Страх.

Давным-давно, в далёких ныне 70-х годах прошлого века, в мифическом полулегендарном государстве СССР, я жил в Крыму, а учился в школе N12 города Керчи. Наш класс образовывал пионерский отряд им. Героя Советского Союза ... э-э-э... совсем одолел, склероз проклятый... Кажется, Логунов была его фамилия, но не уверен, в и-нете не нашёл данные на такого ГСС. Но пусть он так и будет в рассказе под этим именем. Этот герой-лётчик проживал там же в Керчи, мы приглашали его на торжественные пионерские сборы, повязывали ему красный пионерский галстук, а он нам прочувствованно рассказывал о героических военных свершениях.
А через много лет, уже после армии, я работал в той же Керчи водителем железно-рудного комбината. А Логунов, как оказалось, будучи уже пенсионером, работал в том же гараже автомехаником. И вот, как-то вечером, после смены, сидели мы с ним в компании в гараже, выпивали, натурально. Поддав с устатку, он часто вспоминал войну. Хорошо понимаю его. Именно там, на войне, остались его самые насыщенные и наполненные дни.
И вот как-то, где-то уже по кило домашнего вина мы в себя влили, и послали самого молодого ещё у бабки банку трёхлитровую прикупить, кто-то из водил спросил его:
- А скажи честно, бывало страшно на войне?
Механик ответил не сразу, хмыкнул с видом: «Ну ты и спросишь!», размял беломорину, прикурил неспешно и начал свой рассказ. Уж сколько лет прошло, а всё мне душу бередит его история.

Зима 1942 года, Ленинградский фронт.

- Вы не поверите, - начал он, - но в бою лётчик пугается редко. Пока летишь - всё внимание сосредоточено на управлении. Если кто думает, что управлять устаревшим тогда И-16 легче, чем более современным ЯК-1, то он очень глубоко заблуждается. «Ишачок» создавался Поликарповым для манёвренного воздушного боя. А значит - с очень небольшим запасом продольной и поперечной устойчивости. Приходилось «держать самолёт на ручке». То есть очень плотно удерживать ручку управления и педали, в готовности мгновенным точным движением скомпенсировать рыскание по крену, курсу и тангажу. Иначе ровный горизонтальный полёт превращался в беспорядочное кувыркание с разрушением планера. Так что не расслабишься в полёте. Это уж позже допёрли конструкторы, что для лучшей управляемости можно просто увеличить площадь рулей, скомпенсировав нагрузку на них аэродинамически. Легкий в управлении ЯК - лучший тому пример, любили его лётчики.
К тому же, у «ишачка» был открытый фонарь, ледяной зимний ветер нещадно треплет пилота в кабине. Ремешок от шлемофона потоком ветра бьёт по лицу, как не запихиваешь его, не перекручиваешь, всё равно размотает и стегает по щеке и подбородку, аж застрелиться хочется. Красиво сидит форма на лётчиках, девушки восхищённо заглядываются, да мало кто знает, что пневмония, гайморит и радикулит были постоянными спутниками пилотов. Да и на более современных ЯКах старались летать, не закрывая фонарь. Оно, конечно, теряется скорость из-за этого, да только не заклинит его, когда понадобится с парашютом покидать сбитый самолёт.
А уж когда воздушный бой начался - только успевай крутить головой по сторонам, некогда переживать. Да и потом озлобление в бою появляется. Когда видишь падающий горящий немецкий самолёт - испытываешь искреннюю радость - так тебе, суке, и надо. А ещё злость испытываешь, когда видишь падающие наши самолёты, как гибнут твои товарищи. Так что - нет, не боялись мы ни черта, когда дрались в воздухе.
Но вот однажды случилось так, что испугался я так, как никогда в жизни, не забуду, как тряслись тогда коленки и дрожали губы.
Тогда нас, истребителей, защищавших небо блокадного Ленинграда, срочно подняли по тревоге. С поста ВНОС сообщили, что на колонну машин, идущих с Большой Земли в блокадный Ленинград с продовольствием, немцы начали авианалёт. С бреющего полёта двухмоторные Ме-110 расстреливали грузовики очередями авиапушек. А на выходе из атаки хвостовые стрелки ещё добавляли свои пулемётные очереди. Сверху их прикрывали лёгкие 109-е «Мессера», или, как мы их называли - «худые».
И вот приблизились мы к Дороге Жизни, как называли ледовую трассу по Ладожскому озеру. 110-е утюжат колонну полуторок и ЗИСов, по ним отстреливаются девчонки-зенитчицы из счетверённых «Максимов». Да только против самолётов это слабенькое оружие, и калибром, и дальностью огня. Захожу на своём ястребке в хвост последнего 110-го. Он моментально огрызнулся очередью хвостового пулемёта. Видать, у стрелка нервы слабенькие. С такой дистанции не попасть, надо было подождать, пока подойду поближе, и влепить очередь в упор. Правда, и « ястребок» может всадить в упор своими 20-милиметровыми пушками ШВАК, так что тут уж - у кого нервы крепче окажутся. А бороться с такими вот отпугивающими очередями слабонервных стрелков я уже давно научился. Надо зайти повыше и спикировать на цель покруче. Угол обстрела вверх у хвостового пулемёта MG15 ограничен, да и на больших углах возвышения пули сильно сносит воздушным потоком назад, попасть в атакующий «ястребок» нереально. Захожу на этого мародёра, а боковым зрением вижу, как сзади-сбоку пара «худых» на меня заходит. А мне-то побоку: вот собью «стодесятого», а уж там буду крутыми виражами уворачиваться от «худых». Такая у нас была установка тогда по жизни: сбить вражину, а уж потом о себе думать. О своей шкуре мало заботились, только о том, как прикрыть машины с помощью для осаждённого Ленинграда. Эх, нынешние хапуги-начальники с нашего автопарка против тех ребят и гроша ломанного не стоят! Да только вот те замечательные ребята сгинули бесследно, их косточки с обломками машин гниют в Синявинских болотах под Ленинградом. Как говорится: кто работал и трудился, тот давно пиздой накрылся, а кто прятался-скрывался, тот и жив потом остался.
Ну так вот, «Мессера-стодевятые» - шустрые машины, нагнали они меня, и срезали одной очередью. Хорошо ещё, пушки у них только в крыльях стояли, а через винт стреляли только два пулемёта винтовочного калибра. (Судя по описанию - это истребитель модификации Bf-109E. К тому времени на Восточном фронте их практически не осталось, возможно, пилот просто заблуждается. - Автор.)
Так вот, бронеспинка выдержала попадания мелкокалиберных пулемётных пуль, только по спине словно кувалдой прошлись. А уж от плоскостей и оперения вовсе ничего не осталось, одни лохмотья фанерно-полотняные. Одно слово - «рус фанера». А фрицы, сволочи, на цельнодюралевых машинах летают. И рухнул я своим ястребком прямо брюхом на хвостовое оперение «стодесятого», аккурат перед изумлённо выпученным взором его хвостового стрелка. Решил видно, что озверевший русский Иван совершил героический таран, очень такие вещи им на нервы действовали. Не страшились немцы воздушных схваток, и вояки они толковые. Но вот тарана боялись панически.
Как я не убился при столкновении с фрицем - это чудо просто какое-то. Видно есть бог на небе. Ну да жить захочешь, во что хочешь поверишь, кому угодно помолишься: и богу и аллаху и чёрту, и Ленину с его бородатыми подельниками. Но пора и о себе позаботиться, спасаться с парашютом. Непросто выбраться из кабины бешено кувыркающейся подбитой машины. Земная поверхность, такая огромная и незыблемая, вдруг взбесилась, встала на дыбы и норовила всей своей махиной шлёпнуть меня по башке.
Отстегнул я ремни и - кости за борт. Только остатки оперения мимо лица просвистели, могло бы и убить. И тихо так спускаюсь под куполом, прикидываю, куда меня ветер сносит: к нашим, или к немцам. Мы ведь в горячке боя уже не над озером, над сухопутьем дрались. Немцы парой пронеслись мимо меня, но добивать не стали - торопились, видать. А может, не совсем ещё совесть потеряли. А внизу два костра догорают: моего самолёта и немецкого.
Отнесло меня к нашему берегу, а там уже бойцы бегут, орут чего-то. Я аж всплакнул: «Живой! Не убили меня фрицы, уцелел. Так что повоем ещё.» Да только первый же подбежавший боец-ополченец саданул мне прикладом трёхлинейки в живот, больно так. Я вскрикнул, так он кулаком мне добавил. Я ему:
- Что ж ты делаешь, товарищ? Я ж свой, советский! За вас воюю!
А он мне:
- Твои в серых шкурах по лесу бегают. И не товарищ ты мне, сволочь фашистская!
Да ещё мне в морду. Прикончил бы меня ей богу, да только остальные бойцы прибежали, скрутили меня, к своему командиру волокут.
И что интересно - никто не верит, что я красный лётчик. Ни форма моя, ни документы, ничто их не убедило. Среди бойцов Красной Армии ходили упорные слухи, что все фашистские лётчики поголовно летают в нашей форме и с нашими поддельными документами, и даже язык наш выучили, чтобы, оказавшись на нашей территории, спастись от расправы красноармейцев и внедриться в Красную Армию со шпионским заданием. Разубеждать бойцов, что это нереально, было бесполезно. Доставили к ихнему комиссару, бывшему инспектору по режиму завода «Большевик», как потом оказалось. Ну, вы знаете режимщиков. Они и маме родной не поверят, не то, что сбитому лётчику. Посмотрел он мои документы, прищурившись, а потом сказал двум бойцам своим:
- А ну-ка, ребятки, отведите этого погорелого летуна в штаб полка, в Особый отдел. Там разберутся, что это за птица.
- А может шлёпнуть его, и вся недолга? - спросил один из этих назначенных в конвой бойцов. - Чего его, фашиста, жалеть?
- Не надо, - строго одёрнул его комиссар, - даже если он шпион, то может много чего знать, что нашим контрикам интересно. А уж там сумеют ему язык развязать.
И вот повели меня в ночь, в зимнюю стужу. А холодно, чёрт возьми. Это в горячке боя я весь мокрый был, хоть бельё выжимай, а тут остыл, тот же пот замерзать на мне стал. А идти далеко, километров семь, темно, да ещё пурга поднялась. И тут среди бойцов какой-то нехороший разговор начался. Один из них, тот что давеча шлёпнуть меня предложил, опять начал канючить:
- Слушай, - говорит он своему товарищу, - пока мы в штаб доберёмся, пока там сдадим этого фрица, пока обратно - обед давно закончится, и кашу и щи придётся холодными жрать (Горячее им в полевой кухне раз в сутки привозили, по темноте, чтоб не обстреливали.). Ты как хочешь, но вот без горячих щей мне свет белый не мил, на этом холоде. Да кто он такой, этот фашист, чтобы героический защитник Ленинграда из-за него околевал от холода и голода.
- Ясное дело, шлёпнуть гада. - согласился второй. - Доложим потом: убит при попытке к бегству. За фашиста нам ничего не будет.
- Ну, за убитых фашистов пока ещё не наказывают, слава богу, только награждают.
Тут они оба рассмеялись и сняли винтовки с плеча, передёргивая затворы.
Вот тут-то я и испугался, как никогда в жизни. Бухнулся на колени перед ними и взмолился к ним таким проникновенным голосом, как никто в жизни, поди, богу не молился.
- Да вы что, ребятки! Да я ж свой, советский! У меня отец ещё на Путиловском до революции работать начал, ныне Кировском, а сам я на Васильевском жил, в Гавани. Да я ж на каждую первомайскую и ноябрьскую демонстрацию ходил! Да летать ещё в Осовавиахиме начал. Свой я, ребятки, советский насквозь, лётчик, коммунист! Вы ж партбилет сами видели, все взносы уплачены.
- А чо ж ты тогда за жизнь свою скулишь, если советский, да ещё партейный?
- Оттого и страшно, братцы, что не в воздушном бою погибну, как герой, защитник Ленинграда, а как фашистскую собаку пристрелят. Нет хуже доли для лётчика, поверьте. Да как я до свого аэродрома доберусь, я вам по литру спирта каждому потом проставлюсь, клянусь вам.
Много чего ещё им тогда пообещал, даже вспоминать совестно. Вобщем, я и спел им «Катюшу» и «Эх, хорошо в стране советской жить...», и сплясал им. Поверили, вроде, оттаяли. Да и весело им, что ваньку валяю перед ними, всё развлечение во фронтовой жизни.
- Ну ты, прям, массовик-затейник, - сказал один из них.
И они закинули винтовки за плечо. И дальше пошли уже рядом, вроде как не под конвоем я уже, а приятели мы просто. Скоро и до штаба полка дошли. И первого, кого я увидел, был мой комэск.
- Живой! - вскричал он. -А мы-то уж обыскались тебя, обзвонились. Хотели за тобой посылать к ополченцам, да те позвонили, что уж навстречу тебя отправили.
- Вот, товарищи, - сказал комэск моим конвоирам, показывая на меня рукой, -познакомьтесь. Герой-лётчик, таранивший сегодня фашистский самолёт. Спасибо, что привели его к нам.
Я не стал говорить комэску, что вовсе не собирался таранить немца, просто врезался в него, когда меня сбили.
И комэск энергично стал трясти руки бойцам. А потом сказал мне:
- Ну, садись в полуторку, к нашим поедем. Комполка уж на тебя представление к Герою написал.
- Погоди, - говорю. - С бойцами попрощаюсь.
Вышли мы на крыльцо и я тихо попросил их:
- Вот что, ребята. Вы того... Не говорите никому, как я вас умолял не расстреливать меня. А то если наши узнают, то мне только и останется, что самому застрелиться.
- Да вы сами, того, не проболтайтесь. Вы ж слыхали - искали вас уже. Если б мы вас не довели, нас бы самих расстреляли.
- Закурить не желаете? - спросил второй, чтоб перебить нехороший осадок.
Я кивнул, и бойцы быстро скрутили самокрутки себе и мне. Задымили. Да видно от переживаний курево мне впрок не пошло, закашлялся. Дым кислый какой-то, и затхлым отдаёт.
- Не понравилось? - спросил один из них.
- Чего-то, не распробовал... странный какой-то табачок.
Они оба рассмеялись.
- Да нет уж у нас давно табачка. Опавшие листья под снегом собираем, высушиваем на печке, измельчаем и курим.
И так мне вдруг вспомнилось ясно, как мы, лётчики, пижонски дымили «Казбеком» перед техническим составом, что аж плохо мне стало. Конечно, летунам никто из них не завидовал. Мы - смертники, а они ничем на земле не рисковали, разве что денатуратом отравиться. И всё ж таки, некрасиво как-то.
Вот так-то, ребята, - закончил свой рассказ бывший лётчик-истребитель, а ныне механик автоколонны.
- А к ребятам тем ты заехал? - спросил водитель водовозки. - Ты ж обещал проставиться.
- Заехал как-то, погода была нелётная. Да только не было уже их в живых, весь тот батальон народного ополчения погиб.

Знаете ли вы, что такое "Аист"?

Часть первая - история создания.

О! Это страшная боевая единица Морчастей погранвойск. Трехметровый катер на водометном движителе. Гроза нарушителей и беда экипажа, хотя можно и наоборот. Как не странно вещь эта способна передвигаться как в соленой, так и в пресной воде, а так же по болотам и в меру оттаявшей тундре, конструкторское ноу-хау. Видимо специально в ТЗ на разработку некоему КБ просто сказали: "Для пограничников и чтобы плавало еще." КБ село, подумало, почитало газеты, спросило у прохожих: "Кто такие пограничники?" Лучшие представители общественности и прессы заявили, что пограничники это мужики в зеленых фуражках, и КБ поехало знакомиться с "возможными условиями эксплуатации". Судя по всему в Карелию, на финскую границу. (Как видите, флотские тут не при делах оказались.) По результатам выяснилось, что: 1) там есть болота, 2) там есть озера, 3) там есть реки, 4) там есть протоки между озерами, болотами и реками. Пятым пунктом на уровне всеобщего среднего образования было определено, что все это куда-то втекает, и это "куда-то" скорее всего море. Кроме вышеперечисленного там была отменная рыбалка, и эти пограничники знали клевые места, но пилить туда было довольно прилично, там были знатные грибы-ягоды, ну, и охота не подвела. Огорчало только одно - комары! Вернувшись в родные пинаты, народ засел за чертежи. Имея опыт в кораблестроении КБ сначала навояло нечто железное и грозное, но это с похмела. Буквально через несколько дней, отойдя от последствий командировки, они вспомнили о размерах проток и глубинах. Первоначальный проект был безжалостно укорочен до минимальных 8 метров, обе кормовые башни главного (и не очень) калибров были выброшены еще трепетавшей рукой главного конструктора. И тут коварной гадюкой встал вопрос о развесовки конструкции. Надстройка и баковое орудие неумолимо разрушали само понятие остойчивость. Кроме того, некуда старо девать турбину и котельное отделение. "Облечать надо" - решило КБ. После продолжительных баталий пришлось отказаться от мостика и турбины, но этот "недоносок" имел деффирент на нос и приличную осадку, что опять не укладывалось "в условия эксплуатации". От башни на баке тоже пришлось отказаться, дизель пришлось воткнуть абы как, но положение с осадкой это не выправило. Сроки поджимали. Вот-вот должна была прибыть пограничная комиссия. Облегчаемся! К моменту промежуточной комиссии на "катере" был установлен двигатель от ГАЗ-63 родного КБ, а с каждого борта висело по четыре накачанных колеса от того же "газона", что обеспечивало положительную плавучесть всей конструкции. Представители заказчика, увидев это чудо, тут же спросили: "Это что? Ездит?" Кораблестроители обиделись, плюнули и отдали это на Горьковский автозавод, справедливо возмущаясь тупостью заказчика. Так появился БТР-60П. Катер не появился! Выпив с горя "шила" корабелы загрустили. А потом сели, вспомнили командировку и нарисовали "Аиста". Три метра длины, под протоки, кубрик-каютку на два рундука, чтобы на рыбалке поспать было можно, рубку с удобными "летными" креслами и высокой посадкой, по корме площадочку с леерами и откидными баночками, чтобы рыбачить было удобно. Железо и броню безжалостно выбросили, заменив на алюминиевые сплавы. Ну, а водомет посередке воткнули. И получился "Аист". Правда, для вооружения места не осталось, но... Кстати от первоначального варианта (БРТ-60П) оставили руль, только поставили не "газоновский", а "москвичевский". Катерок получился довольно ладный с виду, но агрегатная компоновка была жутковатой. А что делать? Места мало. Зато разворачивался он на месте, ходил довольно бодро, осадка была минимальна. Порой перевозимый наряд выскакивал из него, и, ухватившись за леера, подталкивал его по малой воде, а он, плюясь песком и тиной, тащился "на пузе" до большой воды. Вот так появился наш "Аист"! Пограничный патрульный катер.

Часть вторая - особенности...

Если в пустыне или в лесу вы увидели человека в морской форме, значит это кому-нибудь нужно! Да, и совсем не обязательно хвататься за голову, давать себе обещание больше «не пить никогда», надо просто остановиться и повнимательнее посмотреть на погоны. Ну, видите? Зеленый кант на погоне, все нормально! Глубоко вдыхаем, вдох, вы-ыы-дох! Пограничники, ну, если точнее морчасти погранвойск. Да, уточнение это значительное, потому как срочную в морчастях служат на год дольше, форма у них флотская и собак им не дают, на этом недостатки службы заканчиваются, дальше одни плюсы. Главный из них - у них есть катера! Всякие, есть «Шмели», есть «Аисты». Хотя отдельные несознательные личности в тех же морчастях утверждают, что это и есть основной «минус». Итак, о катерах. Как сказал Maxez: «Шмель - это плавающий танк ПТ-76 у которого за длительный период эксплуатации атрофировались гусеницы и выросли винты». Про него рассказывать не буду. Ну, а «Аист»...
Катер стоял кормой у стенки, ветер ласково трепал бело-сине-зеленый флаг морчастей, слева у переборки «ходового» стояла пайолина окантованная алюминиевым уголком и обитая линолеумом. В проеме торчало две жопы, в чуть замасленных синих штанах рабочей робы. Жопы матерились. Матюги перемежались с глухим звоном ключей, периодически меняя тональность.
- Ну?
- Чего, ну?
- Ну, и где он масло гонит, сука?
- Это я у тебя хотел спросить! Давай на семнадцать!
- Ты там полегче, а то заслонки подклинишь...
- Не учи ученого... Бля, опять уронил.
Деловую активность нарушил голос мичмана, подкравшегося, как и положено северному пушному зверьку незаметно: «Ну, чего там?» Жопы в проеме замерли. «Писец!» - узнали мичмана жопы. «Приплыли! - сказали две головы, сменившие жопы в проеме - масло гонит, сука, а где не понятно!» «Значит так, - сказал мичман, - через час приказ на границу, остальное меня не е...» И многозначительно замолчал. Две головы переглянулись, вздохнули и уступили место в проеме промасленным жопам. Через какое-то время из-под пайол раздалось: «А может просто магистрали протянем? А масло у 313-ого спи... возьмем, в долг. А там, на 16-ой, у водилы разживемся, даст, он же земеля».
- Ага, а отработку из машинного потом мичман уберет! Ключ на 14 давай, мудила!
Стрелки часов безжалостно кромсали время.
- Запускай!
Катерок фыркнул выхлопом и мерно заурчал на холостом ходу.
- Ну, чего? Гонит?
- Да не видно нехера!
- Ладно, закрывай! До заставы дойдем, а там видно будет.
- Ага, а обратно нас «зеленые» на веслах отвезут! Где ж он гонит, сука?
- Угомонись! Переодевайся, пошли на приказ.
Приказ на охрану границы ничем особенным от предыдущих не отличался, дозор по тылу, вывоз наряда на стык 15 и 16 заставы, смена наряда на ПТН с дальнейшей доставкой обратно на 16-ую заставу. Осторожно, не напрягая двигатель, отвалили от пирса и почапали на 16-ую заставу, где ждал наряд «зеленых». Постепенно, отслеживая давление и уровень масла, дали оборотов и пошли резвее. Флаг энергичнее затрепетал на ветру. Блеск озерной воды, сосны на берегу, редкая осока, радуга искристых брызг вскоре вышибли из голов навязчивую осторожность, дали полный. Флаг вытянулся в ровное полотнище, «постреливая» концами. Подошли к заставе. К пирсу швартовались с полного хода, лихо переложив руля буквально метров за семь до пирса, осадив инерцию «полным вперед» «выстрелив» из водомета. «Ну, вот и пирс сапогам помыли!» - весело улыбнувшись друг другу подумали они.
- Дуй к земеле за маслом, а я пока гляну как там!
Через пятнадцать минут на пирсе появился наряд «зеленых», двое на ПТН и трое с собакой в дозор. Спустя минуту появился и «засланец».
- Ты чё пустой?!
- На обратном пути заберем, старшина на заставе. У тебя как?
- А хрен его знает! Вроде не видно.
Приняли наряды и пошли на стык. Озеро закончилось, вот и протока. Сбавили ход практически на входе в само русло, осадив катер задним ходом нагоняя в протоку волну, дали «малый вперед» в надежде максимально дальше войти в протоку по волне, не выгружая наряда. Пролезли не цепляя дном метров на двадцать, что было удачей, а дальше сели. Осадка не позволяла.
- Ну, бойцы-погранцы! Вылезай, приехали, толкать будем!
Наряд, матюгаясь сержантами, под недоумевающие взгляды троицы молодых бойцов, стал переваливаться через борт в протоку.
- Как толкать?
- Сильно, салабоны, сильно!
Воды было сантиметров двадцать, даже разуваться не пришлось. Облегченный «Аист» своим ходом прошел еще метров семь и встал.
- Ты рулем еще погуляй, может подмоем.
- Не-е, нафиг, пусть подтолкнут, а то совсем обмелело, еще сядем.
- Все мужики! Толкаем!
Сержанты «зеленых» весело переглянулись и заняли места по углам кормы, троих молодых поставили прямо на выходах водомета. Пес и экипаж катера с интересом наблюдали за расстановкой сил.
- Ну, что, «море»? Поехали что ли «на раз-два взяли»?
«Море» удавило в себе смех, сделало серьезные морды и авторитетно заявило: «Так, молодежь, уперлись помощнее и по команде толкаем!»
- Раз-два, взяли!
Катер взревел, выбросив из себя мощный поток воды с песком. В фонтане воды, блеске брызг троица молодых с обалдевшими глазами сидела на заднице в метрах четырех от катера, ухватившись руками за пах, и мерно покачивались как китайские болванчики. Псина лаяла от восторга, экипаж и сержанты ржали во весь голос.
- Эх, воины! Вы же пограничники! Нужно было не просто на катере катиться, но и приглядываться, что к чему. Встали у сопла!!! Ну, салажня! Ну, порадовали! Ничего, заодно и бляхи почистили! Секите, салаги, секите за всем, на границе мелочей не бывает! Это ваш первый урок.
Спустя десять минут, уже при нормальной расстановке, мокрые как черти, они вытолкали свой «Аист» на большую воду и ушли на стык...

Эпилог.

О чем это я? Да в принципе не о чем, просто вспомнил ребят-катерников, которые были близкими друзьями, которые вывозили нас на границу, давали «порулить» «Аистом». Тех, которые прятали влажные глаза, провожая нас на дембель, оставаясь на границе еще на один год. Помню я вас и ваших «Аистов», вот и все. А дома на стене у сына висит флаг Морчастей, еще советский с того самого «Аиста».

Особенности нацио... пардон, пограничной рыбалки

Когда знакомые мне рассказывают о том, как они порыбачили на Оке, Истре, Клязьме и что и сколько они там выловили, я скептически улыбаюсь. Бедняги, они даже не знают, что такое настоящая рыбалка! В этом опусе я попытаюсь поделиться личным опытом в организации и проведении мероприятия под названием "Пограничная рыбалка"

Часть первая: на Сахалине

В сентябре 93 года ПСКР-68х собирался на границу. Что такое сентябрь в средней полосе России? Это школа, это подготовка к окончанию дачного сезона, это фруты и овощи, это последние теплые дни и ночи... Что такое сентябрь на Дальнем Востоке? Все то же самое плюс РЫБА! Красная рыба, которая будет разделана, а потом зажарена, сварена, засолена, завялена, закопчена и будет радовать пищеварительный тракт населения до следующей путины... А также ИКРА! Которая будет засолена в соответствии с сотней рецептов и будет отличаться по цвету, срокам приготовления, срокам хранения, способам хранения и вкусу... Согласно вышесказанному и происходила подготовка корабля к выходу на службу. Командир корабля, капитан 3 ранга Песоцкий, уделил пристальное внимание организации - боцман был назначен ответственным по заготовке соли, грохоток, пластиковых вкладышей и бочек, все офицеры были предупреждены о необходимости наличия ножей и банок, ножи для любимого л/с в срочном порядке были изготовлены на заводе из попавшихся под ноги полос железа, из отсека ГАС, ахтерпика и форпика все барахло было утащено в сарайку, на место барахла были засунуты бочки - короче, все делалось основательно, а как иначе?

Итак, тррр-тррр-трр-трррррррррррррррр...ррр - "Учебная тревога! Корабль к бою и походу приготовить!"..."Тащ кдир, корабль к бою и походу приготовлен!" - "Баковым на бак, ютовым на ют, с якоря и швартовых сниматься"... "Якорь чист!"... "Бортовые вперед!" - "Товарищ командир, три двигателя работают на передний ход" ... "Средний вперед, бортовые - стоп! Отбой учебной тревоги, управление кораблем с ГКП. Первой боевой смене - заступить!"...

- Мостик - ГКП!
- Есть мостик!
- Сорокин, где рыбаков увидишь, сразу докладывай!
- Есть, тащ каплейнант!
...
- ГКП - сигнальщик! Цель слева тридцать, дистанция 10 кабельтов, похоже рыбаки!
- Оппаньки! Вот оно!

Подходим ближе, видим рыбацкий бот с тремя бородатыми дядьками в оранжевых комбезах, между ними и берегом - прямоугольник поплавков - тонь. Спускается катер, боцман отправляется на переговоры, через пятнадцать минут - назад, довольный донельзя, забирает с камбуза ящик сливочного масла, и опять к боту. Возвращается, а бот идет к тони... Теперь нам остается только ждать... На юте готовится бассейн из брезентового обвеса, в него наливатся забортная вода, народ приводит форму одежды в соответствие, т.е. трусы-тапочки, благо тепло... Чу! Бот идет к нам! Подвалив к нашей корме, мужики начинают вываливать на ют в импровизированный бассейн еще трепыхающуюся рыбу. Закончив, опять отправляются к тони, а народ приступает к работе... Мужики делают еще два рейса, в итоге на юте по скромным прикидкам плещется тонны две рыбки...

Работа кипит! Часть л/с пластает рыбу и складывает икру в ястыках в лагуны, часть занимается засолкой рыбы, часть грохочет икру, часть занимается тузлуком - заняты все, кроме стоящей вахты и командира.

С этой рыбалки каждый дембель увез домой по два литра икры, каждый офицер и мичман по девять, любимый личный состав всю границу и месяц после жрал жареную рыбу, котлеты из рыбы, жареные молоки, икру, а всю зиму трескал соленую рыбу. Нууу, комбригу мы тоже привезли немножко...чтоб не обижался...

А мне говорят про рыбалку в средней полосе России... Тьфу! Только кошку покормить...