Мимоходом. Врать - полезно!

Севастополь. Июль. Жарко. Училище пустынно. Все на практике. Только первый курс, отходив зимой в Грецию на надводном корабле, сдает экзамены позже всех. Сессия. Одолели первый экзамен. Как не отметить? Святое дело! Но бухта Голландия - район сугубо военный, в магазинах курсанту спиртное не продадут ни за какие деньги. Остается одно - баба Дина. Сто метров до забора, десять за ним. Рубль- литр. Вино домашнее, если повезет, не разбавленное всякой карбидной примесью. Кинули на морского, кому идти. Выпало мне. Схватил два чайника - и к забору. Тактически рассчитал верно - идти посреди дня. Никто такой наглости и не заподозрит. Перелез забор, оплатил бабушке услуги, получил взамен полные чайники и полным ходом назад в родную казарму. Бегу, но аккуратно, чтобы не расплескать драгоценную жидкость. Никого впереди, около казарм пустота. Полная удача. Остается пара шагов до ступенек подъезда. И тут из него вываливает целый сонм начальников. Адмирал - заместитель начальника училища, каперанг - начфак, и еще множество старших офицеров. От погон зарябило в глазах и мгновенно вспотела спина. Стою перед всеми ними как последний идиот с двумя чайниками вина в руках, и что делать, совершенно не соображу. Начфак смотрит на меня, задирая бороду.
- Белов, что в таре?
Вопрос конкретный. Не увильнешь. Обреченно вздыхаю, и предчувствуя последующие за моим ответом репрессии, отвечаю.
- Вино, товарищ капитан 1 ранга.
Общий хохот. Офицеры заливаются, кто во что горазд. Адмирал, смахивая выступившие от смеха слезы, укоризненно говорит начфаку.
- Ты, Святослав Евгеньевич, лучше разрешил бы своим орлам чайком в казарме баловаться. А то носятся за ним на камбуз, а потом от испуга плетут, что попало. Вино... Хм, выдумает тоже.
И вся группа, почтительно обступив раскрасневшегося адмирала, неторопливо удаляется по направлению к следующему подъезду. Я остаюсь стоять, разве что не с подмоченными штанами. Обыкновенное оцепенение. В то, что цунами пронеслось мимо, еще не верится. Наверное, так бы и стоял, если бы из окна нашей сушилки не стали звать истерическим шепотом остальные участники предстоящего банкета. Все спало, и я шмелем влетел в казарму. С тех пор я понял одно намертво. Правду начальству говорить можно и нужно. Особенно, когда оно её не ждет.

Автор -Павел Ефремов.Размещено с разрешения автора.

Взято с сайта www.ermanok.net

Агамирзоев Карен Михайлович, родился в 1958 году в Баку. Образование высшее: военное и экономическое. Окончил ВВМУ им. П.С.Нахимова в г. Севастополе. С 1980 по 1995 г.г. проходил военную службу на Северном флоте. С 1997 года работает в Костомукшской таможне в Карелии. Изданы две книги по истории таможенной службы России, опубликованы десятки очерков и статей по таможенной истории. Соискатель ученой степени кандидата исторических наук на истфаке Петрозаводского гос.университета. Член Международного союза журналистов "Новый Современник". Печатается в журнале "Север". Номинация - проза. Иногда пробует свои силы в поэзии. Участвует в координации деятельности созданной в 2000 году Костомукшской городской общественной историко-патриотической организации "Стерх" и поискового отряда "Стерх". Увлечения: легальная поисковая деятельность по увековечиванию памяти павших за Родину в "зимнюю войну" и на Карельском фронте; архивная работа и реабилитация жерт политических репрессий; изучение карело-финского фольклора; коллекционирование жетонов.

КАРЕН АГАМИРЗОЕВ

МОЛЧАНИЕ СКВОЗЬ ПРИЦЕЛ.

...наконец старенький ЛАЗ свернул с пыльной карельской дороги вправо и остановился на просторной площадке перед небольшой сопочкой. Это Кис-Кис. Никто не знает, что это означает. Три года здесь, перед Ухтой, на болотах Кис-кис, стоял Карельский фронт. Сейчас на этой сопочке, тоже под названием Кис-Кис, создан мемориал памяти. Сегодня здесь проходит праздник, посвященный годовщине освобождения Карелии от немецко-финских войск.
Пожилые ветераны, утомленные долгой и пыльной дорогой, стали степенно выходить из автобуса. С высокой ступеньки ЛАЗа помогали им спускаться местные поисковики и провожали к месту митинга. Иван Семенович, с палочкой, но еще крепкий старик, с удовольствием прошел в тень густой рябины, где ему предложили присесть и выпить минеральной воды. Огляделся... Ветеранов ожидала трехчасовая программа: митинг, небольшой военно-исторический фестиваль, фронтовые сто грамм. Людей собралось много: пограничники с полевой кухней, поисковики, гости из Костомукши и Калевалы, отдельной группкой в яркой одежде ветераны войны из Финляндии.
...давно завершился митинг. Говорили о том, что война давно закончилась. Да, её уроки надо помнить, но прошло 60 лет и два народа еще крепче стали дружить и сотрудничать. Порадовали красивым спектаклем по реконструкции боя за сопочку парни из военно-исторического клуба. Имитационные взрывы, сухое щелканье холостых патронов, громкое «ура», стремительный захват финских позиций, допрос финского солдата нашим политруком. Сейчас все участники стоят и сидят за неплохо накрытыми столами, привезенными, видимо, пограничниками из своей столовой. Ветераны преимущественно сидят. Эх, не держат долго слабые стариковские ноги. Иван Семенович огляделся. Солдаты раздавали кашу из полевой кухни. Ветераны-фронтовики стали затягивать фронтовые песни. Недалеко от столов расположилась группа русских ветеранов, которые громко вспоминали особенно запомнившиеся эпизоды прошлых боев. Старики уже выпили по паре глотков из пластмассовых стаканчиков и одобрительно посматривали в сторону финских ветеранов. На правом краю стола, где собрались финские ветераны, тоже стало шумно: пожилые люди расслабились, голоса стали звонче, на короткое время забылись болячки и тревоги. Для них это тоже праздник. Ведь после этого дня, в далеком 1944-м году, финны повернули оружие против немецких войск. Иван Семенович тоже воевал в этих местах и невольно окунулся в воспоминания.

Из задумчивости Ивана Семеновича вывело нарастающее чувство тревоги. Это чувство было очень знакомо старому снайперу. Чувство, когда на тебя смотрят, а значит ты обнаружен. Остро кольнуло сердце. - Не может быть! На него смотрел высокий старик со стороны финской части стола. Иван Семенович мгновенно узнал эти глаза, хотя сейчас их обрамляли очки с толстыми линзами. - Как он постарел, этот финский снайпер. А такой же худой, как и тогда...

... январь 1940 года. Финляндия. Дорога на Раате. Уже третью неделю идет разгром советской 44-й стрелковой дивизии, которая шла в Суомуссалми на выручку нашим окруженным полкам. Но не дошла. Длинную, в десять километров колонну, расчленили на отдельные отряды, которые в сильнейшие морозы превратились в слабые очаги сопротивления. Финские лыжники неожиданно появлялись ночью, расстреливали греющихся у костров красноармейцев, поджигали холодные коробки танков, и так же неожиданно ускользали в темноту леса. Красноармеец Иван Подколюжный, родом из Житомира, уже третий день выслеживал финского снайпера, который уложил четырех командиров и десяток голодных и замерзших солдат. Это была нора в глубоком сугробе. Валенок не было. Ноги Иван обмотал двумя шинелями. Командир-пограничник, взявший на себя командование их отрезанной группой, вчера дал ему новенький командирский овчинный тулуп и поставил задачу ликвидировать надоевшего финского снайпера. Все равно было очень холодно. Но Иван ни за что не оставит свой пост и своего финна. Финн выходил на охоту всего на три часа в светлое время суток, и играл, словно издеваясь над Иваном... Несколько раз Иван его уже видел сквозь линзы оптического прицела, но поймать в перекрестие не удавалось. Вот и сегодня, как только начало светать, Иван прильнул к окуляру, выискивая скрытую позицию врага. Совсем стало светло. Не видя финна, Иван медленно изучал каждый сугроб, надеясь на удачу. Вдруг что-то произошло. Сильно кольнуло в сердце. Стала нарастать волна тревоги, которая поднималась из груди. Рука сама сжала цевье, замерзшая резина прицела больно вдавилась в надбровную дугу.
- Он! Сквозь линзы на Ивана смотрел и целился финский снайпер. Длинное худое лицо в шапке-ушанке, серые глаза, рукавицы, легкий пар изо рта. Голова работала исправно. - Жми на курок, финн твой. Но выстрела не было. Не мороз, а какое-то необъяснимое оцепенение сковало Ивана. Ему показалось, что финн улыбнулся. Иван виновато моргнул заиндевевшими ресницами и снова вгляделся в окуляр. Белые сугробы, но финна уже не было... - Почему он не стрелял?

...Пекка Юнтунен довольно откатился в заранее подготовленный блиндаж. - На сегодня хватит. Уже третий день он играет с молодым и совершенно неопытным русским красноармейцем, который, по всей видимости, считает себя снайпером. Ярость к захватчикам, бессовестно вторгнувшимся в страну Суоми, на втором месяце войны у Пекки уже прошла. По какой причине - Пекка не знал. Его родное Суомуссалми лежало в руинах после того, как его сожгли сами жители перед вторжением русских. Он, молодой и уже достаточно опытный охотник, стрелявший белке в глаз, уже положил не один десяток «рюсси» из своего охотничьего карабина «Саку» с оптическим прицелом. Для него эти замерзшие солдатики, бестолково бродящие на фоне белого снега в своих чудных остроконечных шапках с красными звездами, были легкой добычей. Это был его счет захватчикам. Но вот уже три дня, как Пекка обнаружил русского снайпера, который еще не убил ни одного финна. Пекка догадывался, что русский выслеживает его, Пекку. Несколько раз у Пекки была возможность нажать на курок, и раз и навсегда покончить с этим бестолковым русским с черными блестящими глазами и мальчишескими усиками. Но что-то Пеку останавливало. Что - Пекка не знал. Специально вспоминал о видах сожженной родной деревни. Раньше это помогало, но сейчас злости на русского мальчишку не было. Через три дня в ходе ночного налета летучий отряд финских лыжников уничтожил русский «котел» и рассеял окруженных на дороге красноармейцев. Разрозненные группы раненных и обмороженных «рюсси», увязая в глубоком снегу, скрылись в ночном лесу...

...жаркий и влажный август 1944 года. По всему Карельскому фронту уже второй месяц идет мощное наступление Красной Армии, которая кое-где уже вышла на государственную границу с Финляндией. Гвардии сержант Иван Семенович Подколюжный во главе отделения снайперов штаба стрелкового полка выполнял особое задание командования: шла охота за высшими и старшими офицерами германского вермахта и дивизии СС «Норд», части которой с боями откатывались к финской границе. У врага шла полная неразбериха. Вот и сейчас, разместив свое отделение по заранее подготовленным ячейкам, сержант Подколюжный в окуляр снайперской винтовки увидел, что этот участок обороняет не немецкая часть СС, а потрепанное в боях какое-то финское подразделение. Подколюжный несколько раз ловил в перекрестие прицела финских солдатиков в серой форме. Стояла задача хорошенько изучить позиции врага, и Подколюжный не давал команду на открытие огня. Что-то заставило его вернуть мелькнувшее в окуляре изображение сидячего финского солдата. - Сидит себе, дурень, не зная, что уже смерть его дышит в спину. Словно услышав мысли Подколюжного, долговязый финн стал поворачивать голову в сторону советских окопов. Их взгляды встретились. Подколюжного ожгло, как попаданием раскаленного осколка в сердце. - Он! Он. Пятый год в голове сержанта Подколюжного ночью всплывал один и тот же сон: улыбающийся финн в шапке-ушанке, серые глаза. Пятый год не мог простить себе Подколюжный, что не смог снять финского снайпера, который три самых запоминающихся дня в той «зимней» войне играл с ним как кошка с мышкой. Всех его родных из занятого Житомира немцы угнали на работы в Германию. Это за них воевал и вел счет убитым врагам сержант Иван Семенович Подколюжный. - Жми на курок, финн твой. Но палец не слушался. Подколюжный понял, что он никогда не сможет выстрелить в этого финна. Финн улыбнулся знакомой улыбкой. Взял в руки снайперскую винтовку, и медленно спустился с бруствера. Долговязый финн давно уже скрылся из видоискателя прицела, а сержант Подколюжный продолжал крепко сжимать цевье винтовки. Почувствовав боль от врезавшегося в надбровную дугу прицела, Подколюжный в изнеможении отпустил винтовку...

...старый долговязый финн с лысой головой смотрел на Ивана Семеновича спокойными серыми глазами, как тогда в смертельном январе 1940-го года. Вот финн чуть заметно улыбнулся. Ему показалось, что в перекрестии оптического прицела его старого охотничьего карабина он снова и снова видит молодого русского снайпера с черными, как бусинки, глазами. Да, эти русские, вторглись на его Родину, оккупировали его родное Суомуссалми, не успевших эвакуироваться жителей, в том числе и многих родственников Пеки Юнтунена, интернировали в трудовые лагеря в Карелии. Против этих русских он воевал полных три года. Ему казалось, что с этим русским он уже виделся во второй раз в конце войны. Но не было у Пекки злости и ненависти к врагу. Ему приятно было видеть этого русского старика с черными глазами.
Черные глаза гвардии сержанта в отставке Подколюжного встретились с серыми выцветшими глазами в толстых линзах очков бывшего финского капрала Пеки Юнтунена. - Почему он не стрелял? Вопрос бился в голове, как молоточек высокого давления, которым в последние годы страдал Иван Семенович.
В ответ Пекка снова улыбнулся...

...Комфортабельный финский автобус давно увез в город финских ветеранов и туристов, а старенький ЛАЗ никак не мог завестись. Пошел дождь, и десяток стариков - участников войны укрылись в пропыленном салоне автобуса. Иван Семенович снова и снова задавал финну через оптический прицел снайперской винтовки один и тот же вопрос. Пекка снова улыбнулся... В сердце Ивана Семеновича знакомо резануло...

Ноябрь 2005 г.

РАЗМЫШЛЕНИЯ

Офицеру плохо...
Да нет, не потому - плохо, а просто - плохо. Бывает так иногда, когда ну совсем всё не так! Он злонамеренно лежит на диване в обуви, не отзывается на телефонные звонки, не реагирует на команды по трансляции. Его всё на свете раздражает, и сам себе, любимый, он не нравится.
- ПКСу прибыть на СКП! - слова из динамика бьют наотмашь по нежным струнам его истерзанной души. Мысли наползают одна на другую, ничего умного в них нет, поэтому их желченаполненность приближается к максималу:
- Ну что за команда?! Что за литература?! Кич флотский! Неужели по-человечески сказать нельзя? И буквы в этих эзоповых шедеврах одни и те же, только в другом порядке воспроизведённые. А кстати, сколько вариантов сочетаний этих букв существует? Если я ничего не путаю, то - 3! Между прочим, ! - не отображение восторга, а факториал.
А слово-то классное какое вспомнил! Прямо под настроение: FUCK- то - REAL! Что, то? Да абсолютно всё!..

У офицера были основания обидеться на весь белый свет.
В полночь, будучи командиром рабочего барказа, он, проявив личную храбрость и морские качества, доставил с берега на борт крейсера десятка четыре матросов при штормовом ветре и ливне. Он упросил старпома выпустить барказ в порт, чтобы забрать оттуда их, часов пять мокнувших на причале после экскурсии по Луанде и готовившихся там же и заночевать. В этом случае они, наверняка, оказались бы в желудках местных каннибалов. Офицер лично принимал на руки каждого из прыгавших с причала дрожащих мокрых курят, разрешив им по очереди отогреваться в рубке барказа. А кто-то в благодарность за это фотоаппарат оттуда с...тибрил. И дело не только в том, что аппарат был чужим и довольно дорогим. В нём находилась плёнка с бесценными кадрами на тему: "Я и Африка". Да и обидно всё же...
- Так, спокойно... Значит - 3! Это 1*2*3 = 6. Ничего себе!- шесть вариантов! И что же получается:
- ПКС - Помощник Командира по Снабжению;
- СКП - Стартовый Командный Пункт;
- КПС - Командный Пункт Связи;
- СПК - Старший Помощник Командира;
- КСП - Контрольно-Сигнальный Патрон, Командир Сил Поиска;
- ПСК - Пассажирско-Санитарный Катер.

Ни хрена себе: пол-Флота в трёх буквах!
Сделанное открытие незаметно размягчило сгустки нервов, снизило частоту пульса. Да и другие психофизиологические кондиции, подутраченные за время похода, потихоньку возвращались в исходное.
- Хр-р-р-р-р...

Рассказал один старый летчик, в Штатах. Летел он как-то вторым пилотом вместе с другим летчиком на одномоторной Цессне-182 через горы. С ними еще двое пассажиров. В полете глохнет двигатель. Пытаются запустить - никакого эффекта - не схватывает. Место такое, что посадить аварийно самолет - крайне сложно - ни одной плоской поверхности под брюхом - сплошные камни. Короче - труба. Но и в этой ситуации летчики должны пытаться посадить машину, по возможности спасти людей - о самолете речи не идет. А первый пилот - верующий оказался - натурально ручки сложил и давай молиться.
Ну, пока тот крестился, второй пилот начал еще и еще раз пытаться запустить двигатель. Переключал баки, все безрезультатно. Один раз ему показалось, что схватил мотор, буквально на секунду. Значит, сам двигатель исправен, проблема где-то в подаче топлива. И тут ему пришла в голову дикая идея: поставил селектор баков на "выключено". Крутанул стартер - и - чудо! - двигатель завелся! Как потом оказалось, проблема была именно в селекторе баков - перепускной клапан встал боком и сместился относительно ручки. Поэтому в положении "выключено" топливо как раз открывалось. А работал все это время двигатель лишь на одном баке и заглох, когда топливо в нем кончилось. Посадили машину успешно.
Комнадир корабля, естественно, тут же: "Это нас бог спас!" На что второй
летчик отвечал: "Ага, он же тебе в кабину и агностика посадил, который
искал причину поломки, пока ты молился!" Как рассказывал этот мой
знакомый, больше они вместе не летали...

(c) anekdot.ru