КУМЖА - мероприятие забавное, об этом уже писали.
Сам пережил несколько КУМЖ, правда, я надводник, а у нас встречают гостей либо лучшие, либо длинные. Когда ты и длинный и лучший, то любой показ, как в поговорке про лошадь, «Морда в цветах, а...» и без всякого «Тайда».Удивление и интерес сухопутчиков к морской технике понятен, думаю, это взаимно. Но даже пройдя Флот и начиная пятый десяток, не могу забыть два своих воспоминания о «зелёных»:
Первое
НВП, 10-й класс - вывезли нас на полигон ЛВОКУ им Кирова, где показали всякую военную технику, начиная с Т-34 и с СУ времен Великой Отечественной, заканчивая современной, а главное, в отличии от музея, дали на каждом экземпляре за-про-вы-лезть. Для любого нормального мальчишки - это круче чем 3D графика (тогда мы этого термина ещё не знали).
Так вот, при росте 186, сидя на месте механика-водителя первого противоатомного танка (Т -....... номер подскажите, кто знает), я понял - это не моё. При том, что я торчал головой в открытом люке, локти-колени-уши-руки-ноги были все примерно на одном уровне.
Второе
Довелось уже ст.л-том быть в Рязани, принимать команду новобранцев. Упускаю всю эту эпопею, кроме небольшого эпизода.
Вечером, после приемного пункта военкомата, зашёл в какой-то ресторан или, может, кафе, где познакомился с двумя, как выяснилось в дальнейшем, офицерами ВДВ. В ходе совместного ужина и долгой беседы (троих!), у принимающей стороны (двоих) - родилось непреодолимое желание чем-то флотского (т.е. меня) развлечь. На поступившее предложение я ответил согласием. Далее помню всё только отрывками (между ними и во время их - многочисленные тосты): машина - темень - полигон - оружие - стрельба - другая машина - утро - аэродром - на меня что-то надевают - самолет - взлетаем.
Я укачиваюсь (в детстве даже на машине) вертолет, винтовой самолет, свежее море - смерти подобно.
Но в этом кукурузнике я не укачался, более того - начал трезветь, ибо вспомнил, на что я согласился. Озвученная новыми знакомыми программа включала себя ПРЫЖОК! Глядя на их радостные лица, судорожно пытался думать и улыбаться в ответ на их хохмы. Когда открыли дверь, в голове была каша из моего решения ПРЫГАТЬ (Флот позорить нельзя - слово дал) и крошечных обрывков их инструктажа «эту хрень дернуть», а также «молодой, подбородок прижми». Вся данная троица крутилась в антрацитовой бездне пустой головы, обрамленная вставшей дыбом прической полубокс.
Сам удивляюсь, но я прыгнул. Из всего инструктажа я выполнил только одно - дернул эту хрень. Рывок-хлопок парашюта совпал с щелчком челюстей и хрустом шеи. Вид огромной Земли, распирающей обруч горизонта, и перевернутая бесконечность неба, окрашенная будто только что омытыми росой лучами молодого Солнца, просто поглотил меня. Кажется я кричал, ибо то, что я чувствовал, просто разрывало меня.
Приземлился я жестковато, видно, ещё чего-нибудь забыв.

Я не помню уже, как звали моих случайных сотоварищей по ВС СССР и не знаю, какая им выпала в дальнейшем доля, но - дай Вам Бог, братцы! - Дай Вам Бог!

Каловое зодчество

А Иннокентий Петрович писал НИР.
Вы не знаете, что такое НИР? Очень напрасно.
Это вам не какой-нибудь скучный анекдот про область паха, и даже не сказка про глупого буратинку...
Нет! Это полноценная научно-исследовательская работа!
Ага. И, что характерно, почти все работы Иннокентия Петровича с пахом, как правило, были не связанны, во всяком случае, напрямую. А связаны они были скорее с загадочными прохождениями всяких сигналов в плотных слоях атмосферы, с космическими перспективами и прочими вещами непонятными среднестатистическому человеку, даже если он вовремя проходит диспансеризацию и настойчиво подвергает исследованию свои мочу и кал.
Вы скажете - ХА! Как какой-то, пусть даже свежий на вид кал, может быть связан с космическими перспективами и тем более с НИРами выдающегося Иннокентия Петровича? Не торопитесь...

Решительно распахнулась дверь, и на пороге возникла Варварстепанна, партийная кличка - «Сиси к бою!»
- Всем сидеть! Собираем по пятьдесят рублей! У Придатка из девятого отдела ДР!
- Опять! - возмутился старлей Вова, - Он обнаглел! Это будет повторяться из года в год? Я бы вообще постеснялся рождаться с такой фамилией!
- Не паясничайте! Вы живете в коллективе! Как бактерия в благотворной среде! - Варварстепанна вскинула вверх палец, и мощные сиси закачались на волнах грандиозного тела. Все с интересом оторвались от работы. - Так будьте благодарны среде за это! Давайте деньги! - она уперла перст в Вову.
- Чего? - сглотнул тот, поддавшись общему гипнозу.
- Вы плохо слышите?
- Я глухой как слепая кишка. Увольте меня по здоровью. Я хочу полноценно питаться.
- Кто вам не дает питаться?
- Вы! Как только я накоплю пятьдесят рублей в надежде съесть что-нибудь калорийное, появляетесь вы со своими Придатками... отпустите меня на гражданку...
- Что вы там будете делать?
- Сырки плавить!... Кто-то же должен...
- Все! Хватит паясничать! Деньги быстро! У меня еще три отдела!... Так, Гулькин, а вам особое приглашение нужно? На ДР товарищу сдаем, чего мы такие кислые?!
Гулькин грустно смотрел на мощные сиси.
- Я скорблю...
- Скорблять нужно вовремя! Гоните деньги! - Варварстепанна постучала ногой по столу, - Алё! Я долго буду ждать?!
- Не трогайте меня ногами. У меня с утра не было женщины. Я от этого нервничаю... Вам бы очень пошла фашистская форма и плетка...
- Фашисты по сравнению со мной - маленькие розовые дети с пушком на попе! Гоните, я сказала!

Иннокентий Петрович отдал деньги безропотно, досадуя, что его отвлекают именно в тот момент, когда забрезжила призрачная мысль.

После уходы Варварстепанны рабочая обстановка была порушена. Гулькин неистовствовал:
- Каааакие БАЛЯСИНЫ, господа! Это вам не это!... Какой шедевр народного зодчества! А?! Я бы не смог ТАКОЕ носить! Точно! Это же перелом позвоночника! Богиня! Колхозница с незабвенной скульптурной композиции!
- Поручик, вы перевозбудились! Вдох - выдох, ать-два! Какой-то вы сегодня..., что произошло? Трагедия? Вы бухали? - заботливо спросил Вова.
-О, друг Горацио! - горько вздохнул Гулькин, - Бухали мы давно. Позавчера. Но карты так, увы, сложились... что... прямо со вчерашнего утра... - он пощелкал пальцами ловя рифму.
- Вы пошло натощак опохмелились? - предположил Вова, - Это по-гусарски!... Вы плохо кончите! Я всегда говорил, что опохмеляться надо тонко. Во-первых, нужно принять уютную горизонталь. Это главное. Телик желательно включить, для фона. В одну руку берете бутер с колбасыром или на худой конец с икром и маслой. В другую - прохладный бокал с пивасом... и чтоб лежать и смотреть лениво сквозь его причудливые янтарные переливы... на жисть... смотреть и думать... ни-о-чем... Только тогда в мясе головы начнутся благотворные лекарственные процессы и наступит всеобщая гармония частей организма... А вы? Я вас умоляю, сдайте свою печень в кунсткамеру и не переводите алкоголь! Его и так постоянно не хватает!... Правильно я говорю, Петрович?
- А? - Иннокентий Петрович с трудом оторвался от захватывающих модуляций.
- Я спрашиваю, кому некролог пишите?
- Некролог?
- Какой вы все-таки интересный собеседник, Петрович! С вами было интересно работать, пока вы, не вынимая, служили здесь Родине, и когда вы вышли на пенсию, но решили остаться, с вами стало еще интересней! Где можно посмотреть установленный в вашу честь памятник?
- Паяц, - усмехнулся Петрович, откидываясь на спинку стула, - все бы тебе смехуёчки и пиздахаханьки...
- Признайтесь, Петрович, вы были гнусным пошляком в юности? Да? Вас наверняка боялись мамаши! - Вова, смеясь, приблизился, - Все хотел спросить, а почему вы не пользуетесь компьютером для набивания текста, думаете, девушкам из машбюро интересно разбирать ваши пошлые каракули?
- Отстань, балбес, я даю им работу. Тем более, я не доверяю вашим компьютерам. В тетради живое все, не пропадет, а в компьютерах этих... - Петрович выключил свою любимую настольную лампу. - Ну все, обед!
- Угощаете?
- Уймись!
- Не уймусь, Петрович, вы мне еще должны за свою гадкую шутку! Помните, в начале зимы вы пришили мне веселенькие блестящие пуговки сзади на шинели, снизу и до самого воротника? А? И я рассекал по городку эдакой большой жопой с нарядной ширинкой на спине?! Надо мной смеялись все красивые девушки, Петрович! Но еще сильнее смеялись некрасивые! Над вами когда-нибудь смеялись некрасивые девушки? Это унизительно! Я плакал!... Вы не верите, что я плакал?
- Отстань, болтун! - осклабился Петрович, предаваясь радостным сердцу воспоминаниям, да, шутка тогда удалась...

После обеда Петрович никак не мог поймать рабочего настроения. Он походил по отделам, пообщался с сослуживцами... Когда он пришел на рабочее место, за окном уже темнело, зима, ничего не поделаешь. Молодые шалопаи где-то шатались, и Петрович, вздохнув, включил любимую лампу.
Здорово сидеть вот так в темном кабинете, когда единственный пятачок света - теплый, желтый луч старой лампы...
Петрович раскрыл тетрадь и задумался, постепенно погружаясь в мир амплитудных модуляций, квазистационарных орбит и прочих интересных вещей...
Распахнулась дверь:
- Подарок куплен! - на середину кабинета стремительно прошла «сиси к бою», - Раздаем по шесть пятьдесят!... Вот, возьмите, и этим передайте!
Петрович забрал деньги, разложил мелочь по столам оболтусов и вернулся к своему столу...

- Хрень... - шепотом сказал Петрович, затаив дыхание, и старательно моргая, - Хреньхреньхреньхрень...

На раскрытом тетрадном листе, прямо среди мыслей о модуляциях и квазистационарах, под лучами лампы нагло грелась масляным боком... какашка.
И не какая-нибудь там сухая, собачья, прошлогодняя, нет! Полновесная, свежая, только-только отложенная, парящая теплом...
Петрович похлопал глазами, сходя с ума, и понимая, что все еще не дышит, судорожно втянул воздух...
Но застрявший в носоглотке с начала зимы насморк, не позволил Петровичу в полной мере насладиться всеми ароматами свежей выпечки.

- Мама... - Петровичу очень хотелось заплакать и куда-нибудь спрятаться, как в детстве...
Он начал озираться... Кабинет был пуст...

Дверь распахнулась и на середине вновь возникла Варварстепанна:
- Я вам рубель передала! Верните взад!... - синхронно качнулись сиси.

Петрович застыл над какашкой, жалобно улыбаясь...
- Ох, ёёёё... - она округлила глаза.
Петрович зачем-то причмокнул и развел руками.
- Ох, ёёёёёёёё! - Варварстепанна подняла глаза на Петровича.
Под пристальным взглядом Петрович засуетился и шаркнул ножкой.
- Вона чёёё... Кланяемся?... Какие мы, оказывается... - сиси возмущенно поднялись. - Ну, знааааете!... Охерели совсем, старый, простите, пердун!!!
- Послушайте... - потянулся к ней Петрович.
- Не подходить! - взвизгнув, шарахнулась Варварстепанна, - Не смейте ко мне приближаться вы... гомосек!
- Почему это я гомосек? - искренне возмутился Петрович.
- Ну не я же нагадила вам на стол! - логично качнулись сиси.
- Но и не я! - стукнул себя в грудь Петрович.
- Знаете, что я вам скажу? - зловеще прищурилась Варварстепанна, - Вы херовый гомосек!
- Почему?
- Потому что врете херово!...- скосила взгляд, - А гадите много!

Когда за ней закрылась дверь, Петрович опустошенно повалился на стул и вперил взгляд в какашку. Та уже совершенно освоилась, разморилась под лампой и стала обтекать.
В Петровиче проснулся следопыт. Он взял остро отточенный карандаш и стал тупо в ней ковыряться...
И именно в этот момент, привлеченный визгливыми криками Варварстепанны, в кабинет зашел начальник отдела, известный либерал и демократ...

- Иннокентий Петрович, что это от вас Варварстепанна выскочила вся такая...
Сначала начальник открыл и закрыл рот, потом захлопал глазами и осторожно втянул носом...
Петрович нервно встал, сел, снова встал, и скорчил жуткую гримасу, означающую, по-видимому «я очень сожалею, что все так у нас сложилось».
Демократ старательно отвёл глаза от петровичева стола:
- Ну, а вообще... как?... Работа в смысле... Работа, говорю, в смысле, как?
- Ра-бо-та?... - по слогам повторил Петрович, - Аааа... работа... работается!
- Работается? - умиленно улыбнулся начальник, - Вот и славненько... Ну а в целом?...
- Где?
- Аааа ЧЕРТ!!! Петрович! Зачем вы это сделали?! Я, что плохо к вам относился?! Вы за что-то рассердились на меня?! На флот?!... Или на этот стол?! Что вы там такое ковыряли сосредоточено, когда я вошел?! Аскаридов?!!! Отнесите это врачам, это их хлеб!!! А если вы что-то проглотили и желаете вернуть, есть много других средств! - начальник задержал дыхание и попытался улыбнуться. - Поверьте, любезный мой, в мире полно более интересных вещей...
- А? - под импульсивной речью Петрович присел на полусогнутых.
- Не надо! - выпучил глаза начальник, - Не продолжайте! ЭТОГО уже вполне достаточно! Не думал, что тематика ваших исследований как-то скажется... Вы... - поморщился, - Вы... Иннокееееентий Петрооооович! - покачал он головой, махнул рукой и вышел.
- А? - еще раз спросил в пустоту Петрович.

Петрович так и сидел в прострации, когда в кабинет вошли Гулькин и Вова:
- А она сплевывает и говорит... Петрович! А чем это у нас так пасет?... Оооооо!... Не помешали?... Надеюсь, вы это из хороших побуждений? - ехидно спросила кака в тельняшке, - Даже не смотрите на нас! Не смотрите... Нас нет! Нас нет, занимайтесь своими делами!... Не надо ничего объяснять! Мы ничего не видели, не спрашиваем, и знать не хотим! Зачем нам это?! Мы тихонько здесь посидим, поработаем... а вы не отвлекайтесь... лепите! Тссс! Молчок!... - Вова повернул ключик в уголке рта и выкинул его, -.... Таки решили сваять себе памятник?... Все-все, молчу!...
- Да послушайте вы!... - воскликнул Петрович.
- Горошек... - подал голос Гулькин, выпучив глаза и как-то странно булькая организмом. Все недоуменно посмотрели на него. - Я бы к этому натюрморту... добавил ещё зеленый горошек по краям... Не обращайте внимания,... это у меня обострение чувства прекрасного...
- Кого вы пытаетесь обмануть, Гулькин? - возмутился Вова, - Какое у вас может быть чувство прекрасного? Я видел, как вы закусывали коньяк воблой! Где ваша лопата? Слышите?... Вас зовут гасторбайтеры копать траншеи... У Петровича же тут совершенно иное...
- Да не моё это!!! - стукнул по столу Петрович. Какашка влажно колыхнулась на тетради.
Вова осторожно приблизился, осматривая какашку с разных ракурсов.
- Какая прелесть... Поздравляю! У вас большой внутренний мир!
Петрович замахнулся.
- Тише-тише! Маэстро калового зодчества! Тпру! Так... Сейчас разберемся...
Вова потыкал какашку пальцем и осторожно понюхал...
- У вас хорошая микрофлора! Баклажаны ели?... А откуда вы посреди зимы берете свежие баклажаны?
- Какие... баклажаны?! - судорожно сглотнул Петрович, с ужасом глядя на Вову.
- Не баклажаны? - удивился Вова, - Странно...
Он растер какашку пальцами и понюхал еще раз...
- А! Ну конечно! Консервированные овощи... с луком и морковкой! Люблю такие! А вы гурман! - погрозил он измазанным пальцем Петровичу.
- Заткнись!... - прохрипел тот, - Меня сейчас...
- А зачем на стол?... Нет, меня тоже ломает ходить на второй этаж... Но такое решение... Да вы подвижник! Где-то даже экстремист! Смело, Петрович! Нетривиально и смело! Поздравляю! Разрешите пожать вашу руку!
Петрович отшатнулся от испачканной какашками руки.

И тут не выдержал Гулькин, он присел на корточки, и начал дергаясь всхлипывать.
- Видите, что вы наделали? - сурово спросил Вова, - Пример оказался заразительным!... Гулькин! Вы бы хоть штаны сняли! Ай-яй-яй!... - и присоединился к Гулькину, заходясь в хохоте.
- Что?... - не понимая, моргал Петрович, - Что... суки?...

Оболтусов колбасило:
- Всего лишь... ууххххх.... причудливо...фффф... ой не могу!... Причудливо слепленный... оййймааамааа... пластилин... ххххх... на лампу... ууууйописаюсьщаааззз... нагревается... падает... фффххххумрууу! - Вова тяжело дышал, - а сколько... благотворных минут радости,... а, Петрович?!

Взято с cursorinfo.co.il
http://cursorinfo.co.il/analize/2006/09/10/doctor/

Памяти друга, погибшего в Ливане

Роман Ратнер,специально для "Курсор-Инфо",10 сентября 2006 г.

Десятого сентября Доктору должно было исполниться 36 лет. Четвертого августа исполнилось тридцать дней с момента его гибели. Военный врач капитан Игорь Ротштейн погиб ночью с 3 на 4 августа в восточном секторе Южного Ливана. Это был четвертый военный врач ЦАХАЛа, погибший за всю историю арабо-израильских войн.
Мы познакомились в Газе в 2003 году, когда нас, добровольцев из "Батальона Алия", призвали в армию для ведения антиснайперской войны в южной части сектора. По дивизии ходило много нелепых слухов о "чеченских снайперах", и многие русскоязычные солдаты и офицеры приходили к нам познакомиться. К Игорю мы пришли сами - надо было встать на медицинский учет. С этого момента всегда, когда у нас появлялась свободная минута, мы приходили к Доктору поговорить "за жизнь".
Когда началась вторая ливанская, Игорь позвонил и спросил: "Командир, когда идем воевать?" Это был искренний порыв, без позерства. Я ему пообещал, что он в Ливан зайдет вместе с нами.
Обещание свое я выполнил наполовину. В 17.00 3-го августа я получил информацию, что Доктора переводят в наше снайперское подразделение с завтрашнего дня. Тут же начал звонить. Телефон молчал, и это было странно. К тому моменту Игорь Ротштейн добровольно призвался в бригаду "Голани", где выполнял обязанности батальонного врача.
Для меня было очевидно, что дальше границы Ливана батальонный врач выехать с базы не должен. Внутри ему просто нечего делать, ведь первую помощь и эвакуацию раненых до пункта первичной медицинской обработки должны осуществлять парамедики и санитары, которые есть в каждом взводе.
После множества безрезультатных попыток дозвониться я послал Доктору SMS, и он неожиданно мне позвонил. Игорь был в Ливане, и они, по его словам, должны были в скором времени выходить.
По воле судьбы мне пришлось стать последним человеком, который разговаривал с Доктором по телефону.
Глубокой ночью мне позвонил один из офицеров бригады, занимающийся личным составом, и сказал: есть первичная информация о том, что Игорь погиб. Через четыре часа мы поехали на опознание.
Эта война навсегда останется в моей памяти немым вопросом в мертвых глазах Доктора: "Почему?"
Этот вопрос я хотел бы задать тем, кто послал Игоря вместе с пехотной ротой, перед которой поставили задачу: штурмовать укрепленный дом в южно-ливанской деревне.
По рассказам участников этой операции, командиры решили действовать так же, как они действовали в Газе: подошли к двери, постучали, дверь не открыли, попытались кувалдой - не получилось. Все это происходило ночью на ливанской территории в условиях отсутствия линии фронта, когда противник мог появиться в любой момент и с любой стороны. Спрашивается, если додумались принести кувалду, почему не взяли сапера, который мог в считанные минуты взорвать стальную дверь и дать возможность действовать группе захвата.
И, вообще, зачем вся эта операция была нужна? Очевидно, что после того, как наши бойцы "по-тихому", с кувалдой, пытались овладеть домом, использовать его в качестве опорного пункта было невозможно и смертельно опасно. Почему дом не взорвали? Что, у наших танков кончились снаряды, или, может быть, у авиации не хватило ракет? Уверяю - всего было в достатке. Просто какой-то "крупный военный ум", отточивший свое оперативное искусство в Иудее, Самарии или в Газе, решил, что воевать с "Хизбаллой" надо так же, как это делается на территориях.
Совершенно очевидно, что в Ливане такая тактика к ни к чему хорошему привести не могла. Противник не тот. "Хизбалла" вела партизанскую войну по всем правилам, и, естественно, такую удачу боевики упустить не могли. Подразделение, в котором находился Доктор, было атаковано боевиками с короткой дистанции (где было боевое охранение - непонятно). Завязался ночной бой, в котором у нападавших было главное преимущество - внезапность.
Почти сразу появились раненые. Доктор рванулся оказывать помощь и погиб. По характеру ранения, последствия которого мы увидели в центре опознания, он, скорее всего, не успел понять, что умирает.
Сегодня, через тридцать дней после его смерти, мы не можем понять, что делал в боевых порядках роты военный врач. Ведь ничего, кроме того, что делают парамедики или санитары во время боя, он сделать не мог.
Общеизвестно, что для оказания врачебной помощи раненому его надо вывести из зоны огня - это работа санитаров - и в самый короткий срок эвакуировать в медсанбат.
По сообщениям прессы и рассказам очевидцев, в эту войну многих раненых не могли эвакуировать в течение семи-десяти часов. Почему?
Как могло случиться, что армия не была готова к тому, что раненых надо будет эвакуировать под огнем? Ведь страна воюет почти шестьдесят лет, и медицинская служба должна быть готова к любому сценарию развития событий. Оказалось, что нет.
Вместо того, чтобы должным образом организовать эвакуацию раненых, командиры от медицины решили посылать с подразделениями врачей. Возможно, они предполагали, что наличие врача на поле боя может компенсировать отсутствие возможности вовремя эвакуировать раненого?
К сожалению, они ошибались. По мнению военных врачей - друзей Игоря, реанимационные мероприятия, а именно это надо сделать в первую очередь, на поле боя возможны, но ночью для их проведения нужен свет. Обычный электрический свет.
Как под огнем можно зажечь фонарь? Кто-нибудь из штабных медиков подумал об этом? Нет. Не подумали и пехотные командиры, которые при планировании операции не предусмотрели создание полевого медицинского пункта, куда санитары могли бы оттащить раненого и где врач, без стопроцентной вероятности быть убитым, может зажечь фонарь и спасать раненых.
Ответов на эти вопросы у нас нет. Вернее, пока нет. Но мы надеемся, что будет создана государственная комиссия, которая не станет искать стрелочников, а разберется с тем, как довели армию до такого состояния, в котором она находится сегодня. Думаю, что причины гибели Доктора должны быть тщательно расследованы и сделаны правильные выводы.
Когда-то в 2004 году Доктор заходил с нами в "зеленку" - бескрайние апельсиновые сады на востоке Газы, где мы устраивали засады против боевиков. Каждый раз надо было доказывать начальству, что он нам нужен, и если понадобится, Доктор будет воевать как обычный солдат пехоты. Ни разу мы не пожалели, что взяли его с собой.
Доктор был настоящим Солдатом и погиб как настоящий Солдат.

Вечная ему память!