушек. Основная задача: забиться в шхеру и плющить харю до обеда. Морская болезнь косит наповал - всем постоянно хочется спать, есть и всё время бабы в голове. Обед - это святое. 900 человек экипажа да рота курсантов-дармоедов. Традиционный суп с «ни рыбой, с ни мясом». У дежурного бочкового сперли бачок со вторым. Резолюция взвода! Не кормить гада. В суп напрыгали с подволока насекомые в виде тараканов и гоняют кролем от стенки до стенки. Кто первый метнётся до шхеры? Места расписаны. В шхере темно и тепло. Не стоит думать, что на этих матрасах уже лет тридцать грезят во сне о доме и прочем поколения матросов, подробностей всё равно не видно. Какой-то спринтер занял моё место. Возня и ругань логически переходят в битву гигантов с воплями и тумаками, Темнота придаёт мероприятию некоторую пикантность и таинственность. Наступили на Макса. Он заорал и начал пинать темноту. Досталось всем. Так и не поспали.
Макс - супергодок. Поступил в систему после двух с половиной лет службы на «дизелюхе», которая, кстати, стоит напротив крейсера. Кто-то из матросов по незнанию обозвал Макса кадетом и карасём в придачу. Тот, не долго думая, схватил с переборки раздвижной упор и метнул его на голос обидчика. За броневой дверью кто-то закричал. Опять драка с матросами через дверной проём. Когда разобрались, пришли извиняться, потирая синяки на теле, разбитые носы да шишки, и пригласили героя на вечернюю птюху. Раздвижной упор вернули на штатное место.
Прогресс налицо. В супе стали появляться останки рыбы и парнокопытных. Второе воровать перестали.
Почти месяц на корабле. Оборзели донельзя! Ходим по палубе вразвалку, как будто месяц в море, а не у стенки. Шхеримся в носовой башне главного калибра, где и пожираем коллективно спёртые на погрузке продукты. Бегаем купаться на стоянку кораблей-мишеней, где на курсантов устраивает засаду комендантский патруль. Уходим огородами.
Курортная жизнь оборвалась неожиданно. Построение с вещами на пирсе. Перед строем прохаживается, потирая руки и улыбаясь, как Карабас-Барабас, начальник практики - подполковник с кафедры тактики морской пехоты. Караул! Ещё две недели в бригаде морской пехоты. Новая жизнь началась без предварительной беседы. Подполковник впереди, за ним вся рота с кутылями на спине. Шагом марш! Шире шаг! За мной, бегом марш! С этого дня и все две недели - только бегом.
Накопившийся от спокойной корабельной жизни жирок слетел моментально. Живём на берегу в бригаде ракетных катеров. До бригады морпехов 5км. и всё в горку. Жизнь насыщена событиями до противного. Наставник - командир разведроты «пятнадцатилетний капитан». Вес - 120кг. Сапог - 47 размер, из репрессированных за любовь к жизни пограничников.
- Знал я одного старлея, который упал с балкона третьего этажа, спасая честь мундира от атаки лося рогатого.
- Ну и как он, выжил?
- Как видите. Жив и весел, и по-прежнему люблю всё, что шевелится.
Вперёд, вперёд! Стрельбище. Положил все мишени. Отеческий, одобрительный пинок под зад: «Молодец, рыжий!» Как-то он ко мне проникся. Раздолбай раздолбая видит за версту.
Полигон, стрельба, метание гранат, обкатка танками и постоянный голод, нет, это надо так: ГОЛОД!!! Перловка с килькой - влёт. Хочу добавки, постоянно хочу добавки!
- Да я этими консервами прапоров с балкона убивал! - сказал «пятнадцатилетний».
На чахлых яблоньках и грушках гроздьями висят голодные курсанты. Ствол жертвенного дерева не толще черенка лопаты. Это рано есть, да и вообще, эти плоды здесь не вызревают. Объели всё, не дождавшись урожая.
Утро. Рота, подъём! Куда там, все давно периодически на ногах. У роты затяжной понос. Не просто понос, а какой-то затяжной прыжок из стратосферы. Командир базы негодует, вворачивая ненормативные описания подробностей. Суть проста: сволочи кадеты загадили всю округу (перевод адаптированный). Курсант как собака, ко всему привыкает быстро. Прошла неделя. Мужики, а тут, в общем-то, весело.
Политинформация. Афганистан. Подробности, подвиги, романтика боевых будней. На следующий день вся рота, как один: «Прошу отчислить и направить...»
Вечерняя проверка, общее построение. Подполковник стоит мрачный, на скулах ходят желваки.
- Недоросли, идиоты, вояки пи! пи! пи! Вы здесь, а ваши одноклассники там, а там не полигон! Радуйтесь! Если вас отчислят, то вы на флот дослуживать пойдёте, а не туда!
Потом мы узнали: он был в Анголе.
Практика заканчивается. ДМБ не за горами. Нас ждут мулатки и день на разграбление города. Как же так, мужики? Живём у моря и ни разу ухи не ели. Народу нужен лидер. И вот он я. Все как будто только и ждали моего призыва.
- Кто рыбу ловить? Первый взвод! Кто на камбуз? Второй взвод! Мужики, а картофана-то нет!
Не проблема, мысль работает лихорадочно. Где взять? Да вон же огороды за забором. Лопаты с пожарного щита в руки и вперёд!
В предвкушении и ожидании вкуснятины все расслабились и потеряли бдительность. Кто рыбу чистит, кто корнеплоды. В общем, завалили всю дежурно-вахтенную службу и проморгали командира роты. Капитан второго ранга Шмон проводил проверку по койкам.
- Дневальный! Где дневальный? Дневальный, тащи станок пихальный! Всех под арест! Нападение армян на укладки!
Камбуз тесен, окон для покидания помещения всем не хватило.
- Вот вы где! Кто зачинщик? Курсант Ланской, кто же ещё! Что в котле? Всё за борт!
Плакала наша уха, а в ней даже угорь был.
Тремя днями раньше имела большой успех моя невинная шалость. За казармой стоял на постаменте торпедный катер времён войны. Из рубки торчал ржавый крупнокалиберный пулемёт типа ДШК. Пулемёт-то мы и вытащили для фотографирования в героических позах. Просто снимками не отделались, пошли дальше. Притащили железяку в кубрик и положили в койку в каюте Шмона (в мирное время - помещение баталерки). Для пущей достоверности заткнули в ствол носки, мирно стоявшие под кроватью, и разложили их на подушке в виде командирских усов.
Вечерняя проверка. Бесплатное шоу мастера разговорного жанра.
- Какая-то, не побоюсь этого слова, сука, положила мне в койку пулемёт ржавый с памятника торпедному катеру и в ствол носки мои запихала. Я их потом полночи выковыривал! Ваши проделки, Ланской? (Не поймал! Не поймал!) Кто у нас в роте ещё такой затейник? Ваши происки мне как серпом по бакенбардам! Когда-нибудь вы будете прихвачены, и тогда уж посмотрим, кто из нас Олег Попов!
Утро следующего дня. Радовались только окрестные коты, которые и оценили моё кулинарное творение и по этой причине не шарахались с воплями у камбуза, а вальяжно ходили между построившимися с глазами обкуренных стройбатовцев.
Построение всей роты, последний день практики.
- Курсант Ланской!
- Я!
- Выйти из строя!
- Есть!
Сосредоточенное молчание, слышно лишь шуршание ветра и мыслей командира.
- За ... (пауза). За... (Станиславский отдыхает, пауза явно затянулась).
Шелест мыслей мучительно перерастает в трансформаторный гул. И, о чудо! Мы родили! И это был, как всегда, шедевр жанра (типа: «от меня и до следующего столба» или «трите, трите, чтобы была нормальная чистая грязь»). Он был мастером на всякого рода залипухи на флотскую тему.
- За... мародёрство по отношению к местному населению и организацию развратных действий по отношению к военнослужащим в виде намерений к приёму неуставной пищи, курсанту Ланскому объявляю 10 суток ареста.
Вся рота, как один человек, грохнула безудержным смехом, который минут 5 не могла унять ни одна сила в мире. Долго меня потом звали мародёром.
Это были мои первые 10 суток.

Прошло много лет. Философские мысли стали посещать меня чаще, чем тогда. И пусть я в конечном итоге не дотянул до кортика и офицерских погон. Пусть, хотя и очень жаль, что не пришлось мне шкуркой до блеска натирать хозяйство коня Петра 1 в честь выпуска, а моя любимая девушка вышла замуж за другого, пока я дослуживал на Северном флоте до первого приказа. Бог с ним. В конечном счёте, всего в жизни было поровну. Но если всё-таки перед воротами того самого неизвестного, перед которыми рано или поздно стоять нам всем, вахтенный ангел спросит меня о моём последнем желании в те оставшиеся 8 минут, за которые угаснет мой мозг, я без раздумий и колебаний попрошу вернуть меня в любой день того времени, когда на моих плечах были маленькие чёрные погоны с белым кантом и золотым якорем. Мне кажется, что именно тогда я был абсолютно счастлив.

1977 год. Рейд острова Сокотры. Крейсер "Дзержинский". Жара - 45 градусов в тени. О "кондеях" тогда только мечтали, поэтому внутри раскаленной коробки ни сна нормального, ни отдыха. Третий месяц в море, ветер все время с берега, несет мелкий как пыль песок из пустыни. Песок везде, и в приборах, и в еде, и во рту, и в глазах. При сильном ветре - действует как наждак, поэтому вид у корабля - довольно обшарпанный.
Шифровальшик приносит командиру радиограмму: "Срочно подготовиться и принять на борт представителя ЦК".
Служба есть служба. Командир, проклиная все, вызывает старпома.
Две недели весь экипаж приводит корабль в порядок. Красят все, невзирая
на жару - работают в две смены.
В назначенный день - корабль блестит и сияет. На берег отправлен "адмиральский" катер. Отутюженный и отглаженный экипаж, изнывая от жары,
уже час выстроен на верхней палубе в ожидании важного гостя.
Наконец катер швартуется к "адмиральскому" трапу. Из него неожиданно вылезает довольно зачуханный мужичонка с потрепанным портфелем и специфического цвета носом. Тем не менее при сходе его на палубу играется встречный марш, Командир, придерживая кортик, строевым шагом приближается и докладывает, что экипаж для встречи представителя ЦК построен.
Смущенный мужичонка, явно не ожидая столь торжественной встречи, говорит, что он, конечно, очень рад, что его встречают так приветливо, только он не представитель ЦК, а представитель ЦКБ (центральное конструкторское бюро) и прибыл для проверки дальномеров.
Три минуты - немая сцена. Ошарашены все. Командир стаскивает с головы
белоснежную фуражку, со всей мочи хреначит ее об палубу и топчет ботинками. Такого воя и такого мата я в жизни больше не слышал. Как шифровальщика не растерзали и не повесили на рее - удивляюсь до сих пор.
Из-за одной потерянной буквы....

http://anekdot.ru/an/an0608/jxbtraco060826,10.html

ОШКУЙ МИТЯ

18 января 1863 года газета «Дейли Альта Калифорния» сообщила следующее в заметке под заголовком «Русский медведь»:
«Прошлым воскресным вечером на мостовой Пасифик стрит нашего города был найден лежащий в состоянии крайнего опьянения матрос, подданный Русского Царя. Полицейский офицер Гловер попытался поднять его на ноги, но русский обрушил на него такой град яростных ударов, что страж порядка не смог его арестовать. На помощь прибежал специальный агент Гиббонс, но их объединенные усилия не позволили утихомирить огромного медведя. Тогда на матроса кинулись шестеро прохожих, которые и помогли полиции утихомирить русского. У офицера Гловера очень сильно повреждена рука».

Митяем меня еще дома, на деревне, кликали. А вот Ошкуем прозвали позже, когда совершил амбаркацию на корабь водопахарьский и почал моренином поморским считаться. Все прошел - от зуя до зеемана. С новиков в рогатые определен был, слава Переплуту. Ибо править нашим ботом на оглобне, что стерном море вычерпывать - кухтыль надорвешь. Но победить меня могут только полтора меня. Однако случилась после оглобня бонация: корапь без брочинга бежит, ватаман на мосте посапывает - хорошая вахта сама стоит. И вот надо было в таком блезире акциденту случиться?! Кругом абрамки в воде фыркают, блювалы кверху хвостом хороводы водят - девок своих гуляют, качея после колышня отступилась, на матке сют истинный правится - какой тут конфуз? Но, как бается, хвали море с полатей. Раскинулось море широко, да Волга все же шире. Вачман мой спит аки Никола Морской; закрепил я правило узлом, да и решил в кубрюх за табаком спуститься. Поднимаюсь в обрат - руль базанит отвязанный - узел некрепок оказался, ватаман хряком похрапывает, а кругом - морок, что глаз выкалывай. Непогодь случилась - огляд совсем скрылся. Плюнул я в тоске на палубу, что боцману в душу, да давай ватамана трясти. А он, пелядь подкильная, только рот закрыл - что рабочее место убрал, шарка злыдная. Тут и думаю я - так и буду править на сют. Тот не тонет, кто не плавает. Но мысля-то в башке крутится - якорь полжизни в воде проводит, а плавать не умеет. Так и я - анкером вертикально плаваю. Однако экзерциции свои осуществляю без всяких эволюций. Аккурат в это время алярм и случился, после чего лафу у меня отобрали и в качемазы списали. Чувствую, шуршит что-то, и на стерне импеданс приключился, а след - выпинг жесткий и удар. Здравствуй, земля - крути конец на вьюшку! Это инсула без всякого нотиса на нас напоролась. Я зябры раздул, да как заору: «Полундра, матрозы! Немцы за борт!» Ватаман криворотый ко мне подскочил и как обвеховал мою морду, что пилястрой заехал. Морской обычай старше закона! Да и прав он - шипу нашему кондемнация вышла - полный «Херь» и конец экзерцисам. Тут еще и оброн воды случился - начал корабель кренговать на штирборт. Боцман гуляет по ватерлинии, ковыряет в зубах брашпилем, в мою сторону зыркает да приговаривает: «Абшид тебе, ваклак! Анкер в срам и кендырь в зябры!» В общем, долго ругался, как капудан-паша. Молодой мореман - салажонок, а старый - седой ребенок. Взял я с горя кутило да пошел на исаду суицид править. Приложил гарпун к кухтылю и думаю: «Прощай, матка! Был твой сын моренином!» Тут чувствую, кто-то руку на плечо возложил - Никола Морской, думаю, от смертоубийства отвратить хочет. Повернулся - ошкуй на задних лапах стоит, медведь морской. Зажмурился я, да и начал зверя кухтылем кротить. Пришла ему кондемнация и конфуз.
Меня же опосля консилия за случившуюся дереликцию отправила в абшид на берег с прозвищем «Ошкуй Митя». Побичевал маленько, пока в плавную рать не забрили. А оттуда - на фрегат Его Величества Ампиратора Всерассейского. Отсель грозить я шведу начал фальконетом - опять рогатым назначили, но уже канонирным. Да и корапь наш воинский стимботом оказался. Что гусар без усов, то корабель без парусов! Но пашпурт справили, где записали Митькой сыном Ошкуя и отправили в варяжи - крюйс править на море. По первости к асеям поплыли. В эстуарий речки Теньзма вошли, привязались. Асейцы важные ходют, все в золотых петлях на рукавах и ленточках - траур у них вечный по Нельсону, капудан-паше ихнему. Носом водят и покрикивают на матрозов наших «I say, I say”. Инсулане поганые! Сами кавьяр рассейский жрут, а нас габерсупом травят! Вскоре снялся наш пироскаф с Лондона и пошел в североамериканские штаты через абиссаль атлантическую, округ мыса Горн, мимо Каролинки - в Калифорнию мериканьскую. Качея не раз нам случилась, в блювалов превращая - весь кавьяр сплюнули, что на асейском мателоте своровали. Но аквилон в корму нас быстро гнал. День да ночь - сто миль прочь. Глядь, а уже вачман по выбленкам на арборо залез, орет: «Америца»! Смотрим - крутояр глинистый. Легли на якорь в бае, лонгбот спустили - поехали на брег можжевеловую водку искать. Ведь святой из матроса - что слон из барбоса. Зашел в шалман, хряпнул чарку разом. Ковбойцы местные удивились, обвеховали, за рукава тянут и орут «Настю Митя». Думаю, откуда они знают, что меня невеста Настенька в деревне уже седьмой годок дожидается?! А они все «Nice to meet you” кричат, за руку трясут и водку местную предлагают. Тут и ноштъ в глазах случилась у меня - пал на землю у кабака, лежу - звезды глазами кручу, думаю: «С корабля сошел моряк, на корабль вернулся хряк». Вдруг чую - мытник американский надо мной нагнулся, рым на руки пытается надеть и как цалмейстер по карманам шарит! Как говорится, водка, женщины и мытники - злейшие враги моремана. Крутит он мои руки маленькие, сопит. Не знает, дурак, что завяжет узел так, что сто умных потом не развяжет. Так и случилось - затмило глаза, ошкуй во мне проснулся. Говорю себе: «Ну вот, асеи, счас вам будет настю митя». Так и случилось.
Позже шкипер мне линьков назначил, но чарку поднес, похлопал по плечу и даже обнял за действо радостное, достойное Флота Рассейского. А говорят, что море шилом не нагреешь...
Четырнадцать лет уж прошло с тех пор. Сижу вот теперь на батарее, в янычар гранаты бросаю. Нет, не из фальконета - рукой... Настю - невесту вспоминаю - как она там, дождется ли?