Кто ты?
(отрывок)

Он шел мне навстречу, но я прошел мимо. Я узнал его, лишь обернувшись вслед и удивившись неожиданной субтильности, почти костлявости: низкорослый - неуверенные метр шестьдесят, косолапый, при ходьбе цепляющий носки белых кроссовок один за другой, угловатый, но жилистый, прямой и крепкий Хампти Дампти, неоднократно падавший со стены жизни. Я встретился с ним взглядом и укололся о его кустистые брови, но понял, что это он - Рон, английский инженер, которого я должен был встретить в «Шереметьево» и отвезти в отель. Он не держал в руке трость, которая помогла бы ему, слегка прихрамывающему на левую ногу, но нес нелепый кожаный чемодан - несомненно, тяжелый, не опустив плечо вниз.
- Элек? - спросил он скрипучим голосом.
- Да, сэр. Позвольте помочь вам, - протянул я руку к тяжелой ноше.
- Я сам. И не называй меня сэром! Пошли наружу - хочу курить! Чертовы самолеты! Чертовы «Бритиш Эйруэйз»!
- Вы первый раз в Москве? - стандартно спросил я, кидая багаж в свой видавший виды «Жигуль».
- Нет, черт возьми, я не первый раз в чертовой России! Сынок, эта еда на борту «Бритиш» - дерьмо. Хуже только на флоте!
Всю дорогу до отеля «Аэростар» он смотрел вперед, не оглядываясь по сторонам и не отвлекаясь на московские здания, которые его совсем не интересовали. Рон постоянно что-то по-старчески бубнил, прикуривая сигареты «Бенсон энд Хэджес» одну за другой, причмокивая при затяжках, как это делают курильщики с очень большим стажем, и шумно выпуская дым через фильтр снежно белых усов и бороды. Впрочем, и голова его была по-старчески бела; но слегка завивающийся чубчик и прищуренные глаза выдавали в нем хотя и постаревшего, но все еще драчуна с большим стажем.
Войдя в свой номер, он бросил зазвеневший железом чемодан на кровать. Внутри оказался полный набор джентльмена: кусачки, ключи, отвертки, дрель, блок «Бенсон энд Хеджес» и пузатая бутылка ранее незнакомого напитка, которую он тут же поставил на стол. Рядом он очень осторожно засунул уголком за зеркало фотографию пожилой, но миловидной благообразной женщины с завитыми каштановыми волосами.
- Жена! - впервые осклабился Рон. - Выпьешь? - встряхнул он бутылку.
- Немного. А что это?
- Мой любимый booze, черт возьми - «Southern comfort». Единственный достойный человека американский напиток. Когда-то очень давно я попробовал его в Штатах - полюбил навсегда.
Напиток оказался редким на вкус и замечательным: крепким, но не резким, достойным сильного, но не самоуверенного человека со склонностью к романтизму. Однако Рон тщательно скрывал эту сторону своего характера, как и внутреннюю доброту, которую он камуфлировал вечно недовольным лицом и стариковским ворчанием, бастардизируя все вокруг: канадский отель, в котором он жил, русских поваров, которые готовили еду в нем, королеву, подданным которой он был, облака, которые закрывали солнце. Впрочем, на улицу он не выходил вообще, ковыляя по коридорам от номера в бар и обратно, крепко «посыпая солью» все вокруг.
- Фокин бастардз, ассхолз! - скрипел он ржавым голосом с каким-то легким неанглийским акцентом, присущим коренным англичанам.
- Рон, сегодня работы не будет: проблемы с нашим грузом на таможне. Возможно, брокеры доставят оборудование завтра, - успокаивал я старика.
- Фокин бастардз, ассхолз! - закуривал Рон и наливал «Южного комфорта» на полтора пальца. Эти «полтора пальца» он выпивал каждый час.
И когда мы начали работу, я все не мог понять, зачем сюда прислали этого, хотя и самобытно интересного, но совсем одряхлевшего человека. Впрочем, он вскоре доказал свою полезность: мы устанавливали телевизионную систему в отеле, частью которой были усилители «Jerrold», и эти присланные из Канады приборы оказались абсолютно бесцельными - в них отсутствовала одна из важных микросхем.
- Фокин канэдиан бастардз! - взревел Рон.
Он надолго закрылся в своем номере, выпив на полторы ладони своего любимого напитка под бумажное шуршание схем устройства прибора. Остальные члены команды печально паковали вещи, готовясь к незапланированному отъезду. Вечером Рон вышел из номера, подхватил меня за рукав и повел к установленному усилителю:
- Элек, если меня долбанет током, сразу оттаскивай! - совершенно невозмутимо пыхнул перегаром и сигаретным дымом старик. Он достал из кармана кусочек зачищенной проволоки с загнутыми концами, перехватил его плоскогубцами, опустив на нос очки, поворчал несколько секунд и вставил ее в гнезда отсутствующей микросхемы. Странно, ничего не произошло, но «Jerrold» заработал.
- Рон, ты просто сапер какой-то! - обрадовался я.
- Есть немного! - улыбнулся редкой улыбкой дед.
С этого момента мы стали ближе, лучше понимая друг друга. В тот вечер мы выпили еще пальцев на пять и долго болтали обо всем на свете: о работе, о сложной жизни пенсионеров в Англии, о флоте, на котором служили оба. Рон очень переживал, что с каждым годом ему становиться все сложнее выплачивать две тысячи долларов ежемесячно за старинный усадебный дом 18-го века в пригородах Лондона, в который он вселился более 20 лет назад. И только это заставило его, уже пережившего одну операцию на сердце старика, ехать в Россию, чтобы заработать деньги. Он пыхтел своим «Бенсоном» и закатывал левую штанину брюк, показывая шрам на том месте, откуда хирурги взяли вену для байпаса на его сердце. Впрочем, он был не очень расположен рассказывать о себе, больше расспрашивая меня. Но оживился, узнав о моем флотском прошлом.
- Флотская молодость! - расплылся в улыбке Рон, - Я в подводных силах служил. В 1946 году ходил на субмарине с визитом к вам в Мурманск. Поганый городишко, но женщины отменные!
И как сегодня жаль, что его фамилия в те дни мне не говорила ни о чем. Рон Крэбб. Крэбби, как называли его другие английские инженеры, работавшие с ним когда-то в компании Thorn EMI, а теперь приехавшие с ним в Москву. Среди них был и двухметровый красавец Дэйв Чок, при встрече с которым женщины впадали в ступор. Но и воспоминания Дэйва о прошлой карьере водолаза-глубоководника, ходившего под воду на 300 метров, мне были тогда, в ранние 90-е, совсем безразличны. Как глупо порой мы ведем себя, когда жизнь дарит встречу всей жизни...
Рон приезжал в Москву три раза в течение нескольких лет. К моменту, когда он приехал в последний раз, мы не виделись уже два года. Я знал, что перед приездом дед только что вышел из реанимации, в которой пролежал месяц после второй операции на сердце. Он сильно сдал, припадая уже на обе ноги, но продолжал смолить сигареты одну за другой и прикладываться к «Южному комфорту». В первый же вечер мы поехали домой к моей маме, пили водку «Распутин», ели пельмени и блины с красной икрой. Утром Рон был живее всех живых, работая наравне со всеми, но делая перерывы каждый час на сигарету и дринк, теперь всего на один палец.
- Я прожил свое! Мне поздно менять что-либо в жизни! - ворчал старик в ответ на советы окружающих.
- Надоело все! Возвращусь, продам дом и уеду с женой в Африку! Ты не представляешь, насколько там все дешево! Осуществлю мечту - дом на берегу океана и катер на причале. Так и сделаю! - однажды решительно сказал он.
Потом наступил последний день нашего знакомства. Работа была закончена, и мы решили перед отъездом Рона сходить в немецкий паб в отеле «Пента». Но пришел я на эту встречу в смятении, так как по дороге в метро купил газету «Совершенно секретно», открыв которую, понял, что у меня есть большой вопрос к деду.
- Рон, твоя фамилия Крэбб. А ты не родственник коммандера Лайонела Крэбба? - спросил я старика, уютно усевшегося за стол и отхлебнувшего «Варштайнер».
Такого лица Рона я никогда не видел. Его кустистые брови съехались, лицо стало багровым.
- Он позор нашей семьи! Предатель! - зло выкрикнул дед, посмотрев на фотографию в газете.
- Но Рон, откуда ты...- хотел спросить я.
- Он - мой двоюродный брат!

Сегодня передо мной лежат два журнала, два номера ежемесячника «Argosy» от октября 1956 и 1960 годов, которые я недавно купил на интернет-аукционе. Именно в них появились те две статьи, которые на долгие десятилетия сделали легендарного Лайонела Бастера Крэбба изгоем и позором для всей семьи.
Капитан 2 ранга Лайонел Кеннет Филип Крэбб, кавалер высших военных орденов Великобритании, получивший пэрство из рук Королевы, человек-легенда, человек-загадка, отец британских боевых пловцов.
Заглянем в его официальную биографию и позволим себе усомниться в некоторых фактах. Может быть, документы из архивов британского правительства, касающиеся Крэбба, все же будут открыты в 2057 году, как должны они были быть открыты еще двадцать лет назад, и развеют навсегда налет джеймсбондианы, накрывший реальную историю этого неординарного человека - подобно гравировальным цилиндрам, которые, катаясь по муаровой ткани, разрушают нити и направляют их в другом направлении, образуя красивый, но выдуманный рисунок. А пока мы верим вот во что: «Лайонел Крэбб родился 28 января 1909 года в семье Хью и Беатрисы Крэбб в Стритхеме на юго-западе Лондона».
- Рон, - спросил я, - ты называешь его предателем! Но как мог потомственный англичанин, пэр и герой нации стать им?
- Черт возьми, Элек, ни я ни он не были потомственными англичанами! - сказал дед, совсем забыв о своем пиве.
- Что ты имеешь в виду?
- Мы - польские евреи из Варшавы! И оба родились там! Лайонел успел уехать с родителями перед приходом наци, а я бежал уже из Варшавского гетто! И вообще, наша истинная фамилия не Крэбб!
Я посмотрел тогда на его вскинутую руку с перстнем на левом мизинце и вздрогнул, почувствовав себя впутанным в какую-то совершенно таинственную историю. Как много раз я видел это небольшое элегантное кольцо с сидящим золотым крабом, но не придавал этому значения, хотя Рон объяснил мне как-то, что это фамильный герб семьи. Мне приоткрылась дверь, но я не успел войти в нее, чтобы задать миллион вопросов. За Роном зашел водитель, который должен был отвезти его в аэропорт. Он встал, пожал мне руку и хлопнул по плечу. Но я задержал его ладонь и, взглянув прямо в его глаза, вдруг что-то понял для себя и сказал:
- Рон, коммандер Крэбб - это ты!
Не отводя взгляд, старик улыбнулся и ушел навсегда. Но улыбка та была не ироничной, не раздраженно-отрицающей, а какой-то тихо соглашающейся... В его руке не было трости с серебряным набалдашником и золотым крабом на нем, которую никогда не выпускал из своих рук Бастер Крэбб, если не отправлялся «чуть-чуть поплавать». Но золотой краб на перстне - он так много говорил.

Эта встреча не выходила у меня из головы, и спустя полгода я решил позвонить Рону, но телефон оказался отключенным. Звонки нашим общим приятелям в Англии тоже ничего не дали - его ближайшие соратники ничего не знали о его судьбе! Или вынуждены были говорить так...
И теперь у меня остались только две фотографии коммандера Крэбба, сделанные в разные времена после войны и найденные в Интернете. Я смотрю на них и не могу поверить своим глазам - на меня смотрит Рон. Надо только покрыть его волосы сединой...
Рон, кто ты?

Мои заметки об армии...
(продолжение)

Ульяновск.
Город семи ветров.
Снова нас продали! Теперь уже в Ульяновск. Это самые "серые" два месяца моей службы. Всего три события было за эти три месяца, которые стоят упоминания. Первое - это мясо, убитое(или помершее своей смертью) в 1953 году нашей эры, второе - это первая и единственная посылка из дома со сладостями! Правда большая часть из этого ушла дембелям, а остальное было поделено между нами,"слонами"!Но зато поели хоть чуток сладкого. И третье-это ливень, продолжительностью в 8 минут, но такой силы - что он затопил дорогу в низине длинной метров триста, шириной около ста пятидесяти метров и такой глубины, что от одиноко стоявшей "восьмёрки" из воды было видно только середину крыши! Не повезло прапорщику, чья была машина...Были и здесь наряды по столовой, ничуть не меньше запарные, чем в Москве(только посуду считать не приходилось),зато на 30 человек наряда было больше 2500 желудков, требующих жрачки. Вот и вся служба в Ульяновске. Когда нам объявили, что есть набор в Абхазию, мы были рады до ужаса, что сможем покинуть это захолустье.

Путешествие из Ульяновска в Абхазию.
Скажу просто - это была самая интересная дорога в моей жизни. Мы ехали трое суток. Нам выдали сухпайки на это же количество приёмов пищи. Но мы эти сухпайки меняли на станциях на гражданский хавчик. То ли они высоко ценятся, то ли бабушки на станциях так любят солдат, но гражданской еды на эти сухпайки мы выменивали намного больше! Мы просто обожрались всякими вкусностями. Особенно мне запомнились казинаки из семечек подсолнуха, сладкие, чуть с горечью - сказка! Это щас их можно в любом магазине купить, но не хочется! А в армии - это был предел мечтаний! И этот предел уплетался нами за обе щёки! Были и хлеб домашний, и мясо и куча всего ещё. В общем, очень весело прошли эти трое суток. Особенно для одного из наших пацанов. Он последние сутки поездки оккупировал вагонный толчок и держал в нём круговую оборону!
Там море ганджубаса и вина-Абхазия...
Дорога в часть.
Выгрузились мы на вокзале в Адлере 25 мая 1997 года, то есть чуть больше полугода моего служебного стажа.4 место службы за полгода - это весело. Особенно для бедных моих родителей ,с регулярностью раз в два месяца получавших письма с разных городов нашей необъятной родины. А тем более, когда получили письмо с Абхазии - это ведь была "горячая точка".Зато первые впечатления от приезда: уезжали в плюс 2 градуса на улице, а приехали в плюс двадцать семь! Хороший перепад. И горы...пальмы...Крррасота. Везли нас с Адлера до Гудауты часа два. А мне так хотелось, чтобы дорога не кончалась. Я сидел и любовался красотой гор. Мимо проплывали знакомые с детства названия: Гагры, Пицунда... Только раньше это были престижные курорты, а теперь разбитые войной и разграбленные мародёрами городки. Из дороги местами торчали хвосты неразорвавшихся мин от миномётов .Привезли нас в часть и снова загнали в клуб - на делёжку. И выпала мне честь стать "Старшим водителем-санитаром-гранатомётчиком" (во, блин, должность! Назовут - так назовут!) на медицинском автобусе на базе ГАЗ-66.Эх-не один десяток тысяч километров накатал я на своём вездеходе за год службы в Абхазии.
Как государство само себя обманывает...
По закону, в горячей точке запрещено служить солдатам срочной службы. А контрактников слишком мало, чтобы заткнуть ими все эти точки. Вот государство и придумало, как себя надуть - оно просто-напросто заключает контракт со срочниками, платит им за службу в горячей точке и вуаля: и волки сыты, и овцы целы(по крайней мере большая часть...).
Хавчик.
Да, с переездом в Абхазию наш рацион здорово изменился. Во - первых мы стали получать по полтора миллиона(старыми)рублей в месяц, а это очень много по абхазским ценам. К примеру -шашлык в Абхазии стоил тогда всего две тысячи, стакан вина пятьсот рублей. Возьмёшь себе один шашлык, запьёшь стаканчиком вина - и сутки на еду смотреть не хочешь. Там ведь шашлык, так шашлык. Не пять хилых кусочков собачатины, как у нас продают за космическую цену, а нормальный полуметровый шампур, на котором мясо напихано так, что только по сантиметру - два скраешку оставлено, чтоб шампур упереть на мангал. В центре шампур нигде не виден! А ещё там уже с июня начиная, и по январь идут сезоны фруктов. Ох, сколько мы всего переели. Домов заброшенных с садами много, главное знать, где не заминировано.Бывало-прямо на машине с дороги съедешь, подъедешь к яблоне, из форточки нарвёшь яблок и дальше поедешь. Ляпота !И алыча, и сливы, и инжир, и орехи, и мандарины, и яблоки, груши, персики и ещё всего дофига. Рай для солдата, в общем. Вот витаминная была служба.

Вино и прочие алкогольные напитки.
О-местное вино это песня! Это гимн, я бы сказал. Из натуральных продуктов и чистой горной воды .Как вспомню - так слюной захлёбываюсь! И какое разнообразие сортов этого вина! Белое, красное, чёрное, кислое, сладкое, полусладкое, из разных сортов винограда и ещё всяких видов. С тех пор - это единственный вид алкоголя, который я могу пить с удовольствием -домашнее натуральное вино. Остальное не пью - не могу больше после Абхазии. Ещё из ассортимента алкогольной продукции было :чача из натуральных фруктов(самогонка по нашему, только намного вкуснее(хотя раз на раз не приходится)),водка абхазская "Корона Леона"(гадость редчайшая, жуть просто несусветная),коньяки грузинские (тоже - не угадаешь ,когда гуано, когда хорошее пойло). Вообще за год службы было выпито нами столько, что мне лично реально алкоголь теперь противен. Да ещё и обстановка этому сопутствовала. Какая - никакая, а война была всё -т аки. Надо было стресс снимать. Вот мы и снимали гека - литрами выпитого спиртного. У меня, например, в машине была постоянно дежурная бутылка вина. Это на случай, если очень хочется, а достать на данный момент негде! Пили много. Пили, встревали начальству, бегали в ОЗК и противогазах, и снова пили. У нас была столовая своя, куда приносили хавчик со столовой - для больных и косящих. Сколько пьянок она перенесла, не сосчитать. Была на нашей кухне загородка для батареи отопления. Так все бутылки после пьянки кидались туда, там они проваливались на землю, под пол.В один прекрасный день пришла командиру нашей роты в его неумную головёнку мысля сделать ремонт на кухне, а то пол прогнил уже почти .И стали пол разбирать. И увидел он, что там накопилось за годы пьянок...И было землетрясение в пределах роты и несчётное количество километров в ОЗК и противогазе под жарким южным солнцем. Да и было за что. Столько бутылок я не видел даже на пунктах приёма стеклотары. Туда бы бомжа, он бы помер от свалившегося ему на голову богатства. Их были реально тысячи. Они раскатывались по всей земле под полом и накрыли её очень хорошим слоем и площадью. Но и после этого пить мы не перестали. Просто склад бутылок начал скапливаться в другом месте, подальше от роты...

(продолжение следует)

Егор Советского Союза.

Ночью идем в надводном положении, погода хорошая, небо ясное, надводные цели далеко и идут от нас. Все хорошо, если бы только на борту не было Комдива, и если бы не сломался гидропривод перископа. За эту поломку уже выдраны все, кого это касается и не касается. На перископе аккуратным штурманским подчерком написанная табличка: «Запрещается использовать перископ в электрическую! Крутить только вручную!!!». Это «Крутить только вручную!!!» очень развеселило Комдива, а он мужчина очень ехидный. И уже изложил целую кучу вариантов, кому, чего и как крутить на нашей подводной лодке. Но вот, это ему надоело, и он улегся на командирский диванчик вздремнуть, а перед этим вдруг спрашивает:
- А что за экипаж тут у нас плывет?
Как будто не знает, с кем он вышел в море.
- Экипаж подводной лодки К - такой-то.
- Тогда все понятно...
И запел совершенно гнусным голосом : «Напрасно старушка ждет сына домой, ей скажут, она зарыдает...».
Спев эти замечательные слова, задремал, и всем в Центральном стало легче жить.
Вахтенным инженер-механиком у нас был прикомандированный с другого экипажа офицер очень веселого нрава, известный под псевдонимом «Бадлуха».
Бадлуха развалился в кресле и не спеша выполнял свои обязанности по вахте, перед носом у него тоже висела бумажка про перископ с таким же текстом.
Как вдруг раздается звук включенного гидровривода перископа: «Вжжик, вжжик».
Не оборачиваясь назад, Бадлуха грозным голосом произносит:
- Какая блядь там вертит перископ, для кого написан плакат?
Из-за перископа появляется длинный нос и лысина Комдива.
- Бадлуха, а эта блядь - я, Бадлуха, твой Комдив, Бадлуха. Понял! Наверное, ему очень понравилась эта кличка, что ли?
Бедный Бадлуха вжался в кресло и с перепугу даже не извинился за ненормативную лексику.
- Ладно, служи дальше, Бадлуха, хм, Бадлуха.

Взято с http://www.birzhaplus.nnov.ru

Надежность

Запыленный армейский грузовик еле выполз на оживленную трассу Н. Новгород - Болдино и медленно набрал крейсерскую скорость 40 км/ч. В кабине автомобиля сидели взмокший от пота прапорщик Владимир Соколов и старший машины капитан Николай Парасюк. Ранним утром они ездили за запчастями к старым грузовикам, которые пообещал отдать командиру части заведующий гаражом одного из сельских хозяйств области. Прибыв на место, военные уныло присвистнули. Обещанное добро оказалось грудой старых деталей моторной группы, то есть, попросту говоря, кучей ржавого железа с редкими вкраплениями изделий из цветного металла. Такого хлама хватало и на свалке части, но, как известно, приказ есть приказ.

Погрузка вручную заняла бы слишком много времени и сил, но, к счастью,
рядом стоял экскаватор. Подогнав машину, а затем и трактор к амбару с
железом, прапорщик самолично уселся за рычаги, и когтистая железная лапа, щедро загребая сваленный в кучу хлам, бодро застучала по деревянным доскам кузова грузовика. Через пять минут рессоры набитого под завязку автомобиля изогнулись до предела, а доски кузова потрескивали от нагрузки. Пора собираться в обратный путь...

Тем временем Россия готовилась отмечать очередной юбилей великого поэта
А. С. Пушкина. По отремонтированному шоссе величаво скользили высокие
иностранные автобусы, под завязку набитые заграничными туристами —
любителями русской поэзии.

ЗиЛ-131 для своего времени, то есть 70-х годов, машина неплохая, только
жрет топлива прорву, да ездит медленно. Естественно, современные автобусы
гоняют быстрее. Как назло, участок дороги в этом месте был узкий, всего
две полосы. Поток, наоборот, очень плотный, так что об обгоне не могло
быть и речи. Вскоре за грузовиком выстроилась целая колонна импортных
автобусов, которые начали гудеть и моргать фарами военному автотранспорту, требуя освободить дорогу.

Водитель ЗиЛа, пытаясь отстоять честь армии, придавил педаль газа. Машина разогналась до 60 км/ч. Автобусы продолжали сигналить.

Прапорщик, перекрестившись, разогнал грузовик до 80 км/ч. Военный
транспорт от такой скорости начал подпрыгивать на неровностях дороги,
дребезжа кузовом, в котором ходуном ходили запчасти. Интуристы не отставали.

Впереди показался знак “Крутой спуск”. Владимир Соколов вдавил педаль в
пол. Благодаря закону всемирного тяготения, изделие завода имени Лихачева
разогналось до 100 км/ч.

Капитан Парасюк в космос не летал. Но сейчас ему казалось, что он на
своей шкуре испытал все прелести старта космического корабля. Грузовик
дрожал от перегрузок. Скакал на ухабах, кренился под сильным углом от
малейшего изгиба дороги и периодически пытался сбиться с курса.

"Еще пара минут такой езды, и машина развалится на молекулы", — поглядывая в боковое зеркало заднего вида, подумал офицер.

Колонна автобусов тем временем от грузовика не отставала, а, наоборот,
постоянно сигналила фарами и безостановочно трубила клаксонами. Это
вызвало у прапорщика-водителя какое-то нехорошее чувство. Впереди дорога
заметно расширялась. Встречная и соседняя полосы были свободны. Обгоняй,
сколько влезет! Так ведь нет! Пристроились к корме и сигналят, сволочи!!!

Тем временем не привыкший к такой нагрузке двигатель нагрелся до предела, а на приборной доске заморгала аварийная лампочка — перегрев.
Пришлось останавливаться. Как только военный ЗиЛ съехал на обочину, вблизи него начали притормаживать туристические автобусы. Вокруг парящего грузовика образовалась плотная толпа, которая, позабыв про Пушкина, начала снимать автомобиль на фото- и видеокамеры, удивленно пялясь на офицера с прапорщиком.

Следом подошли водители автобусов. Счастливо улыбаясь, они начали жать
руки и хлопать по плечам обалдевших от такого шоу военных. Дальше
приводим рассказ водителя автобуса, ехавшего следом за грузовиком.

"Едем из Болдина 90 км/ч. Вдруг впереди на дороге старый военный
драндулет, я на таком двадцать лет назад в армии ездил. Иностранцы у
переводчика интересуются: почему медленно едем? Тот объясняет: впереди
военная машина ЗиЛ-131. Естественно, туристы встают посмотреть на
"советскую военную угрозу", после чего начинают смеяться над русской
армией и ее отсталой техникой. Переводчик, задетый за живое низкой
оценкой российской военной мощи, заявляет "буржуям": русская техника,
может, не такая и скоростная, как на Западе, зато не капризная и очень
надежная. Естественно, гости нашей Родины в это не верят.

В этот момент на дорогу из-под кузова военной машины начали вываливаться
какие-то мелкие детали — шайбы, болты, подшипники... Туристы в хохот.
Вот она, ваша хваленая надежная техника. Рассыпается на кусочки при
такой скорости. Я сигналю фарами, завываю сиреной, пытаясь предупредить
военных о поломке. В ответ грузовик прибавляет скорость. Переводчик тем
временем парирует остроты. Да, детали сыплются. Но машина-то едет, да
еще вот скорость прибавляет. Уже 60 км/ч мчится. Может, она оптимизацию
ходовой части делает!

Иностранцы заинтересовались и уже с интересом наблюдают за военным
грузовиком, а особенно внимательные замечают, что у грузовика, помимо
всякой мелочи, отвалились карданный вал, корзина сцепления, головка
блока цилиндров...

А грузовик, несмотря на серьезнейшие неисправности, продолжает набирать
скорость. У туристов, особенно у тех, кто что-то понимал в технике,
глаза на лоб, а в автобусе уже мертвая тишина.

Тут на дорогу вываливаются второй кардан, коробка передач, крупные куски
поломанного блока двигателя, а следом поршни, шатуны, коленчатый вал и
сплошной рекой всякая мелочь...

Военный автомобиль продолжает набирать скорость. Туристы аплодисментами
выражают восхищение и желают сфотографироваться на память с чудом
русской военной техники, предполагая, что грузовик, как космический
корабль, отбрасывал на дорогу использованные для разгона ступени
двигателя".

Когда заграничные автобусы исчезли за поворотом, военные заглянули под
кузов и опешили от открывшегося зрелища.

При погрузке экскаватором ковш повредил несколько досок кузова. По
дороге они треснули, образовав дыру, из которой на дорогу высыпался весь
мелкий хлам. Затем от большой скорости, тряски кузова, а также большой
нагрузки сломались еще несколько досок. На дорогу начали вылетать более
крупные запчасти. Одним словом, хорошо, что остановились. Иначе весь
металлолом бы высыпался на дорогу. А так, кое-как заделав дыру, что-то
из железа довезли-таки до части.

http://anekdot.ru/an/an0607/jxbtraco060916,10.html