НИЧЬЯ
2.
...Это всегда начинается одинаково. Заход на посадку прямо на стоянку, - привычная тряска на снижении, машина по-птичьи приседает в воздухе, касается двумя точками ребристого железа настила, опускает нос, разворачивается на месте, покачиваясь. Как хорошо пахнет! - красным закатом, пылью, горячим железом, керосином, порохом - дыши, дыши, вдруг все опять исчезнет! Быстрым шагом он идет к модулю напрямик, подлезая под колючкой, провисшей меж покосившихся столбов, пересекая вечерний плац между модулями, уже бегом мимо крыльца оружейки... Сколько лет прошло, а здесь ничего не изменилось! Навстречу: «А ты кто?». «Конь в пальто! Ребята, езжайте домой, снова мы работаем!». Сейчас только брошу вещи в свою комнату - и на ужин, наверное, уже все наши собрались!
И от такого счастья - вернулся! - он просыпается и недоуменно таращится в незнакомую темноту - где все, ведь только что... А обратно уже никак не нырнуть - твердость прошлого бетонна. Но если не открывать глаза, можно ненадолго продлить, представляя, что, протянув руку к изголовью, нащупаешь часы с десятком мелодий, одна из которых пиликает сейчас на самых тонких струнах твоей сонной души. Всего четыре утра, но пора вставать. Снова начинается день, который длится уже много лет...
Перед восходом здесь так тихо, что скрежет песка под ногами отдается эхом в дальних горах. Взяв оружие, борттехник, зевая, идет на стоянку. Спотыкаясь в кромешной тьме и матерясь, он нашаривает руками проход в ограждении из колючей проволоки (если промахнуться и войти в колючку, можно повалить весь шаткий ряд столбов, не говоря уже о царапинах и порванном комбезе), двигается правым крюком, чтобы не упасть в невидимый окоп между ним и его машиной. Открывает дверь - нутро вертолета дышит вчерашним жаром - привычным виртуозно-кривым движением ставит стремянку, поднимается в салон. Сзади уже слышны голоса летчиков - АНО быстрей включай, ни хера не видно, где ты там!
Молочно светят плафоны, в черных стеклах отражается кабина. Сумрачный двойник поднимает руки, пальцы привычно пробегают по клавиатуре приборной доски. Машина просыпается: загораются зеленые транспаранты, жужжат насосы, щелкают реле за панелями, еще ночной ветерок задувает в открытые блистера, запах влажной от росы пыли смешивается с сигаретным дымом. Прорвался в спящий эфир гнусавый выкрик речевого информатора, и ударом по тумблеру борттехник оборвал его.
Свист первого двигателя вплетается в гудение турбоагрегата, перекрывает его - лопасти тронулись и заскользили, набирая скорость. Вертолет раскачивается, жуя резину, размах колебаний уже становится опасным, но рев усиливается, лопасти сливаются в стеклянный, огненно очерченный диск, и болтанка сворачивается. Машина лишь мелко дрожит под бешеным вихрем винта, нетерпеливо ожидая приказа. Легкое движение ручки - и она плавно встала на пуанты, загарцевала, звеняще легка, едва касаясь колесами земли.
...Гаснут лампы, и за окнами обнажается серая вода рассвета. Они уходят в столовую, и ненаигравшаяся машина жалобно потрескивает вслед остывающими лопатками турбин. Потерпи, милая, - это всего лишь пробный запуск, пробуждение - после завтрака мы дадим тебе волю.
Огромный ангар летной столовой - три ряда четырехместных столиков, под потолком гудят кондиционеры. Все еще спят, только два экипажа, идущие на свободную охоту, тихо входят в гулкий пустой ангар, как в утренний храм, рассаживаются за два средних столика, повесив автоматы на спинки стульев. Нас мало, и официантки еще не устали, они добры и приветливы, они еще видят наши лица, разговаривают с нами, шутят и смеются, касаясь мягкими ладонями наших плеч и голов. Это не ангар столовой в чужой стране, а утренняя кухня, где мужикам накрывают на стол их теплые со сна любовницы, провожая в дорогу.
- Схожу за чаем - говорит, поднимаясь, борттехник. Сердце его колотится. Он заходит за кулисы и встречает... Но, уворачиваясь от его рук: «Здесь нельзя, увидят, не задерживайся, - вручая чайник и подталкивая к выходу. - После обеда жди...».

Взлетели азимутом на север, прошли над кишлаком. На плоских крышах еще спали люди, - проснувшись от налетевшего грохота, они хватали ожившие одеяла и держали, пока цепкий ветер не улетел дальше. Во дворах метались ослы, вытянув морды трубой и взбрыкивая задними ногами.
Битым стеклом вспыхнула речка, мягко вильнул мелкий каньон, и вертолеты вырвались в пустыню, пуская вскачь трехтысячеголовые табуны своих сил. Они стелились над землей парой гончих, и рядом, не отставая, летели трепещущие голубым шелком тени. Ветер врывался в открытые блистера и гулял по кабине, встающее солнце скачками неслось по изломанной вершине хребта. У подножия гор вилась белая река бетонки - вдруг отклонившись, она выбежала в пустыню и устремилась вперед, к встающим на горизонте скальным воротам. Одиноким жуком полз по дороге цветастый автобус, - завидев летящую навстречу пару, жук прикинулся мертвым, - и, поддаваясь всегдашнему соблазну, вертолеты снизились, прижимаясь к дороге, касаясь бетона шнурами заземления, сравнялись с автобусом в росте и перепрыгнули его по очереди.
Уходя от дороги в пустыню, спросим: разве они летели? Скажем так: земля, тронувшись у горизонта, сливалась под ногами в тугой, головокружительно гудящий пучок песчаных струн (мелькнула басовая булыжника), и только ветер в лицо через осколочную дырку в лобовом стекле, легкая тряска от дисбаланса лопастей да перегрузки на виражах говорили, что это их полет - а иначе сознание не вынесет жуткого движения сорвавшейся с места неуправляемой планеты, водопада земли и неба, который рушился навстречу. А гул двигателей позволяет подобрать любую музыку - только задайте канву мелодии и ритма, и ваш мозг сам соберет из этой бездонной коллекции гармоник все необходимое - конечно же, могучее, классическое - например, заигранный сегодня «Шторм» - но, как понимает автор, тогда двигатели исполняли именно его! Я не удивлюсь, если окажется, что Вивальди вывозил на вертолете сам дьявол - так отчетлив и несомненен звук лопастей, свист уходящих нурсов, и взрывы! Это невероятно! - думает ошеломленный автор, снимая наушники.
А чего стоит слалом между холмов, когда машина скользит змейкой, лопасти рубят воздух у самых склонов, стригут траву и гонят вверх камни. Пока вертолет петляет по распадкам, его можно только услышать, но и звук обманчив, - холмы размножают его, скрывая истинное направление, и если случится встреча, у вертолета будет первый ход и лишний темп. Такие встречи в этих лабиринтах бывали не раз, - из-за поворота прямо в лоб выскакивали люди с оружием, уже встревоженные нарастающим со всех сторон шумом винтов, - выскакивали и столбенели перед ревущим, бликующим стеклами чудовищем, которое неслось на них на высоте их роста, - и так, столбами, не пытаясь поднять оружие, валились ничком, чтобы не получить прямой в голову резиновым кулаком шасси, чтобы не быть размазанными по голубому днищу, как воробьи. Они валились, а борттехник уже стрелял, зная, что иначе пули вопьются в беззащитный тыл машины, и последствия слепоудачного попадания в одно из сухожилий вертолета будут ужасны в безманевренной тесноте холмов (самое легкое: кабина, хрупко и слизисто чмокнув, как брошенное в стену яйцо, с лету врезается в не успевший отпрыгнуть бугор). Интеллигентская привычка не бить в морду первым сошла на нет сразу же после первого удивления - ну ни хера себе, мы же не трогали тебя, урод!

Кстати, о местных жителях. Люди здесь смуглы, красивы и воинственны. Время ползет песчаным барханом, и скучающие племена, чтобы хоть как-то разнообразить свое бытие, иногда нападают друг на друга. Они рады, когда к ним приходит большая война - как большая вода, - это желанный гость в стране вечного покоя. Здесь проявляется весь спектр их души - от гостеприимного радушия до вероломства и фанатичного зверства, от бескорыстного самопожертвования до алчности и продажного предательства. Их дети большеглазы, сообразительны, подвижны. Они попрошайничают, гримасничают и воруют. Они бегают по бескрайним маковым полям, собирая на штаны опиумную пыль (проносясь над ними, грозим пальцами), они скатывают ее в грязные шарики и продают их нашим солдатам.
К детям постарше не рекомендуется поворачиваться спиной. Но и в этой возрастной категории есть свои прелести. Девчонки в больших кишлаках не закрывают лиц и красят ноготки на пальчиках рук и ног красным, и за ними хочется идти долго, глядя на их косички, острые плечи, на их платья, расписанные Климтом, на прозрачные, стрекозиного крыла шаровары, на их пыльные пятки. Они могут завести такого как я куда угодно. И обычно я иду на поводу - в камуфляже с закатанными рукавами, с автоматом на плече, с пистолетом в нагрудном кармане, чувствуя своими ребрами чугунные ребрышки гранаты, - иду, ободряемый ее вертлявостью, ее крупнозубой улыбкой из-за плеча, - иду, прекрасно зная, что меня аккуратно и хитро ведут, ловят глупого губастого гунна на чудного живца, на воображаемого смуглого горячего гольца (слышишь это гу-гу-гу, это ого-го-го?! - так проявляются перебои с кровоснабжением). Тем не менее, несмотря на все мои знания и подозрения, хочется отбросить прочь наши племенные распри и воскликнуть, доставая из-за пазухи жемчуга и кораллы: о, моя юная туземка, сестра Суламиты, оставь же свои кровожадные планы, веди меня в прохладные покои, я очень богат, я дам тебе все, что ты пожелаешь, в моих клыках накопилось столько сладкого яда - как у давно не доеной кобры, - так дай мне вкусить от зеленой грозди твоей, дай отравить тебя невиданной нежностью...
Но сегодня у тебя нет повода идти у нее на поводу. Это всего лишь авторские воспоминания. О чем же думает борттехник, глядя на ствол пулемета, рассекающий горячий воздух пустыни?

(Продолжение следует).

Были «паркетного» крейсера-55 или «мисс Америка»

Два советских флотских старших лейтенанта самым нахальным образом топтали землю вероятного противника. Правда, оккупационных планов они не строили, а всего лишь, не торопясь, возвращались на свой корабль, пришедший во Флориду с официальным дружественным визитом. За прошедшие с момента швартовки к американскому берегу пять суток новизна ощущений несколько спала, дневной зной уже казался невыносимым, показное дружелюбие американцев, не несущее за собой ни малейших обязательств, раздражало, вкус «Колы» приелся, а гамбургеры, оказавшиеся на деле на редкость противным, похоже, пластмассовым комбикормом, вообще вызывали стойкий рвотный рефлекс. Огорчал и тот немаловажный и удивительный факт, что даже после двухмесячного плавания американские женщины в подавляющем большинстве своём вызывали у крейсерских офицеров вместо поклонения у наиболее интеллигентных или вожделения у самых грубых исключительно чувства, весьма близкие к реакции на гамбургеры. Рассуждениями о том, чем вызвано повальное телесное убожество слабого пола Нового континента и скрашивали себе дорогу наши герои, благо, даже услышав их, аборигены из-за незнания русского языка вряд ли что-нибудь поняли:
- Всё-таки это форменный кошмар, - возмущался один из офицеров, - Излучение что ли какое-то в этом полушарии так влияет? Посмотри - ведь глазу остановиться не на ком. Неужели по всей Америке только такие уродки бродят? Я, конечно, не утверждаю, что в Союзе - одни красавицы. Но всё же по Сев-ску идешь - девки кругом как минимум миловидные, а каждая не вторая, так пятая - действительно симпатичная. Весьма и весьма, - он погрузился в сладкие воспоминания.
- Ты нашел с чем сравнивать. У нас же как-никак - естественный отбор, - с гордостью хохотнул его товарищ, - Лейтенанты со всей страны каких жен везут? Пра-а-а-а-вильно - тех самых симпатичных. Так что в Сев-ске число красавиц на квадратный метр куда выше среднего.
- Физиономии - ладно, может, эталон красоты у них свой, нам непонятный, - согласился старлей, - Но ты только глянь, - мимо как раз величаво проплывала живописная группка моложавых дам, жирные телеса которых смело выпирали во все стороны из-под весёленьких топиков и коротких юбочек. - Так ведь и импотентом стать недолго, как таких ужасов насмотришься.
- Это всё от питания, как его там, неэконом..., тьфу ты, неэкологичного, - авторитетно заявил друг, - Вчера после фуршета Лёха у нашего советника с женой гидом работал...
- Во! Ты эту жену видал? Картинка! Супер! Сразу видно - наша, - оживился собеседник, вспоминая отличающуюся редкой красотой гостью, но приятель не дал себя перебить:
- Так вот, классным мужиком этот советник оказался. И жена - нормальная баба. Они о многом с Лёхой трепались, и про эту темку говорили. Якобы, американкам главное - удачно замуж выйти. А потом они за собой совершенно следить перестают. Незачем, мол. Муж и так обеспечивает, а захочет развестись - жена всё состояние отсудит в счет компенсации морального ущерба.
Офицеры ненадолго замолкли, обдумывая незавидную участь американских мужчин.
- Я теперь понял, - тяжело вздохнул один, - что все эти голливудские «звёзды» потому бешеные деньги получают, что их здесь в Америке таких более-менее симпатичных - одна на миллион.
- Так уж и на миллион, - не согласился товарищ, - Вон вчера ж я видел, заходила на борт такая негритяночка в бирюзовом платьице. И личико, и фигурка - всё при ней.
- Ага, заходила. Чуть не все офицеры вокруг вились. Димон потом говорил, хотел по такому случаю даже запись в вахтенном журнале сделать. Единственная симпатичная девчонка за его суточное дежурство по кораблю, а ведь по палубе, наверное, сколько-то тысяч народа прошло.
- Позавчера, говорят, тоже красивенькая одна заходила...
- Угу, слышал. Говорили, полька-эмигрантка, - офицер поднял взгляд и замер на полувздохе. Из-за поворота навстречу неожиданно вышла компания ярко, но легко одетых по местной моде шести девушек, явно опровергающая его выводы.
- Смотри, смотри какие девки, - радостно толкнул он локтем друга, - И талия - не пунктиром, и спереди есть к чему прижаться, и сзади есть за что ухватиться. А ножки-то, ножки!
Девушки уже были в нескольких шагах.
- Слу-у-у-шай, - радостно протянул второй старлей, - а они ещё и симпатичненькие. Вон та брюнеточка очень даже ничего. И рыженькая вполне. Да обе рыженьких.
Компании поравнялись и уже расходились, как вдруг:
- Мальчики, - громом среди ясного неба прозвучал нежный голосок, - а вы на той улице были, там магазинов джинсовой одежды не видели?
Офицеры замерли как вкопанные и медленно повернулись. В двух шагах за их спинами выжидающе стояли встреченные красавицы.
- Ребят, - посчитав, что её вопрос не расслышали, повторила одна из девушек, - в той стороне магазина джинсовой одежды не видели? Нами говорили, где-то в этом квартале он вроде должен быть, а мы уж всё вдоль и поперек исходили, никак найти не можем.
- Не-е-е-т, не видели, - выдавил один из старлеев.
- Жаль, не успеем уже найти, - брюнетка озабоченно посмотрела на часики и лукаво улыбнулась, - ну что, товарищи офицеры, проводите тогда девушек на корабль?
- На корабль?!?!?! - не поверили своим ушам офицеры.
- Ну да, на корабль, только на наш, - рассмеялись девушки, - Мы же с "Днестра", танкера, что вместе с вами пришел.

Пляж

Навеяло рассказом про немецкий бассейн.

Жаркий июльский день в Севастополе. От жары уже кажется, что плавится асфальт. Даже море не освежает, а лишь на какое-то время спасает от раскаленного воздуха, но для этого надо попасть на пляж. Мне из севастопольских нравится Учкуевка, да, немного далековато, зато песочек и открытое море, и что немаловажно - народу в будни не очень много. А вот и местечко совсем безлюдное. Ой, хорошо-то как - вот так лечь, и ни о чем не думать, просто загорать и балдеть от всего этого - теплого моря, жаркого солнца, горячего песка и главное, никто не мешает. Черт, сглазил, местечко понравилось не только мне. Навороченный джип въехал почти прямо на песок, еще чуть-чуть - и моя подстилка оказалась бы у него под колесом. Вроде на въезде на пляж висит «кирпич», ага, ну, для таких мордоворотов «кирпич» не указ, разве что по голове бить долго-долго, но тут нужен как минимум огнеупорный, простой не справится. Братаны приехали не одни, к гайкам и цепурам голдовым прилагались две фифы, которые решили, что загорать топлесс это очень круто. Их честный пятый размер был представлен не всеобщее обозрение, но особо желающих пялится не было, так как наткнувшись взглядом на лица конкретных пацанов, любой здравомыслящий проходивший мимо человек спешил отвести свой нескромный взор от новорусских подружек. Да, видимо, отдыха уже не получится, колонки джипа на полную громкость стали изрыгать какой-то блатняк, иногда его перекрывали совсем не тихие разговоры джиповой компании, не считавшей нужным делать тайну из своего общения. Ну вот, в перерыве между очередным «Сижу на нарах» и «Всё чики-поки, пацаны» вклинился до боли знакомый звук, хе, да это же Шишига невдалеке задом сдаёт, водила, что ли, решил искупнуться. Да нет, вовсе даже не водила, точнее, водила тоже, но не один. Из кузова наконец-то припарковавшийся машины один за одним выскочили десятка три матросов в просторных синих робах. Все как положено, под руководством старшего лейтенанта, сложили укладки возле выстроенных в рядок прогар и в своих синих трусах по колено (чесслово, никогда не слышал про табельные плавки) было двинулись в сторону моря, но тут их внимание привлек групповой портрет возле джипа. Рассевшись аккурат кольцом вокруг неожиданно засмущавшихся девушек, они стали самым внимательным образом рассматривать ничем не скрытые прелести. Вылезшие из моря кавалеры топлессирующих дам, увидев эту идиллическую картинку, впали в состояние, близкое к ступору. Лица и до того явно без печати мудрости, приняли совсем уж дебильное выражение. Через какое-то время вычислив загоравшего в сторонке старлея по тропической пилотке, попытались «порешать»:
- Слышь, братан, ты эта...
Что «эта» сформулировать не получалось. Старлей внимательно и даже где-то сочувственно смотрел на собеседников, но беседа как-то не клеилась. Махнув рукой и вернувшись к своим спутницам, хлопцы пробурчали, что-то типа:
-Чего разнагишались, собирайтесь, поехали...
Джип уехал искать более цивильное в прямом смысле место, унося с собой «Владимирский централ» и другие нетленки вместе с недозагоревшими бюстами. Стало тихо, я показал старлею большой палец и продолжал наслаждаться отдыхом.

Однажды в Америке...

Во время съемок фильма "Повелитель Прибоя" Барбара Стрейзанд не смогла расположить к себе обитателей Бьюфорта (Юж. Каролина), где поселилась. Она сняла себе для жилья старинный дом и немедленно воздвигла вокруг 3-х метровый глухой забор.

Однажды утром около 6 часов ее разбудил рев реактивных самолетов, взлетевших с авиабазы неподалеку (дело происходило во время "Бури в Пустыне").

Разгневанная Барбара позвонила командиру базы, высказала неудовольствие (в классических голливудских идиомах "чтоб тебя" и "черт побери") и выразила надежду что "это" в "такое время" больше не повторится.

Полковник на другом конце провода взял под козырек и четко доложил:

- Уверяю Вас мэм, меры будут приняты! - после чего он также четко положил трубку.

Следующим утром самолеты взлетели в 5:00