РОСКОШЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕНИЯ

По утрам шеф бывал не в духе. Ближе к обеду он, обыкновенно, добивался внутренней гармонии и уже не смотрел на подчиненных, как Вий, а в конце рабочего дня у него даже удавалось подписать какие-нибудь служебные бумаги. Но по понедельникам скверное настроение полковника Захарова принимало особо извращенные, клинические формы. Поскольку шеф из принципиальных соображений никогда не повышал голос и не употреблял привычных для русского человека выражений, то говорить ему приходилось как бы сквозь зубы, в буквальном смысле 'фильтруя базар'. По оперативным данным, такие удивительные скачки настроения шефу обеспечивала его боевая подруга. За выходные она умудрялась доводить нашего, в общем-то, незлобливого начальника до состояния тихого бешенства, и он являлся на службу, полный смертоносного административного яда. Поскольку у хорошего хозяина ничего не должно пропадать попусту, полковник Захаров по понедельникам проводил постановку задачи на неделю. От утренней сексуальной оргии, так же как от неизбежной зимней эпидемии гриппа, спасения не было.
В то утро обсуждали итоги прошедшей сессии и задачи на очередной семестр. Как всегда, итоги были неутешительными, собственно, никто этому и не удивлялся. Уникальность взглядов шефа на учебный процесс заключалась в том, что преобладание в ведомостях 'пятерок' означало низкую требовательность преподавателей, 'четверок' - их равнодушие к результатам экзаменов, а обилие 'троек' и 'двоек' - низкое качество проведения занятий. Какими должны быть результаты сессии, не знал никто. Совещание нужно было просто пересидеть, желательно, не высовываясь из амбразуры. Шеф нудно долдонил про 'вопиющее снижение среднего балла на 8 процентов', в кабинете, пропахшем застарелым табачным дымом и пылью, томились преподаватели, исподтишка поглядывая на часы, а за окном, на воле, с наслаждением дрались вороны.
Внезапно загрохотал телефон. Шеф недовольно снял трубку и тут же отодвинул ее от уха - мы отчетливо услышали всхлипы и рыдания.
- Что-что? Когда? Да, позавчера был на занятиях, нет, не звонил, не появлялся… Хорошо, понял, примем меры.
Начальник аккуратно положил трубку, искурил в две затяжки сигарету, и, ни к кому конкретно не обращаясь, произнес:
- Так, товарищи офицеры, пропал Гаврилыч, только что звонила его жена. Он уже двое суток не ночевал дома.
Теперь самое время рассказать, кто такой Гаврилыч.
Гаврилыч работал в нашей конторе полковником. Он давно разменял второй полтинник и который год уже готовился с тихим, счастливым вздохом уставшего человека отойти на дембель. От совершения этого мужественного поступка Гаврилыча удерживала полковничья зарплата и многолетняя привычка к пьянке 'под разговор'. Культуре употребления он уделял огромное внимание, считая мрачное, торопливое употребление первобытной дикостью.
- Единственная известная мне роскошь, - вещал эрудированный Гаврилыч, - это роскошь человеческого общения!
Пить с ним было сплошной мукой, потому что неистребимую болтливость Гаврилыч сочетал с чудовищно скверной дикцией. Когда-то он, решив сэкономить деньжат, отдал себя в руки военных стоматологов. Видимо, Гаврилыч тогда еще не был полковником, потому что военно-медицинские халтурщики, не боясь справедливого возмездия, поставили ему протез с зубами размера на два больше штатных. В силу этого ротовая полость Гаврилыча приобрела сходство с ковшом грейферного экскаватора. Периодически Гаврилыч терял над контроль над своим жевательным аппаратом, и неожиданно посередине фразы со стальным лязгом захлопывал рот.
Гаврилыч читал угрюмую дисциплину под названием 'Инженерно-авиационное обеспечение боевой подготовки частей и подразделений ВВС'. Особыми методическими изысками аудиторию он не баловал: перед началом лекции вывешивал в аудитории гигантский плакат и в течение двух часов аккуратно зачитывал его содержание. За всю лекцию Гаврилыч умудрялся ни разу не изменить интонацию, иногда казалось, что он даже не дышит. Кассеты с записью лекций Гаврилыча о мерах безопасности при работе на авиационной технике или, скажем, о классификации профилактических работ, смело можно было продавать в магазинах эзотерических товаров, выдавая за бурятское горловое пение. Спаренной лекции Гаврилыча не мог выдержать никто.
Для того, чтобы понять, как выглядел Гаврилыч, проведем мысленный эксперимент. Представим себе композитора Шаинского. Теперь нальем ему два стакана и наденем папаху. Сумели представить? Вот и замечательно, это и есть Гаврилыч. Кстати, перед окончанием рабочего дня он, в отличие от большинства офицеров, не переодевался в 'гражданку', считая, что дешевле носить спецодежду.
Стали вспоминать, кто видел Гаврилыча в пятницу последним. Выяснилось, что после окончания трудовой недели он собирался посетить любимое пивное заведение на Таганке.
- Нужно немедленно туда поехать! - оживился непьющий шеф, - может, его кто-нибудь из официанток там видел!
- Не выйдет - обломал шефа секретарь партбюро, - там одни автоматы. А из официанток там только уборщица, и та внятно только одну фразу произносит: 'Мужчина, дозвольте пену схлебнуть!'
- Да? А вы откуда знаете? - с брезгливым удивлением обернулся к нему шеф.
- Ну... - замялся партайгеноссе - рассказывали...
Самое интересное, что сказал он чистую правду: две недели назад мы всем педагогическим коллективом посещали это заведение, но парторг был уже настолько погружен в себя, что о своих подвигах узнал от нас назавтра.
- Лучше давайте попробуем в больницы позвонить, в морги...- попытался он перевести стрелку.
- Жена его уже все обзвонила - хмуро ответил шеф, - а вот куратору из КГБ позвонить придется, все-таки полковник пропал, двое суток - не шутки, попрошу потише!
После разговора с ГБ-шником настроение начальника кафедры достигло уровня абсолютного нуля. Казалось, от его замороженной физиономии, как от бака с жидким кислородом, отваливаются льдинки.
Поступим так, - начал шеф, как вдруг опять зазвонил телефон.
- Слушаю, полковник Захаров.... Это вы?!! Вы где? Как не знаете? Да? Так... Квартира пустая... Ясно.… Да, да... Постойте, а номер, номер на аппарате есть? С которого вы звоните! Да? Ну, так наденьте очки! Жду!
Мы затаили дыхание.
- Хорошо, записал. Ничего не предпринимайте, ждите!
Шеф положил трубку, обвел нас диким взглядом и доложил:
- Это Гаврилыч. Говорит, проснулся в какой-то чужой квартире, как попал туда, не помнит, входная дверь заперта, хозяев нет, и формы его тоже нет! Придется опять в Комитет звонить… - вздохнул он.
Через полчаса на КБ-шной 'мыльнице' в компании троих сотрудников 'конторы' мы ехали по адресу, вычисленному по телефонному номеру. Сотрудники были профессионально хмурыми, в одинаковых костюмах и чрезвычайно туго завязанных галстуках. Галстуки, впрочем, были разные.
Искомая квартира оказалась в новостройках, где-то в Текстильщиках. Поднялись наверх, один из ГБ-шников позвонил. За дверью завозились.
- Николай Гаврилович, это вы? - позвал шеф.
- Я, я-а-а-а! - завыло за дверью, - выпустите меня!
- Это он, - авторетно подтвердил шеф, - а как же мы дверь откроем?
- Это как раз не проблема, товарищ полковник,- вежливо ответил один из чекистов и встряхнул 'дипломатом' - откроем и закроем, дело нехитрое, но надо кого-то из ментов из отделения свидетелем взять, чтобы потом претензий не было.
Двое чекистов остались на лестнице, а мы с третьим поехали в отделение милиции.
Выслушав КГБ-шника дежурный по отделению сказал:
- Без проблем, надо, так надо. Сейчас участкового вызовем, он с вами поедет, какой адрес?
Тот назвал адрес.
- Опаньки! Стаканчик красненького с вас, товарищи офицеры! - почему-то обрадовался дежурный и крикнул вглубь помещения:
- Малыченко! Приведи из обезьянника этого лже-Нерона!
Лязгнула дверь камеры, и здоровеннй сержант вывел к нам тяжело похмельного мужичонку в расстегнутой полковничьей форме.
- Вот, вчера в пивнухе патруль забрал, - объяснил дежурный, наш постоянный клиент, только проспался. Из-за формы в 'трезвяк' не отправили, сначала разобраться решили.
- Ну-ка, объясни, где ты форму взял, а?
- Ну, дык, эта...- засуетился мужичок, прикрывая ладонью выхлоп - в пятницу познакомились с одним, пивка попили, потом водочки, это уже у меня значить, он откинулся быстро, а я хотел корешкам ради смеха в форме показаться... а вы меня... того... забрали, значить, а он там остался...
- Что ж ты его одного в пустой квартире-то запер?
- Как одного?! Там еще бутылка на кухне была...

ВОЙНА И МИР
(окончание)

- Курбанов, тревога! Заводи от дизеля! - машинально повторяю я и жму кнопку тревожной сигнализации. По 'точке' разносится дурной, насморочный рев. Бойцы с грохотом вываливаются из ленкомнаты.
По тревоге и на разведку погоды РЛС всегда запускают от дизелей, а в обычное время - от промышленной сети. По штату на каждую дизельную электростанцию положено два механика, но у меня на 6 дизелей маслопуп всего один, поэтому, чтобы уложиться в норматив, дизеля мы с ним заводим вдвоем, перебегая из станции в станцию, тем самым грубо нарушая одни руководящие документы, чтобы не нарушить другие. Армия есть армия. Цирк уехал, а клоуны задержались. Одни на 2 года, другие на 20 лет.
- Массу - включить, сектор газа - на три четверти, стартер нажать, обороты движка, частоту генератора - выставить… Я механически выполняю привычные операции, а в голову лезут всякие пакостные мысли. 'Тревога' среди бела дня - штука непонятная и поэтому неприятная. То есть, 'тревоги' у нас конечно бывают, и даже регулярно, но именно что регулярно, дежурный по связи всегда найдет случай позвонить и намекнуть, что, дескать, завтра - повнимательней. А тут - в 2 часа дня, ни с того, ни с сего… И обстановка нехорошая, только Андропов умер, замполит вчера на построении блажил о повышении бдительности, отражении угроз и все такое. Неужели, козлиная душа, накаркал войну?! И что теперь делать? Солдаты тоже почуяли, что дело нешуточное, вон, все нормативы перекрыли, уже дежурные средства включились, на минуту раньше, да когда такое было? Ладно, доложим.
- 'Коршун', я 'Дренаж'. К работе готов.
- Понял, 'Дренаж'. И отключился. Ну, блин! В сейфе у меня конверт лежит 'Порядок действий по тревоге', самое время в него заглянуть. Так-с... что у нас там?
1. Организовать охрану и оборону объекта.
2. Включить средства радиотехнического обеспечения полетов.
3. Дождаться прибытия старшего начальника и далее действовать по его указаниям.
Подивившись неизбывной мудрости штабных, я взялся за дело.
Проще всего было организовать охрану и оборону. Я нацепил кобуру с пистолетом, выдал Курбанову штык-нож и отправил его дежурить к калитке. Больше никаких сил и средств поражения противника в моем распоряжении не было, поэтому я решил, что пункт 1 выполнен и можно переходить к пункту 2. Дежурные средства у меня уже работали, но больше - не меньше! Через 10 минут на 'точке' все крутилось, вертелось и качалось, мигая красными фонарями, как в чешском луна-парке, только аттракционы были зеленого цвета и, из-за рева дизелей не слышно было детского смеха.
Хуже всего оказалось с выполнением пункта 3. По моим расчетам из гарнизона давно должна была придти машина с офицерами, солдатами отдыхающей смены, оружием, ОЗК, противогазами и прочей дребеденью, однако никто почему-то не приехал. Соответственно, выполнить главную задачу любого военного - переложить ответственность на плечи начальника я не мог. От этого на душе было совсем паршиво.
Кстати, а почему это дежурное звено не взлетело?! Очень интересно. Нет. Мужики, что-то очень хреновое происходит, очень хреновое, и спросить не у кого. Телевизор, после того, как наши агрегаты включились, не посмотришь, а радио у нас нет.
Разве что, дежурному по части позвонить? Правда, если что по-настоящему случилось, ему будем не до меня, но... попробуем.
- 'Кассета', набери 1-73.
- Дневальный за дежурного рядовой Хасянов!
- Дежурного позови.
- Он в штаб ушел...
- А помдеж где?
- Не знаю...
Вот так я и представлял себе начало войны. Сначала никто ни хрена не знает, а потом... а никакого потом не будет, не 41-й год!
Ладно, будем рассуждать логически. Ежели супостат захочет по нашему аэродрому вдарить, то с чего он начнет? Об атомной бомбе, всяких зарин-зоманах и прочих V-газах мы, товарищи, думать не будем, не хочется мне про них думать, нет у меня против них приема, стало быть, остается оружие обычное, вроде 'Шрайка'. Прилетит такой подарок ко мне на 'точку', выкопает котлован 2 на 3 и все - окончена ратная служба. Значит, бойцов пока из станций убираем, пусть за капониром посидят от греха, убежища-то нет на 'точке'. А я на себя все связи переключу и буду ждать.
Вызвал операторов из станций, прибежали, бледные, глаза по шесть копеек, тоже все понимают. Ладно. Будем ждать, делать все равно нечего. Я прикинул: ничего не смогу сделать! Машины в автопарке не на ходу, аккумуляторов половины нет, да у меня и водителей столько не наберется. Одну станцию сворачивать надо часов 8 полным расчетом, а у меня все бугры ими утыканы и солдат всего 12 человек. Хоть плачь или взрывай станции и уходи в партизаны! Гранат, кстати, тоже нет.
Тихо на аэродроме. В эфире тоже пусто, только дизеля ревут, да сервоприводы у высотомеров завывают. Прошел час. Ничего. Еще полчаса. И еще.
- 'Дренаж', я - 'Коршун', - ожил селектор в индикаторной машине.
- Ответил!!! - заорал я, чуть кнопку на микрофоне не проломил.
- Отбой, выключайся.
- Совсем? - тупо спрашиваю я.
- Совсем, - удивляются на КП, - ты что, заснул, что ли?
- Заснешь тут… А чего было-то?
- А тебе не сказали разве? Андропова хоронили, иностранные делегации разлетались. Управляло 'Внуково', а тебя для подстраховки включили… Всё, ушли борта, выключайся.
-Бля...

ВОЙНА И МИР
Я лежу на койке в комнате дежурного офицера. Койка появилась на свет, наверное, в эпоху динозавров и ее скелет украсил бы экспозицию палеонтологического музея. При малейшем движении она отвратительно лязгает, а железные кости впиваются в бока. Койка застелена липким бельем с черными расплывчатыми печатями. Подушка, похоже, набита древесными опилками, но парадоксально воняет псиной. Одеяло когда-то было синим, но теперь я бы определил его цвет как светло-черный. Родина постаралась, чтобы спать на ложе военно-воздушного Прокруста было невозможно. И правильно, нечего дрыхнуть, тащи службу, старлей!
Стараясь не шевелиться, я лежу на спине и разглядываю свои владения.
Справа от меня угрюмой глыбой на тонких тараканьих ножках высится сейф. Он окрашен суровой зеленой краской и больше всего похож на башню танка КВ. В таком сейфе можно спрятать половину библиотеки Ивана Грозного, небольшую атомную бомбу или золото партии, на любителя. На самом деле, ничего интересного внутри нет. На верхней полке лежит мой пистолет и три штык-ножа, один сломан. (Свинская собака рядовой Манкуш кидал его в забор и, конечно, нож обломился у самой рукоятки). Теперь придется выкатывать литр тыловикам, чтобы его списать. Но это проблемы ротного. Еще в сейфе лежит пара технических описаний, книга документация начальника смены и пакет с бутербродами. Сейф - единственное место на точке, куда не могут забраться крысы. Пока не могут. Однажды я по неопытности оставил бутерброды в 'дипломате'. Крысы прогрызли в нем дырку и устроили оргию. Оскверненный 'дипломат' пришлось выбросить.
На сейфе стоит бюст Вождя. Как и положено, он производит впечатление тяжелой и могучей глыбы марксистско-ленинской мысли. Но это обман: внутри бюст пустой. Его приволок на точку комсомолец части, готовясь к очередному политкарнавалу. В ленкомнате ему места не нашлось и теперь это забиркованное чудо торчит на сейфе. Один раз я чуть не нажил инфаркт - проснулся ночью и сослепу, без очков, увидел, что сверху на меня пялится белое и безглазое привидение. С тех пор ночью я на Ильича надеваю свою фуражку. Замполит увидит - убьет.
Сегодня полетов нет и делать нечего. За стенкой в ленкомнате бойцы смотрят аэробику, сопровождая каждое новое упражнение ведущей в купальнике сладострастными возгласами. Надо бы встать и разогнать их по станциям, но, во-первых, лениво, а, во-вторых, 'Не трогай технику в мирное время и она тебя в бою не подведет'. Радиолокаторы у нас старые и, чем меньше по ним шарят бойцы, тем спокойнее. Лучше я сам перед полетами посмотрю.
На 'точке' тихо и сонно. Где-то стучит дизель, у тумбочки переминается дневальный, в батарее булькает вода. Вдруг, боковым зрением у двери замечаю какое-то неположенное шевеление. Так, здравия желаю, у нас гости. Крыса. Сидит на пороге и нахально умывается. Крысы - наша беда. Летом их не видно, а зимой, как выпадет снег, эти твари лезут в тепло, к человеку. Жрут все, даже кабели и свечи для аварийного освещения, на шапке ротного отъели уши (у шефа привычка, закусывая, вытирать руки о шапку). Ну-с, что будем делать? Пистолет в сейфе, да и не попаду я в крысу из ПМ, пробовал уже... На столе только полевой телефон и серый кирпичик Уставов. ТА-57, конечно, тяжелее, но от него тянется кабель и вообще... Значит, как всегда. Медленно, не сводя глаз с цели, тянусь за книгой и резко без замаха швыряю. Крыса с негодующим писком переворачивается через голову и скачет в спальное помещение солдат. От удара передние лапы у нее бегут рысью, а задние - галопом. Уставам достается больше, часть страниц, наподобие листовок, рассыпается по комнате
- Дежурный! Дежурный! Де-жур-ный, твою мамашу!!!
- Трщ старший лейтенант, сержант Курбанов по вашему приказанию...
- Почему в расположении вверенного мне объекта крысы?!!
Курбанов видит, что я ору для порядка, его широкое лицо расплывается в хитрой улыбке:
- Очень умный зверь - крыса, ой какой умный! А хитрый какой, вот у нас в Ташкенте...
Рассуждения Курбаныча по крысиному вопросу внезапно прерывает треск телефона.
- Случаю, начальник дежурной смены!
- 'Дренаж', я 'Коршун'. Тревога! Как поняли? Тревога!
(Продолжение следует)

КОНТРОЛЬНАЯ СБОРКА

Периодически у командиров авиационной промышленности случались приступы бережливости, осложненные административной глупостью. Один раз в чьей-то руководящей голове родилась светлая мысль: заменить хлопчатобумажный брезент на синтетический. Приказ начальника - закон для подчиненного! Неукоснительно, точно и в срок! Быстро выяснилось, что новый брезент на морозе дубеет, чехол превращается в огромный парус и техник, расчехляя самолет, рискует из инженерно-технического состава попасть сразу в летно-подъемный. Кроме того, синтетический брезент страшно электризовался, в темноте по нему змеились самые настоящие молнии, а капризная электроника на самолетах дружно начала отдавать богу душу. Эксперимент признали неудачным. Потом экономили серебро, бериллиевую бронзу и трансформаторное железо.
Девятый вал экономии народного добра совпал с антиалкогольной компанией. Решили экономить спирт. Технологам было велено просмотреть все технологические карты и безжалостно сокращать расход.
Заводские, конечно, понимали безнадежность и даже опасность этой затеи. Ведь если гегемону урезать спиртовую пайку, то технике не достанется вообще ничего! С другой стороны, спирта на заводе было действительно много. Особое впечатление на слабых духом производила установка для мойки волноводов. Этот шедевр технологической мысли представлял собой обычную бытовую ванну, заполненную спиртом. Специально обученная тетя Маша полоскала в этой ванне причудливо изогнутые волноводы, а затем развешивала их для просушки. От разграбления установку спасала решетка из стальных прутьев; похожую я после видел в слоновнике московского зоопарка.
Возникла идея заменить этиловый спирт изопропиловым. С рабочими провели разъяснительную работу, каждый расписался за то, что он предупрежден о страшном вреде этого вещества для организма.
В первую же пятницу после начала эксперимента в проходной пал монтажник. Выяснилось, что действовал он по проверенной годами схеме: за четверть часа до окончания рабочего дня в организм вводился продукт с тем расчетом, что действие он окажет уже за проходной и можно будет спокойно догнаться пивом в ближайшей забегаловке.
Изопропиловый спирт, однако, сбил с ног экспериментатора значительно раньше расчетного времени. Рабочего откачали, но от применения суррогатов пришлось отказаться.
Тогда в заводоуправлении собрали совещание. Пряча глаза, главный технолог произнес речь, в которой призвал включиться в борьбу за экономию спирта. В принципе, все были 'за', но, как только дело доходило до конкретного изделия или цеха, консенсус волшебным образом пропадал. За каждый грамм огненной воды цеховые сражались отчаянно и беззаветно.
- Ну что ж, товарищи, - вздохнул технолог, - будем проводить контрольные сборки:
В цеху монтировали стойку шасси. По технологии на каждую стойку полагалось 250 гр. спирта, однако зачем и почему именно столько, было неясно.
Две злющие тетки - комиссия по экономии - уселись рядом с самолетом, не отрывая горящих глаз от банки со спиртом. Банка стояла тут же, на технологической тележке.
Сборщики сразу поняли, что у них хотят отнять. Спирт они пили по очереди, каждая стойка шасси была закреплена за определенным членом бригады. Из дому заранее приносился гигантский многоэтажный бутерброд, разбавляли - спасибо профсоюзу - из автомата с бесплатной охлажденной водой.
Комиссию нужно было как-то отвлечь. Пару раз над теткиными головами на тельфере провезли радиоприцел весом в полтонны. Серый ящик раскачивался, цепи жутковато скрипели, завывали электромоторы. Не помогло. Тогда в ход пошел запрещенный прием - пустили слух, что в заводскую кулинарию завезли венгерских потрошеных кур. Не сработало и это.
Оставалось последнее средство. За спиной у бойциц технологического фронта находился распределительный щит пневмоинструмента. Работяга, который в очереди на употребление стоял последним, незаметно подошел к нему и повернул вентиль.
Со змеиным шипением в бетонный пол ударила струя сжатого воздуха, смешанного с машинным маслом, пылью и мелким цеховым мусором. Спасая кримпленовые костюмы, тетки отскочили.
Когда вентиль был закрыт, причина шухера устранена, технологини обернулись к самолету и поняли, что игра сделана.
- А где спирт?! - возмущенно спросила одна.
- Дык: это: шток гидро: ци-лин-дра протирали, - с трудом ответил бригадир и зачем-то понюхал пук промасленной ветоши.
По его багровой физиономии катились слезы.

ШАР. ПРОСТО ШАР

Треск и шипение в эфире.
- 'Коршун' - 'Валторна'!
- 'Коршун', ответил...
- Азимут 227, удаление 120, цель одиночная, смотри!
- Понял, смотрю...
- 'Дренаж' - 'Коршун'!
- Ответил 'Дренаж'...
- 'Валторна' передает: азимут 227, удаление 120, цель одиночная!
- Выполняю...
-'Коршун' - 'Дренаж'. Нет там ни хрена...
- Как это нет?!
- А так, нет и все!
- Ладно...
Треск и шипение в эфире, наконец:
- 'Валторна' - 'Коршун'. Цель не наблюдаем! Слышь, Коль, а чего там?
- 'Коршун', блядь, когда научитесь в эфире работать, как полож...
Треск и шипение в эфире.
- Коль, то есть 'Валторна', хорош пиз... звонить, чего летит-то? Перелетчик?
- 'Коршун', цель боевая, бо-е-ва-я - как понял?! ПВО-шники только что передали.
О-па!
Тут надо пояснить. Это сейчас у нас скрестили ежа и ужа - ВВС и ПВО, а в советское время истребительная авиация ВВС и истребительная авиация ПВО жили по-разному. У ПВО-шников было боевое дежурство, на полосе всегда стояла пара-другая вооруженных истребителей, готовых в любой момент... ну, вы понимаете. А истребительная авиация ВВС во внутренних округах жила спокойной, размеренной жизнью. Шел 'нормальный процесс боевой учебы' - это наш комдив так говорил.
Ракеты на самолеты вешали только перед учебными стрельбами, то есть - два раза в год. В остальное время летали так. Во избежание.
И вдруг - нате вам. Боевая цель. Такой подлянки от братского ПВО никто, конечно, не ждал, просто не было раньше такого. Все, что летело не там, где надо и не туда, куда надо, ПВО-шники принуждали к посадке, а тем, кто не мог или не хотел самостоятельно сесть, вежливо помогали. А вот раз что-то не сработало.
Ну что ж, надо - так надо. На стоянке вокруг МИГ-29 заметались одичавшие от безделья оружейники, подогнали ТЗ, АПА, благо, что тот день был летный.
Между тем на КП полка обстановка раскалялась, так как вожделенную цель никак не удавалось засечь.
- 'Дренаж', где цель?!
- Не наблюдаю!
- Как это 'не наблюдаю'?! Да ты же фашист, у тебя руки по локоть в крови! Вот только приди на КП! Показывай давай!
- Да не вижу я его! Спроси хоть, что за цель-то? Он 'опознаванием' не отвечает!
- Ну, 'облученные', ети их!
- 'Валторна', что за цель?
- Шар воздушный, разведчик, ПВО-шники не смогли перехватить на Су-15, поднимайте 29-й!
- Не, ну в натуре, а сразу сказать было нельзя?! 'Дренаж', вырубай защиты!
- Понял, понял, уже вырубил. Вот он!
- Держи!!!
В те годы наши заклятые друзья из НАТО частенько присылали такие подарки. К воздушному шару крепился контейнер с разведстанцией, шар запускали откуда-то из Скандинавии. Империалисты умели подгадать так, что шар ветром могло протащить через всю европейскую часть СССР. Информация с разведстанции уходила на спутник. Обнаружить такой шар было очень сложно, потому что его несло ветром, а наши РЛС все нескоростные цели считали метеообразованиями и на индикатор не выводили. Если же отключить защиту - экран забивали метки от облаков, птиц (весной и осенью) и прочей ерунды.
Подготовка по тревоге закончилась, вздымая тучи брызг, по полосе с заполошным ревом турбин на форсаже промчался истребитель, чиркнул по бетону бледно-оранжевым факелом и ушел в низкие облака.
На КП облегченно вздохнули, но, как вскоре выяснилось, самое интересное было впереди. МИГ-29 тоже шар перехватить не мог! Раз за разом истребитель наводили на цель, опытный летчик убирал скорость до предела, рискуя свалить машину в штопор, но серый шар на фоне серого неба не видел. Не видел, и все тут!
К тому времени на КП полка уже объявился местный контрик по кличке 'Ласковый Толя', видно получил сигнал по своим каналам. Чекист ни во что не вмешивался, по обыкновению вежливо улыбаясь, но в зале управления как-то враз потянуло казематной сыростью.
В это время по трассе плелся 'грузовик' Ан-12. С отчаяния решили навести на шар его.
Командир транспортника, старый опытный майор, с истребителями спорить не стал - себе дороже обойдется - развернул свой сундук, сбросил скорость до минимума и почти сразу его штурман увидел цель. Под длинной серой сморщенной оболочкой, напоминавшей изделие ? 2, болтался серебристый ящик.
- 'Коршун', борт 118, цель наблюдаю, наблюдаю, как слышите?
- Сто восемнадцатый, что наблюдаешь?
- Да так, болтается какой-то гондон серый, госпринадлежность определить не могу. Сбить нечем. Прикажете таранить?
- 118-й, брось шутки шутить, Гастелло, бля! Не уходи от него, сейчас вертушка к тебе подойдет! - завопил оперативный.
Оранжевый ПСС-овский Ми-8, имея на борту лучшего стрелка полка - начфиза, присоединился к азартной охоте на вражину.
Начфиз быстро снял иллюминаторы по обоим бортам, закрепил в струбцинах автоматы и, отогнав боттехника, встал в двери пилотской кабины.
Сначала охотники увидели над собой серую тушу Ан-12 с включенными посадочными фарами, а потом и шар. Начфиз припал к АКМ. Загрохотали очереди. Кабина вертолета наполнилась пороховой кислятиной, под ногами катались стреляные гильзы, однако шар продолжал лететь. Начфиз помянул нехорошим словом матушку шара, международный империализм, а также агрессивный блок НАТО и сменил магазин.
Вскоре стало ясно, что ижевская сталь берет верх над буржуйской резиной. Шар, сначала медленно, а потом все быстрее, заскользил к земле.
- Завалили! Завалили! - обрадовано заорал пилот. - Иду домой.
- Куда домой?! - немедленно отреагировала бдительная земля - а подбирать кто будет?!
- А-а-а, его маму!!!
Вертолет сделал крутой вираж и прошел над точкой падения шара. Шара на земле не было.
- Куда он девался-то? - удивился пилот, - мы же его где-то здесь сбили, вон над тем трактором синим почти...
Шара не было. Сделали еще один круг. Пусто.
Скандал на КП принимал нешуточный оборот. Туда уже успел приехать генерал с синими петлицами и вовсю строил личный состав. Выяснилось, что Родине этот шар совершенно необходим и найти его нужно любой ценой.
Генерал принял на себя руководство операцией и развил бурную деятельность. Из ворот ближайшего мотострелецкого гарнизона потянулись 'Уралы' с солдатами для прочесывания местности, над подмосковными полями и перелесками с характерным свистящим стуком лопастей змейкой помчались 'крокодилы' Ми-24.
Слушай, - дернул пилота за куртку начфиз, - а где трактор-то? Может, шар крестьяне спионерили, пока ты тут петли закладывал? Ищем трактор!
Спустя 10 минут заметили синий трактор 'Беларусь', стоящий у околицы. Разгоряченный азартом погони пилот наплевал на меры безопасности и притёр вертолет рядом. Ближайшие заборы дружно завалились, копенка сена, накрытая брезентом, резво вспорхнула в воздух и отбыла в неизвестном направлении. Телефонные провода на столбах угрожающе завыли.
Начфиз с борттехником схватили автоматы и бросились к ближайшему сараю.
От могучего удара ногой дверь слетела с петель. На полу сарая лежала уже отрезанная оболочка шара, а на верстаке стоял серебристый контейнер. Деревенский умелец в засаленном ватнике уже подбирался к нему с ножовкой...