Легко ли быть зампотылом...

...Их было тридцать шесть. Ровно тридцать шесть. Не сорок, не сто и не три тысячи. Тридцать шесть тусклых круглых приплюснутых банок. Консервы "Кильки в томатном соусе". Такие одинокие и беззащитные в углу совершенно пустого склада НЗ. Зампотыл ремонтного батальона майор Костерюк бездумно пошевилил банки носком сапога и ошеломленно посмотрел на начальника склада прапорщика Нечайкина. Нечайкин безмятежно улыбался и крутил в руках сигарету, не решаясь закурить в присутсвии некурящего офицера. Судя по его лицу, прапорщика совершенно не заботило, куда делись почти три тысячи банок "Завтрака туриста", "Каши рисовой с говядиной" и разной прочей "Скумбрии". И совершенно не заботила прапорщика очердная "внезапная" комиссия, ожидаемая с проверкой тылового хозяйства завтра. Майор хрипло откашлялся и свистящим шепотом закричал:
- Товарищщщ прррапорррщщщщик, где???... Почему?!...
Нечайкин с обидой сказал:
- Так вы ведь сами разрешили немножко взять на свадьбу брату.
- Немножко? Триста банок тушенки тебе было мало??? Под суд пойдешь, гад, тюлень ленивый!
Нечайкин демонстративно закурил, выпустил струю дыма в майора и язвительно спросил:
- Один пойду, что ли? Приемник-то у меня есть, не выбросил я его...

Майор Костерюк чуть не завыл от досады. Не напишешь же рапорт, что подчиненный загнал казенные консервы, а прибылью поделился всего процентов с десяти... В те времена еще не был распространен термин "отмывание денег", поэтому прапорщик Нечайкин купил у майора Костерюка неработающий радиоприемник "Океан" за 250 (двести пятьдесят) рублей из радиолюбительского интереса. Не придраться. Кто ж знал тогда, что этот гад Нечайкин не триста банок загнал, а... Э, да что там. Сейчас надо придумать, как увернуться от комиссии. Месть можно отложить пока. Нечайкин затоптал окурок и сказал:
- Да не переживайте, товарищ майор. Спишем, не впервой...
- Три тысячи банок? Как???
- Ну... Солдаты утащили?
Костерюк выматерился. За такое раком поставят еще круче. Прапорщик продолжал генерировать идеи:
- Мыши съели? Нет, не пойдет, банки изгрызенные остались бы... Пожар? Ураган? Наводнение?

Нечайкин и Костерюк вышли из склада под весеннее солнышко. Мимо с натужным ревом ехал БРЭМ (тягач на основе танка), ведомый молодым неопытным механиком-водителем. Проезжая момо склада НЗ, тягач зацепил пожарную лестницу, ведущую на крышу одноэтажного склада. Лестница со скрипом свернулась в штопор. Прапорщик Нечайкин едва отскочил в сторону и покрыл молодого солдата сложным четырехэтажным ругательством. Майора Костерюка осенило и он бросился под гусеницы тягача:
- Стой!!! Дело есть! В отпуск хочешь? Значит, так: надо въехать в склад НЗ, в этот угол...

Пять минут спустя изумленный рембат наблюдал, как под руководством зампотыла тягач крушит здание склада. Склад НЗ, шедевр архитектурного гения дембельского аккорда прошлогодних бездельников, сложенный толщиной в один кирпич, сопротивлялся недолго. И БРЭМ гордо застыл на постаменте из битого кирпича. Левая гусеница была окровавлена томатным соусом, из-под трака торчали раздавленные хвосты погибших килек. Костерюк успокаивал зампотеха майора Тросика, который так и не смог понять, что происходит. Успокоился зампотех только после стакана водки, поднесенного зампотылом.

А потом прибыла комиссия из трех офицеров, майора и двух старших лейтенантов. Комиссия шарила по батальону, пугая рембатовских офицеров своими ботинками вместо привычных сапог. Комиссия даже не взглянула на обелиск на месте склада НЗ, а сразу устремилась на склад ГСМ. Дело в том, что в рембате бензин списывался не на километраж, а на моточасы. А к лебедкам у летучек хронометры не привязаны. Может, работала та летучка кран-стрелой 5 часов, а может, слили с нее бензинчик в канистру и ага... Майор Костерюк безгранично доверял начальнику склада ГСМ прапорщику Романюте. В отличие от Нечайкина, Романюта делился с зампотылом по-честному.

Правда, оказалось, что начальник склада ГСМ был знаком только с арифметикой, а не с высшей математикой. Он просто разделил израсходованный бензин на число работающих летучек и успокоился. Комиссия же потряслась факту, что пять машин в течение недели работали по 36 часов в сутки и потянула за ниточку. Ниточка, обвившись вокруг зампотыловой шеи, пунктиром пробежалась через штаб танковой дивизии и ушла на такой верх уже таким толстым канатом, что напуганная комиссия быстро исчезла и проверки прекратились.

Из рембата тихо исчезло несколько человек: прапорщика Нечайкина отправили поднимать Нечерноземье и он оттуда прислал в рембат письмо с фотографией, где Нечайкин почему-то был запечатлен с автоматом в одной руке и флагом в другой. Начальник склада ГСМ исчез совсем бесследно. А вот зампотыл через два месяца появился в батальоне, одетый в костюм-тройку и с дипломатом в руке. Он гордо прошел через КПП и устремился в кабинет комбата. Правда, вышел Костерюк оттуда очень быстро и побежал назад к КПП, прикрывая рукой лицо. Еше через две минуты из штаба вышел сержант-помдеж. В руке он держал бутылку коньяка, которую торжественно разбил об бордюр перед комбатовским окном. Комбат, высунувшись из окна, прокричал в сторону КПП:
- Еще раз этого му... чудака кто пропустит, на губу до дембеля загоню!!!

Зампотыл развил в себе природные таланты. В начале 1990-ых он, говорят, стал преуспевающим маклером на местной бирже.

НАЗНАЧЕНИЕ (продолжение)
Иванов Михаил
(Прихватизировано с сайта www.buran.ru
Печатается в сильном сокращении)

Перед первым запуском «Бурана» воинские части выводили личный состав в сторону Ленинска. От греха подальше. Колбаса войск растянулась на многие километры. Частей на полигоне было предостаточно. Военных строителей в три раза больше.
Четкий строевой шаг. Строевая песня.
"Розпрягайте хлопцi коней, та i лягаiте спочивать
А я виiду в сад зелений, в сад крiниченьку копать...
Маруся - раз, два, три, калина , чорнявая дiвчина..."
Хорошая такая строевая песня... Народная... Залихватская...С подсвистыванием и гиканьем...
Однако... Что-то не это...Какие-то нестыковки... Непонятки... Черт возьми.
Оглянувшись - понимаешь... ВЕСЬ строй - рота - состоит из азиатов. Узбеки, киргизы, таджики - и прочие...
А! Понятно! Старший сержант - хохол. Потому и акцент в строевой песне - сугубо полтавский. Ну просто украинский народный хор имени Верьовки - живая украинская песня...
Рота ни звука, ни МЕЖДОМЕТИЯ не понимает, о чем она поет. Рота знает, что самый главный на этой земле человек - это их "сэрджянта". "Бастык". "Жолдас-бастык". Солдатский начальник. "Оффсэра" не такой страшный как "сэрджянта". Да и орденов у "сэрджянта" больше... "ВСК", первая классность, "Молодой ударник пятилетки" и прочие... Опять же "сэрджянта" знает кое-что из азиатских языков. Особенно - "тур-отур"... То есть "лечь-встать"... И другие вполне доходчивые интернациональные вещи...

- Слышь, сган-алаф, а куда едем-то? - Вадик дыхнул перегаром и опять уставился на дорогу.
- Недалеко, километров пять. Ты че, опять инструктаж проспал?
- А хули? - Вадик пожал плечами, и, придерживая коленями руль, нахлобучил каску. Сган-алафами (исковерканное сган-алюф), что на русский можно перевести как подпал (вместо подпол) наш непросыхающий водитель называл всех офицеров от лейтенантов до майора включительно. Командира батальона - единственного подполковника, он почему-то звал генералом.
В свете фар блеснул указатель и Вадик, потянув правой рукой ручник резко крутанул баранку влево, лихо вписавшись в скрытый кустарником поворот. Из кузова донеслись матюги, пластик на заднем окне зашуршал липучками и в кабину просунулась давно не бритая рожа сержанта Эдика.
- Вадя, совсем, охуел, что-ли? Не мусор с кухни вывозишь, всё-таки!
- Второй - Вершина “Барекет”, второй - Вершина “Барекет”! - захрипело на иврите где-то сзади голосом ротного.
- Вершина - второй “Барекет”, приём, - я сунул трубку к уху.
- Второй, у тебя кто извозчиком, Вадим?! Скажи этому пьянице, что если он не будет вести машину по-человечески, я ему голову оторву! - Хаим справедливо не полагался на меня в роли воспитателя 35-летнего пьяницы со стажем в 20 лет. Те же 20 лет Вадик провёл за баранкой, начиная с республиканских соревнований по картингу и кончая перевозкой контейнеров из Эйлата в Хайфу. На водительские способности “Сган-алаф, бля” я полагался с закрытыми глазами.
- Вадик, Хаим тебя предупредил, - на всякий случай передал я.
- Так скажи этому уроду, чтобы не гнал свой козел, как будто у него менты на хвосте висят. Шумахер нашелся, сган-алаф, бля!
- Вершина “Барекет” - второй. Помедленней, я за тобой не успеваю, - бросил я в трубку и увидел далеко впереди зажегшиеся тормозные сигналы бронированной “Суфы” Хаима.
- Вершина “Хомеш” - Вершина “Барекет”, я в Бельгии. - Доложил Хаим замыкавшему колонну комбату. Я сверился с картой - километр до цели:
- Эдик - Бельгия!
В ответ из кузова послышались щелчки затворов. Вадик вырубил свет и снизил скорость до 40. На часах - пол-третьего. Вот и деревня. Покрытые белой известью двух-трёх этажные дома, зарешеченные чёрные глазницы окон. На первый взгляд, деревня спит, но мы знаем, что теперь нельзя терять ни секунды - жители первых домов уже звонят тем, кому есть чего бояться. Джип Хаима исчез в переулке и я бормочу, как мантру, маршрут по деревне:”Второй поворот направо, первый налево, пятсот метров до мечети, на развилке налево, пятый дом слева”. Вадик молча крутит баранку.
- Первый налево, - напоминаю я ему, и тут же понимаю, что сегодня мы никого не поймаем. По левой стороне улицы, ведущей к мечети, припаркованы машины. Тротуаров в арабских деревнях нет как таковых. “Суфа” Хаима здесь проехала, но моя полуторка просто не пролезет между рядом машин и стенами домов справа. В голове проносятся варианты: можно спешиться здесь, оставить бойца с Вадиком, и бегом вперёд с остальными до цели. Вариант отпадает - ребята настроены серьёзно, но они далеко не в лучшей форме, в 40 лет не очень-то поспринтуешь в полной выкладке. Вариант второй: включить свет и по карте искать другой маршрут к цели. Время всё равно потеряно, да и маскировка уже на фиг не нужна - шум наших движков наверняка разбудил пол деревни. Третий вариант вдруг предлжил Вадим.
- Не ссы, командир, прорвёмся! - выдал он. - Зеркало заверни, сган-алаф, бля! - своё зеркало он уже прижал к борту.
- Ты уверен? - в ответ Вадик врубил 4*4 и нажал на газ. Полуторка взревела, и со скрежетом двинулась вперед, оставляя тёмные полосы на стенах домов справа.
Три минуты спустя штурмовая группа уже орудовала в доме. То, что мы опоздали, стало ясно с первых секунд - цель была видна еще с развилки - единственный дом с включенным светом. Клиент успел уйти. Бойцы взвода блокировки тщетно рассматривали окрестности в приборы ночного видения. У входа в дом ротный ругался с комбатом по поводу термического биноля, который нужно было расположить на другой стороне оврага, и который почему-то отвезли в первую роту вместо нашей. Обитатели дома организовали цепочку и под руководством замкома роты выносили все свои пожитки - от обеденного стола до постельного белья включительно. Кроватей не было - семья уже привыкла к обыскам и спала на матрасах.
- Где мать? - комбат Йоэль уже высказал Хаиму всё, что он про него думал, и решил заняться чем-нибудь полезным. Замком вытащил из цепочки пожилую женщину в тёмно-сером платье и указал ей на комбата. Тот жестом подозвал к себе бедуина-переводчика.
- Чье это? - Йоэль показал женщине пустую кобуру, найденную при обыске. Мать “клиента” посмотрела на него полным ненависти взглядом и ничего не сказала. Комбат обернулся ко мне и тихо произнёс:
- Она же нас презирает. Ещё не хватало, чтобы она мне в лицо плюнула. Посмотри, во что эти люди нас превращают. - Он опять повернулся к женщине. - Где сын? Где твой сын, я тебя спрашиваю?! - Перводчик - приземистый бедуин с лычками старшего сержанта, открыл было рот, но Йоэль прервал его резким окриком. - Заткнись, она и так всё понимает!
- Зря он так. - Горячо зашептал мне на ухо Ицик, бывший магавник. - С матерями бесполезно работать. Они никогда ничего не скажут. Надо на отца давить, намекнуть, что дом снесём.
Я отвернулся и пошел к машине. Я понимал Йоэля. Он упустил шанс, и второго такого не будет. И теперь ему приходилось допрашивать эту женщину, и это было не то, ради чего мы приехали, это унижало его в собственных глазах, это было ниже достоинства офицера, и он был зол на себя, на неё, на ротного, на эту чёртову деревню с её узкими переулками.
- Ты не любишь своего сына! - донёсся сзади голос комбата. - Если бы ты его любила, ты бы сказала ему идти сдаваться. А теперь я его найду и принесу тебе в мешке, кусками! Ты его не любишь!

На входе работал Эдик с напарником. Эдик отмечал распылитилем красные кресты, а напарник замерял толщину стен и делал вид, что записывает размеры в блокнот. Время от времени Эдик щелкал пустым фотоаппаратом и тогда вспышка на мнгновение выхватывала из темноты хозяина дома, немигая смотревшего на это представление. Рядом стоял Хаим.
- Бульдозер, понимаешь? - медленно говорил он на иврите, словно надеясь, что старик его поймёт. - Бульдозер. И где вы жить будете? А всё из-за твоего сына. Молодой, горячая кровь, я понимаю. Но вы же страдать из-за него будете.

У полуторки я встретил Вадика с монтировкой в руках. За ним шел Давид из группы охраны автомобилей.
- Леон! - Заорал он увидев меня. - Он же пьяный! Он сейчас полуторку разворачивал, так с третьей попытки получилось, а до этого он её кругом на это, на триста шестьдесят градусов крутил, и всё понять не мог, че происходит.
- А куда он сейчас пошел-то? - В ответ за спиной раздался звон разбиваемой фары. Вадик стоял перед старым “Фордом Фиеста”, припаркованным сбоку от дома. В правой руке он держал монтировку, в левой - наполовину пустую бутылку.
- Ключей у них, понимаешь, нет. - Пробормотал Вадик и, размахнувшись, разбил вторую фару. - А если у них ключей нет, чья машина? - Он поставил на капот бутылку, положил рядом монтировку, и оглянувшись вокруг, кинул по-русски марроканцу Давиду:
- Ты из группы охраны, верно? Посторожи, будь другом.
Затем он извлёк из кармана некое подобие ножа Ледерман и аккуратно порезал шины “Форда”.
- Пидарас, бля. - Вадик забрал с капота бутылку с монтировкой и сунул их в руки Давиду. - Гнида, ты с кем связался? - Крикнул он “Форду”. - С русскими? Мы по-твоему что, лохи, бля? Ну ни хуя. Щас мы тя научим.
Ледерман снова очутился у него в руках и на капоте “Фиесты” появились три до боли знакомые нам с детства буквы.
- Всё, можно ехать. Командир, если что, я в кабине.
На обратном пути в узком переулке Вадик опять прижался к правой стороне, продираясь между стенами домов и машинами. На этот раз справа оказались машины. Те, кому повезло, остались без зеркал. Те, кому повезло меньше, наутро скорее всего поехали править погнутые двери и крылья.

Неделю спустя батльон дембелизовался. Но в радостной толпе возращавших экипировку мужиков невысокой, худощавой фигуры Вадима я не обнаружил. И только по пути в кабинет комбата на совещание “по итогам” я заметил его, жмущего руку незнакомому майору.
- Вадима видел? - зашептал мне на совещании Хаим. - Он меня попросил, и я всё устроил. Контракт, на 2 года. Водителем в части рядом с домом. Я ему сказал, чтобы он пил поменьше, и всё будет в порядке.
- Конечно, будет. Он классный водитель.

www.chestyle.ru/evreytor

Пробежка с президентом

Эту историю я прочитал в книге воспоминаний бывшего "морского котика" Дэнни Чокера по кличке "Змей"

В конце своей 20-летней карьеры в "Navy Seals" он был главным чифом (некомиссованным офицером) тренировочного центра "котиков" в Коронадо Бич, Калифорния.
Одной из забот у него было участие в подборе "котиков" для почетной и ответственной обязанности сопровождать президента США во время утренней пробежки по пляжу.

Оказывается, есть такая традиция, начавшаяся, кажется с Кеннеди, - когда президент прибывает в Ю. Калифорнию, он должен совершить утреннюю пробежку по пляжу в сопровождении "котиков". Таким образом Верховный Главнокомандующий подтверждает свое единение с личным составом.

О поездке президента обьявляют заранее, и волонтеры записываются в список. Офицеры к выбору счастливчиков отношения практически не имеют - все решают НСО (некомиссованные офицеры).
Обычно добровольцев намного больше чем нужно, и задача - отобрать "достойнейших из достойных".
Так вот, "Змей" пишет, что особенно много желающих было пробежаться с Рейганом. То ли любили его больше других, то ли ввиду своего почтенного возраста он далеко бегать не мог.

Проблемы другого рода возникли с избранием Билла Клинтона. Народная любовь тут же иссякла - никто не хотел записываться в добровольцы. А крайний срок подачи списка "котиков" в "сикрет сервис" уже подходил...
Но не зря прозвали главстаршину "Змеем"! Он вспомнил, что есть два инструктора, опоздавшие на занятия и посему податливые к шантажу. Он их вызвал к себе "на ковер", обрисовал ситуацию и предложил сделку - либо они идут "добровольно" на пробежку с "тефлоновым" Биллом, либо две субботы подряд заступают дежурными по части. Оба нарушителя с соблюдением всех воинских приличий послали главстаршину нафиг, развернулись и строевым шагом промаршировали из кабинета.
Однако их выдержки хватило ненадолго - перспектива 2 24-часовых дежурств в выходные не очень заманчива. Они по отдельности позвонили чифу, чтобы удостовериться, что цена пробежки - 2 дежурства, а не одно и... сдались.
Список вовремя ушел наверх, "амбразура" была закрыта.

Чтобы понимать шелест листвы, надо забыть язык уставов...