ГРАДИЕНТ

Из словаря:
Градиент (от лат. gradiens, род. падеж gradientis -шагающий), вектор,показывающий направление наискорейшего изменения некоторой величины, значение которой меняется от одной точки пространства к другой.

Странная все же штука человеческая память. Прыгнул сегодня первый прыжок, погода была на грани фола, как только приземлились, все заволокло облаками. Но прыгать над облаками - это очень красиво: краски становяться неправдоподобно яркими, так что по приземлении даже немного удивляешься, поскольку все становится каким-то невыразительным и неярким. Сел за компьтер, но читать ничего не хотелось, все время из глубины памяти пыталась вырваться какая-то картинка, и наконец-то, зацепившись за слово "градиент", она всплыла. Картина почти та же: бескрайняя равнина ослепительно белых облаков внизу, открытая рампа Ил-76, и четыре человека у ее края, увешаных по "самое не могу". Внезапно громадная туша самолета начинает кренится на борт и опускает нос, уходя в глубокую спираль....

В те времена, когда наши войска находились в Афганистане, постоянно действовал воздушный мост Ташкент-Кабул и Карши-Кабул. Ежедневно бело-голубые Ил-76 везли туда оружие, продовольствие и медикаменты. Но летали там не так, как обычно, особенно после того, как один из Ил-76 был сбит. Самолеты шли на высотах, куда не доставали Стингеры и ДШК, и только придя на нужный аэродром, глубокой спиралью валились вниз, выравнивая самолет только перед самой посадкой. Именно это и называлось в ВТА "посадка с градиента" или попросту "градиент". Я не раз видел отработку таких посадок на нашем аэродроме, это впечатляло даже если просто на это смотреть, но вышло так, что мне пришлось испытать самому, что же это такое.

Зимой 89-го, когда шел вывод войск из Афгана, у нас в дивизии вовсю кипела работа. Ибо никто из политиков и военных с большими звездами не был уверен, что сразу же по выводу наших войск там не произойдет немедленно переворот. Поэтому была разработана операция по эвакуации посольства и прочих советских граждан из Кабула, если дело будет совсем плохо. Предполагалось два возможных варианта: когда самолеты смогут сесть на кабульский аэродром, и когда аэродром придется захватывать. В первом случае из севших самолетов бодро выскакивали десантники Кировобадской дивизии, выкатывали свои БМД и неслись спасать наших. Второй случай был сложнее, ибо предполагал полное отсутствие связи, неработающие приводы, а также наличие препятствий на полосе. При таком раскладе на аэродром должна была десантироваться разведрота с группой наведения и установить приводные маяки, на которые будет десантирован батальон с техникой, который, в свою очередь, должен обеспечить захват аэродрома и расчистку полосы. Случилось только одно маленькое "но": в ВДВ не имелось обученых групп наведения для обеспечения выброски, поэтому были задействованы группы наведения ВТА, в одной из которых я тогда и служил.

Суета, беготня и скачки в связи с этим мероприятием начались месяца за три до окончания вывода войск. Нас начали усиленно готовить, что выразилось, прежде всего, в подписании кучи подписок и росписях о инструктажах, занятиях и тренировках. Для нас наваяли план подготовки, согласно которому из нас, разгильдяев-транспортников, предполагалось сделать что-то типа Рембов ВТАшного разлива. В плане были даже занятия по рукопашному бою, но они закончились уже на первом и единственном занятии, когда начфиз полка начал демонстрировать приемы на Чукче (видимо, из-за его небольшого роста), но неудачно упал и повредил себе плечо (Чукча оказался КМС по борьбе). Получили со склада новенькие АКС-74, но ввиду загружености подготовкой пострелять из них нам не довелось. Привезли новые коротковолновые радиостанции, каждую из которых приходилось десантировать в 3-х контейнерах: станция, антена и аккумуляторы отдельно. Работала эта радиостанция только телеграфом (морзянкой, значится) и только вручную (ключом, то есть), а значит, нужен подготовлены радист. Боец из солнечной Армении, проведший полгода в ШМАС, едва мог принимать на слух 8 групп цифири в минуту (хорошо хоть это догадались проверить), поэтому основным радистом пришлось стать мне (не зря в школе прапорщиков морзянку полгода по 3-4 часа в день долбили, без проблем принимал 14-16 групп смешанного текста). Учились разворачивать передвижной ближний привод в УАЗике "буханке" и огни для посадочной полосы. В числе всего прочего прыгнули пару раз "градиент", оставивший неизгладимые впечатления. В общем, имело место быть то, что случается, когда армии вдруг напоминают, что она создана для войны, и скоро пора на эту самую войну отправляться.

В конце концов, за несколько дней до завершения вывода войск нас подняли по тревоге и мы вылетели в Кировобад. Там расселились по профилакториям и начался период ожидания. Нас пару раз вызывали на постановку задачи, где нового вообще-то ничего не сообщили, зато ознакомили с планом минных полей. Ознакомившись с этой схемой, я понял, что если нас промахнут мимо намеченой точки, то шансы добраться туда у нас будут небольшие. Вселив в нас таким образом уверенность в завтрешнем дне, десантники сочли свою миссию выполненой и про нас забыли. Хотя нет, однажды мы сьездили таки на стрельбище десантников, постреляли из новеньких автоматов. Стрелять было одно удовольствие, бой был просто превосходным, с первой же попытки я настрелял 46 из 50 по грудной мишени. Стрелять по мишеням быстро надоело, и набрав валяющихся вокруг обломков, пустых консервных банок, пару пустых цинков и прочей ерунды, принялись по ним пулять. Это было гораздо веселее. Летеха-десантник, который должен был нами руководить, поначалу пытался было навести десантную дисциплину, но потом махнул на нас рукой, и вскоре сам с удовольствием палил с нами по банкам. Потом сначала куда-то вызвали летеху, потом кончились патроны, и мы, изобразив видимость строя, отправились обратно. По дороге мы прошли мимо комдива десантников, который в тот момент стоял к нам спиной, и все ждал, когда же раздастся привычное "Смирно, равнение на...!!!", но так и не дождался. Закипая праведным гневом, он медленно развернулся, готовый испепелить разгильдяев на месте, и наткнулся взглядом группу из 8-и человек в синих техничках с автоматами, которые пытались изобразить строй, т.е. идти в ногу. Опознав в этой группе летунов, он махнул на нас рукой, мол, чего с убогих взять. После этого про нас забыли.

Кадый день все экипажи отправлялись к своим самолетам, открывали рампы, и десантура принималась закатывать-выкатывать свои БМДшки, стараясь делать это максимально быстро. При этом, правда, перебили немало припольных плафонов, но серьезных повреждений удалось избежать. Мы каждое утро осведомлялись у начальников, получая стандартный ответ: "Быть в готовности", значит, сидеть и ждать. Проводили время как могли, тусовались у местных ПДСников, которых я знал, играли в раздолбаный биллиард в профилактории или просто уходили на спортгородок, где усевшись в самом отдаленном уголке, резались в "тыщщу" или расписывали пульку. Однажды, правда, когда наши авиационные начальники приобрели уж совсем саблезубый вид, мы вытащили свою радиостанцию на поле перед самолетами и развернули ее в варианте с антенной бегущей волны. Так как антенна при этом была длинной 60 метров, то летчики впечатлились. Особый колорит этой картине придавали художественно разложеные вокруг радистанции автоматы, РД, грузовые контейнера и прочие причандалы, и от нас отстали совсем. И потекли однообразные дни....

Но над всем этим незримо витал какой-то тревожных дух, все было как-то по-другому, и лишь позднее я понял, что это была обстановка ожидания. Ожидания того, что в любой момент раздастся сигнал тревоги и завертится, забегает, и начнет раскручиваться согласно планов и карт, и тебе придется прыгать на кабульский аэродром, и кто его знает, что оно будет. Поначалу это ощущение было сильным, но потом становилось слабее, слабее, и наконец.... Наконец раздалась команда: Вылет домой через два часа! И действительно, через два часа мы взлетели, и еще через три часа были дома. Так закончилась наша эпопея. Это было в феврале 1989 года, вот почему я так хорошо помню дату вывода наших войск из Афгана.

А при чем же здесь облака, спросите вы? Все это всплыло в памяти, зацепившись за слово "градиент" и картину бескрайней равнины ослепительно белых облаков, когда ты стоишь на краю открытой рампы, и ноги подгибаются от веса навешанного на тебя. Внезапно громадная туша самолета начинает кренится на борт и опускает нос, уходя в глубокую спираль, и как будто кто-то разом снимает с твоих плеч вес всего оружия и снаряжения, невольно чуствуешь холодок в животе и на всякий случай покрепче вцепляешься в поручни. Самолет продолжает валиться вниз, следуя громадной невидимой спирали, и обернувшись, я с удивлением вижу всю грузовую кабину под углом, которого я никогда раньше не видел, и напряженное лицо АДОшника, который сидит в своем кресле полностью пристегнутый и смотрит на нас. Поворачиваюсь обратно к рампе лицом, все-таки чувствуешь себя лучше, обрез рампы - вот он, два шага и ты снаружи. В это время самолет входит в облака, и весь мир сразу становиться тусклее. Но зато ты можешь видеть неописуемую по красоте картину, ибо за самолетом в облаках остаются два соприкасающихся круглых туннеля чистого воздуха, дымчатые края которых закручиваются навстречу друг другу, и через этот туннель ты в течении нескольких секунд продолжаешь видеть ослепительно сине-голубое небо с высверками белизны облаков на его краях. Все это длиться лишь пару секунд, затем вокруг становится серо и влажно, и лишь в твоей памяти навсегда останется эта картина. Неожиданно самолет начинает выравниваться, тебя вжимает в пол, вся амуниция становиться тяжелее, и тебе очень хочется сесть на пол, чтобы снять с плеч этот груз. Но нельзя, почти сразу после выравнивания сипло вопит сирена, зеленые фонари, и выпустив своих троих ребят, ты сам шагаешь с обреза вслед за ними...

(На стыке армии и флота)

АРМЕЙСКИЙ ОПЫТ ФЛОТСКОГО ОФИЦЕРА.

Может быть, армеец, прочтя это, и не заметит ничего необычного.
Но для корабельного офицера, которому волею судеб в течении нескольких лет пришлось периодически присутствовать на различных мероприятиях оперативной подготовки Дальневосточного военного округа и Уссурийской армии в роли начальника оперативной группы флота, всё было в новинку и в диковинку. Рекогносцировки, полевые поездки в демаскирующей чёрной форме и ежеминутные открытия. Приходилось участвовать в разработке совместных оперативных документов, производить доклады и просто общаться с крупными военначальниками и замечательными обычными армейскими офицерами.
Всё это происходило в период реформирования и оптимизации, а проще говоря, развала Вооружённых Сил СССР. Бездарно уничтожались дивизии, полки, происходили взаимоисключающие внутри- и межвидовые переподчинения различных подразделений. Все плевались, матерились, но, повинуясь уставам и законам, без сна и отдыха выполняли дальнейшие масштабные действия по развалу в соответствии с идущими из Москвы директивами. В кадрированных полках находилось по нескольку десятков человек, а на картах рисовались весёлые картины военного паритета с нависающими над всей границей китайскими миллионами и с армадами американо-японских сил высадки десанта на Южно-Приморском направлении. Сжималось сердце от вида разрушенных военных городков, опустевших аэродромов, искорёженных металлоломщиками укрепрайонов.
Анекдот того времени:
- Командир, где ваш полк?!
- В казарме, товарищ генерал!
- Но в казарме никого нет!
- Тогда, значит, в “коптёрке“...
Эти две короткие истории не только занимательны сами по себе, но и раскрывают особенности и колорит Армии того непростого времени глазами военного моряка.

1. Символ современной Армии.

Отношения в армейской среде пожёстче, чем на Флоте, даже пожесточее. Какие там обращения по имени-отчеству?
- Полковник! Ты бы полы в штабе помыл, что ли! - это начальник обращается к командиру дивизии в присутствии подчинённых.
Совершенно другой ритм и нерв, к которому привыкаешь не сразу. Далеко улетает растиражированный на Флоте миф, что сухопутчики все решения оформляют на планшетке, которую офицер достаёт из сапога. Такого количества бумаг, исполняемых в штабе Армии, и во сне не увидишь.
Очередное командно-штабное учение. По причине нелётной погоды совершаем двухсоткилометровый марш к месту рекогносцировки. Март. Снег ещё не сошёл. Холодно, промозгло и грязно. Десяток УАЗиков с участниками эпизода пытаются взобраться по сопке на наблюдательный пункт, который оборудован на горе с соответствующим этим намерениям названием - Могила. Машина Командующего въехала, потому что она только из магазина и резина на ней новая. Остальным это не под силу: на половине склона скользят вниз в опасности перевернуться, но законы субординации, военно-спортивного азарта и внутреннего этикета требуют во что бы то ни стало повторить этот трюк машины начальника.
И вот мы на этой злосчастной горе. Грязь присыпана песком, дорожки выложены беленькими камешками, около палатки убийственно пахнет шашлыками. Все ждут начальника штаба ДВО генерала Топорова. Наконец-то погода улучшилась и его вертолёт приземляется рядом. Процессия направляется на наблюдательный пункт, где ответственные лица устраняют последние замечания по пути следования высокого начальства.
Вдруг все остолбенели. Никто не осмеливался первым нарушить установившуюся звенящую тишину. Оказывается, в Армии генеральский эффект присутствует тоже. Как и положено, у входа на НП стоит вооружённый часовой. Это солдат полутораметрового роста, расположившийся с автоматом в неглубоком окопчике. Окоп заполнен талой водой, которая не доходит несколько сантиметров до среза голенищ. Воина трясёт от переохлаждения так, что это можно определить на слух. Все предпринимаемые им усилия хотя бы на мгновение перед генералом остановить вибрацию всех частей своего звонкого тела не приводят к успеху. По этой причине от его украшенного огромным фингалом взгляда веет виноватостью и сожалением.
Генерал Топоров заговорил первым:
- Смотрите, товарищи офицеры и запоминайте. Если высечь увиденную нами картину в мраморе, она будет символизировать общее состояние нашей великой Армии в нынешнюю непростую историческую эпоху.

2. Непростительная промашка.

В штабе Армии ко мне относились с уважением и почтением как начальники, так и офицеры моего уровня. Командующие и начальники штаба всегда приглашали в кабинет, угощали чаем, вели беседы об обстановке на Флоте и в стране. Я понимал это правильно и осознавал, что уважение выказывается в моём лице Флоту, но всё равно было приятно.
Как-то в период безвременья середины девяностых я должен был выступить с докладом на армейских сборах по командирской подготовке. Поездка оказалась под угрозой срыва из-за отсутствия в нашем штабе исправного транспорта, способного доставить меня к месту проведения мероприятий, и бензина. Пришлось выделять “Волгу“ начальника штаба флотилии, у которой успешно “застучал“ двигатель на подъезде к Уссурийску. На попутках с многонульными “секретами“ добираюсь в штаб Армии, где оказывается, что сборы проводятся в другом населённом пункте. А это - ещё километров семьдесят. Задача для армейцев оказалась аналогично неразрешимой: исправного и заправленного транспорта нет. Доложили Командарму, который “перетрахав“ для начала всю службу, приказал доставить меня, во что бы то ни стало. На частной машине привозят на аэродром “Барановский“. Со всяким отсутствием радости от этого события, подумал, что меня отправят на попутном вертолёте. Но не тут-то было! Это с машинами в Армии проблемы. С вертолётами же проблем нет!
- Товарищ подполковник! Вертолёт бортовой номер ... к вылету готов. Какие будут указания? - это офигевшему мне, капитану второго ранга, произвёл доклад командир экипажа Ми-8.
Прилетели в Сергеевку. После доклада к себе пригласил Командарм, будущий Главком Сухопутных войск, генерал Кормильцев. Побеседовали, попили чай.
- А чем назад добираться будешь? - поинтересовался Командующий.
- Да проголосую на трассе, кто-нибудь да подберёт.
Слова удивлённого и слегка расстроенного гостеприимного большого начальника до сих пор звенят в моём сознании. Они ещё раз утвердили в мысли, что всё в этом мире - относительно.
- А вы что: вертолёт отпустили?

Как говорил BratPoRazumu, из суровых будней ГВФ, точнее ГА:

ПОДСЛУШАННЫЙ РАЗГОВОР

Захожу как-то доложить инженеру по АХР о проделанной работе и застаю, как он кладет трубку и сползает под стол. Спрашиваю: "В чем дело, Васильич?", получаю процитированный подслушанный телефонный разговор(в трех кабинетах стояли параллельные телефоны, на звонок снимали все, слушали, кого спрашивают, потом неопрошенные клали трубки):
Начальник авиатехбазы(АТБ) - начальнику вертолетного участка(ВУ):
- Стефан Иванович, у тебя сколько машин в док-ангаре?
- Семь, Анатолий Михайлович.
- Как семь?!! У тебя же в док, даже если лопасти поснимать, больше шести вертолетов не влезет!!
- Так вы же не спросили, сколько вертолетов, а сколько машин. Пять вертолетов, ЗиЛ-летучка и "Запорожец" Беленького.
- А что там делает "Запорожец" Беленького?!
- Смена двигателя*.

* Для неавиаторов: В авиации после определенной наработки двигатель снимают и заменяют новым или отремонтированным, а снятый отправляют в капремонт на соответствующий завод. Для Ка-26 наработка до замены нового двигателя - 750 часов, ремонтного - 500 часов. Инженер Беленький гонял свой "Запорожец" на дармовом авиационном 91-м бензине и года за полтора-два спалил поршня, кольца и гильзы цилиндров, так что полной смены двигателя не было, а вот капремонт(замена ЦПГ) была. А в доке Запор был потому, что удобно было тельфером, предназначенным для смены двигателей на Ка-26, приподнять зад и вытащить мотор для переборки.