- Здравствуйте, товарищи лётчики! - росту Громов небольшого, и голос у него вроде бы негромкий, но, услышав его, сразу суровеешь и подтягиваешься. Настоящий генеральский голос.
- Здравия желаем, товарищ генерал-полковник! - ответили слаженно, чётко, как один. Не зря прошли три месяца муштры на училищном плацу и еженедельные тренировки на взлётной полосе завода Антонова.
- Поздравляю вас с 45-летием Победы советского народа в Великой Отечественной войне!
- Ура! Ура! Ура!

Вообще-то училище у нас инженерное, но сегодня мы - лётчики. Эта честь выпадает нам обычно раз в году, на седьмое ноября. Но этот год - юбилейный, и лётчиками нас назовут аж два раза.

Лучше бы сделали наоборот: парад на День Победы устраивали ежегодно, а на 7 ноября - только по круглым датам. Причем кратным не пяти, а, скажем, пятидесяти. А ещё лучше - вообще бы не устраивали в этот день никаких парадов. Ну какое может быть праздничное настроение в ноябре? Месяц холодный, серый, слякотный, дни всё короче, и до зимнего отпуска ещё так далеко...

То ли дело - май! Нет на свете города красивее и уютнее, чем майский Киев! Солнце светит уже в полную силу, по-летнему. Чистые, широкие улицы укрыты свежей зелёной листвой. И вовсю цветут знаменитые киевские каштаны! А киевляночки! Окончательно сбросившие зимние чехлы, принарядившиеся, как всегда улыбчивые, гуляют парами по Крещатику, стреляют глазками, бьют в упор, сражают бедных курсантов наповал... Эх, до чего же хорош Киев в мае!..

- К торжественному маршу!
Ну вот, замечтался. Громов уже объехал весь строй и поднялся на трибуну. Парад начинается. Но тело само привычно выполняет все команды, не задействуя мозг.
- Счёт!
- И-и-и-раз! - как, уже?! Слишком короток разбег до трибуны, не успели как следует разогнаться. Перед нами идут всего три коробки: ветераны, "майорский батальон" зенитно-ракетной академии и слушатели офицерских факультетов нашего училища. А впрочем, всё равно идем неплохо.
- ...И-и-раз! - вот и прошли. Трибуна осталась позади, официальная часть закончена. Но впереди ещё неофициальная...

Людей по сторонам всё больше. Вот уже и ветераны появляются в толпе - пройдя перед трибуной, ветеранская коробка рассыпалась, они спешат занять лучшие места, чтобы не пропустить главное зрелище. И вот уже видна наша цель - приближается, растёт, нависает серой громадой ресторан "Столичный". По установившейся неведомо когда традиции основные почести на всех парадах отдаются курсантами именно ему. И киевляне знают это, под рестораном собирается больше всего народа - ветераны, отставники, просто любители парадов, приглашённые девушки и приведённые ими подружки...

Семь военных училищ в Киеве, семь курсантских коробок пройдут сегодня по Крещатику, но мы - первые, и нам предстоит сорвать первую и самую мощную волну восторга. И сама собой выравнивается спина, руки крепче сжимают автомат, и сердце начинает биться в такт ударам сапог по мощёной улице... Но одно сомнение гложет сердце: там, впереди, идет начальник курса, ненавистный Стеша - живое воплощение Устава внутренней службы. Ему ничего не стоит прекратить это "неуставное безобразие" и опозорить нас навечно...

Но вот настаёт момент, и Вадик, бессменный запевала, начинает ритуал, выкрикивая во всю свою сержантскую глотку:
- Ресторан!
- Столичный! - отвечает дружный хор голосов.
- Рюмку!
- Выше! - коробка переходит на строевой шаг, которому позавидуют и кремлёвские курсанты.
- Официант!.. - взлетает и зависает над домами истошный вопль. Ещё два шага, два удара в полной тишине, и наконец:
- Счёт!!!
- И-и-и-раз!!! - четыреста голов поворачиваются разом, отдавая честь, и глаз успевает заметить, как вместе со всеми чётко поворачивается и Стешин "аэродром" и взлетает к козырьку его рука. Ну конечно, он ведь тоже выпускник нашего училища!

И взрывается толпа. Девушки выражают своё восхищение пронзительным визгом, аплодируют любители парадов, а ветераны не могут сдержать слёз. И я верю: глядя невидящими от слёз глазами на нас, двадцатилетних, они видят себя, видят ту, непобедимую и легендарную армию, и знают, что вот идёт их достойная смена...

Всего тридцать шагов до конца Крещатика, и эти тридцать шагов - наш триумф! Коробка выкатывается с улицы на Комсомольскую площадь, более известную в Киеве как Козье болото, а сзади уже выкрикивают свою несуразно длинную речёвку танкисты. Пусть выкрикивают, пусть получают свою долю аплодисментов и девичьих улыбок, а всё-таки первыми были мы! И весь строй охватывает радостное возбуждение: хочется орать во весь голос, стрелять в воздух, и вообще дать выход молодецкой дури - учудить что-нибудь этакое!

Стеша чувствует это возбуждение и, как всегда, принимает единственно правильное решение:
- Песню запевай!
И мы запеваем, выкладывая всю дурь в "Марусю", нашу строевую песню, особенно громко выкрикивая последний куплет, чтобы слышали идущие сзади танкисты:

Там, где пехота не пройдёт,
Где бронепоезд не промчится,
Тяжёлый танк хуй проползёт,
Там пролетит стальная птица!

Новое назначение

- Итак, господа борцы за свободу Палестины, кто будет следующим лидером нашей организации?
Всеобщее молчание. Все сидят, потупив взор.
- Ну, не стесняйтесь, смелее, ребята, вспомните рай, гурии там, музычка ....
- Только без лапши! Тут же все свои.
- Ну что, неужели нет желающих? Совсем недавно Ахмед хотел. Ахмед!
- Да пошел ты! Сам давай.
- Я предлагаю Ибрагима Дарауи..
- Это кто?
- Это мой дедушка. Он все равно без толку в доме ошивается. Старческое слабоумие.
- А что, это идея!
- Слабоумного?
- А сильно умный согласится?
- Я предлагаю Фатиму Фаддихи.
- Это кто?
- Это моя теща.
- Мою! Мою!
- Товариши борцы! Так дело не пойдет. Теща у каждого есть, а то и не одна.
- Вот давайте всех и назначим.
- Что такое? А чего вы под стол залезли?
- Тссс! Вертолет!!!
- Где?
- Шум двигателя!
- Да это соседи компрессор включили!
- Знаю я эти компрессоры. Вон Инженера так вообще пелефоном убило. Жахнут из компрессора ракетой - мало не покажется.
- Товариши, не отвлекайтесь! Какие будут предложения по выбору руководящего состава нашей организации?
- Давайте никого не выбирать. Коллективное руководство.
- Что б одной бомбой всех накрыло? Надо лидера. Чтоб его ..., а остальные вроде как ни при чем.
- Я предлагаю Ибрагима.
- Чего вдруг Ибрагима!? Как что, сразу Ибрагима!
- Я ему 500 динаров должен.
- Заткнись, идиот, я тебе прощаю!
- Есть идея! Давайте пацана какого-нибудь с улицы притащим, будем держать за руки и за ноги, проголосуем за него - и разбежимся.
- Ага! Сионисты, конечно, сволочи, но не идиоты.
- Своих жалко. Надо из-за границы кого нибудь. Из Иордании, скажем.
- Из Иордании не надо. Иордания близко. Промахнутся, не приведи Аллах. Давайте лучше из Америки, от греха подальше. У нас на Северном полюсе никого нету?
- Погодите, а где Абу Абас?
- Болен он. Дома дрыхнет.
- Вот давайте его и выберем, пока он не очухался. Проснется он, а его ...
Общий смех
- Я протестую! У нас дома рядом. Иди знай, какой у той ракеты радиус поражения.
- Я предлагаю оставить Рантиси.
- Так его ж уже...
- Вот именно! Посмертно закрепить за ним звание руководителя. Пускай кладбище обстреливают.
. Что такое? Чего все так побледнели?
- Самолет!
- Где?
- Вон, точка в небе.
- Тю ! Так то ж, может, пассажирский! И на какой высоте! И не ихний!
- Разбираться неохота, да и некогда. Жахнет ракетой, и поминай как звали.
Давайте, борцы, по домам, пока не поздно.
- Погодите, так как же насчет лидера?
- Да ну тебя в задницу пророка. Танки пошли.

----------------------------------------------
Зарисовка не моя, прибыла откуда то из глубин всемирной сети без указания автора. Но автору - мой респект.

Необычайные приключения штурмана ПКР "Москва" рассказанные им самим.

С благодарностью С.Булычеву.

Как-то в один из теплых августовских вечеров я выгуливал свою таксу по набережной Корнилова. Вечер был чудесный. В море отражались перистые облака, подсвеченные заходящим малиновым солнцем. В толпе отдыхающих, идущих навстречу мне, я вдруг заметил широкоплечую фигуру бывшего своего сослуживца. Ба? Серега! - раскрыв объятья, произнес я,- сколько лет, сколько зим, а ты все такой же поджарый и спортсменистый! Про тебя не скажешь - офицер запаса: ты теперь ни рыба, ты теперь ни мясо.
Сергей мне широко улыбнулся, и мы с ним дружески обнялись.
-Ну что, встречаемся нечасто! Такое событие - грех не обмыть, - предложил он, кивнув головой в сторону кафе.
Мы сели за столик под огромный цветной зонт на набережной и заказали бутылку ”Каберне”. Вспомнили совместную службу на крейсере ”Жданов”, как- никак, в одной каюте - четыре года, вспомнили боевых товарищей.
- Ну, а что там с “Москвой”, закончилась эта одиссея с привидением или как? - спросил я.
Сергей внимательно посмотрел на меня и говорит:-...Или как! ...По ночам иногда ко мне в комнату приходит внучка и хнычет - Дедуля, ко мне «домовик» приходил. Надо бы «домовой», а она домовиком почему-то его прозвала. Приходится брать ее за руку и вести по всей квартире, включать везде свет и говорить:- Где домовик, Олечка? Здесь его нет - и дальше по кругу...
-Серега, вообще- то, я не совсем представляю весь этот сыр-бор вокруг твоего вертолетоносца, ты не мог бы мне кратко, с самого начала рассказать - как да что?
-Ну, давай, третий тост - за тех, кто в море! - протянул навстречу мне свой бокал Сергей. Выпили. Он закурил, задумался, посмотрел на закатное солнце, вздохнул и заговорил...
-Все началось, пожалуй, с того времени, когда для прохождения службы на ПКР "Москва" прибыл матрос Юсупбаев, отрекомендованный флагманским штурманом бригады, капитаном 3 ранга Берлевым Олегом, трудолюбивым и исполнительным матросом. С первых же дней пребывания в качестве электрика штурманского этого матроса, все сказанное флаг-штурманом оказалось с точностью до наоборот. Этот представитель солнечного Узбекистана был охоч пожрать, поспать, а трудолюбие и исполнительность была им безнадежно утрачена еще в прошлой его жизни, когда он вероятнее всего был ишаком. По своим "боевым" качествам он и был расписан в кормовой гиропост. Подальше от начальства и чтобы самому это "чудо" поменьше видеть. И все же, полностью спускать Юсупбаеву его безделье было конечно нельзя. Поэтому мною была подмечена его любимая "больная мозоль", давя на которую, этого азиата все же можно было заставить что-то выполнять по службе. Это был электропроигрыватель. На нем нерадивый штурманский электрик любил прослушивать пластинки с музыкой и песнями на узбекском языке. Ну, а поскольку электропроигрыватель был нештатным, я всегда мог под угрозой его изъятия, заставить Юсупбаева и за матчастью ухаживать, и ремонтные работы обеспечивать, и помнить о том, что на службе необходимо выполнять приказы и приказания и распорядок дня соблюдать.
Понятно, что с моей стороны с данной периодичностью проверялись жилые и служебные помещения боевой части, строго контролировался порядок в них. Больше всего в таком контроле нуждался кормовой гиропост, в котором оказался и волею судьбы и случая расписан Юсупбаев.
Осмотр гиропоста всегда заканчивался нагоняем для малопробиваемого
заведующего, но все же, что - то сдвигалось с места в положительном направлении в части наведения порядка. Со временем я стал замечать с его стороны противодействие в виде неуклюжих, и казалось, неуместных вопросов. Прибываю, например, для проверки в гиропост, указываю на конкретные недостатки, а Юсупбаев исподволь задает вопрос: - Товарищ капитан 3 ранга, вы здесь служите давно, не замечали ли вы вот на этом месте, стучит он каблуком по палубе поста, застеленной линолеумом, когда- либо люк? Я пожимаю плечами:- Да нет, говорю... А глаза у него раскосые, смешливые. Губища толстые. Смотрит на меня и не поймешь, всерьез говорит или с издевкой шутит.
Вопросы ко мне стали возникать при каждом посещении мной гиропоста: - А не было ли здесь, в кладовой ЗИП, подволока ниже в два раза? А не вел ли из шахты лага в корму кирпичный коридор? А не выключали ли вы грелки в гиропосту в мое отсутствие? А не вы ли вчера утром убрали, а затем снова восстановили на место электропровод от щита 220 вольт? А откуда вдруг в кладовой ЗИПа может оказаться пресная вода? А не замечали ли вы здесь чего-либо непонятного?..
Я поначалу отвечал на вопросы Юсупбаева снисходительно, но, в конце концов, перешел к резкому пресечению глупых его вопросов, смысл которых, по моему мнению, и заключался в том, чтобы запудрить мне мозги и сбить мое внимание к его упущениям в содержании заведования. Вопросы прекратились, но тут возникла другая напасть.
Захожу как-то в помещение гиропоста, а там 10-12 потомков Хаджи Насреддина с Юсупбаевым во главе слушают музыку, лопают жареную картошку, принесенную с камбуза, "красиво проводят время". К таким несанкционированным посещениям узбекского представительства я относился очень бурно, т. е. вышвыривал всех вон, распекая своего азийца вдоль и поперек. И что удивительно, чем чаще я стал проверять кормовой гиропост, тем чаще там обнаруживал узбекскую дискотеку. Обращение к командиру БЧ-5 и помощнику по снабжению, чьи подчиненные узбеки наводняли мой гиропост, ничего не дало.
Однажды настроившись на "боевые действия" со своим диск- жокеем и его фанами, что уже прочно вошло в привычку, я вдруг в полуизумлении застыл у открытой двери поста:- «Пусть сдохнут все мои враги!»- выдохнул я. В помещении находились всего лишь Юсупбаев и его близкий друг Абдурахимов из БЧ-5, до службы они вместе учились в школе и в техникуме.
Никакой музыки, никакой жареной картошки..., на посту относительный порядок, только люк, ведущий в нижнее помещение, где находились агрегатная, кладовая ЗИП и шахта лага, почему-то закрыт, а в замочные проушины вставлен болт. Оправившись от возникшего полуизумления, все же, как всегда, резко задал Абдурахимову вопрос:- А ты что здесь, пустой тюрбан?
Тут в унисон Юсупбаев с Абдурахимовым взмолились насчет того, нельзя ли Абдурахимову посещать кормовой гиропост, другие земляки в него больше никогда не придут. Не став выяснять причин отмены узбекских разговений, я разрешил бывать Абдурахимову на заведовании Юсупбаева. Радости обоих не было предела. Я спросил, почему люк в агрегатную закрыт на болт? Мной же было приказано для лучшей вентиляции держать его открытым...
- А там привидение!!! - выпалил Абдурахимов.
Синдром строгого начальника тут же проявился во мне: - А ну, открыть люк! - приказал я. Юсупбаев немедленно его открыл. И я ринулся по вертикальному трапу вниз. Вслед за мной, чуть не вися на моих плечах, в люк нырнул Юсупбаев. Накануне, после окончания учебного отряда, в БЧ-1 прибыл матрос-таджик Раджабов Файзоли, и я подумал, что молодой матрос чем-то не угодил Юсупбаеву, и за это его закрыли внизу. Тем более подозрения укрепились стремительным спуском в агрегатную самого Юсупбаева, чего бы это вдруг? Но внимательный осмотр нижних помещений ничего не дал. За попытку разыграть начальника оба матроса получили от меня "по фанере"*
Через некоторое время Юсупбаев был уволен в запас. Новый заведующий гиропостом оказался более расторопным и исполнительным...

Примечание:* “фанера”- грудная клетка. Матросский жаргон.

(продолжение следует)