Кумжа

Если что то заметил, присмотрись: шевелится - отдай честь, не шевелится - красить!
(Одна из флотских истин)

Мероприятие, о котором пойдет речь, имело место всегда, везде, и в любых вооруженных силах всех времен и народов. Конечно, со временем оно сильно видоизменилось. И если Александр Невский, проверяя наточенность меча у дружинника, имел понятие о чем идет речь, то согласитесь, авиатор, инспектирующий подводную лодку, вызывает некоторое недоумение. Невольно вспоминается случай, когда в наше училище приехал проверяющий. Генерал армии, танкист, заслуженнейший офицер, с первого до последнего дня прошедший Великую Отечественную, гулял со свитой по училищу. Состояние классов, аудиторий, технической базы ему понравилось, он остался очень доволен. Особенно чистотой и порядком. Под занавес его завели в музей училища, рассказать о истории и выпускниках. Там, рассматривая модели атомоходов, генерал очень разволновался. Его занимал всего один вопрос. А ну как в море враг на лодку на абордаж полезет? Чем отбиваться будете? То, что корабль мгновенно погрузится, бывалого вояку не устраивало. Привыкший бросать танковые клинья в прорыв, генерал бегства с поля боя не признавал. Ни на какие доводы не реагировал, и под конец в сердцах посоветовал установить на лодке хотя бы КПВТ. Начальник училища, вице-адмирал, член-корреспондент Академии наук, написавший десятки книг по ядерной физике, попал в затруднение. Он понятия не имел, что такое КПВТ. После недолгого замешательства адмирал увел разговор в сторону. Невзначай напомнив о банкете, адмирал сослался на проектные организации: это их дело, мы только готовим подводников, но соображения генерала он обязательно сообщит куда следует. С таким решением генерал смирился и убыл на банкет. Окольными путями у адъютанта военноначальника попытались узнать, что же это за штука такая - КПВТ? Удивлению того не было предела. Чтобы офицеры в таких высоких чинах и не знали элементарного? Да ведь КПВТ - это крупнокалиберный пулемет Владимирова танковый! Реакцию ветеранов-подводников опустим...
Вернемся к теме. Мероприятие под чудным названием «Кумжа» - несколько иное. Больше показ товара лицом, чем отчет о проделанном. Но все равно интересно. Раз в год весной, как правило, в Западной Лице на уровне министерства Обороны проводят смотрины. К пирсам со всего Северного флота сгоняют лодки всех возможных проектов. От атомоходов до дизелюх. По одной из серии. Надводников готовят в Североморске. В назначенную дату самолеты выбрасывают на Кольскую землю десант из выпускников академии Генштаба. Заплесневевшим в кабинетах офицерам за трое суток предстоит познакомиться с флотом хотя бы в общих чертах. Чтобы, доросши до маршальских звезд, иметь понятие, кого посылаешь в бой. У большинства выпускников знакомство с кораблями до этого ограничивалось телевизором и рассказами друзей. Теперь же, кто с детским восторгом, кто с генеральским апломбом они устремляются на показуху. Железные игрушки посмотреть, да пользуясь флотским гостеприимством пропустить стопарик-другой.
Для подводников среднего звена «Кумжа» - дело хлопотное, для командования - прибыльное. Больших погонов на «Кумже» шастает много. Показать свой корабль в наивыгоднейшем свете- прямая дорога наверх. Пусть заметят и запомнят. Вот тут- то командование из штанов и выпрыгивает, кто на что горазд.
Драили корабль суток трое без передыха. Беспрецедентно. До кругов в глазах. Весь экипаж вымыли, постригли, переодели в новое РБ, пришили белые больничные воротнички и осмотрели вплоть до ушей. Выкрасили и почистили все, на что может упасть взгляд. Вечером, осматривая РПК в последний раз, командир приметил недостаточно приемлемую покраску рубочного люка и люков 1 и 10 отсеков. Возражений, что краска к утру не высохнет, командир не принял. Постановил: красить и точка! Загнанный экипаж бросился устранять замечание, удовлетворенный обходом командир - спать.
Подъем произвели на час раньше. Спешно позавтракали. Две трети экипажа усадили в автобус и от греха подальше увезли в поселок. Чтобы не отсвечивали. Пусть погуляют и не путаются под ногами. На борту осталась инициативная команда по встрече, состоящая из группы «К», вахты, командиров отсеков и, естественно, службы снабжения.
В девять утра показуха началась. Экскурсантов было много, и шли они в три потока. Группы вели оба старпома и помощник. Первая компания состояла преимущественно из космонавтов, и вел их большой старпом. Спустившись через рубочный люк в ЦП, поглазев на приборы и в перископ, поцокав языком, выпускники шли в первый отсек рассматривать торпеды. Насмотревшись на оружие, звездопроходцы через весь корабль шли в корму и из десятого отсека выходили наверх. Во втором отсеке командир приглашал наиболее выдающихся к себе в каюту на рюмку «чая». Холодильник в командирской каюте был загодя утрамбован гигантским количеством бутербродов, а в морозильнике штабелем охлаждались литров десять разбавленного спирта. Остальных будущих стратегов тоже не обижали. По ходу осмотра их заводили в кают-компанию, где хлебосольный зам наливал, вручал традиционную воблину, банку компота и щедрой рукой раскидывал горы закуски. Стратеги потребляли горячительное с удовольствием, благо на «огненную» воду командир не поскупился. Многим этап прохождения через кают- компанию нравился так, что они возвращались раза по три, ссылаясь на запутанность коридоров.
Космонавты люди бывалые, удивить их трудновато. Поток прошел без казусов, глупых вопросов не задавали, в общем, довольно цивилизованно. Омрачила общее впечятление одна незначительная неловкость. Краска в люках вопреки приказу командира осмелилась не высохнуть. Так что вышли покорители от нас с выкрашенными спинами, очистив своими мундирами дорогу следующим.
Дальше повалили авиаторы, танкисты и пехота. Казалось, предусмотрели все. В каждом отсеке вахта, всех входящих встречал донельзя заинструктированный командир отсека. В доступной для сухопутного понимания форме рассказывал, что располагается в отсеке, что можно трогать, что нельзя, куда идти, куда не стоит. Но природное любопытство академиков плюс разбавленное «шило» брало верх. Заблудившихся было не счесть (ума не приложу, как можно заблудиться на корабле: труба, она и есть труба. Один задраился в гальюне, не постигнув хитроумность корабельных кремальер, не смог открыться и полчаса молотил всеми конечностями по двери, пока его не освободили. Другой, посидев в каюте у командира подольше других, битый час метался по палубам в поисках выхода, пугая вахтенных грозным генеральским видом и остекленевшими глазами. А в восьмом турбинном отсеке один пехотных дел мастер увидел в тамбур-шлюзе люк вниз, в машину (машинное отделение) и бесстрашно нырнул вниз. Отряд не заметил потери бойца. Группа перешла в следующий отсек. Старшина восьмого мичман Птушко вспомнил о незакрытом люке, и пока не нагрянула следующая экскурсия, быстренько его задраил и запер тамбур-шлюз. Генерал же, очутившись в машине, имел несчастье отдалиться от люка метра на три. Обилие клацающих и рычащих механизмов и клапанов, дичайшая жара, струи пара, лющаяся отовсюду вода и всеподавляющий рев турбины пехотинцу не понравился. Он повернул назад. Не тут- то было. Люк оказался намертво задраен. Вот здесь пехота и запаниковала. О втором выходе он, естественно, не знал. На тот момент вахтенный турбинист матрос Рий мирно дремал возле маневрого устройства. Справедливо полагая, что генералы в машину не сунутся, Рий с профессиональным пренебрежением к шуму посапывал на ватнике. Позднее он рассказывал, что проснулся от леденящих душу криков, перекрывающих шум всех механизмов. В поисках выхода из этой преисподней пехотинец добрался до трюма и обратно. Вымокши до нитки, покрывшись слоем турбинного масла, насквозь прогретый паром генерал после всех приключений окончательно впал в панику. Здесь и пригодился отработанный годами командный голос. Даже старшина клялся, что слышал незнакомые звуки, идущие снизу, но значения им не придал. Когда Рий отыскал бедолагу, тот умудрился застрять между горячими паропроводами, и с глазами полными слез корчился, не в силах освободиться. В состоянии полной прострации мокрого и полусваренного генерала проводили в кают-компанию. Общими усилиями влили вовнутрь дополнительную порцию спирта, дали отдышаться и под руки вывели на пирс. Даю голову на отсечение: даже в обмен на маршальский жезл пехотинец больше ногой не ступит на борт корабля.
Я тогда командовал десятым отсеком. Задницей корабля. Ничего особо интересного, кроме ВСУ, гальюна и токарного станка в отсеке нет. Но сухопутные деятели очень радовались, узрев среди чуждого им железа, что-то знакомое и родное. Токарный станок оказался единственным механизмом на корабле, понятным всем посетителям. Весь день мне пришлось метать бисер перед выходящими наверх генштабистами, расписывая достоинства токарного дела в море, походе и боевом дежурстве. Ни о чем другом ни один из них не спросил. Да, еще! Мне пришлось ежеминутно смывать в гальюне унитаз. Высоких гостей кто-то чересчур умный проинструктировал, что, мол, у подводников места общего пользования особенные, неправильно смыл, и получи обратно, в лицо все, что выдавил. Доля истины в этом утверждении есть. Но задачу забросать испражнениями звезд Генштаба перед нами не ставили, гальюны работали в нормальном режиме, бояться было нечего. Сухопутные братья по оружию объяснениям не верили, очень конфузились, но в трусости признаться стыдились. А вследствии того, что корабль они покидали через мой отсек, наш гальюн превратился в своеобразную Мекку для подуставшего генералитета. Совершая по очереди акты вандализма над нержавеющим флотским унитазом, генераллисимусы будущих войн покидали отсек потупив глаза и «забыв» нажать на педаль смыва. Я же в течении дня старательно смывал следы их пребывания. Поработал ассенизатором на славу. Столько генеральского дерьма сразу я не видел за всю оставшуюся службу!
Вечером итоги в ЦП подводил механик. Командир, оба старпома, замполит по причине оживленного общения с московскими гостями пластом лежали по каютам. Наутро приехал командир дивизии с мешками под глазами, но оживленно- радостный. Перед строем экипаж похвалили, вылили массу ласковых слов и дали часа три на отдых. В грязь лицом, судя по всему, мы не ударили. В Североморске москвичи, посещая надводников, наперебой расхваливали наш ракетоносец, щедрость и широту наших душ и провизионок. Наверно столько, сколько мы, им никто не наливал. Шутка ли, месячная норма спирта всего крейсера рассосалась в кровеносных сосудах экскурсантов за один день. Интенданты, подвывая от обиды, несколько месяцев втихаря списывали проглоченное генштабистами продовольствие. Боцман охал и хватался за голову, пересчитывая оставшиеся после набега банки с краской. Командира начали расхваливать на каждом углу и тащить в приказном порядке на корабль, кого не попадя. От депутатов до артистов. Ну, и высокие военные чины, естественно. Ажиотаж постепенно стихал, но окончательно и бесповоротно от отрыжки «Кумжи» экипаж избавился только через полгода.
Я пережил три «Кумжи». Страна нищала, времена менялись, порядок проведения показухи - ни на грош. Изминения коснулись цветовой гаммы мундиров посетителей. В советские времена более пестрая подборка, после развала Союза все цвета постепенно подавлялись грачевской летно-десантной голубизной. Предполагаю, что скоро их начнут вытеснять сергеевские черные петлицы с пушечками. Интересно, если министром Обороны станет пожарный (что в нашей стране вполне возможно), на флот поедут брандмайоры в касках и с баграми? Вот потеха была бы!
А может, лучше главным военным страны назначить «нового» русского? Они парни широкие, денежные, море по колено, понаедут на «Мерседесах» поглазеть на диковинку, глядишь, сами с барского стола подводников накормят и напоят. Чем черт не шутит? По крайней мере, эти мальчики, в отличии от государственных мужей хорошо понимают: любое нажитое богатство кто-то должен защищать...

Автор Павел Ефремов.Размещено с разрешения автора.

Брякнуть с форсом незнакомое слово, якобы понимая его значение - болезнь известная, особенно малочитающих людей.
Оператору НРЛС (навигационной станции), очень хочется закосить от вахты. Начинает придумывать, но всё неудачно, и меня, как командира группы и вахтенного офицера БИЦ, не жалобит. Но всё же непрерывное нытьё утомляет, а рыкнуть на олуха лень, не то у меня ещё настроение. В итоге: заменив его планшетистом БИП, отправляю страдальца к доктору с условием: будет что-то серьезное - дам освобождение.
Окрыленный надеждой матрос уносится с поста, а возвращается уже без крыльев.
На мой вопрос:
- Док освобождение написал?
Звучит пронизанное скорбью и печалью:
- Нет.
С расстроенным видом матрос занимает свое место у «Вайгача» (НРЛС), весь вид его говорит: вот умру сейчас, тогда поверите, как я был серьезно болен, но поздно будет. Последнее обстоятельство его немного радует и он дёт мне последний шанс не взять грех на душу за безвременно загубленную молодую жизнь годка.
- Тащ сташщч лейтенант, а ведь я вправду болен. Доктор даже болезнь назвал...
Это он меня так пытается заинтриговать, надо подыграть: с интересом поднимаю на бойца глаза.
- Правда, правда! - пытается развить свой успех матрос, а вдруг получится - и вместо вахты славно захрючить в кубрике.
- И каков тот смертельный диагноз?
- Вот вы смеётесь, тащ сташщч лейтенант, а доктор сказал, что запускать нельзя.
- Это не я смеюсь, это планшетисты ПВО (Эти «жуки» за нашим концертом с самого начала наблюдают), так что же доктор сказал? Какая же зараза угрожает приближающемуся ДМБ?
Матрос делает серьезное лицо, выдерживает хорошую паузу и патетично произносит:
- У меня, между прочим - геморрой!
От произнесённого чуть не подавился вахтенный офицер БЧ-II. Видно, интерес на моём лице сменился чем-то другим, и матрос начинает понимать, что доктор сказал другое слово, он пытается исправить ошибку и произносит, как думает на этот раз, правильно:
- Тьфу, оговорился - гоноррея у меня!
Я не выдерживаю:
- А может, гайморит?!
- Во-во, именно это доктор и сказал.
Радостно кивая головой, соглашается болезный.
Мда, вахта началась удачно.

И еще из будней ГА - ЛЬВОВИЧ

Работал у нас на вертолетном участке авиатехбазы инженер, о котором ходила куча баек. Я его не застал, за год до моего поступления на работу он ушел на пенсию, потом уехал на историческую родину, где, говорят, и сейчас благополучно здравствует. Итак, пара запомнившихся баек:

1. Воплощенный анекдот.

Проводится очередной субботник. Львович раздал участки работы и, присев на лопастной ящик, надзирает за исполнением. Подходит начальник АТБ:
- Львович, а ты чего сидишь?
- А что, Михалыч?
- Как что? Вон трава в трещины асфальта пробивается, взял бы лопату, посбивал бы.
Этого повода Львович упустить не мог:
- Да вот, Михалыч, если бы была лопата с мотором...
- Львович, да где же ты видел лопату с мотором?!
- А где вы видели еврея с лопатой?

2. Смена двигателя.

Львович любил мелкие приколы, и обычно приходившему утром за нарядом и узнавшему, что сегодняшняя работа - смена двигателя, технику-бригадиру на уточняющий вопрос: "А какой двигатель снимать?" отвечал: "Вы снимайте, я потом скажу". Обычно техники, осмотрев оба мотора, снимали более грязный (еще короткий диалог с Львовичем: глянув на моторы, говорит:
- Ребята, надо наблЮстить двигатели.
- А как это наблюстить?
- А чтобы блюстели!
- А где вы видели блюстящий двигатель?
- "Аллисон" на "Кинкобре".
- А, "Аллисон"... А где вы видели СОВЕТСКИЙ БЛЮСТЯЩИЙ двигатель?
- Ну хоть помойте его бензином, чтобы грязное масло на голову не капало.), но... Наработка до замены нового двигателя - 750 часов, а ремонтного - 500 и однажды, выбрав более грязный двигатель и почти его сняв (были уже откручены все шланги, кабели и т.п., оставалось только выбить три болта, на которых держится мотор на мотораме, гайки были уже откручены), слышат возглас Львовича: "Нет, не правый, а левый, правый новый и наработал только 600 часов, а левый ремонтный!" После этого, как рассказывал техник-бригадир, с Львовича всегда требовали заводской номер двигателя, чтобы не выполнять опять мартышкину работу.