По поводу сохранности личного оружия

На втором курсе была у нас зловещая дисциплина под названием «ТВИСТ». За этим милым названием танца скрывались совсем не танцевальные предметы.

Предмет именовался «Теория вероятностей и математическая статистика», молчу уж о том, что там же нам преподносились и основы кодов и много чего еще, о чем написать я тут просто не имею права.

Данная дисциплина явно предназначалась не для слабых духом. Обычно лекция представляла из себя странное зрелище. Проходила она в полном молчании, и только поскрипывания мелом несколько разряжали обстановку. Слушатели героически списывали с доски доказательство какой-нибудь очередной мега-теоремы. Занимало это доказательство по площади как раз доску убористым почерком, а по времени - как раз две пары.

Вел данную дисциплину крайне своеобразный мужчина в звании майора. Фамилию я его называть тут не стану по понятным причинам этики и сохранения уровня госбезопасности. Мужчина был похож на кого угодно, но не на офицера. Форма сидела на нем как седло на корове, и это еще слабо сказано. Известен он был множеством самых разнообразных фраз и афоризмов, основной из которых была фраза «два балла, только два балла», которой он блистал как во время приема экзаменов, так и в любой другой удобной ситуации.

И быть бы ему давным-давно подполковником, поскольку и выслуга и должность позволяли. Но мешала этому скачку на служебной лестнице одна прискорбная история, о которой и пойдет тут речь.

Несмотря на то, что многие математики «не от мира сего» и напоминают в моменты задумчивости известную фотографию обезумевшего Альберта Эйнштейна, уставы распространяются на всех офицеров.
Поэтому и таким доблестным сотрудникам периодически приходится заступать в наряды. Нашего майора ставили в наряд может быть и реже остальных, но иногда ему приходилось тем не менее нести эту почетную обязанность.
Усугублялась эта обязанность необходимостью надевать поверх мундира портупею, кобуру и засовывать внутрь оной пистолет.

И вот однажды наш майор прославился не то что на весь факультет, а на все учебное заведение. Прогремела, можно сказать, его фамилия по всем самым замшелым уголкам.

Заступив в наряд по факультету, туго затянутый в портупею наш герой выполнил все нехитрые обязанности, проверил наличие дежурного слушателя, нанес положенные визиты и проверил наличие печатей, короче, делал все то, что подробно и достоверно описано в самой первой главе второй части «Понедельника начинающегося в субботу».

Прошло еще несколько часов, во время которых он обдумывал малоизвестные аспекты теории кодирования, как вдруг в дежурное помещение вихрем ввинтился встревоженный дежурный слушатель, доложивший об обнаружении в туалете факультета пистолета Макаров в кобуре.

Наш майор ощутил, что вот он, его звездный час. Он устремился в туалет и действительно обнаружил сиротливо лежащий на подоконнике рядом с унитазом пистолет.
Жадно схватив его обеими руками, он метнулся обратно и, горделиво приосанившись, набрал номер дежурного по учебному заведению, кому и торжественно доложил о нахождении на факультете боевого оружия.

Дежурный искренне изумился подобной находке и попросил продиктовать номер пистолета.
Майор стал не просто диктовать, он стал гордо декламировать цифры номера. Примерно до третьей, после произнесения которой он к своему ужасу вдруг осознал, что это его собственный пистолет, который он по рассеянности забыл в туалете, куда забежал сразу после заступления на дежурство.

История гремела довольно долго. Подполковника майору не давали, так как история получила широкий резонанс. Но и свои плюсы у данного события были. Так как мужчина был совсем не от мира сего, его остерегались вновь ставить в наряды, и уж тем более доверять ему пистолет.
Не иначе это придало новый импульс его научным изысканиям, поскольку все саркастично и язвительно издевающиеся коллеги надолго заткнулись после того, как нашего майора наградили орденом Красной звезды и дали звание полковника минуя подпола за изыскания настолько секретного свойства в настолько секретных областях математики, что деталей так никто не узнал. А если бы и узнал, то мало что там бы понял, я уверен.

А в наряды его так никто никогда больше и не ставил.

В завершении написанного хочу отметить, что меня всегда удивлял факт того, что Нобель при учреждении своей премии обошел своим вниманием математиков. Злые языки утверждали, что математики обязаны этим прискорбным фактом тому, что Нобель застукал их собрата по профессии со своей женой. Вспоминая описанного выше майора-полковника я очень сильно сомневаюсь, что какой-либо математик способен на такой дерзкий шаг. Хотя не исключено, что с женой Нобеля отметились все - и химики, и физики, и литераторы. Математик оказался единственным, кого застукали по рассеянности. Вот в это я поверить могу...

Взято с http://roberlee.livejournal.com/

А давненько я не вспоминал несокрушимую и легендарную...

Рядовой Кичкин был идиотом.
Нет, я не ругаюсь и не стараюсь никого оскорбить. Дурак дураку рознь, как говаривал незабвенный Форест Гамп. Но, в 1985 году мы Фореста не смотрели, в нюансах не особенно разбирались, и, поэтому, общее мнение учебного взвода было однозначным: Кичкин - идиот.
Черт знает, какие врачи сидели в военкомате в далекой Молдавии, но именно они осмотрели этого сына степей, вытерли ему пену с губ, признали годным к военной службе и отправили в войска.
Собственно, идиотов у нас во взводе было три. И вся эта троица была призвана одним Тираспольским РВК.
Они были неразлучны, вместе ходили по гарнизону, пили солдатский одеколон и старались не попадаться на глаза сержантам и старшине.

Беда была в другом: двое из них были с тихой шизой, а Кичкин - буйным.
Иногда, в моменты стресса, на него «находило»: пена выступала на губах, и он начинал бешено вращать глазами. В такие моменты мы его опасались.
Перед принятием присяги были боевые стрельбы. Пульнуть три раза из автомата - не велика трудность, но сержанты, справедливо опасаясь вероятных ЧП с боевым оружием, мордовали несчастных солдат до посинения.
Упражнение было не сложным. На взвод выдали несколько автоматов с пустыми магазинами. На земле расстелили брезент. Сержант командовал: «к Бою». Рядовой-необученный плюхался пузом на брезент, пристегивал магазин и докладывал, что он, рядовой такой-то, вот прямо сейчас, готов к бою с любым врагом социалистической Родины. Следовала команда: «Огонь».
Рядовой нажимал на спусковой крючок, автомат ставился на предохранитель, отщелкивался магазин и т.д.
Троицу молдаван дрючили отдельно. Посмотрев на сие действо, народ маленько прихуел, и отправил делегацию к командиру роты, с просьбой не давать Кичкину боевое оружие.
Командир ебуками выгнал парламентариев из канцелярии, но информацию к сведению принял и пошел лично контролировать процесс обучения.
К этому моменту сержанты уже были на грани истерики. Правда, двое из нашей знаменитой троицы, с грехом пополам, обучение уже прошли.
Оставался Кичкин.
Дремучий природный идиотизм бойца сопротивлялся Уставу до последнего.

-Кичкин!!! - Орал сержант, - К бою!
Кичкин задумчиво смотрел вдаль.
- К бою, сука!!! - Исступленно орал сержант и отвешивал солдату пендаля.
Кичкин сдергивал автомат с плеча, падал на землю, целился и говорил:
- Пух!
- Какое «Пух!?» Сука!!! - бесновался сержант,
- Где доклад: «К бою готов»?!
Через полчаса взвод повели на обед без Кичкина. Солдат остался разучивать, что после стрельбы надо отсоединять магазин.

Командир роты задумался. До стрельб еще оставалась время и, потолковав с сержантами и с полковым врачом, он мудро решил отправить всю троицу неразлучных на освидетельствование в госпиталь.

Утро стрельб не задалось с самого начала. Сначала, на построении стая ворон с первого же захода метко обгадила начальника штаба по кличке Буйвол. Потом на завтраке нашему взводу почему-то не хватило каши, и мы жрали хлеб с чаем. Затем, сломалась дежурная машина, и, в довершении всего, из гарнизонного госпиталя возвратился Кичкин. Да-да, именно он.
Его, единственного из трех, признали вменяемым и годным для прохождения
дальнейшей службы.
Узнав о подарке судьбы, замкомвзода Порублев заперся в каптерке и полчаса виртуозно клял всех психиатров вообще и военных в частности. А еще через час нас погрузили в машины. Полк выдвинулся на полигон.

Что было дальше, служившие уже, наверное, догадались. На стрельбах редко, но случаются осечки, перекосы и утыкания патронов. Очень редко.
Но, все-таки, случаются. А если с утра перед стрельбами вороны гадят на начштаба полка, то это не к деньгам, как принято считать на гражданке, а к большому военно-воздушному пиздецу.

Рядовой Кичкин стрелял отдельно. Он был последним. За спиной бойца с плохими предчувствиями мрачной тенью отца Гамлета стоял сержант Порублев, готовый ко всяким неожиданностям.
Не знаем, что делали с бойцом военные эскулапы, но медицинское освидетельствование начисто обнулило всю вбитую в мозг солдата последовательность действий. И боец стал действовать самостоятельно.
Кичкин довольно ловко воткнул магазин с тремя боевыми патронами, упал на
брезент, без команды дернул затвор и нажал на спусковой крючок. Затвор сухо щелкнул, но выстрела не последовало. Осечка. Солдат озадачился, поднялся и стал, разворачивая оружие в сторону сержанта. Порублев, не ожидавший от обезьяны с автоматом ничего хорошего, отреагировал мгновенно. Он схватил за ствол автомата и отвел его от себя.
Увидев нештатную ситуацию, к сержанту с бойцом неслись командир взвода и ротный.

Кичкин, видимо, пытался объяснить, что случилось, но Порублев, молча, выкручивал автомат из рук солдата, пытаясь щелкнуть предохранителем.

От стресса на губах Кичкина выступила пена. Он, понимая, что делает что-то не то, изо всех сил вцепился в автомат и попытался исправить ситуацию. Остатками мозга боец вспомнил, что необходимо делать в случае осечки или перекоса. Но программа снова дала сбой. Солдат передернул затвор, и, автоматически нажав на спусковой крючок, сказал: «Пух!»
Сдвоенный выстрел красиво пошел над головами двух офицеров, спешивших на помощь сержанту. Товарищи офицеры слаженно прыгнули головами в лужу.
Сержант Порублев, проявляя завидное присутствие духа, зарядил бойцу в челюсть, наконец-то отобрал автомат и поставил его на предохранитель.

Дальше было скучно. Кичкина схватили и забросили в кузов. Туда же напихался весь взвод. По приезду, сержанта вызвали в канцелярию роты, а офицеров, когда они отмылись, в штаб полка.
Кичкина с сопровождающим опять отправили в гарнизонный госпиталь. И больше мы его не видели, но по слухам, он-таки поехал на дембель с белым билетом.

Взвод как водится, на всякий случай, наказали.

Сержанта Порублева выдрали по самые гланды. Замок мгновенно стал легендой полка. Сочувствия среди сослуживцев он, как водится, не нашел.
До самого дембеля среди сержантов бытовала шуточка: незаметно подкрасться к Порублеву, ткнуть ему пальцем в спину и сказать «Пух!».
Правда, шуточка была рискованной. Порублев сильно не любил вспоминать тот случай, а так как был мужиком здоровым, то, в плохом настроении вполне мог зарядить шутнику в челюсть.
Хотите верьте, хотите нет, но злые языки утверждают, что когда замкомвзвода получал документы на дембель, к нему подкрался и ткнул пальцем в спину сам командир роты. Но, это, как говорится, оставим на совести рассказчиков.
(С)
http://zhab.livejournal.com