ИЗ ЖИЗНИ КОРАБЕЛЬНОГО СТОМАТОЛОГА.

Василий Баханович родился не в рубашке, а в белом халате. Закончив стоматфак, он прошёл тьму специализаций и имел ещё “корочки“ анестезиолога-реаниматолога, хирурга, терапевта. К своей базовой специальности относился с нескрываемым омерзением.
- Знал бы ты, какая вонь от вскрытого флюса!
Двухлетняя служба после института в исправительно-трудовых учреждениях наложила заметный отпечаток на его имидж и манеры.
- Открой пасть! Поверни ...хлебало! - в его устах звучало буднично и незлобиво.

Первые всплески его нестандартного юмора мы оценили ещё во время стажировки на “Киеве“. Местный начмед, в течение нескольких дней безуспешно пытался заставить Василия зашить межягодичный шов на форменных брюках. И вот однажды, не увидев фрагмента сверкающих цветастых трусов, он не мог не выказать удовлетворения от своей скромной победы.
- Одолел-таки я вас, Василий Анатольевич!
Вася не стал расстраивать начмеда, а коллегам не преминул заметить:
- Да, хрен он угадал! Я чёрную майку одел, - и заржал своим неповторимым басом.

Приближался Новый 1977 год и от нашего стажирующегося личного состава, более свободного, чем “киевский“, можно было ожидать новогодних сюрпризов и не только приятных. 31 декабря после “адмиральского часа“ старпом мобилизовал “сидящую“ смену на масштабные превентивные действия. Обнаруженные лосьоны и одеколоны были описаны, изъяты из рундуков и опечатаны. Крупная рыбёшка в сети, увы, не попала.
И вот - “разбор полётов“. Старший помощник выглядел уставшим. Держась за край стола одной рукой, а другой - за горло какого-то графина, он сохранял довольно приличное равновесие и жёг своим старпомовским глаголом равнодушные сердца:
- В то время, когда отдельные слюнтяи жевали сопли и чесали свои потаённые места, лейтенант Ильченко обнаружил, изъял и представил мне двухлитровый графин спирта, чем предотвратил...
- Идиот, - зашелестело по кают-компании.
Нет, что обнаружил и изъял, - молодец, конечно. А вот, что представил... Теперь всех присутствующих не могла оставить равнодушной и живо интересовала дальнейшая судьба этой неожиданной находки.
- Начмед, ко мне!
Василий, оставшийся за начальника, в отличие от старпома даже с помощью подручных средств с трудом удерживал устойчивое равновесие. Прилагая некоторые усилия, вышел, повернулся лицом к собранию и спиной к старпому, уже начавшему тщательно выговаривать слова:
- Я не зря пригласил начмеда. Мы ещё не стоим на “шильном“ довольствии и медицинская служба испытывает затруднения. Баханович, оприходуйте!
О, великий и могучий русский язык! Василий обвёл мутным взглядом публику - его зрачки в такие моменты смотрели почему-то в разные стороны - и сказал всего одно слово, после чего никто из присутствующих не усомнился в светлом будущем найденного графина:
- Оприходуем!

При заселении экипажа на свой корабль стоматкабинет ещё не был сдан, и Василий по договорённости водил страждущих в заводскую поликлинику. Но начхим не мог доверить свой гнилой зуб неизвестно кому.
- Вася, только ты!
Предложение удалить зуб прямо в каюте вилкой восторга у больного не вызвало. Сошлись на том, что стоматолог договорится и произведёт экзекуцию на заводском оборудовании самолично.
И вот он час избавления от страданий. Укол...
- Чувствуешь? - палец упёрся в десну. - Да хрен ты чувствуешь! - не обращая внимания на мычание химика, продолжал зубодёр. - Если ждать двадцать минут, как положено, на вокзале пивбар на перерыв закроется. Открой пасть!..
Придерживая рукой белый подбородок, по которому бежала тонкая струйка крови, Серёга, как кролик за удавом, бежал за Василием через мост к вожделенному водопою.
- Берём по три? - ответ страдальца на риторический вопрос не был уж так необходим. - Девушка, семь кружек!
- Вася, а мне можно пиво? - только на середине первой кружки спохватился химик.
- Ты чо, о...фигел? Тромб размоется, - досада за слегка подпорченный кайф неприкрыто сквозила в ответе. - Но я бы выпил.
- Так можно, всё-таки, или нельзя?
- Нельзя, конечно, но я бы вы выпил, - допивая вторую кружку, уже по-доброму, произнёс Василий.
(Серёга, не расстраивайся: я тоже, как и ты тогда, выпил бы.)
Почти месяц физиономия начхима напоминала хомяка с одной ампутированной щекой.
- Открой пасть! - ну, я же тебя предупреждал...

С обретением своего кабинета, дело по удалению лишних зубов было поставлено на поток. Вася никому не отказывал. На испытаниях один заводчанин с опухшей щекой дня три подряд приходил к стоматологу с бутылкой для, так сказать, более качественного решения вопроса. После оприходования ёмкости больному становилось лучше, и следующая встреча назначалась на завтра после обеда. Успех такой терапии ослабевал с каждым днём, и вконец измочаленный рабочий в святой “адмиральский час“ пытался настырным стуком спугнуть Василия со штатной лёжки. Не выдержал сосед Петя Терентьев.
- Да выйди же ты, наконец. Ты же обещал заняться им после обеда!
- После обеда, после обеда... После ужина - это тоже после обеда, - прошипел Вася, ставшую крылатой в нашем кругу, фразу...

Несмотря на неиссякаемость четырёх полношильных рек: авиационной, шхиперской, промышленной и медицинской - хотелось иметь более широкий спектр антидепрессантов. А почему бы ни слетать в Феодосию за пивком? Проходящие очередной этап государственных испытаний вертолёты Ка-27 сновали туда-сюда конвейером. Согласился лететь, конечно, только Баханович, предварительно раздав долги и выпив на “посошок“. Стрекоза уже вовсю вертела лопастями, когда из грузового салона повалил дым. Из-за замыкания в системе электроснабжения, взлёт, естественно, был прекращён, экипаж покинул машину. Спасатели с огнетушителями наперевес, запрыгнув в кабину, с изумлением увидели прижимавшего к груди канистру чхавшего Васю. Под матерные комментарии он был вышвырнут на палубу с применением грубой физической силы. При обсуждении этого неприятного инцидента за полночным столом все претензии по отношению к себе неудавшийся воздушный гонец категорически отрицал. Логика его была совершенно стоматологической:
- Ну и что, что дым? А может так и надо - вертолёт, всё-таки!

Одна из историй, связанная с именем Васи Бахановича, мне особенно дорога. Есть в жизни моменты, за которые не стыдно перед самим собой.
Матросу Гусеву потребовалась срочная операция - аппендицит. Хирург был в отпуске, оперировал начмед Олег Головченко. Вася, только что прошедший очередную специализацию, впервые самостоятельно производил общий наркоз. Случай оказался сложным: имел место выпот в брюшную полость. Даже совершенно далёкому от медицины человеку понятно: больного необходимо было немедленно доставить в серьёзный стационар. Несмотря на то, что крейсер находился на внешнем рейде всего в нескольких милях от входа в Севастопольскую бухту, связи с берегом не было никакой. Не утихавший шторм, десятибалльная облачность не давали никакого шанса ни на спуск катера, ни на приём вертолёта. На пятые сутки закончились медикаменты, необходимые в той ситуации, и начмед доложил Командиру: спасение матроса без эвакуации - проблематично.
В шинелях и спасательных жилетах (конец ноября) команда командирского катера, я, как командир катера, и врач Баханович были построены в старпомовском коридоре на инструктаж. Старпом абсолютно серьёзно сказал, что пойдут только добровольцы, и популярно объяснил, что катер в такую погоду, а тем более с людьми, спускать нельзя, а не спускать в данном случае - преступно.
Погрузились на СПУ-2*, Гусева занесли зафиксированным в носилках. Опасность спуска в полночь на трёхметровой волне при ослепляющих прожекторах состояла в неодновременной отдаче носового и кормового гаков, удерживающих катер на тросах. Рассинхронизация привела бы к опрокидыванию. А как их отдать одновременно, если, например, носовой трос надраен, а другой болтается в поднятой волной корме. А через мгновение ситуация совершенно противоположная.
Крики, мат, удары катера о борт, скрежет, качели - вверх-вниз, визг оголяющегося винта. Затем дошло - отошли. Через годы, уже повзрослевшими мозгами понимаю, что Фортуна в тот день была за нас. Как удержались “крючковые“? Как “елда“ над гаком, пройдя в сантиметрах над головой матроса и сбив с моей головы фуражку, не проверила на прочность военно-морские черепа? Как Василий не дал гулять по салону носилкам с больным? Отвечая сегодня на эти вопросы самому себе, осознаёшь, что могло быть и по-другому. Против форс-мажора интеллект бессилен, остаётся уповать на “пруху“.
Придя в себя, поняли, что не всё ещё закончилось. Батарея в рации “села“ почти сразу, шли по магнитному компасу. Вышли на Инкерманские створы, наблюдая их на взлётах. На подходе к боновым воротам с ужасом увидели выходящий теплоход - “Узбекистан“, как оказалось. Наверное, чуть энергичнее, чем было необходимо, отвернули. Катер поставило лагом к волне, и как он не опрокинулся при тех кренах и амплитуде, одному Богу известно. Вася лежал в салоне на ручках носилок, а я и крючковой матрос удерживали рулевого на руле, показывая чудеса эквилибристики.
Подошли к госпитальному пирсу почти на спокойной воде. “Расслабуха“ от осознания выполненного долга чуть не сыграла злую шутку. Матросы удерживали катер на крючках, а мы с доктором выносили носилки с прооперированным Гусевым. Откуда ни возьмись, недалеко “прошуршал“ какой-то шальной барказ, и наш катер на этой волне ударился о причальные кранцы и “отыграл“. Вася стоял на качающемся катере, я - на причале. На носилках, которые мы последними усилиями воли удерживали на вытянутых руках, висел над водой принайтованный к носилкам матрос Гусев, по глазам которого было видно, что он понимает, чем через мгновение всё может закончиться...
Уважаемый критик - морской волк - не ухмыляйся и не ищи в наших действиях несоответствия постулатам хорошей морской практики: сами - с усами! Победителей не судят. Матрос “вычухался“, пошёл с нами на переход. Когда из каюты начмеда, выходившей иллюминаторами на полётную палубу, мы видели играющего в футбол Гусева - непременно провозглашали тост за его здоровье...
А Василий Баханович после “Минска“ служил в госпиталях, санчастях, ходил по океанам и морям на “Оби“; учился, резал, рвал, анестезировал, реанимировал и в звании подполковника уволился в запас.
Василий, будь!

Нашел в Сети, автор не указан.
Патруль.

Коль уж речь идет о военной службе, обойти вниманием такое явление, как патруль, просто невозможно. Без патруля жизнь военного любого ранга в гражданской части города пресна и неинтересна. Ну а для курсанта или матроса срочной службы это щекочущее нервы приключение, даже если твои документы в полном порядке и внешний вид радует глаз. Опять же, для каждого отдельно взятого гарнизона требования сугубо индивидуальны. Если в забытом богом Гаджиево грязная телогрейка и отсутствие увольнительного билета еще не повод для задержания, то для южной столицы победоносного Черноморского флота отсутствие фамилии и номера военного билета на хромачах гарантирует строевые занятия до полуночи. Диалектика. Все познается в сравнении.
Первое мое знакомство с патрулем относится к периоду срочной службы. То были ничего не значащие игры в кошки-мышки на улицах Николаева, где я полгода парился в учебном артиллерийском полку, постигая азы командования гаубицей М-30 образца 1938 года. Позднее, продолжая служить уже командиром орудия в городе Бельцы, отношения с патрулем тоже были чисто номинальные. Он существовал, но его мало кто видел. И это всех устраивало. Правонарушений меньше. Настоящий патруль пришлось увидеть только в Севастополе, уже в шкуре курсанта Высшего военно-морского инженерного училища. Скажу одно: любой прошедший школу севастопольского патрульного безумия сразу годен на подпольную работу в тылу врага. Уверен, все очевидцы и участники со мной единогласно согласятся.
Всякая гарнизонная служба - вдохновитель и гарант крепкого уставного порядка в отдельно взятом городе. По слухам, во всем необъятном Советском Союзе существовали всего две флотских комендантских службы, внушавшие легкий ужас военнослужащим всех рангов: в Севастополе и в Кронштадте. С балтийским оплотом правопорядка мне, к счастью, познакомиться не удалось... А в Севастополе, если судить по известной поговорке: все дороги ведут в Рим, все военные дороги вели в комендатуру. Ну, кто из служивших в восьмидесятые в столице Черноморского флота не помнит фамилий Бедарева, Зверева, Рудя, Бусыгина, Галактионова? Легендарные личности. Один другого стоит! По моему личному разумению, на комендантскую службу люди попадали по нескольким причинам. Первая и главная - неспособность служить в любом другом месте. Например, позднее в моем родном северном Гаджиево один помощник коменданта длительное время третировал всех подряд. Служил ревностно, отдавался работе всей душой. А попал он в комендатуру после нескольких лет безуспешных попыток сдать зачеты на самостоятельное управление. Корабельную технику он так и не осилил, а вот проверять длину брюк и чистку блях ума хватало. Кстати, к моему стыду, этот орел заканчивал одно со мной училище по специальности «инженер по эксплуатации ядерных энергетических установок». Вот и вышло из него побочное дитя атомной энергетики и Строевого устава.
Или взять нынешнего орденоносного коменданта Севастополя кавторанга Галактионова. Мы выпускались из училищ примерно в одни и те же годы, и сказать, что все Нахимовское училище люто ненавидело помощника коменданта лейтенанта Галактионова - значит ничего не сказать. Очутившись волшебным образом после окончания училища на комендантском плацу вместо палубы корабля, молодой лейтенант принялся делать карьеру тем, что оккупировал все известные ему по недавней курсантской жизни лазейки из родной "alma mater". Бывших товарищей по гулянкам забирал толпами. Комендантские машины только и летали по маршруту комендатура - Стрелецкая бухта и обратно.
Хотя, сам Галактионов был редким исключением в стройных комендантских рядах. Эта когорта по давней традиции формировалась из офицеров морской пехоты. Опять же не из лучших представителей. Некий капитан Бусыгин, как-то раз, узрев через стекло ресторана "Крым" пять или шесть коротко стриженых гражданских парней, посчитал их за переодетых курсантов, решивших поразвлечься. Вызвал подкрепление в виде еще парочки патрулей, машину из комендатуры и ворвался в ресторан. Наивные ребята пытались что-то лопотать, даже вроде не по-нашему. Их "пьяный" бред никто слушать не стал. Бусыгин посчитал их уже готовыми в стельку и, невзирая на сопротивление, превосходящими силами, ребятам заломили руки, кинули в кузов и доставили в комендатуру. Ночь нарушители провели в камере в обнимку с пьяными матросами, тараканами, среди луж блевотины и под запах хлорки. Вполне естественно, что и здесь их никто слушать не стал до полного "отрезвления". Утром же выяснилось, что это спортсмены из армии дружественной ГДР, прибывшие на флотские соревнования в совершенно секретный город Севастополь. Им, разгильдяям, начальство, оказывается, разрешает в свободное время по кабакам ходить! Ну, у нас-то они не на тех напали! Будут знать! Правда, Бусыгина пришлось из комендатуры убрать. Он, конечно, молодец, не спасовал, но международный инцидент все же имел место. Говорят, оказавшись на строевой службе, в рядах родимой морской пехоты, Бусыгин зачах и карьера его не пошла.
Вторая причина - случайность. Такие, откровенно говоря, тяготятся должностью комендантского волка и надолго не задерживаются. Ну и третья - здоровье. Офицера списали, или болен чем-то, настоящую службу нести не годен. Но человек заслуженный, и на удивление, увольняться в запас не хочет. Вот и попадает. Эти близки по духу ко второй категории, однако ничего не поделаешь, приходится тащить ношу, но без явной инициативы. Надо, так надо. Из этой породы получаются самые стоящие и приличные блюстители военного порядка. Они хоть на мелочи не размениваются.
А начинается все с комендатуры. Точнее, с развода. Само по себе мероприятие это традиционно, наверное, для всех армий мира. Но содержание! Нигде не готовились к разводу гарнизонной службы так тщательно и придирчиво, как в Севастополе. Сверху донизу. Ботинки хромовые с уставными рантами, не обрезанные. Шнурочки обязательно с железочками. Караси только уставные, никаких других! Брюки не ушитые, чем длиннее и шире, тем лучше, а то вдруг заставят подтянуть до подмышек и скажут, что коротки. Бляха дугой, про блеск и говорить не стоит. Должна сверкать, как звезда героя. И вообще вся форма побольше и помешковатее. Не помешает. На голову обязательно уставной головной убор, желательно, чтобы держался исключительно на ушах. Все отглажено, отутюжено и вычищено. Да, вся форма должна быть обязательно подписана хлоркой. Кто не в курсе, объясню. В воде разводится хлорка, и спичкой выводишь на всех предметах туалета свою фамилию, а также номер военного билета. Такая надпись ликвидации не подлежит. Только вырезанием куска материала. Если на дворе зима - без флотских кальсон под брюками в строй и не становись. Высекут и выгонят. И длину шинельки соизмерь с уставом. На разводе между шеренгами ходит один из блюстителей военной моды с шаблоном в руках. Приставил к ноге - сразу видно короткая шинель или нет. Кстати, длинная тоже плохо. Про стрижку и бритье и говорить не буду. Чем сильнее кожа сквозь волосы просвечивает, тем надежнее. Но и лысым тоже нежелательно. Хотя и это все не является гарантией спокойной службы. Твой маршрут четко отчерчен на карте. Отклоняться запрещено. Вправо, влево - считать за дезертирство. Каждый час звонить в комендатуру и докладываться. А чтобы не расхолаживался, иногда по маршруту проносится машина с одним из помощников коменданта. Проверка. И не дай бог ты со своим патрулем отсутствуешь. Пиши пропало.
А еще начальнику патруля дают листок задержаний... Самое занятное в патруле то, что ты поочередно становишься и ловцом и добычей. Сегодня патруль ищет повод задержать тебя. Завтра ты делаешь то же самое. И никаких компромиссов. Ибо каждому начальнику патруля на разводе спускают план. Вся страна жила по пятилетним планам, а мы - по однодневным. Вынь да выложь, десяток задержанных нарушителей формы одежды и воинской дисциплины. Комендант Севастопольского гарнизона незабвенный полковник Бедарев так и вещал перед строем, мол, наш город кишмя кишит нарушителями и злодеями в военной форме, и каждый начальник патруля не может не принести в комендатуру отчет хотя бы о десяти врагах уставного порядка. Будет меньше - значит, службу несли плохо со всеми вытекающими выводами. И народ, пригорюнившись, расползался по своим маршрутам в поисках нерадивых военных. Приходится.
А делается это так. Занимаешь наблюдательную позицию у места вероятного появления матросов. Само собой, курсантский патруль своих не берет. Желательно стоять не на виду. И лучше недалеко от ворот какой-нибудь воинской части. Стоишь. Ждешь. Повалила толпа уволенных. Инстинкт самосохранения заставляет их сбиваться в плотную кучку. Если кто из них успел сдвинуть бескозырку на затылок - он твой. Но допустим, военные дисциплинированные. Идут, как на параде. За десять шагов переходят на строевой шаг и молодцевато козыряют. Все у них в порядке, комар носа не подточит. Не надо расстраиваться. Они все равно твои. Ну, по крайней мере, один. Дальше действуешь таким образом. Пропускаешь группу мимо. Никого не останавливаешь, и не обращаешь ни малейшего внимания. Они проходят. По спинам видно - ждут подвоха. Отошли метров на десять. Еще на двадцать. Один невзначай оглянулся посмотреть, стоит патруль на месте или нет. Ты со своими орлами на них ноль внимания. У "нарушителей" камень с души падает. Миновали. И тут ты посылаешь вдогонку одного патрульного. Пусть позовет к тебе любого на свой выбор. Чистой воды психология. Они только расслабились, а ты тут как тут. Цап! Твой "боец" вежливо тормозит последнего и приглашает к тебе на беседу. Тот ошеломлен, раздавлен и обреченно плетется навстречу судьбе. То бишь к тебе, начальнику патруля! По мере приближения задержанный судорожно поправляет бескозырку, отмеряя положенные по уставу два пальца над бровями, одергивает брюки и переходит на диковинный строевой шаг, задирая ногу на пределе возможности. Следует чересчур четкий, прям таки киношный доклад.
- Товарищ главный корабельный старшина!!! Матрос (старший матрос, старшина II статьи и так далее) Безвинный по Вашему приказанию прибыл!!!
Хочется крикнуть "Ура!". Правда, вместо этого делается очень недовольное, озабоченное лицо. Что-то вроде банального лимона во рту. Весь твой вид выражает неподдельную вселенскую тревогу за воинскую дисциплину в глобальном масштабе. Недовольно покачивая головой, угрюмо спрашиваешь:
- Ну и кто же вас, матрос Безвинный, в таком виде в город выпустил? Давайте-ка документы и увольнительную. Полюбопытствуем откуда вы такой.
Матрос протягивает документы, одновременно ерзая всеми частями тела, пытаясь в очередной раз поправить незамеченные огрехи в форме одежды. Ты берешь документы и молча, долго-долго их рассматриваешь. Листаешь все страницы по несколько раз и, главное, делаешь это не поднимая глаз на бедного матроса. Чем дольше занимаешься документами, тем яснее матрос понимает неизбежность полного краха планов на увольнение. Выждав, медленно-медленно поднимаешь глаза, попутно осматривая моряка с ног до головы. Лицо должно стать еще более суровым и беспристрастным.
- Да... Так кто, вы говорите, вас в город отпускал? Отвечайте товарищ матрос, когда вас начальник патруля спрашивает!
Моряк начинает оправдываться, при этом абсолютно не понимая за что.
- Старшина команды мичман Многомудров... Замечаний не было... Он все проверил... Носовой платок... Бляха...
Ухватываешься за тему.
- Да, бляху вы точно чистить не умеете.
Моряк по инерции начинает тереть рукавом и без того сияющую бляху.
- Да и брюки у вас, по-моему, коротковаты...
Моряк бросает бляху и начинает оттягивать брюки вниз. Пора в атаку.
- Прекратите паясничать товарищ матрос!!! А ну подтяните брюки на место! Вы что не знаете, что ремень должен не висеть на бедрах, а быть утянут выше бедренных костей!!!
При этом можно с чистой совестью схватить моряка за ремень и подтянуть его штаны на максимально возможную высоту, вплоть до подмышек. Будьте уверены: любые брюки станут сразу коротки. Хотя, откровенно говоря, я до сих пор так и не знаю, в каком военном документе регламентируются брюки на костях. Но так работали комендантские профессионалы, и нам не оставалось выбора, как повторять их. Ситуацию можно было варьировать как угодно: грязный носовой платок, металлическая вставка в бескозырку для придания формы, выгнутые не на должный угол бляха и "краб", шнурки неполной длины, подписка, подстрижка, неглажка, небрит, немыт, тельник грязен или тельник застиран, ленточки на бескозырке мятые, короткие или наоборот очень длинные, форма ушита или мешковата и позорит гордый вид советского моряка. Главное - наличие фантазии и нежелание лично самому посетить гауптвахту в качестве клиента. По сути, весь спектакль - внутреннее самооправдание того, что делаешь, мерзость по отношению к парню, который, может, совсем редко вырывается подышать вольным воздухом. Но эмоции в сторону! Ты на работе! Сегодня ты обязан заполнить листок десятью фамилиями с номерами воинских частей и сдать их вечером в комендатуру. Чтобы потом их рассортировали и отправили по частям, где за это матросы получат по полной дисциплинарной схеме, а скорее всего лишатся ближайшего увольнения. Система. Конечно, можно попытаться вписывать вымышленные фамилии, но занятие это нецелесообразное, поймают и вдуют. Можно привести в комендатуру одного-двух пьяных "мареманов", тогда никто не поглядит на пустой листок, но пьяные не на каждом маршруте валяются. Вот и совершенствуешь актерское мастерство. Доводишь до совершенства.
После занесения фамилии обалдевшего и скулящего матроса в свой "черный" список можно поиграть и в демократа. Строго, но с доброй и нежной душой. Отдавая документы, сделай сострадательное лицо и участливо спроси:
- В город-то редко выходишь, разгильдяй?
Ответ предсказуем до тысячных. Редко, все в море, вахта.... Вздыхаешь. Можно для полноты картины минутку задумчиво покусать губу. Потом решительно махаешь рукой.
- Ладно! Задерживать я тебя не буду! Но не дай бог попадешься кому-нибудь! Другие не такие добрые. Ступай! Не забудь доложить старшине о замечаниях. Дай-ка, я тебе на увольнительной автограф оставлю...
Расписываешься, козыряешь и ваши дороги расходятся. Матрос уходит счастливый, что легко отделался и избежал топанья по двору комендатуры. Правда, не совсем понимая, за что же его останавливали. Но радость от освобождения захватывает, и он мчится вперед, до следующего патруля. А их в Севастополе много... Ты же двигаешься дальше в поисках новой добычи. Выполнять план. Суточный наряд. Рутина. В следующие выходные ты и сам будешь озираться в поисках опасности. Такова военная служба.
Оставим в покое парадную столицу королевского Черноморского флота. Там были свои нравы, неповторимые и уже канувшие в лету благодаря суверенной Украине и всему нынешнему безобразию. Перенесемся в дальний полярный гарнизон. Маленький и обособленный. Где гражданское население составляют жены военных, их дети, и сами военные, уволенные в запас. Ну и совсем небольшая прослойка истинно гражданских людей, но все равно работающих на флот и неразрывно с ним связанных. Ловить здесь, в принципе, некого. Увольнений у матросов не было, нет, и никогда не будет. Идти некуда. Из всех чудес цивилизации один Дом офицеров и магазины. В ДОФ матросов и так водят по воскресеньям на всевозможные культмассовые отрыжки периода военного коммунизма и рекомендованные кинофильмы. А уж после технической революции, принесшей народу такое чудо, как видеомагнитофон, походы в кино стали для моряков не удовольствием, а наказанием. Полчаса переться по сопкам в любую погоду. Сомнительный отдых. Куда лучше сидеть в кубрике или кают-компании в тапочках и с кружкой чая. Вообщем, отпущенные в увольнение военнослужащие как категория добычи отпадают начисто. Тем не менее, матроса в поселке можно встретить на каждом углу. И нечему удивляться. Власть-то в городе военная. Централизованная. Единоначалие, как никак. Улицы убирают матросы. По штату есть, конечно, и дворники, но ими на удивление оформлены почему-то жены местных флотоводцев. Те, которые давно забыли даже слово такое, как метла. Зачем? Есть муж с золотыми "паучиными" погонами. У него целая дивизия, а то и флотилия в подчинении. Выскоблят до блеска. А дворник лишь деньги на шпильки получит. Поэтому каждую субботу парко-хозяйственный день по уборке поселка. Или субботник. Как фантазия у начальников сработает. У всех экипажей нарезаны участки около домов. Мети - не хочу.
В магазинах-военторгах работают матросы. Телефонисты - матросы. Сантехники - матросы. Шоферы - матросы. Заступил в патруль. Идешь. Навстречу два "бойца". Чумазые, ватники грязные, рваные, пилотки на затылках, ремни висят на мужском достоинстве, сапоги как со свалки подобранные. Несут трубу. Останавливаешь. Документов нет. Про внешний вид и говорить нечего. Будь дело в большом городе, ехать этим морякам с завернутыми руками в комендатуру. Здесь толку нет. И матросам тоже все по барабану. Ну, отведешь их. Ну, посадят в камеру временно задержанных. Так ведь через полчаса и отпустят. У кого-то, дерьмом квартиру заливать начнет, а труба и ремонтники в камере. Резона никакого. Да и планов никаких никто не дает. Только названивай каждый час дежурному по гарнизону и сообщай, что с тобой все в порядке. Особо хорошо тем счастливцам у кого телефон дома есть. Посадил патрульных перед телевизором и занимайся своими делами, периодически выходя на улицу показаться прохожим.
Так что основная задача патруля в отдаленном гарнизоне - быть! Положено по уставу - значит должно быть! И будет! Клянусь собственным здоровьем, но я видел целых два патруля на точке, где жило чуть более ста человек, из которых треть была семьи офицеров. Два офицера и четыре матроса! На город из одной казармы и трех панельных домов. Каково? Положено!!! Вторая задача северного патруля - миротворец. То пьяные мичмана морды друг другу ровнять начнут, то жена поддатого подводника мужа на ночь в камеру сдать пожелает. Мало ли что случится? А в последние годы даже образовался отдельный пост в местном гнезде пьянства и разврата "Офицерском собрании". С открытия сидит бедный патруль и ждет, когда развеселившиеся военные из-за женщин ссориться начнут. Или просто от скуки молодые офицеры последнего разлива кулаки разминать станут. Они, молодые, нынче те еще орлы. По разговору послушаешь: то ли рэппер, то ли зек, то ли наркоман. Вот и выходит, что северный патруль все больше по офицерам и мичманам специализируется. Матросы - это второстепенно. Приехали по сигналу, скрутили, отвезли. Постоянным отловом и не пахнет.
Другое дело бытовые ситуации. До последнего времени милиция у нас была малочисленна и играла в поселке чисто декоративную роль. Лично мне приходилось вместе с патрульными матросами снимать поддатого кавторанга с женщины, которая подняла своими криками полдома, и к тому же оказалась женой лучшего друга этого самого кавторанга. Муж ушел в море, а офицеру под алкогольными парами померещилось, что жена товарища как-то зовуще на него глянула в последнюю встречу. Принял еще один лишний стакан для куража и в гости, а там без промедления - в атаку. У верной жены мыслей об измене и в помине не было. Она, естественно, сопротивляться. Но как говорил Соболев, "... один матрос -взвод, два матроса - рота...". Против такого напора бедная женщина не совладала и дала волю голосу. Мы прибыли в тот момент, когда обнаженный ниже пояса кавторанг при галстуке и погонах пытался возложить свое могучее тело на уже полностью обнаженную женщину. Вокруг валялись растерзанные в клочья детали ее туалета. Мои патрульные моряки с нескрываемым удовольствием совершили акт правосудия над зарвавшимся старшим офицером и даже пытались вывести его в таком виде на улицу, чему я едва успел помешать. Женщину, кстати, очень даже симпатичную, я закутал в простыню и минут двадцать отпаивал валерьянкой на кухне, пока не приехал комендант. Матросики же в комнате развлекались тем, что одеваться кавторангу не давали, "легонько" при этом постукивая по почкам. В таком виде мы и сдали насильника коменданту. Правда, к моему огромному сожалению, наутро мы узнали, что дело замято по просьбе самой женщины. Обидно, но и ее понять можно. Поселок маленький, все про всех все знают, лишние разговоры ни к чему.
Да, чем только не занимались! Снимали повешенных, разыскивали беглых матросов по подвалам, растаскивали по квартирам пьяных женщин. По крайней мере, это были более земные дела, чем замер длины брюк и углубленный поиск щетины на подбородке у матросов. Да, в принципе, так ведь оно всегда и было: когда нет реальных дел, начинаются строевые занятия.