НИЧЬЯ
5.
Автор, ну вы-то хоть не забывайте, где мы летим, и чем чреваты мечты за пулеметом! Пока ваш герой предавался воспоминаниям, пара уже вышла в район работы. Если позволите, всего несколько кадров поцарапанного, ссохшегося 8-миллиметрового целлулоида...(Кстати, кто-нибудь знает, как проще перевести пленку в «цифру»?).
- Спишь, что ли, мать-перемать! - заорал командир. - Крути стволом, блядь! Справа смотри, куда пялишься?
Машина легла в крен, земля встала справа стеной. По вертикальной земле карабкались полусогнутые солдаты, наперерез вертолету тянулись два черных шлейфа. Глаза уколола искра, стекла вдруг радужно запотели, - борттехник машинально протянул руку, чтобы протереть, но понял, что их опылило керосином из разорванной аорты ведущего. Сквозь жирный туман был виден белый кометный хвост скользящего боком вертолета.
- Теряю керосин, фонтан в салоне, - сказал ведущий. - Пошел на точку. Если сможешь, помоги отрезанным от группы - видишь черные камни, они там. И потом догоняй. Я сейчас запрошу подкрепление. Тут не меньше пары с десантурой нужно. Оборзели...

Едва не чиркнув колесами по земле, вертолет выскочил из пике - тела сжались пружинами - и с натужным ревом вошел в разворот с набором. Они разворачивались на духовскую позицию. На мгновение окна посерели, в кабине запахло горящей резиной, лобовые стекла покрылись хлопьями черной копоти. Щетки дворников заелозили, размазывая грязь.
Борттехник нажал на гашетки, - сейчас главное, чтобы внизу увидели пулеметный огонь. Пулемет лил свинец, песок кипел желтой лужей в дождь, люди перекатываясь, ползли за камни. Вертолет замер, перевалился на нос - пулемет вздернул ствол, плеснув огнем в горизонт, борттехник рывком вернул очередь вниз. Машина пикировала с нарастающим воем, несколько камней пыхали дымками в ревущее солнце, но борттехник бил в камни, пренебрегая этими плевками, зная, что встречные трассы огибают вертолет испуганными птицами, - если вообще летят, а не разбрызгиваются вкривь и вкось из трясущихся стволов. Вертолет вздрогнул, споткнувшись, в кабину ворвалось шипение, - сошли с направляющих эрэсы, и внизу, в не осевшей еще пыльной мути, кривым шахматным порядком расцвели черные, с острыми рваными лепестками, быстро склубились, легли под ветер...
Борттехник заметил, что жмет на гашетки молчащего пулемета - кончилась лента. Он поднял крышку ствольной коробки, обжег пальцы, не почувствовал ожога, наклонился, вытянул ленту из нового цинка и начал вставлять ее в дымящееся нутро пулемета. Глаза слезились от порохового угара, сердце задыхалось в саднящей груди, пулемет дышал малиновым жаром. Оранжевая плоскость земли, встав на дыбы, разворачивалась, и над ней, высунувшись в блистер, висел правак с автоматом. Они заходили на посадку.

Два удара сзади слились в один. Борттехник не испугался - так часто падала на виражах стремянка в грузовой кабине. Но сейчас машину мотануло, бросило вверх, командир выругался, заерзал, двигая педалями. Рулевой винт не откликался. Земля, ускоряясь, понеслась по кругу, внизу мелькнули два бойца, замершие с открытыми ртами и поднятыми руками.
- Пиздец! - это правый.
- Руби движки! - это командир. - Сгруппировались, щас ебнемся.
Борттехник привстал, перегибаясь назад, поднял руки, рванул краны останова, ударил пальцами по тумблерам аккумуляторов. Вертолет провалился в свистящую тишину, его вращение замедлилось. Стекло под ногами беззвучно лопнуло, взорвавшись пылью, сиденье садануло в копчик. Борттехник подлетел, ударился коленом о пулемет и макушкой - о центральную приборную панель, - и мир вспыхнул негативом.

...Сквозь вату и звон в ушах - далекие автоматный треск и пулеметный стук, на шее и за воротником липко, голова как расколотый орех, шевелитесь, вашу мать, вон к той скале, за камни, оружие не забудьте, сигналки, держи портфель, где у тебя гранаты, а вы что смотрите, военные, мы у вас погостим немного...
Они бегут.
И зря они так торопились.
- Возьми этих двух недобитков, вернись, снимите с борта кормовой, забыл я про него, а то хули мы с одними обрезами... Все цинки возьмите. Если у духов гранатомета нет, с пулеметом еще продержимся за камнями... И растяжку на дверь не забудь!

Трое вернулись к борту - он стоял как собака у забора, чуть подавшись носом вперед и задрав правый пневматик - передняя стойка провалилась в грунт, ее скрутило. Борттехник нагрузил солдат пулеметом и цинками, они тяжело побежали назад. Он задержался, устанавливая на ручку двери растяжку, выполз через командирский блистер, обогнул нос вертолета - и вздрогнул от неожиданности, хотя ожидал...
Человек прыгнул вбок и скрылся за большим камнем. При его рывке палец сам дернул спусковой крючок, автомат ужасно загрохотал, очередь взбила пыль и, развернувшись запоздалым веером, отколола от камня кусок. Борттехник не переставал давить на спуск, создавая битое поле, и сейчас сознание жило только очередью, которая должна быть нескончаемой, как воздух. И когда хлестнула и зазвенела оборванной струной тишина, камень качнулся, заметался, удаляясь, заворачивая по кругу за спину; руки мелькнули перед глазами, ударились в пыль, оттолкнули вставшую перед лицом землю; камни скачками понеслись навстречу, уворачиваясь, разбегаясь в стороны, внезапно выскакивая и пугая сердце человеческим контуром...

- Ну ты мельник, бля, - опуская автомат, сказал встревоженный командир, увидев его, белого от пыли, с бешеными глазами. - Чего стрелял?
- Там уже духи, - сказал борттехник. - Один был точно. Может, разведчик...
Отстегнул пустой магазин, потряс зачем-то возле уха, как спичечный коробок, бросил на землю. Подумал, подобрал, вставил обратно. Достал пистолет, попытался передернуть затвор, - и не смог. Лихорадочно тянул, скользя потными пальцами по ребристому металлу.
- С предохранителя-то сними, - сказал командир. - И нахуя тебе пистоль - застрелиться? Хватай пулемет, а то солдатики его сейчас сломают - им тока дай.
- Во попали, ебаный в рот, - сказал правак. - И как это вы, товарищи мудаки, от основной группы оторвались? И где сама эта долбаная группа - собирается нас вытаскивать, или как?
- Или как, - сказал командир. - Забыл, зачем прилетели? Их вытаскивать. Мы - их... Они там основные силы на себя завязали. Но сейчас на нашу падаль гиены набегут, это уж точно... Только бы Петрович дотянул - может нас хватятся. Да в любом случае должны «мессера» прилететь...

Борттехник лежал, установив перед собой пулемет, и, нервно зевая, похлопывал по его черному тяжелому телу. Хорошо, что есть пулемет, - что бы они делали с одними автоматами, - из их оскопленных стволов нельзя послать очередь дальше ста метров, - не говоря уже о кучности, пули будут тыкаться в упругую грудь жертвы шариками из промакашки и застревать в черных волосах (так учили тяжелые сны).
Вдалеке, в лабиринте изъеденного песчаного плато трещали автоматы, что-то бабахнуло, запрыгало по горам ломаным эхом...
Ему показалось, что камни впереди зашевелились. Он надавил на пластину механического спуска, выпустил длинную очередь, толку от которой, будь кто в камнях, было мало,- безногий пулемет бился как эпилептик. Тут же три испуганных автомата рядом задолбили, разрывая уши.
- Чего пугаешь? - сказал командир, отплевываясь и всматриваясь. - Там никого нет. А где они, вообще? - Он посмотрел вверх, на край обрыва. - На голову нам свалятся, что ли? Ничего не понимаю, лучше бы пришли уже! Или нам туда идти? Хрен его знает, где там кто...

Звон в ушах нарастал. Муха басовито гудела, ее звук переливался зеленым перламутром. Это еще не было точным знанием, это было сильнее, - как предчувствие неоткрытого еще туза, когда натягиваешь по миллиметру, касаясь глазами краешка рисунка и ликуя под маской невозмутимости, даешь дальше, много даешь... Он повернул голову, посмотрел на перевал - искоса, как натягивал карту, готовый принять отсутствие туза без сожаления, - и увидел четыре темные точки. Вдруг онемели ноги: острые прежде камни под коленями теперь кололи тупо, как сквозь ватные штаны. Он увидел, как вспыхивают на лишайном склоне горы блики лобовых остеклений.
Их сигнальную ракету заметили. От группы отделился один вертолет прикрытия и пошел к ним; следом устремился второй. Вертолеты неумолимо росли, миражно дрожащие в облаке выхлопа, с узкими, хищно вытянутыми глазастыми мордами, с тяжелыми ракетными блоками под короткими скошенными крыльями - уже были различимы красные головки управляемых ракет и гондолы с пушками.
- А вот и наш Бонд прилетел! - сказал командир, щурясь из-под ладони. - Еще орденок поимеет - да хрен с ним, за нас и Героя не жалко, а, товарищи бздуны? - и он весело толкнул борттехника в бок. - Лишь бы в нас не зарядил, он же потом думает!
Пара «мессеров» не снижая скорости, разделилась, вертолеты подпрыгнули и отработали нурсами по лабиринту, где вела бой основная группа, и по обрыву, под которым лежали окруженные. В лабиринте разбилась черная океанская волна, он забурлил, затрещало, как в печке, - там все кипело, и над грязной, с кровавыми прожилками, пеной пузырьками взлетали и падали камни. Сверху - череда разрывов, земля задергалась, на головы посыпался песок. Вертолеты сделали круг и, проходя над ними, успокаивающе покачали крыльями. Дайте только добраться до вас, и я вылижу всю копоть с ваших боков... Мелькнули на вираже длинные драконьи брюха, пара ушла к лабиринту и, не доходя, открыла огонь из пушек. Возбужденно крутя задранными хвостами, драконы кашляли и плевались огнем и белым дымом, очереди скрещивались, фокусируясь на невидимом пятачке, выжигая, перепахивая его.
Пара «восьмерок» уже летела к ним. Ведущий приземлился у самого лабиринта, и было видно, как высыпали из двери солдаты в касках и бронежилетах, побежали, пригибаясь и разворачиваясь в цепь; пулеметные расчеты залегали, снова вставали и бежали за автоматчиками, - взвод углубился в камни. Второй борт заходил на посадку, полого снижаясь. Он завис неподалеку. Ревя винтами и показывая голубое, в грязных потеках брюхо, опустился и мягко запрыгал на камнях.

...Солдаты бродили среди камней и собирали оружие убитых. Иногда раздавался выстрел, щелкая по горам пастушьим кнутом. Борттехник сидел в жаркой тени и курил очень горькую сигарету, постоянно сплевывая сухую пыльную горечь. Пальцы дрожали.

Пока грузились, два «мессера» кружили по окрестностям, рыскали, опустив носы и постреливая из пушек. Возвращались на 16-м борту, оставив свой покалеченный под охраной солдат. Борттехнику было плохо. Болела грудь - компрессионный удар, - болела и кружилась голова. Выпитая из чьей-то фляжки теплая вода застряла в груди граненым металлическим стержнем, - ему было неудобно в своем теле, оно было не своим, а снятым с чьего-то бешеного плеча. Дух жаждал покоя и спокойного ликования, но для тела покой был мучителен, оно гудело, его распирало изнутри, как глубоководную рыбу, поднятую в тихие, просвеченные зеленым солнцем воды поверхности. Хотелось потерять сознание. Вертолет заложил вираж, к горлу подступила тошнота, холодно взмокло лицо. Он встал, прошел на створки. Задернув за собой тяжелые стеганые шторы, нашарил в жаркой темноте ведро, - в нем тускло блеснуло редукторное масло. «Извините», - подумал борттехник, и его больно вырвало несчастным глотком воды прямо в масло. Пока не перестало трясти, сидел на бардачке у кормового пулемета и, подняв голову, смотрел в черный проем люка - там двигались тросы тяг, там бешено крутился вал трансмиссии, и воровской лучик недвижно лежал на его боку.

(Продолжение следует).

Были «паркетного» крейсера N60 или «Люмьер в опасности»

- Я убью его! Я задушу этого Люмьера недоделанного своими собственными руками! И меня оправдают! - командир БЧ-2 капитан 3-го ранга Николай К. метался от иллюминатора к столу, бросая кровожадные взгляды на дверь.
Сидящие в каюте друзья-офицеры сочувственно молчали. Безвременная гибель старшины 2-й статьи Андрейчика, произвольно включенного ракетчиком в достойную семью изобретателей кино, казалась им неотвратимой и по большому счету заслуженной.
- Мечта всей жизни! - продолжал изливать душу кап-три, - Такой шанс! Ведь больше такое никогда не повторится. А этот долбанный Спилберг... - и офицер вновь начал пересказывать товарищам свою невесёлую историю.
Коля с детства любил спорт. Олимпийских высот не достиг, но зато перепробовал массу видов от настольного тенниса до экзотического для 70-х годов сётокан-карате. Не обошел он вниманием и такую всенародно любимую игру, как хоккей, в который даже играл за городскую сборную. Несмотря на многочисленные соблазны, даже в годы курсантской учебы и последующей службы на кораблях Северного Флота Николай не изменил здоровому образу жизни, продолжая в меру сил и возможностей заниматься физкультурой, из-за чего частенько служил мишенью для иронических подколок не столь озабоченных своим здоровьем офицеров. После швартовки «паркетного» крейсера в канадской военно-морской базе - Галифаксе, командир БЧ-2 опять развеселил своих товарищей, объявив о желании осуществить заветную мечту всех хоккеистов мира - скрестить клюшки с признанными специалистами этой игры, канадскими спортсменами. Впрочем, когда неожиданно для всех в плане мероприятий официального визита обнаружилось посещение российскими гостями местного Дворца ледового спорта, казалось бы несбыточная мечта ракетчика на глазах начала обретать реальность. Путём изощренных интриг Николай добился того, чтобы именно он возглавил отправляющуюся на каток группу моряков. Вниманию россиян предлагался хоккейный матч на первенство провинции, в котором выступала команда военно-морских сил Канады. Неизвестно, то ли на канадцев произвела впечатление искренность горячих просьб офицера, то ли они просто постеснялись отказать гостю, но вопреки всем регламентам и правилам Николай добился разрешения ненадолго выйти на лёд в составе команды пусть не НХЛ, но настоящих канадских моряков. Запечатлеть этот исторический момент была призвана старенькая узкопленочная кинокамера, заранее взятая по такому случаю во временное пользование у командира БЧ-7.
- ...и прикиньте, - продолжал жаловаться товарищам на несправедливость этой жизни Николай, - ведь Андрейчик, этот Эйзенштейн грёбаный сам вызвался. Я, говорит, в фотокружке занимался, экспонирование изучал, сумею. Я ж ему русским языком заранее сказал, что буду под номером восемь играть. Во-семь! Обещанную четверть часа откатался, подъезжаю к трибунам, а этот контуженный Феллини заявляет: «Ой, а я всю дорогу игрока под номером «семь» снимал!» И ещё лыбится, Ромм хренов. Хотел его прямо там на месте клюшкой и прибить, да канадский суд пожалел лишней работой грузить. А сейчас - убью.
- Коль, - тихонько протянул в несмелой попытке предотвратить смертоубийство командир БЧ-7, владелец кинокамеры, - а давай хоть посмотрим, что он там наснимал. Может ты тоже в кадр попадал. Ну, вдруг?
Захватив предусмотрительно запасенные химикаты, друзья отправились в фотолабораторию. Томительные часы проявки и сушки киноплёнки наконец подошли к концу, и офицеры вновь собрались в каюте ракетчика перед импровизированным экраном. Перипетии хоккейного матча мгновенно захватили азартных зрителей. На экране все пятнадцать минут безраздельно властвовал «седьмой номер». Он демонстрировал виртуозное владение клюшкой, подхватывал безнадежные пасы, сам делал меткие передачи, не отступал в силовой борьбе, а затем вообще неожиданным финтом обманув защитников, выкатился с шайбой один на один с вратарем.
- Давай, бей! Чего ждешь?! - вскочил со стула возбужденный Николай.
Нападающий практически укатился за ворота, но вдруг неимоверным образом крутнулся вокруг собственной оси и перекинул шайбу через клюшку замешкавшегося вратаря в створ ворот.
- А-а-а! Шайба!!! Гол! - дружно взревела каюта.
Фильм оборвался, по экрану побежали серые полосы.
- А ведь «седьмой» ростом как раз с меня, - задумчиво заговорил первым Николай, - Да и вообще комплекция такая же. Лица под шлемом не разглядишь, - К-2 решительно тряхнул головой, - Ладно, пусть Андрейчик, Мельес этот конченный, дальше жизни радуется. Буду всем рассказывать, что это я под седьмым номером был. Тем более что я как раз футболку с «семеркой» у него на память выменял.

О дисциплине

Считают некоторые несознательные товарищи будто авиация и дисциплина - понятия несовместимые. «Вопрос о дисциплине - очень важный вопрос, У нас ее заметно не хватает» - дезинформирует трудовую общественность Вадим Захаров; «когда Бог порядок раздавал, авиация в воздухе была» - отзывается народная мудрость. Нет, я не спорю - может, дисциплины в авиации и поменьше чем, скажем, у славных строителей - военных созидателей, но есть она, как тот пресловутый суслик в поле, есть - нужно только знать где искать и как ловить. Вот сейчас мы ее и поймаем. А еще лучше - постоим в сторонке, как по сроку службы положено, покурим - пока другие для нас ее отыщут...

Чтобы не огорчать утомленного многолетней переноской тягот и лишений дежурного курсант, проигнорировав существование КПП, скромно вернулся через забор. Из увольнения. Побитый. Гражданскими...
В казарме оживились.
Собиравшиеся тихонько попить огненной воды сержанты неожиданно для себя, но в соответствии с субординацией, оказались в роли дознавателей:
- Где?..
В таком-то парке, на такой-то аллее.
Ага, знакомые места, недалеко... Настанет сегодня кому-то жопа, будет людям в белых халатах работы...
- Кто?..
Сыны кавказских гор, с полдесятка. Шел спокойно, никого не трогал, подошли, стали задевать, слово за слово, избили, срывали погоны, кричали что... гм, сексом занимались со славными Военно-Воздушными Силами России. В извращенных формах. Причем активными были именно горцы. Та-а-ак, это уже не жопа - это уже пиздец. Полный.
- Давно?!!
Нет, только что, из парка сразу в училище.
Сборы были недолгими. Сводный - пошли все, кто успел узнать о произошедшем, не различая факультеты и курсы - отряд мстителей, чтобы не расстраивать своих офицеров раньше времени, тоже предпочел не рекламировать исчезновение с территории училища.
Неторопливые местные троллейбусы добираются до парка минут за десять; колонна курсантов справилась с этим значительно быстрее. Сначала на указанную аллею, потом - чтобы случайно не пропустить нападавших, ведь могли они за прошедшее время куда-то отойти - на соседние...
Побоище, поначалу носившее ярко выраженный националистический характер, очень скоро стало гораздо интернациональнее - чтобы получить в организм повреждения достаточно было соблюдения четырех условий: а) быть мужского пола; б) не в военной форме, в) еще держаться на ногах и г) что-то вякать против. Умные милиционеры, оценив размах происходящего, смешались с зелеными насаждениями; глупые попытались вмешаться и тоже смешались с зелеными насаждениями, но уже не совсем добровольно.
Но ведь неспроста говорят, что Красную Армию погубит связь - успел кто-то вызвать подкрепление. Услышав приближающиеся звуки сирен курсанты насторожились. Битва с превосходящими и лучше вооруженными силами правоохранительного органа в генеральный план сражения не входила.
- Отходим!
Вновь построившись колонной курсанты, без труда прорвав кольцо окружения (в основном, виртуальное), отступили к училищу. Погоня - как же обойтись без нее? - благоразумно держалась на почтительном расстоянии, а проползя полкилометра со скоростью страдающей жестоким похмельем черепахи вовсе отстала, опасаясь засады. Внутренний орган помнил, что Красную Армию губит только связь и конкуренцию ей в этом деле составить трудно.
Связь не подвела.
На разбор похода примчались все - начальник училища, особисты, комендатура, милиция, черти лысые... пожалуй, только санэпидемстанция с пожарными почему-то не приехали - а может, и приехали, но их на КПП не пропустили. Слетелись орлы печень жадно клевать...
И только старый милицейский полковник сказал задумчиво:
- А еще говорят что в авиации порядка нет. Строем пришли, перебили все живое, по команде строем ушли... СРАЗУ ВИДНО - ДИСЦИПЛИНА!..