Обыкновенный вечер
Был совершенно обыкновенный питерский вечер, ни чем не отличающийся от таких же вечеров, самой обыкновенной недели. Вечером, придя, домой с работы, я вышел прогулять пса. Мы вместе бродили по двору, он был занят своими, только ему понятными, собачьими делами, я же наслаждался тихим вечером, ласковому теплому солнышку, легкому ветерку. Все было совершенно обыкновенно.
Вдруг, где-то рядом, из-за соседних кустов послышался зычный крик:
-Ал-ла-а-а а-акбар!!!
-Показалось!?!
Несколько секунд еще раз:
-Ал-ла-а а-акбар!!!
В ту же секунду, повинуясь инстинкту, выработанному до автоматизма, я присел на корточки и скрылся в кустах. Пес оказался рядом, он не совсем понимал, чем вызвано такое мое поведение, но был со мной.
Минута, может быть меньше, вернули меня в реальный мир, я вышел из кустов, взял собаку на поводок, и мы пошли дальше. Оказалось что совсем недалеко, на дорожке около школы, шли два нетрезвых юноши, один был уроженцем южных краев. Это бы не просто крик нетрезвого человека, это был именно тот боевой клич, резанувший по моим ушам.
Они шли, пошатываясь, первый посасывал пиво из бутылки, а второй с периодичностью, зычно орал на весь двор:
-Ал-ла-а-а а-акбар!!!
Они шли дальше и громко смеялись.
Уже поздно вечером, сидя на кухне в тишине, в моей голове проносился этот гортанный крик знакомый до боли в висках, сдавливающий грудь, бросающий мою память в тот жаркий день.
-Ал-ла-а-а а-акбар!!!
-Ал-ла-а-а а-акбар!!!
Вспомнилось, как они кричали то же самое, в который раз нападая на заставу у реки. Как пули со свистом впивались в бетонные блоки, как осколки бетона секли лицо и руки. Автоматные очереди, грохот разрывов, дым, гарь... Широко открытые глаз Кольки, лежащего в бетонной пыли, ртом хватающего воздух, лицо Сашки Рыбина сидящего рядом, пытающегося пальцем заткнуть артерию на простреленном Колькином горле. Перекошенное лицо старшины с рассеченным лбом, вставляющего очередной магазин в автомат.
Снова этот зычный:
-Ал-ла-а-а а-акбар!!!
Потом все стихло, пришла «вертушка», за ней почти касаясь брюхом вершин скал, прошли две «двадцатьчетверки», обработав склон и ущелье, развернулись и ушли в отряд.
Кольку на носилках погрузили в вертолет, и он, сверкнув иллюминаторами на солнце, скрылся за хребтом.
Снова этот гортанный крик возвращает меня туда, в ту жизнь. Казалось, что все прошло, кончилось, что я никогда больше не услышу его. Казалось, что здесь, дома, в Питере ты его никогда не услышишь...

Эту историю я случайно услышал лет 15 назад. Итак.
Воинская часть, построенная во времена, чуть ли не Петра I, а электропроводка была еще старше. Как следствие электричества в части часто не было и поэтому на постах висели керосиновые лампы. Висела такая лампа и у Боевого Знамени Части.

На пост у Боевого Знамени заступил один боец. Внезапно крыша у него съехала и решил он это знамя сжечь. Достал знамя, полил керосином из лампы, пытается поджечь - не горит. Льет еще керосин - опять не горит. Провозился он, попал на смену караула и дальше его судьба неизвестна.

На следующее утро командир выстраивает полк на плацу.
- Кто нассал в керосиновую лампу - шаг вперед.
Все молчат.
-Повторяю, кто нассал в керосиновую лампу - шаг вперед.
Вышел один. Командир подошел к нему и говорит:
- Десять суток отпуска.
И весь полк взревел...

Необычайные приключения штурмана ПКР "Москва" рассказанные им самим.

(продолжение)

Сергей задумался, затушил окурок сигареты в пепельнице, достал из пачки “L.M”новую сигарету, прикурил от зажигалки и продолжил:
- Поставили мой пароход в плановый ремонт в завод. Ну, ты сам знаешь, нет ничего дьявольски лукавее, чем заводской средний ремонт корабля. Деньги, выделенные на это, сразу куда-то уплывают. Все включенное в ремонтные ведомости оборудование демонтируется, разбирается, уносится по цехам и... все замирает. На год, на два, на три и лишь в последний год-полтора о корабле вдруг вспоминают, и начинается "горячка" Лукавые строители вместе с работягами тащат из цехов все обратно и непросто в этой «бедламе» разобраться, что отремонтировано, а что только косметически подправлено. Одномоментно вдруг на всех твоих объектах что-то мастерят, крутят, настраивают. Голова идет кругом. Затем начинаются швартовые и ходовые испытания. При помощи "зубила и кувалды" устраняют выявленные недостатки. Затем наваливается ревизия техники. Вот тут изображается подобие ремонта в течение приблизительно полугода. И что в итоге? Корабль выходит из завода, до конца дней своих превращаясь в неполноценную боевую единицу. Полная смена матросов. Причем матрос идет, по-русски ни бельмеса? В основном с южных окраин империи. Хоть самому садись и учи: узбекский, казахский, таджикский...Мрак! Полная потеря навыков. Кабельные трассы за время ремонта отсырели. Постоянные замыкания. Блуждающие токи. От этого прогрессирующая коррозия переборок и палуб. Выход из строя техники, чувствительной к токам и сырости. Одним словом -«кырдык»
В разгар ревизии ко мне часто заходил настройщик автоматической системы пожаротушения, в прошлом первый командир БЧ-1 с постройки корабля, Шинкаренко Александр Петрович. Беседовали мы на самые разные темы, но вопросы штурманской специальности были приоритетными, особенно вопросы технической эксплуатации навигационного оборудования. Когда мы с ним сошлись накоротке, я уже без смущения жаловался ему, что катастрофически не хватает времени ни на матчасть, ни на матросов, на что Александр Петрович заметил: - А привидений еще не доводилось увидеть?
Этот вопрос я отнес к разряду образных сравнений, когда от работы и вахты начинаются "глюки", и я ему тогда ответил, что привидениям появляться рановато...
- А мои ребята в свое время боялись вахту в кормовом гиропосту нести, - продолжил Шинкаренко, - матроса какого-то окровавленного видели...
Наш разговор оказался незаконченным, меня вызвал старпом, и потом текучка дел стерла все из памяти.
Шло время. Ревизия закончилась. ПКР поставили на первые бочки в главной базе. На корабль был принят боезапас. По стояночному варианту я заступил вахтенным офицером. Вместе со мной в ходовой рубке находились мои подчиненные, командир отделения рулевых старшина 2 статьи Ханов, он заступил на руль, и командир отделения электриков штурманских старшина 2 статьи Тартарашвилли. За четыре часа вахты можно переговорить о многом. Разговоры со служебных тем постепенно съехали на бытовые. Ханов меня спрашивает, не рассказывал ли перед увольнением в запас матрос Юсупбаев что-либо необычное? ...Я ответил, что нет.
Они наперебой стали пересказывать мне рассказ матроса Юсупбаева...
- А вы знаете, у нас на постах живет еще один человек, - озадачил меня Ханов.
- Вы что ребята, заблудился он что ли?
- Да нет, тут все гораздо загадочней и непонятней, но мы сразу поверили Юсупбаеву.
И вот, что Ханов пересказал мне со слов Юсупбаева.
-В первых числах января после корабельного развода на работы, Юсупбаев пошел открывать кормовой гиропост. Подойдя к двери поста, он услышал стук изнутри помещения...
- Кто бы там мог быть? - подумал Юсупбаев, - и дверь на замке, и ключ у меня?
Открыв дверь и прислушавшись, он понял, что стук раздается из нижних помещений. Спустившись вниз по вертикальному трапу и подойдя к шахте лага, заглянул в нее и заметил идущий в корму корабля слабо освещенный, выложенный кирпичом коридор. Из этого коридора на Юсупбаева смотрел, сидящий на корточках, незнакомый матрос, одетый в рабочий комбинезон. В руке он держал молоток. Ничему поначалу совершенно не удивившись, Юсупбаев повернулся, подошел к трапу и полез обратно наверх. Здесь на трапе его вдруг как холодной водой окатило, в корме же глухая переборка..., как туда может уходить коридор? Юсупбаев спрыгнул с трапа и быстро подошел к шахте лага. Но ни какого коридора из кирпича, ни матроса он не увидел. Решил, что померещилось.
В один из дней Юсупбаев решил послушать музыку и вдруг обнаруживает отсутствие проводки с розеткой, от которой работал проигрыватель... На следующий день проводка снова оказалась там, где и была.
Уходя из поста, Юсупбаев всегда выключал электрогрелки, а несколько раз утром при посещении поста обнаруживал их включенными...
Эти все чудеса не пугали, но все же настораживали его.
Или как-то открыв помещения ЗИПа, он с удивлением обнаружил, что подволок помещения стал в два раза ниже и на палубе разлита вода. А в дальнем правом углу у самого борта из переборки торчит водопроводный кран и из него слабой струйкой течет вода. Пробравшись на четвереньках до крана и закрыв его, принялся убирать натекшую воду, попробовал ее на вкус и обнаружил, что она пресная. Если за смежной переборкой была топливно-баластная цистерна, то из крана должен был течь либо мазут, либо соленая забортная вода. И вдруг, пресная!
Все эти непонятные метаморфозы Юсупбаев пытался довести до вас, говорит Ханов, то -бишь до меня, поправился Сергей, но на тот момент времени я воспринимал с легкой иронией все эти, как я их называл, «узбекские бредни»...
Подошло время готовиться Юсупбаеву к увольнению в запас. Лучше всего этим было заниматься после отбоя... Как-то, сидя в гиропосту в 2 часа ночи и выпиливая из светонакопительной пластинки буквы "ЧФ" для погон, он услышал вдруг сзади себя звук открываемого люка. Повернулся и увидел люк в нижние помещения совершенно в другом месте. Дальше и правее, как раз над местом, где в нижнем помещении находилась шахта лага. Из люка выбрался незнакомый матрос в синем рабочем платье без форменного воротника. На правой щеке незнакомца кровоточила неглубокая царапина.
Подойдя к Юсупбаеву, незнакомец сходу задал вопрос: - Ты чего тут делаешь? Юсупбаев был возмущен такой борзостью. Ему, годку, какое - то «чмо» задает дурацкий вопрос. Потом, вдруг осознав необычность происходящего, здорово испугался: и люк не там, где надо, и незнакомая пораненная личность... Кровь из горизонтального разреза у него стекала вниз по щеке, видимо доставляя ему беспокойство, и он ее смахивал тыльной стороной ладони. Возникло желание немедленно удрать, но как раз там, где находилась дверь, стоял этот окровавленный незнакомец.
- Я тут служу, - смог выдавить из себя Юсупбаев, - это мой пост.
Рядом на стуле с Юсупбаевым лежал его дипломат с ДМБовскими вещами.
С вопросом: - А что у тебя тут? - незнакомец открыл дипломат и достал из него суконную форменку. Осмотрел ее и говорит: - О! ДМБовская! Я тоже хотел такую себе сделать! А можно, я ее примерю?
Юсупбаев молча кивнул и тут же пожалел об этом. Незнакомец скинул с себя робу и Юсупбаев, к тихому своему ужасу, заметил на груди и животе матроса еще несколько слабо кровоточащих ран.
- Ну вот, сейчас всю мою форменку кровью перепачкает, - подумал он. Но, к счастью, незнакомец, прикинув форменку к своим плечам, заключил: - Нет, она на меня не налезет!
Он аккуратно свернул и снова уложил форменку в дипломат. Затем он поинтересовался, кто еще служит в боевой части. Юсупбаев стал перечислять всех матросов по национальности и фамилиям - башкир Ханов, грузин Тартарашвилли...
- О, грузин, познакомь меня с ним, - попросил, обрадовано, матрос.
В конце концов, расхрабрившись, Юсупбаев спросил незнакомца, где тот служит. На что получил неопределенный ответ: - А так, хожу тут по кораблю...
Спустя некоторое время незваный гость спустился в люк и, как только за ним захлопнулась крышка, люк исчез, словно его там и не было. Вновь перепугавшись, Юсупбаев быстро закрыл пост и ушел в кубрик. После этого случая и начались узбекские посиделки, с которым я безуспешно пытался бороться. Оказалось, что Юсупбаев в одиночку пост уже боялся посещать и, присутствие земляков придавало ему некоторую бодрость и снимало постоянное напряжения от возможного неожиданного появления незнакомца.
Все так бы и продолжалось, но однажды Юсупбаев спустился в агрегатную гиропоста, где внезапно появился перед ним этот парень и в ультимативной форме произнес:
-Тут собирается слишком много твоих друзей. Это мне не нравится.
Понятно, что после такого заявления дверь перед многочисленными представителями солнечной Ферганы пришлось окончательно захлопнуть. Все же присутствовать в гиропосту пришелец разрешил Абдурахимову, после беседы с ним.
И вот приблизился долгожданный день ДМБ. За несколько дней до этой даты у Юсупбаева украли все ДМБовское барахло, хотя он просил приглядеть за ним матроса-фантома. Пришлось увольняться без всяких "понтов".
Сергей подлил мне и себе в бокалы вина, поднял свой и, не дождавшись меня, краем своего бокала коснулся, стоящего на столике, ободка моего и, думая о чем-то своем, сказал: - Ну, будем!
Выпив одним глотком содержимое, Сергей взглянул на меня каким-то странным, настороженным, леденящим взглядом. По моей спине прокатился холодок страха. Не понимая причины этого испуга, я стал лихорадочно размышлять - в чем его причина? Сергей, не глядя на меня, продолжил...
-Уже в процессе беседы со своими старшинами, я начал вдруг вспоминать события, связанные с этим незнакомцем, но почему - то мной напрочь забытые. Я вдруг вспомнил, что когда в конце июля 1989 года обходил заведования, где-то между 12 и 13 часами, последним помещением к проверке оказался кормовой гиропост. Дверь в него оказалась открытой. Переступив через комингс, сразу обратил внимание на новый люк с открытой крышкой, установленный над шахтой лага. А в том месте, где должен был находиться штатный люк, ничего не было, кроме леерного ограждения. Как же так? В ремонтной ведомости,- пронеслось в моей голове,- забит лишь ремонт задраивающего устройства люка, а тут без моего ведома, новый люк на новом месте и старый уже убран. Фантастика!
Переведя дух от такого самоуправства, я стал осматривать помещение.
В углу слева вдруг замечаю чужого матроса в белой робе. Стоит спиной ко мне, опершись головой и ладонями на прибор гироазимут-горизонта, закрепленный на переборке.
На вопрос, что он тут делает, матрос выпрямился и развернулся. Передо мной предстала фигура полугрузина, полусреднеазиата, с темными глазами и матовой кожей лица, стриженного под ершика, что было модно в 60-ые годы. Лицо продолговатое, брови черные прямые. Ростом около 180 см. Из неглубокой горизонтальной ссадины на правой щеке сочиться кровь. Боевого номера и форменного воротника у матроса не было. Взглянув на меня, незнакомец сделал попытку уйти, но я остановил его легким прикосновением к его руке и задал вопрос:- С кем подрался? Он ответил, что ни с кем. Потом я спросил, из какого он подразделения, фамилию... Он ответил, что из дивизиона движения БЧ-5, назвал фамилию, но я не запомнил. После чего, я уступил ему дорогу на выход со словами: - Ну, раз не хочешь отвечать, с кем подрался, смотри, чтобы в следующий раз башку тебе не оторвали. И вообще, откуда на тебе белая роба, ей 100 лет в обед?
Услышав вопрос о робе, матрос недоуменно взглянул на меня и вышел через входную дверь гиропоста. Желая продолжить осмотр помещения, я повернулся к люку и обнаружил, что нового люка нет, а старый находится там, где и был.
-Ну, почудилось от жары,- подумал я, и, проверив остальные помещения, пошел обедать.
Вспомнив свою встречу с незнакомцем и сопоставив факты с вопросами Юсупбаева и рассказом моих старшин с его слов, подумал:- Вот тебе и привидения воочию, вот тебе и параллельные миры!
Словом, впечатления об этом феномене переполняли меня. Я рассказал обо всем во время вечернего доклада в каюте у старпома всем командирам боевых частей.
В этот день по графику я оставался на корабле в смене обеспечения. На вечерней поверке в строю личного состава было замечено повышенное возбуждение от этой новости. И я не был удивлен, когда ко мне после поверки подошли мои подчиненные, матросы Сафонов и Авраменко, с просьбой переночевать в кормовом гиропосту с целью пронаблюдать что-либо необычное.
На следующий день утром за полчаса до подъема флага, ко мне в каюту зашел дежурный по кораблю капитан 3 ранга Михальченко с вопросом, правда ли, что на корабле есть привидение. И получив от меня утвердительный ответ, начал с удовольствием рассказывать о своем дежурстве. Никто не спал,- говорит,- во время несения вахты, не было праздно шатающихся по кораблю после отбоя, дневальные столовыми ножами вооружились, чтобы дать отпор привидению. С утра личный состав БЧ-6 дружно драил полетную палубу по большой приборке. Обычно два- три «салаги» на всю палубу, а тут повылазили, как тараканы после дезинфекции.
Замполит корабля заранее заготовил себе для политотдела отступную позицию, мол, про привидение пустило слух командование, чтобы матросы на вахте боялись спать и приборку образцово делали...
В этот же день пришли ко мне матросы Авраменко и Сафонов и рассказали, как прошла ночь в гиропосту. Авраменко рассказал, что Сафонов уснул минут через 30 после отбоя, а он лежал и прислушивался. Но потом его тоже сморил сон. Среди ночи Авраменко как будто кто-то толкнул. Открыв глаза, обнаружил, что Сафонова в гиропосту нет.
- Ну, друг называется,- подумал он и заснул опять. Утром, по сигналу "Подъем", он обнаружил Сафонова, как ни в чем не бывало спящим. Спросил его, мол, Толик, в чем дело. Почему ты уходил, не предупредив меня. На что тот изумленно ответил, что никуда он не уходил, а все время спал. Авраменко четко помнил, что, проснувшись, не обнаружил ни Сафонова, ни матраса, на котором тот спал. Свет в посту не выключался всю ночь. Ошибки быть не могло. Больше ничего необычного не происходило. Единственно, что оба матроса, хоть и спали всю ночь, но по подъему чувствовали себя уставшими и разбитыми.
Интерес мой, тем не менее, к «необычному» проснулся настолько, что я стал проявлять повышенное внимание к подобным событиям, не относя их уже к разряду пустой чепухи. Вспомнилась прочитанная когда-то в желтой прессе статья о призраке президента США Авраама Линкольна убитого террористом Бутом 14 апреля 1865 года в ложе театра Форда. Призрак убитого президента неоднократно видела в овальном кабинете Белого дома его супруга Кельвина Кулиджа, мисс Грейс. Позднее в правление Рузвельта его также видели несколько свидетелей из обслуживающего персонала Белого дома. Говорят, его можно встретить и в наши дни. При встрече с первым штурманом Шинкаренко я решил узнать, не было ли в период постройки корабля и его службы на «Москве», гибели кого- либо из экипажа и уточнить детали появления в тот период этого окровавленного матроса, и не является ли этот матрос его бывшим подчиненным.
Но он видимо чего -то испугавшись, сказал, что никто не умирал, а то, что он мне рассказывал - ерунда и было сказано от нечего делать.
(окончание следует)

Уважаемый Кадет! Знаяо вашей нелюбви к милиции и милицейским историям, осмелюсь всё же послать таковую. Раньше я не писал, да вот думаю, дай попробую. Прошу прощения за слог, чукча читатель, а не писатель, начинающему простительно.

Как мы ловили дезертира.
Воскресный летний день не предвещал никаких пакостей. Солнышко светило славно, трудолюбивый народ разбежался по дачам и хуторам, и только отдельно взятые бездельники честно использовали свой законный выходной.
Телефон зазвонил, как всегда, противно. "Дежурный, зараза..." - вяло подумалось. Что подумалось дежурному стало ясно через минуту. А подумалось ему, наверняка: - "О! Ещё одного поймал!". Трубка голосом дежурного Алфонса громко сказала:
- "Ты, давай, быстро собирайся, машина уже к тебе едет!"
- "А что такое, Алфонс?"
- "Давай, давай, собирайся, сейчас поедете поезд проверять, там этот солдат едет, а я тут никого найти не могу, все по огородам"
- "Солдат... Какой на фиг солдат?"
"Вииииии...!" - противно и знакомо завизжали тормоза уазика во дворе. - "Би! Бии!"
- "Блин, да не гуди ты, иду уже!" А в бобике Олежка ёрзает:
-"Ну, давай, давай, поехали, ещё Славика забрать надо, а поезд уже вот-вот!"
- "Да ты объясни же толком, что за паника, какой поезд, какой солдат?"
- "Солдат... В Литве... Караул пострелял, автомат забрал, а сам он питерский. Так его в "Чайке" видели, в Валмиере, домой, наверное, в Питер пробирается, но валмиерские прошлёпали, вот теперь будете его в поезде искать."
Уаааууу... Олежка врубил сирену, загнул резкий вираж, пролетел под "кирпич" и тормознул возле дома Славика, старшего опера бывшего ОБХСС, а ныне ОБЭП. Ещё минута и вот уже на пороге отдела стоит старый вечный капитан Алфонс и как девушка хлеб-соль, протягивает нам в окно наши пистолеты. Ух ты, сам магазины зарядил, ай да Алфонс.
- "Давай, давай Олег, быстренько, а то Петрович уже там нервничает."
- "Алфонс, а расписаться?"
- "Потом, потом."
Да... Видать и впрямь что-то происходит, если этот зануда Алфонс, со всем его латышским педантизмом, пошёл на столь страшное нарушение святых инструкций дежурной части. Выдать оружие, без подписи в журнале, без карточки-заместителя... Круто.
Уаааууу... Уаааууу... Проскочили под очередным "кирпичом", уже на эстонской стороне, и подлетели к вокзалу.
Тут надо бы обсказать специфику наших местных условий. Дело в том, что городок наш стоит на самой границе Латвии и Эстонии, точнее будет сказать, что граница эта делит город на две части - нашу, латвийскую и эстонскую. Таким образом получились два отдельных города, но если этого не знать, то можно незаметно перейти из одной страны в другую и не заметить этого. Вернее раньше можно было, а сейчас - нетушки, граница, таможня, всё как положено... А в тот далёкий год, когда наш уазик подлетел к эстонскому вокзалу, всё ещё было по прежнему, мир-дружба-колбаса, сотрудничество и всё такое. И фирменный поезд "Чайка", что соединял четыре столицы четырёх братских республик (Минск-Вильнюс-Рига-Таллинн), был символом этой этохи.
Однако, ближе к теме. Что мы видим на перроне? А на перроне вы видим остальную часть нашей грозной группы захвата - начальник отдела - Петрович, замполит (а как же без замполита) - Алесандрыч и Леонтьев - зам. по опер. "эстонского" отдела. Видно у соседей дела с огородами в воскресный день дела обстоят ещё круче, так только Леонтьева и успели отловить.
И патруль военный тут же болтается.
Петрович:
- "Значит так. Мы с Александрычем проверяем вагоны от середины влево, вы втроём - вправо. Солдат - он и есть солдат, одет в парадную форму, десантник, рядовой. С автоматом. Оружие спрятать, но держать под рукой. Военные - на перроне."
Старший патруля:
- "А нам сказали, что не десантник, а краснопогонник и вообще сержант..."
- "Ну как всегда, бардак. Короче, проверяем всех военных... И не военных... Вобщем всех проверяйте, кто молодой и не очень лохматый, вдруг он в гражданке! И офицеров тоже заодно."
А поезд уже вот он, втягивается на станцию, народ зашевелился.
Пошли... Так... Петровичу с замполитом повезло, их сторона - купейные вагоны, ну вряд ли дезертир этот поедет в купе, а у нас... И плацкартные, и общие, а солдат... Погоны какие угодно, и красные и чёрные и голубые...
И молодых полно. У Петровича с замполитом ясно дело полегче, и купе и вообще, молодёжь больше в общих вагонах тусуется.
Ну что сказать... Прошерстили мы честно нашу половину поезда мелкой гребёнкой. Сортиры заперты, нет клиента. Поезд, само собой, давно поехал. Ладно... Вернулись обратно, Петровича с замполитом нет. Успели, значит на стоянке, ну ещё бы, сколько там народу у них было?" Однако, поезд наш, не пригородная электричка, и следующая остановка - Выру, аж часа через полтора. Проверили для очистки совести и от нечего делать купейную сторону и ещё раз прошлись по "нашей" половине. Ну нет никакого дезертира. Что-ж на нет и суда нет...
А что делать? Делать нечего. Доехали до Выру, вылезли, посмотрели, что у нас там намечается в обратную сторону. А в обратную сторону как раз дизель на подходе. Дизель - это та же электричка, только на дизельной тяге, бегают эти дизельки там, где провода не протянуты. Почему не протянуты? Ну, не знаю, дикие края, лесные. Что Сибирь? Да нет, какая там Сибирь, говорю же - юг Эстонии, рядом Латвия.
Да, так вот, ждали мы этот дизелёк в Выру, и вот тут то Леонтьев и повстречал знакомую. Вообще у старого опера должно быть много знакомых. Леонтьев был старым опером. А может это была и не простая знакомая, не знаю. Пришёл дизель, и мы поехали потихоньку домой. Леонтьев шушукался со своей знакомой, мы со Славиком дремали. На станции с удивительным названием Пука (да, да, именно так, не смейтесь) знакомая вышла, оказывается она работала то ли диспечером, то ли дежурной по станции и ехала как раз на смену. На дорожку Леонтьев её проинструктировал насчёт солдата, дабы знакомая бдила, неровен час проедет мимо. Ну и мы поехали себе дальше.
Однако, далеко не уехали. Минут через несколько, поезд затормозил в чистом поле, а вернее посреди густого леса, и мы подскочили, как ошпаренные, потому что через поездной матюгальник по вагонам разнеслось: "Опергруппа полковника Леонтьева, срочно пройдите в кабину машиниста!" Тихо матерясь, под взглядами пассажиров, через весь поезд мы пробирались к машинисту. Леонтьев был злой, как собака. То, что его, майора, назвали полковником злости не уменьшило. Да и мы в восторге не были. Однако в кабине машиниста стало ясно, что ситуация резко меняется и домой мы попадём ещё не скоро.
- "Леонтьев!!!" - орала его знакомая по поездной связи - "Леонтьев!!! Он тут! Солдат этот! У меня, на Пуке! В товарном поезде!"
Леонтьев сразу перестал материться и сделал стойку.
- "Точно? Ничего не путаешь?"
- "Ну, блин, Леонтьев, что я солдат не видела!? Солдат! С автоматом! Десантник! Всё как ты говорил! Он тут в вагоне, я держу поезд на запасном, а вы давайте, быстренько сюда! Бегом! Вы недалеко уехали."
Машинисты смотрели на нас с уважением...
- "Километра три отъехали" - сказал один из них.
- "Ладно, пошли, не хер делать..." И мы спустились вниз. Дизель сказал по эстонски: "Тууу ту!" и уехал. Народ из окон с любопытством проводил на взглядами, а мы повернулись в обратную сторону и... "Вперёд, по шпалам, по шпалам!"
А и хреново же бегать по шпалам... И справа и слева откосы, сыпучий гравий, Пука это дрёбаная за горизонтом, по шпалам все знают как бегать... по одной - часто, через одну - редко. А по рельсе бежать - равновесие держать надо... Кусты вплотную к откосу и никакой тропинки параллельной дороге. Короче говоря, когда бегом, когда быстрым шагом, менты не марафонцы, но добрели мы до Пуки... Я свои кроссовки на этом гравии добил окончательно. А на Пуке дежурная уже на перроне икру мечет:
- "Ну, где же вы, блин? Меня же убьют, я уже поезд 50 минут держу, все графики на фиг летят!"
- "Где он???"
- "Да вон же, товарняк стоит, он в шестом или седьмом вагоне, там перед ним ещё платформа с комбайнами, увидите. Ой, мальчики, только осторожнее, а то у него автомат, он страшный такой, небритый, на меня как посмотрел, так у меня аж сердце в пятки, я и звонить сразу!"
Леонтьев говорит
- "Ладно, молодец, ты в отдел, давай, позвони пока, пусть сюда машину высылают", и мы пошли.
- "Так, мужики, сделаем так. Славик, ты иди с той стороны поезда, двери то на обе стороны открываются, а мы с Димкой отсюда. Дойдёшь до шестого вагона, жди." Передёрнули затворы, пошли.
Вот и "наш" вагон. Точно, дверь открыта, сдвинута, следующий за ним - платформа с какими-то комбайнами. Подошли тихонько, гравий, зараза, хрустит, но не сильно. Пол вагона - на уровне груди. С уголка смотрим, темно в вагоне, Леонтьев одними губами шепчет:
- "Смотри, вон он, спит в углу." И точно, в углу что-то навалено, и солдат спит, спиной к нам, фуражка рядом. А автомата не видно. Леонтьев шепчет:
- "Давай, ты лезь, я за тобой и прикрою, чуть чего, мочи его на фиг, на нём пять трупов."
Подставил руки, я встал, вскочил в вагон, темновато там с улицы, прыг к солдату, а он всё спит, свернулся калачиком, я к нему тихонько подошёл, а автомата не вижу, хвать его за руку, завернул за спину и говорю в ухо:
- "Тихо, не двигайся, уголовный розыск!" И Леонтьев уже в вагон вскарабкался, с Макаровым наперевес, как шериф в кино. Солдат, не то чтобы не двигаться, он спросонок, как рыба в сети забился, я его покрепче прихватил и тут смотрю, а на ощупь на морде его щетина какая-то колючая, неправильная, да и солдатик то сам не того... Ёпрст...., да это и не солдатик, а совсем наоборот, дед какой то старый. Дед, в прямом смысле, дед, лет шестидесяти.
- "Ой! Дед, ты кто такой?"
- "Кто?? Что?? Кто такие ?? ........вашу мать! Да я вас! Стрелять буду!"
Деда-то я отпустил, он в угол шарахнулся, глаза, как у той мышки из анекдота, и из старинной кобуры на пузе тащит револьвер, огромный такой, как у чекиста в революцию. А форма на деде, как у солдата Ивана Бровкина, образца годов 50-х. Охранник ВОХРа, оказалось, комбайны стерёг он. Тут он проснулся окончательно и давай орать на нас. Еле-еле потом успокоили старого.
-"Какая милиция! Да я вас! Бандиты вы! Какого ещё на хер солдата! Нет тут никакого солдата! Хули ты мне своей книжечкой тычешь? Да я! Да ты!..."
Короче говоря, разобрались.... извинились... и ещё раз извинилсь.... А потом прощения ещё попросили...
Вытащили Славика из засады, он бедолага всё ждал стрельбы, пришли на станцию, горячо поблагодарили леонтьевскую знакомую (он попросил особо ногами её не пинать).
- "Ну, ошиблась я, показалось - солдат, а чего он в форме в дверях стоит. Я тут вам машину из вашего отдела вызвала, скоро приедут" - сказала она и быстренько сбежала оправлять состав. "Ага, машину вызвала, и на том спасибо"
Минут через пятнадцать на станцию Пука влетает гаишный жигуль, из него вываливается толпа эстонских ментов, обвешанных броежилетами, касками, автоматами, пушками и реактивными установками. Ну, пушек и установок может и не было. Из багажника вышел огромный овчар Карай и сказал всем с эстонским акцентом: - "Гааффф". Менты удивились:
- "О! И вы здесь! Взяли уже дезертира? Где же он?"
(Оказывается боевая подруга позвонила в отдел и просто сообщила, что дезертир находится на её станции, вот дежурный и поднял в ружьё всех, кого смог. Видно народ с огородов к тому времени вернулся уже)
- "Где, где..." Леонтьев вежливо и доходчиво объянил где именно находится дезертир, мы втиснулись в жигуль поверх бравых совсем не мелких эстонских парней (представляете - пять ментов, броники, автоматы, каски, и нас трое) и поехали наконец домой.
Ну что ещё? Ясное дело в родном отделе бдительный Алфонс нас попыытался ещё раз послать в Эстонию, на станцию Пука, потому что шустрый эстонский коллега ему, Алфонсу, совсем недавно сообщил, что дезертира видели на этой станции.
Ну сдали оружие... Расписались, что брали. На фига? А для порядку!
Вот и всё. Долго потом легенды по отделу ходили, как мы "брали" дезертира.

Да, а дезертира этого через неделю задержали там же в Литве, он так и бродил в лесу вокруг своей части.