К сожалению, ничего достойного опубликования нам сегодня не прислали.

ПРОЩАНИЕ

Ночью подморозило, и воздух в парке был наполнен запахом разрезанного арбуза. Снег маленькими сугробами лежал на ветках и иногда с тихим шорохом осыпался - его стряхивали задумчивые вороны.
Замерзшие лужицы хрустели под ногами, следы на асфальте сразу темнели и затекали водой.
У Центрального Дома Советской Армии кучками стояли офицеры, тихонько разговаривали, курили, переминались с ноги на ногу. Организации посолиднее и побогаче выделили автобусы, некоторые приехали на своих машинах, но большинство добиралось на метро и теперь вынуждено было мерзнуть на улице, дожидаясь начала мероприятия.
В ЦДСА стоял гроб с телом маршала. На 11 часов было назначено прощание с умершим, вчера из штаба округа по частям прошла разнарядка - сколько человек выделить для прощания. Как всегда, штабные назначили время сбора с зазором в целый час, в Дом офицеров не пускали, музей был тоже закрыт. На площади Борьбы угловатой громадой разлеглось здание театра Советской Армии. По странной прихоти архитектора театр был построен в форме пятиконечной звезды, но увидеть это можно было разве что с самолета. Один взгляд на это сооружение вызывал чувство глухого раздражения и злости. Театр был тоже заперт.
- Надо бутылку взять, а то не достоимся, - внес предложение шеф, растирая озябшее ухо, - у кого сколько?
Гайдаровские реформы набирали обороты, социализм уже отменили, зарплаты военным платили нехотя и как бы 'сквозь зубы', поэтому денег едва хватило на бутылку сомнительной водки.
- Закусить у кого есть? - спросил пожилой преподаватель тактики ВВС, с трудом удерживая в руке мягкий стаканчик.
- А как же, - мрачно усмехнулся шеф и вытащил из кармана прозрачную коробочку, - 'Тик-Так'. В каждой таблетке всего две калории. Здорово, правда?!
Стакан скверной водки натощак не согрел, а только обжег пищевод и вызвал тяжелую икоту.
Через час на площади появился пехотный полковник с траурной повязкой на рукаве шинели. В руке он держал мегафон.
- Товарищи офицеры, становись! В колонну по одному! Слушать меня! Форма одежды - шинель стального цвета и фуражки! У кого повседневная шинель - выйти из строя! Несколько человек тут же вырвалось на волю и, прячась за автобусами, побежало в сторону метро 'Новослободская'. Два моряка в черных шинелях нерешительно топтались на месте.
- Офицеры флота - в строй! - разрешил их сомнения пехотинец.
- Проходим по одному, в дверях снимаем головной убор, равнение направо, выход с другой стороны, - командовал 'красный'.
- Идти медленно!
Длинная очередь потянулась к входу в здание.
- Кого хоть хороним-то? - спросил кто-то из очереди.
- Какая разница! - зло сплюнул на снег танкист, стоящий передо мной. - Ему все равно, а нам - тем более! Побыстрее бы пройти - и по домам!.
Наконец, хвост очереди вполз в двери. По грязной ковровой дорожке мы прошли в зал. Справа на постаменте стоял гроб. В головах застыли солдаты почетного караула с карабинами, один из них все время испуганно косился на покойного. За гробом в тени стояли какие-то люди, наверное, родственники. Совсем старенькая женщина - вдова - сидела на стуле возле самого гроба, вцепившись рукой в бортик и бессмысленными, остановившимися глазами смотрела в окно.
В динамиках хрипела траурная музыка. Пахло мокрым паркетом и еловой хвоей.
Невольно ускоряя шаг, мы вышли из зала. У закрытой двери стоял полковник-распорядитель. Он деловито посмотрел на часы, на секунду задумался а потом приказал:
- До конца прощания 10 минут, а очередь закончилась. На второй круг, шагом марш!

ШАР. ПРОСТО ШАР

Треск и шипение в эфире.
- 'Коршун' - 'Валторна'!
- 'Коршун', ответил...
- Азимут 227, удаление 120, цель одиночная, смотри!
- Понял, смотрю...
- 'Дренаж' - 'Коршун'!
- Ответил 'Дренаж'...
- 'Валторна' передает: азимут 227, удаление 120, цель одиночная!
- Выполняю...
-'Коршун' - 'Дренаж'. Нет там ни хрена...
- Как это нет?!
- А так, нет и все!
- Ладно...
Треск и шипение в эфире, наконец:
- 'Валторна' - 'Коршун'. Цель не наблюдаем! Слышь, Коль, а чего там?
- 'Коршун', блядь, когда научитесь в эфире работать, как полож...
Треск и шипение в эфире.
- Коль, то есть 'Валторна', хорош пиз... звонить, чего летит-то? Перелетчик?
- 'Коршун', цель боевая, бо-е-ва-я - как понял?! ПВО-шники только что передали.
О-па!
Тут надо пояснить. Это сейчас у нас скрестили ежа и ужа - ВВС и ПВО, а в советское время истребительная авиация ВВС и истребительная авиация ПВО жили по-разному. У ПВО-шников было боевое дежурство, на полосе всегда стояла пара-другая вооруженных истребителей, готовых в любой момент... ну, вы понимаете. А истребительная авиация ВВС во внутренних округах жила спокойной, размеренной жизнью. Шел 'нормальный процесс боевой учебы' - это наш комдив так говорил.
Ракеты на самолеты вешали только перед учебными стрельбами, то есть - два раза в год. В остальное время летали так. Во избежание.
И вдруг - нате вам. Боевая цель. Такой подлянки от братского ПВО никто, конечно, не ждал, просто не было раньше такого. Все, что летело не там, где надо и не туда, куда надо, ПВО-шники принуждали к посадке, а тем, кто не мог или не хотел самостоятельно сесть, вежливо помогали. А вот раз что-то не сработало.
Ну что ж, надо - так надо. На стоянке вокруг МИГ-29 заметались одичавшие от безделья оружейники, подогнали ТЗ, АПА, благо, что тот день был летный.
Между тем на КП полка обстановка раскалялась, так как вожделенную цель никак не удавалось засечь.
- 'Дренаж', где цель?!
- Не наблюдаю!
- Как это 'не наблюдаю'?! Да ты же фашист, у тебя руки по локоть в крови! Вот только приди на КП! Показывай давай!
- Да не вижу я его! Спроси хоть, что за цель-то? Он 'опознаванием' не отвечает!
- Ну, 'облученные', ети их!
- 'Валторна', что за цель?
- Шар воздушный, разведчик, ПВО-шники не смогли перехватить на Су-15, поднимайте 29-й!
- Не, ну в натуре, а сразу сказать было нельзя?! 'Дренаж', вырубай защиты!
- Понял, понял, уже вырубил. Вот он!
- Держи!!!
В те годы наши заклятые друзья из НАТО частенько присылали такие подарки. К воздушному шару крепился контейнер с разведстанцией, шар запускали откуда-то из Скандинавии. Империалисты умели подгадать так, что шар ветром могло протащить через всю европейскую часть СССР. Информация с разведстанции уходила на спутник. Обнаружить такой шар было очень сложно, потому что его несло ветром, а наши РЛС все нескоростные цели считали метеообразованиями и на индикатор не выводили. Если же отключить защиту - экран забивали метки от облаков, птиц (весной и осенью) и прочей ерунды.
Подготовка по тревоге закончилась, вздымая тучи брызг, по полосе с заполошным ревом турбин на форсаже промчался истребитель, чиркнул по бетону бледно-оранжевым факелом и ушел в низкие облака.
На КП облегченно вздохнули, но, как вскоре выяснилось, самое интересное было впереди. МИГ-29 тоже шар перехватить не мог! Раз за разом истребитель наводили на цель, опытный летчик убирал скорость до предела, рискуя свалить машину в штопор, но серый шар на фоне серого неба не видел. Не видел, и все тут!
К тому времени на КП полка уже объявился местный контрик по кличке 'Ласковый Толя', видно получил сигнал по своим каналам. Чекист ни во что не вмешивался, по обыкновению вежливо улыбаясь, но в зале управления как-то враз потянуло казематной сыростью.
В это время по трассе плелся 'грузовик' Ан-12. С отчаяния решили навести на шар его.
Командир транспортника, старый опытный майор, с истребителями спорить не стал - себе дороже обойдется - развернул свой сундук, сбросил скорость до минимума и почти сразу его штурман увидел цель. Под длинной серой сморщенной оболочкой, напоминавшей изделие ? 2, болтался серебристый ящик.
- 'Коршун', борт 118, цель наблюдаю, наблюдаю, как слышите?
- Сто восемнадцатый, что наблюдаешь?
- Да так, болтается какой-то гондон серый, госпринадлежность определить не могу. Сбить нечем. Прикажете таранить?
- 118-й, брось шутки шутить, Гастелло, бля! Не уходи от него, сейчас вертушка к тебе подойдет! - завопил оперативный.
Оранжевый ПСС-овский Ми-8, имея на борту лучшего стрелка полка - начфиза, присоединился к азартной охоте на вражину.
Начфиз быстро снял иллюминаторы по обоим бортам, закрепил в струбцинах автоматы и, отогнав боттехника, встал в двери пилотской кабины.
Сначала охотники увидели над собой серую тушу Ан-12 с включенными посадочными фарами, а потом и шар. Начфиз припал к АКМ. Загрохотали очереди. Кабина вертолета наполнилась пороховой кислятиной, под ногами катались стреляные гильзы, однако шар продолжал лететь. Начфиз помянул нехорошим словом матушку шара, международный империализм, а также агрессивный блок НАТО и сменил магазин.
Вскоре стало ясно, что ижевская сталь берет верх над буржуйской резиной. Шар, сначала медленно, а потом все быстрее, заскользил к земле.
- Завалили! Завалили! - обрадовано заорал пилот. - Иду домой.
- Куда домой?! - немедленно отреагировала бдительная земля - а подбирать кто будет?!
- А-а-а, его маму!!!
Вертолет сделал крутой вираж и прошел над точкой падения шара. Шара на земле не было.
- Куда он девался-то? - удивился пилот, - мы же его где-то здесь сбили, вон над тем трактором синим почти...
Шара не было. Сделали еще один круг. Пусто.
Скандал на КП принимал нешуточный оборот. Туда уже успел приехать генерал с синими петлицами и вовсю строил личный состав. Выяснилось, что Родине этот шар совершенно необходим и найти его нужно любой ценой.
Генерал принял на себя руководство операцией и развил бурную деятельность. Из ворот ближайшего мотострелецкого гарнизона потянулись 'Уралы' с солдатами для прочесывания местности, над подмосковными полями и перелесками с характерным свистящим стуком лопастей змейкой помчались 'крокодилы' Ми-24.
Слушай, - дернул пилота за куртку начфиз, - а где трактор-то? Может, шар крестьяне спионерили, пока ты тут петли закладывал? Ищем трактор!
Спустя 10 минут заметили синий трактор 'Беларусь', стоящий у околицы. Разгоряченный азартом погони пилот наплевал на меры безопасности и притёр вертолет рядом. Ближайшие заборы дружно завалились, копенка сена, накрытая брезентом, резво вспорхнула в воздух и отбыла в неизвестном направлении. Телефонные провода на столбах угрожающе завыли.
Начфиз с борттехником схватили автоматы и бросились к ближайшему сараю.
От могучего удара ногой дверь слетела с петель. На полу сарая лежала уже отрезанная оболочка шара, а на верстаке стоял серебристый контейнер. Деревенский умелец в засаленном ватнике уже подбирался к нему с ножовкой...

Геноссе Богоявленский
Мы сидели за столом в номере маленькой гарнизонной гостиницы. Стол был когда-то полированным, но центнеры порезанной на нем колбасы, киловаттные кипятильники и сотни открытых об углы пивных бутылок превратили столешницу в подобие странной географической карты. На ней были свои материки, острова и белые пятна. Вместо скатерти мы накрыли мебельного уродца старыми штурманскими картами. Это придавало пьянке военную значимость, казалось, что мы двигаем по столу не стаканы с местной водкой, колбасу и помидоры, а полки, дивизии и даже корпуса.
Употребление организовал майор Геннадий Богоявленский по случаю приезда нашего шефа - полковника Мешонкина, которого народ, ясное дело, за глаза звал Мошонкиным. По легенде товарищ полковник Мошонкин должен был проверить, как мы проводим войковые испытания новой авиационной техники, а фактически приехал бесконтрольно попить водки и убедиться в том, что Генка - Геноссе жив, здоров и относительно трезв.
Майор Геннадий Богоявленский был личностью поистине уникальной. Размах и масштабы произведенных им за время службы безобразий были сравнимы с бесчинствами, которые творили древние греки при осаде Трои.
Счет его боевых побед открывал строгий выговор 'за организацию пьянки среди старших офицеров'. Это был знак свыше, определивший Генкину судьбу.
Как ни странно, специалистом Геноссе был хорошим и окончил Академию без Золотой медали только потому, что необдуманно склонил к близости дочку начальника курса. Когда страшная, как вся наша воинская служба, девица осознала, что на ней не собираются жениться, она устроила отцу скандал. Рыдая и размазывая по лицу остатки красоты, барышня повторяла: 'Пусть он женится, пусть он женится!'. Максимум, что смог сделать несостоявшийся тесть, это заныкать Генкину медаль.
Когда капитан Богоявленский омайорился, то есть стал, по его выражению, офицером, которого 'нельзя послать на х#й сразу', он пил три дня, причем третий день был ознаменован попыткой напоить комендантский патруль на Киевском вокзале.
Охреневшие от такой борзости 'бараны' от употребления не отказались, но, в свою очередь, предложили продолжить банкет на Красноказарменной. На следующий день шефу пришлось ехать объясняться в комендатуру, звонить в штаб округа, словом, всячески унижаться перед 'красными', чтобы 'вытащить Фокса с кича'.
На свободе Гена бил трясущимися руками себя в грудь, хрипел, что 'это больше никогда не повторится', шмыгал сломанным в какой-то давней курсантской драке носом и всячески изображал осознание и раскаяние.
А еще Гена Богоявленский был бабником. Женщина ему нужна была всегда. Когда не удавалось познакомиться с кем-нибудь на танцах 'Для тех, кому за 30', Гена обращался за помошью к дежурным по этажу, буфетчицам или зачморенным доработчицам с авиационного завода. Каждый вечер Гена выпивал бутылку водки и уходил на блуд. Утром, часа в 4, влезал в окно, шумно чистил зубы, мылся и ложился спать. Утром все начиналось сначала.
Так было и в тот раз. Обнаружив, что водка закончилась, Гена пожелал нам 'приятного вечера', заявил, что его ждут, и ловко выпрыгнул в окно. Вечером дверью он обыкновенно не пользовался, вероятно, чтобы не терять сноровки.
Под утро Геноссе, испытывая приятную тяжесть в чреслах, влез в окно и в темноте, наугад стал пробираться к своей койке. Он рассчитывал часа 3 - 4 поспать, потом похмелиться, потом сбегать на аэродром, а потом… Потом плановая система хозяйствования в очередной раз дала сбой, потому что койка оказалась занятой.
- Неужели она, зло#бучая, и сюда забралась? - похолодел Гена и щелкнул зажигалкой.
В его постели мирно спал Мошонкин. Шеф решил сэкономить и переночевать в нашем номере, используя пустующую койку.
У медиков есть термин - 'состояние полиневрической обезьяны'. Это когда человек пьян настолько, что реагирует только на простейшие раздражители: свет, тепло, холод… Насчет полиневричности Мешонкина ничего определенного сказать не могу, но на обезьяну он был опреденно похож. На старую, облезлую, безобразную обезьяну, которая нагло дрыхла на гениной койке, обнимая подушку длинными лапами. Левая лапа, густо поросшая черным, спутанным мехом, свесилась почти до пола, на ней светился диск 'Командирских' часов…
- Эк набубенился, - лицемерно вздохнул Гена, - а еще полковник. - Как бы энурез его не прохватил, пропал тогда матрац!
Аккуратно перекатив спящего шефа на бок, Гена выдернул из-под него матрац, оставив ему простынь, постелил на пол и улегся.
В соответствии с неотвратимым, как судьба, законом похмелья, первым проснулся тот, кто вчера выпил больше всех, то есть - Мошонкин.
Издавая тоскливые, нечленораздельные стоны, он сполз с койки и начал греметь бутылками, в рассуждении похмелиться. Остальные тоже проснулись и внимательно следили за движениями сутулой полковничьей фигуры, чтобы во время упасть на хвост. Проверив всю посуду и убедившись, что ему махнула крылом птица Обломинго, дядя Петя жалобно вздохнул и обернулся в надежде, что мы разделим его горе.
Гена, который в это время чистил зубы, взглянул на шефа и подавился зубной щеткой: живот полковника Мешонкина был, как панцирь черепахи, разрисован квадратами и кружками сетки продавленной армейской койки.
Шеф запеленговал Генку по придушенному бульканью и тут в его затуманенном сознании ожил офицер-воспитатель.
Скандальная фигура в мятых сатиновых трусах внезапно преобразилась, расправила плечи, скрипнув невидимой портупеей, и гулким басом вопросила:
- Геннадий Викторович, почему вы отсутствовали в течение ночи в расположении гостиницы?!

По диким степям Забайкалья
Это солдат в армии служит по принципу: 'Масло съели - день прошел…'. А у офицера принципы совсем другие. Нет, конечно, 'от зарплаты - до зарплаты' или 'от пьянки до похмелья' тоже со счетов сбрасывать нельзя, но главный, основополагающий - 'от проверки - до проверки'. Потому что сначала к проверке готовятся, потом - устраняют недостатки, выявленные комиссией, потом готовятся к приезду комиссии, проверяющей уже устранение выявленных предыдущей комиссией недостатков, потом…
Вся армия прикована к этому бесконечному колесу и, подобно ослу у среднеазиатского колодца, уныло и безнадежно из года в год ходит по кругу проверок.
Проверки бывают полугодовые, годовые, плановые, и внеплановые. Но самые разрушительные по своим последствиям - комплексные проверки. Это когда стадо полковников с разноцветными петлицами налетает на беззащитную войсковую часть и начинает ее проверять. В извращенной форме. С особым цинизмом. В высоких штабах особенно любят делать так, чтобы авиацию проверяла пехота. Мотострельцы вообще любят всех проверять, потому что они точно знают, как НАДО. Как НЕ НАДО, они, впрочем, тоже отлично знают.
На КДП с трудом заволакивает пузо красный полковник, долго, сморщившись от шума, наблюдает за полетами, а потом заявляет командиру:
- Слушай, - (обращение на 'вы' этот сорт граждан не признает), - хуевый ты методист!
- Почему, товарищ полковник?
- Ну, вот, смотри: у тебя один самолет сел там, другой - здесь… Непорядок! А ты прикажи поперек полосы белой краской черту нанести, и пусть на нее и садятся!
А еще проверяющие очень любят пьянствовать на халяву. У командира выхода нет: не будешь поить - поставят 'удовл' и через месяц опять заявятся, будешь поить - поставят 'хорошо', но в своем штабе расскажут, дескать, проверяли мы тут одних, поляну метнули - по люксу! Ну, у штабных загораются глаза и самые предприимчивые начинают морщить репу: 'А чего мы у них еще не проверяли? Секретку вроде проверяли, моб. готовность - тоже… О! Пожарную безопасность забыли! И вот, вся орава прыгает по тачанкам и - все сначала.
Полковым, конечно, трудно, но и проверяющим тоже нелегко. Неопытный проверяющий может нарыть такого, что потом не закопаешь и экскаватором, а археологические раскопки продолжит уже военная прокуратура.
Опять же, если часть за две проверки подряд получит 'отлично', то командира положено представлять к ордену, который, ясное дело, никто не даст. Словом, одна морока. Обычно председатель комиссии перед началом проверки идет на прием в Самый Высокий Кабинет, где и получает указания: как и что проверять, какую оценку можно поставить, а какую - ни-ни.
И вот, такая комиссия нагрянула в забытый богом мотострелецкий полк в Забайкалье. Освященная годами процедура проверки плавно разматывается. Строгая, но доброжелательная комиссия, стараясь не уронить себя в глазах проверяемых чрезмерно ранним переходом к пьянке, заслушала командира, провела строевой смотр, сбор по тревоге и теперь по всем канонам военного искусства должна поступить команда на обед. По плану командира полка обед должен плавно перерасти в культурное, а по отбытии председателя комиссии, и в малокультурное мероприятие, но… председатель молчит. Соблюдая субординацию, молчит и командир, молчат штабные. Члены комиссии, как вороны на помойке, уныло роются в боевых документах, потихоньку сглатывая голодную слюну.
Проверяющим откровенно скучно, проверяемые нервничают, все с отвращением пьют какую-то сомнительную минеральную воду, вызывающую неудержимые позывы на мочеиспускание. Все идет не так! Неужели сверху поступила команда на оценку № 2?!
Самый молодой из проверяющих, только из Академии, вертит в руках схемы управления огнем. Он защищал диплом по боевому применению самоходных минометов 'Нона', получил 'отлично' и теперь ему хочется похвастаться перед строевыми офицерами.
- Товарищ полковник, а у вас 'Ноны' есть? - обращается он к командиру полка.
Пожилой командир, который последние 15 лет читает только 'Советский спорт', о каких-то 'Нонах' слышит впервые. Несколько секунд он напряженно раздумывает, затем лицо его расплывается понимающей улыбкой:
- Ну-у, сейчас нет, но, это… вечером в городе ресторан откроется, так мы их, того, обязательно приведем!