КАМАЗ

-Равняйсь!.. Смирно!.. Вольно! Слушай задачу...
Поеживаясь от утренней прохлады, мы стояли на широком плацу. Естественно, задача сводилась к уборке территории. Лопаты и метлы с нетерпением дожидались нас. Территория была немаленькая, привезли сюда вчера вечером, разглядеть и прикинуть объем работ мы смогли только сейчас. Перспективы не радовали...
Здоровяк-сержант обвел всех взглядом: - Сейчас начнем убирать территорию. Все дружно возьмут лопаты и метлы и будут собирать мусор. Один будет заниматься вывозкой. Кто ездил на КАМАЗе - выйти из строя!..
Сильно сомневаюсь, что кто-либо из дружно сделавших два шага вперед, когда-нибудь сидел за рулем КАМАЗа, в лучшем случае - ГАЗа или ЗиЛа, однако у всех глаза горели решимостью, а желания махать метлой в них, напротив, не наблюдалось. Я остался стоять на месте отнюдь не по этой причине. Пару-тройку раз ездил, благо, друг мой крутил баранку на этом "татарском выродке", как он его называл. И прокатиться мне давал. Причем, большой радости от езды я не испытал. В грузу он идет достаточно мягко, но порожняком ловит все колдобины. Кто ездил - знает... Да и не поэтому я остался на месте. Откровенно говоря, засомневался в том, что едва приехавшим молодым доверят такую машину, как КАМАЗ. Однако, новенькие кабины характерной формы в количестве трех штук виднелись за забором парка; желающих же сидеть в теплой кабине, свысока наблюдая за машущими метлами невезунчиками, было значительно больше, нежели единиц техники. Покрутив головой, я обнаружил кроме себя еще пятерых, не умеющих ездить на КАМАЗе. Судя по всему - таких же недоверчивых, а может, и действительно не ездивших. Остальные двадцать человек готовы были хоть сейчас в бой. Сержант обвел взглядом строй, с непроницаемым лицом посмотрел на нас, оставшихся стоять на месте, затем вытащил из кармана блестящий ключ, и, выбрав самого желающего, весь вид которого просто молил о том, чтобы всемогущий "таварыщ сэржант" остановил свой выбор именно на нем, подозвал того к себе. Остальные, с завистью глядя на счастливчика, заняли свое место в строю.
- Фамилия!
- Рядавой Алиев, таварыщ сэржант!
- Точно на Камазе ездил? - сержант недоверчиво посмотрел на него.
- Так точна! Ездыл!..
- Хорошо! Вот ключ. Сейчас бежишь в парк, берешь Камаз номер 13-90. С этого дня ты будешь постоянным водителем этой машины. Чтобы всегда была исправна, вымыта и готова к эксплуатации. Все понял!
- Так точна! - довольная улыбка прямо-таки рвалась наружу...
- Повтори номер!
Алиев, радостно улыбаясь, повторил.
- Молодец! Хорошая память. Кто ты теперь?
- Пастаянный вадитэл, таварыщ сэржант.
- Правильно. В парк бего-о-о-ом...Марш!..
Грохоча сапогами, довольный Алиев понесся к воротам парка. Строй с тоской и завистью глядел вслед...

Через минут пять Алиев, уже не улыбаясь, медленно выехал из ворот парка. Точнее, выехала, толкаемая им, огромная тачка.
Формой она напоминала камазовский кузов самосвала, колесами служили два самолетных дутика, на борту радовали глаз намертво приклепанные блестящие буквы К А М А З, под коими трафаретом был набит номер 13-90. Под ржание оставшихся в строю, Алиев медленно приближался. В больших, навыкате, глазах застыли удивление перед несправедливостью окружающего мира и слабая надежда, что все это только шутка, и "таварыщ сэржант проста пашутыл". Однако, шутками тут уже не пахло, и несостоявшийся постоянный водитель весь остаток дня, надрываясь, таскал злополучную тачку, вывозя мусор. Хотя, как постоянный водитель, он состоялся. Только именно КАМАЗа с бортовым номером 13-90... Нетрудно догадаться, что кличка КАМАЗИСТ прикипела к нему сразу и намертво.

Через год перед строем вновь прибывших молодых прохаживался младший сержант Алиев:
- Сэйчас вазьметэ метла и лапаты и будете убирать территорыя. Адын будет вывазыт!.. - он сделал паузу и с наслажднием изрек: - Кто умеит на КАМАЗе - выйти из строя!...

Максу и всем его коллегам

После этого я твердо решил - на берег...
Что угодно, как угодно, но только на берег, и чтоб этих - подчиненных, любимого личного состава - и близко не видеть.
Конечно, может, и не так все страшно, если по полочкам разложить, да вот только бывает иногда капля, дрожит-дрожит, висит-висит, и вдруг - шлеп - и все. Больше уже не помещается, и некуда деваться, как только все накопленное обратить в одну мысль, одно действие, и бить, бить, бить в эту точку до конца...
На берег....
И начиналось, казалось, все неплохо, новый кэп пришел, со своими, правда, загибами - но терпимо, посмотрел, на чем мы работаем, сам пошел к главному связисту флота, добился, кое-что новенькое дали из матчасти, я вздохнул хоть спокойно, перед боевой... Но недолго мучалась старушка...
Дали мне этого урода, чтоб он всю жизнь оставшуюся икал, как я его поминаю... Чтоб у него волосы на пятке выросли...
Били его на «систер-шипе». Что верно, у нас не били... Но уж после всего что было с ним - стал он - а может, и был, как бы мешком пыльным пришибленный... Ни рыба, ни мясо...
Да ладно, в общем-то, отстажировал я его на флотском передающем, подготовились, на боевую вышли, и отходили больше полсрока - вроде бы ничего, жить можно, и тут Кэп пароход решил помыть, перед приходом в лоно, так сказать. Мы после долгого отсутствия к штабному кораблю подходили...
Старпом наш, Бобер, его так за зубы бобриные в верхней челюсти прозвали, да еще за то, что любил он перед тем, как впилить кому-нибудь по полной схеме повторять «Человек по своей природе добр», при этом щерился так, что вместо «добр» у него «бобр» получалось....
Вот этот самый Бобер и предложил Кэпу систему СВЗ включить. А это такая, на всякий случай, гадость, что когда включаешь ее, пароход полностью как в облаке водяной пыли оказывается. В принципе-то она на случай «форсирования зараженных участков моря» - как в умных секретных книжках пишут, придумана. Ну, да не на всякого Бобра... книжки эти писаны.
Кэпу идея понравилась, тревогу сыграли, дали команду позадраивать все...
И ведь два раза скотину эту переспрашивал, «Все задраил?»....
Все...
Врубили в конце концов на мое горе СВЗ, ждем-с...
И тут вопль из передающего, где гад этот сидел:
- Передатчики топит!!!!
- Ля-ааа...
Понять не могу ничего, как это передатчики, что двумя палубами выше меня расположены, топить может, по идее, значит, я в своем посту уж на три метра под водой, а ноги сами по трапам вверх несут...
Только и успел на мостик крикнуть, что передатчики залило....
В пост ворвался - а из передатчиков - что из пожарного рожка вода хлещет. На палубе уже вполне лужа сформировалась....
Потоп.
А тут и Кэп со старпомом нарисовались... Оказалось, как мои крики услышали, СВЗ выключили и тоже в передающий бегом.
А это чудище стоит, ничего сказать не может, пальцем в передатчик тычет, и мычит невнятно...
Кэп на это дело посмотрел... усами пошевелил... Что-то типа про мать пробормотал - и на палубу. Мы за ним... конечно... твою... Лючок вдувной вентиляции передатчиков отдраен.
Кэп мать помянул уже вполне внятно, причем, явно мою...
- Вы докладывали, что вся вентиляция задраена?
- Я (а что еще скажешь, вопрос глупее - некуда...)
- Ну, и что делать будем?
Хрен его знает, откуда силы взялись ответить - вспоминаю сейчас - и понять не могу. В середине боевой службы - без передатчиков остаться. Без связи, то есть.... За такие веши в войну сразу к стенке ставят.
- Промывать спиртом и сушить !
- Спиртом, говорищь? Старпом, сколько у нас осталось?
Дальнейший разговор у меня из памяти выпал слегка, но буквально минут через пятнадцать приволок старпом две двадцатилитровые канистры, лагун сорокалитровый, и началось..
Кэп-то ушел, а старпом остался для контроля. Мы с передатчиков блоки снимаем, и в лагун. Прополощешь хорошенько в чистом спиртике - и на солнышко. Если где пятнышко белое - соль - снова появляется - опять в спирт.
А старпом над душой стоит, и сквозь бобриные свои зубы рассказывает, что он сделает со мной за порчу сорока литров ценнейшего продукта, совершенно не предназначенного, чтобы полоскать в нем сраные железяки, а наоборот, для полоскания особо ответственных мест прибывающих на корабль комиссий, и о том, каким удивительно извращенным образом он будет теперь любить весь наш дружный коллектив... В общем, разные добрые и хорошие веши говорит.
Понять его, конечно, можно, вон, уж эскадра на горизонте, флагмана наверное лапы потирают ввиду предстоящих проверок... Однако огрызаюсь, мне главное - матчасть, будь она проклята во веки веков, да еще этот, виновник торжества, его туда и растак...
А по юту народ ходит, собак с верховым чутьем изображают, спиртовой-то дух хорошо к корме разносит....
Суть да дело, помыли мы матчасть, собрали, запустили... часа через полтора...
Стерли трудовой пот со лба, обошлось.
Спирт оставшийся я к доктору унес. Он чего-то помараковал, дистиллятор свой запустил, спас, короче говоря, часть продукта.
Кое-что, конечно, старпом забрал, но кое-что и нам с доком осталось.
Обошлось и обошлось, дни идут потихоньку, в славный город Тартус нас, наконец, направили, а то уж совсем мы одичали без земли, крыша вполне явственно едет. Дошли, встали, на следующий день - погрузка свежих овощей.
Старпом на юте народ построил, доктору слово дал, тот произнес речь, что, мол, сирийские овощи все заражены дизинтерией, и есть их немытыми никак нельзя, а то заболеешь.
Старпом после его выступления сморщился, как от уксуса, и говорит:
- Я, конечно, не доктор. Вся эта ихняя медицина - ритуальные пляски над трупами и заклинание туч, но от себя скажу. Зубы у всех болели? - толпа вроде «А-а-а-а» промычала - Так вот, дизентерия - это полная жопа больных зубов. Всем ясно?
Толпа опять: «А-а-а» - Ну, тогда на погрузку!
Погрузились, все вроде в порядке.
Денька через два сидим с доком, славненько так подтопленый передатчик вспоминаем, по чуть-чуть, для общего тонуса организма спасенным продуктом...
Тут фельдшер ему звонит...
Док пока трубку слушал, у него морда белее и белее становилась, и взгляд как у идиота стекленел.
Трубку повесил, и тихо так мне говорит, что все мои связисты - в лазарете. Причем, явное подозрение - дизентерия. Моя очередь в ступор впадать настала...
Рассказывать дальнейшее - даже сейчас, по прошествии стольких лет - язык не поворачивается. Но уж «флекснер шесть»-помирать буду, вспомню.
Док по пароходу мечется, на борт врачей из Тартусской группы усиления приняли, мероприятия все, как при применении противником биологического оружия - а что ни день - еще три-четыре человека - в лежку.
Кэп уже даже не ругается. Только каждый день у дока «Сколько?» - спрашивает, и все.
Через неделю нервы у него, видимо, не выдержали, высказал он на совещании офицеров все, что думает про доктора, со всеми его клистирами. А потом спрашивает:
- А вообще, Шишигин (это доктор, значит) вы учились чему-нибудь? У вас левомицитин есть?
Док, мол, да, есть, НЗ, целых 273 грамма - эту цифру я точно запомнил.
Тут кэп проговорил еще минут сорок, поминая всех врачей от Гиппократа в самых что ни есть сопрягательных наклонениях, а также их старших родственников по женской линии.
А в конце концов приказал - нам всем обеспечить, а доку, под свою ответственность - каждому члену экипажа в пасть четыре раза в день - по таблетке.
И как бабка пошептала. Кончилось у нас «распространение»...
А тем временем, как карантин с нас сняли, опять загрузка продовольствия, подъели, пока с этим самым флекснером боролись.
Подошел водолей наш, подали на кран-палубу жратву, матросики ящики носят в рефкамеры.
Я как раз на левом шкафуте стоял, с артиллеристом младшим болтали о чем-то.
И вижу вдруг боковым зрением - летит что-то вдоль надстройки. Поворачиваюсь - а из иллюминатора передающего поста торчит довольная рожа урода моего, и рука, а в руке - тушка куриная....
И тут на меня озарение снизошло. Ведь не могли понять никак, почему связисты в погрузке не участвовали, а дизентерия - с них началась...
А эта дрянь, оказывается конвейер наладила, прямо со шкафута - подкинуть-то всего на метр - в иллюминатор, и, минуя все обработки - на стол.
Даже и упомнить не могу, как я в посту оказался.... А вмятины в обшивке переборок от тела этого чудовища только в ремонте заделали.... До сих пор не понимаю, как я его не убил...
А кэп с той поры нас с доком... весьма, скажем так... невзлюбил.
Раньше хоть иногда «Сан Саныч», а после этого - только «Вы», «связист», «товарищ старший лейтенант»...
И тогда-то я и понял. Все. Надо уходить.
И ушел.

БреднЯ седьмая: как мы с дядей Мишей помогали сельскому хозяйству.
________________________________________________
После нашей с дядей Мишей победы над ужасом старого костела, я стал еще более популярен среди местных любительниц астрономии. Днем я слегка помогал своей бабушке по хозяйству, ночью занимался астрономией и прочими науками; короче, жил как мышь на складе сыра. Пару-тройку недель мне это еще нравилось, но к исходу четвертой недели я почувствовал, что нет во мне уже того священного трепета, с которым по-первости я ожидал наступленья темноты и зазвезденья неба. Начала меня одолевать какая-то смутная тоска, захотелось снова очутиться в машинном зале, возле своих любимых ЭВМ, ощутить вибрацию всех вентиляторов и прикоснуться к тайнам зеленого мерцания их экранов.
Короче, потянуло обратно в Мурманск, со всеми его карликовыми деревьями и прочими прелестями Крайнего Севера. Дров бабуле я напилил и нарубил достаточно, колорадского жука извел под корень, проблему демографического спада в районе тоже вроде бы как решил. Так вот, сидел я в расстроенных чувствах ностальгии по далекому Северу и подумывал: а не выпить ли мне чего-нибудь покрепче молока? И только моя мысль стала оформляться в форму бутылки и стакана, как в сенях хлопнула дверь и в хату ввалился дядя Миша, весело звеня неизменной авоськой.
- Ну, привет, бездельник! - весело поприветствовал он меня.
- Я не бездельник, дядь Миш, - оживляясь, ответил я. - Я очень даже дельник, особенно, после дельной дозы горючего!
- А, это запросто! - старый кэп зазвенел тарой, вытаскивая пузыри за горлышко да на солнышко, - с дозами горючего проблем нет и быть не должно! А я тут иду вот мимо, дай, думаю, заскочу к Игорехе, тем более, предлог есть!
- Какой предлог? - насторожился я, привычно выглядывая в окрест себя страшную птицу обломаиста.
- Да вот, значит, пришел агитировать тебя за Советскую власть!
- Вай-вай-вай! - перепугался я, - может, не надо, дядь Миш? Может, просто - выпьем?
- Выпьем, выпьем, - согласно закивал дядя Миша, - одно другому не мешает!
И, нацедив мне стаканчик своего любимого рому, дядя Миша сказал тост:
- Ну, значит, за сельское хозяйство, за его расцвет!
... - и его упадок, - закончил я, переводя дух после выпитого.
- Да ну тебя! - булькнул дядя Миша, - вечно ляпнешь чего под руку! Нет бы чего дельного сказал!
- А наливай по второй, дядь Миш!
- Во, вот это дельная мысль! - обрадовался дядя Миша и забулькал наливаемым ромом. - Жалко только, редко приходят тебе в голову такие дельные мысли!
- А ты, дядь Миш, заходи почаще! - заулыбался я, - столько дельного от меня услышишь - устанешь наливать!
- Ты эта... Игорюх... с мысли-то меня не сталкивай, я и так что-то на ней неуверенно стою! - взмолился дядя Миша, - тебе волю дай, любого заболтаешь!
- Ага... Мне только вволю дай! - поддакнул я.
- Ну вот! - расстроился дядя Миша, - об чем мы начали?
- Начали мы, дядь Миш, пить об сельском хозяйстве, шибко кручинясь по его упадку!
- Ага! - дядя Миша разлил еще по одному стакану, - вот, иду я, значит, по полю. А навстречу мне агрономша наша пылит на "козелке" своем... Ну, остановилась она поболтать со мной - мы жа с ей в молодости дружили очень!
И дядя Миша мечтательно умолк, глядя в пустой стакан и вспоминая светлые деньки своей молодости. Я наполнил стаканы - чтобы ему вспомнились еще и темные ночки.
- Ну, дядь Миш, за агрономшу! - произнес я тост и мы, чокнувшись стаканами, выпили.
- Да-а-а-а, - протянул задумчиво дядя Миша, - Какая баба, а, Игорёха! Молодая была - парни за ней стаями бегали!
- Ага! - поддержал я его, - ей бы скинуть годков 20 и килограммчиков столько же - даже я б за ней стаей бегал!
- Ну, ты того! Ты когда-нибудь будешь серьезным? - опечалился дядя Миша моей несерьезности.
- Конечно, дядь Миш! - закивал я головой, - помру и, наверное, стану серьезней некуда. Хотя, многие в этом и сомневаются...
- Типун тебе на язык! - пробурчал дядя Миша.
- Ладно! - легко согласился я, - а лучше мне на язык еще стаканчик рому!
Пока пили мы жуткое пойло, присланное развивающемуся советскому народу от дружеского народа не менее развивающейся Кубы, поведал мне вкратце дядя Миша о разговоре своем с агрономшей. Я вам его перескажу еще в более сокращенном варианте, чтобы не растекаться навозом по сельским полям.
Тьфу ты! ... Мыслью по древу!
Короче, мужики в большинстве своем вывелись: молодежь поуезжала в города, а более умудренным годами и опытом надо было одно - выпить да поспать. Работать они, конечно, работали - трудодни им ведь отбатрачивать надо было, но работали спустя рукава и в перерыве между пьянками. Так что, надежда всего сельского хозяйства нашего района была только на дядю Мишу и, конечно же, меня. Поскольку люди мы городские, серьезные и - окинул дядя Миша ясным взором три пустых бутылки и одну полупустую - почти непьющие. Так что, дорога у нас была одна - в поле, помогать знатным сельским механизаторам, наставлять их на путь истинный. Или куда их там наставляют - на борозду?
- Дядь Миш! - сробел я, - а я это... пахать не умею!
Пахать, как оказалось, и не надо было уметь. Засунули нас в бригаду, которая занималась уборкой льна. Кто не знает, что это, и как происходит, расскажу.
Едет, значит, по полю трактор и тянет за собой такую хрень железную, типа косилки, с торчащей кривой трубой. Косит эта хрень лен и тут же его обмолачивает; коробочки льняные по трубе сыпяться в мешок, который держит мешочник...ээээ....ну, человек, который и должен его держать по штатному расписанию, а конопляная соломка валится за хренью на землю.
Опаньки! Прошу прощения, не конопляная, конечно же, соломка, а льняная! А то подумаете еще чего не то о нашем сельском хозяйстве...
Короче, очень веселая работка: шумно, пыльно и жара еще непомерная, как назло. Меня, как самого умного и к технике способного, поставили помощником механизатора. Мое дело было следить за наполнением бункера и дергать за рычаг, который - если дернуть в одну сторону, открывал поток льняных коробочек в мешок, который держал мешочник и который по заполнению оттаскивали два помощника мешочника - старший помощник и младший помощник мешочника. А вот если этот рычажок дернуть в другую сторону, то - как, наверное, догадались уже люди, изучавшие в свое время мехмат, сопромат и прочие науки, - перекрывал доступ коробочек к мешку.
Короче, полный шайтан-арба! Едет, косит, да еще и механизирована по самое не хочу!
А что же в это время делал дядя Миша? - спросите вы меня. Дядя Миша был назначен бригадиром нашей полу-инвалидной команды, и в силу своего положения ничего не делал, а просто лежал на солнышке и жевал травинку. Когда же мы заполнили своим трудом весь прицеп мешками, он лениво встал, пересчитал мешки, занес полученную цифру в специальную тетрадочку и скомандовал перерыв.
- Ну что, мужики, - сказал он, скептически разглядывая нас, - а не испить ли нам чего-нибудь бодрящего?
- Испить, испить! - дружно оживился личный состав.
- Ну, тады хто дует в сельмаг?
- Да ты что, дядь Миш! Им же не продадут! - урезал я бригадирский замах.
- То есть как - не продадут? - вытаращился на меня дядя Миша, - пойла же в сельпо - хоть запейся!
- Так-то оно так, - начал растолковывать я кэпу, поражаясь его неосведомленности, - но колхозникам на период битвы за урожай, а также и с урожаем, продают в жутко ограниченных количествах и только по окончании рабдня!
- Стебаешься опять? - опешил дядя Миша, - мне ж в любое время Томка продаёт!
- Нет, нет, - наперебой бросились уверять дядю Мишу мужички, - Игорь дело гутарит!
- Так тебе ж, дядь Миш, конечно - продают! Ты ж не колхозник, законом тебе не возбраняется пить, когда только душа пожелает!
- Мдааа... - задумчиво почесал дядя Миша в затылке, - что-то я не знаю таких законов!
- Мало ли чего ты не знаешь, дядь Миш! - успокоил я его, - я вот, например, до сих пор не знаю, а где же они - закрома Родины? Знаю, что есть, знаю что ссыпают туда все, чего только не придется, а вот не видел ни разу! И кого не спрошу - никто не видел! Так что, или тебе рулить в магазин, или мне!
Решили все-таки на всякий случай поехать оба, сели на трактор и покатили по сельской дороге. Пока я рулил, стараясь объехать как можно больше колдобин, дядя Миша сидел, погрузившись в мрачные думы. Судя по сосредоточенно-серьезному лицу, думал он о попрании Международных прав человека в колхозах. В сельпо дверь была закрыта изнутри, а на стекле висела красноречивая записка: "Ушла на базу. Пирарыв адын час." Bо сколько она "ушла на базу", и когда закончится "адын час" - написано не было. Мы посидели на травке минуток 20, поговорили с разными редкопроходящими труженницами села, затем терпение дяди Мишино начало иссякать.
- Какого трахтрах-тибидох! У меня работа стоит тра-трах-тибидох ее мать! Где эта тра-трах-тибидох конская ходит?!
- Да нигде она не ходит, дядь Миш, - пытался успокоить я разошедшегося бригадира, - дверь-то изнутри заперта!
- А-а-а-а-а, тля-я-я-я-я-я-я! - глаза дяди Мишины налились кровью и он, подскочивши к двери, так ее пнул, что все отнюдь не ветхое строеньице сельпо чуть не развалилось на отдельно взятые кирпичики.
- Який туты хрен моржовый фулюганит? - выскочила на крылечко Томка-магазинщица, - а вот я председателю кажу!
Тут лицо ее вытянулось и она, завиляв глазами и бедрами, бросилась к дяде Мише. Попробуй, нажалуйся председателю на Героя СоцТруда и вообще уважаемого человека!
- Ой, Мишанька, це ж ты! А я думаю - ну шо за нелюдины тут ломются в двери! Заходи, дорогой, заходи!
Мы соизволили зайти. Полки сельпо радовали глаз своим однообразием - весь его ассортимент уместился бы в рамки средненького натюрморта.
- Дай-ка нам бутылок десять рому, - раздраженно буркнул дядя Миша.
- Ты что, дядь Миш! - зашептал я ему на ухо, - офигел? Да эти ханурики пьют только вино, одна бутылка рома свалит всю твою бригаду, кроме нас с тобой!
- Ну... эта... Томка! Тады нам чатыре бутылки рому, ящик вина и рыбки какой получше на закусь!
Я, тихо обалдевая от дяди Мишиного невежества, все же решил посмотреть - чем же Томка побалует старого капитана - а вдруг где-нибудь в загашнике есть то, чего нет больше ни для кого.
- Тобе якого винца, Мишанька, - красное лицо Томки выражало готовность услужить дяде Мише всем ассортиментом предлагаемого товара вплоть до нее самой.
- А... эта... - изумленно обвел взором дядя Миша почти пустые полки, - а чаго есть?
- Ну, е "Изабелла" во, трошки ладное вино! Е во наше, Талачынское, "Яблочное"! Е "Ахдам", бонба.
Дядя Миша, пораженный таким широким выбором вин, растерянно повернулся ко мне за консультацией.
- Ну, дядь Миш, - начал я лекцию по местным винам, - "Изабелла" вроде б вино ничего, из лучших сортов винограда Изабелла и Ноа... "Агдам" - что это такое, знаешь сам... А вот наше, местное, "Яблочное" - это то, что надо - компот компотом, с легким градусом - как раз для наших мужичков.
Взяли мы вино с ромом и стали ждать Томку, которая ушла в подсобку и чем-то там таинственно шебуршала в поисках "получшей рыбки". Наконец, она вынесла кулек и гордо шлепнула перед дядей Мишей на весы слабосоленую кильку второй свежести.
- Это чего?! - опешил дядя Миша.
- Рыбка це, Мишанька! - защебетала Томка, ловко щелкая костяшками счетов.
- Шо за рыбка "це"? - совсем охренел старый кэп. - Скока по морям хожу, но перший раз про таку рыбку слышу!
Я же, согнувшись пополам, корчился от смеха, глядя на его одеревеневшее лицо с вытаращенными глазами.
- Да не же, це не рыбка "це", а це - рыбка! - попыталась обьяснить Томка.
- Дядь Миш! - простонал я, чувствуя что пора предложить свои услуги толмача, - ну, це - рыбка...ха-ха-ха....хе-хе-хе.... ну, в переводе - "это рыбка"!
- Ну и шо це за...рыбка...це? - хмуро поинтересовался дядя Миша, недоверчиво пытаясь определить породу рыбы по запаху.
- Це селедка! - гордо возвестила Томка.
- Мальки, шо ли? - пробормотал дядя Миша, растерянно разглядывая кильку.
- Не знаю, якая у вас там, в МурмАнске вашем, селедка, а у нас - вот таке! - раздраженно ответила Томка.
- Да ладно, дядь Миш! - тщетно попытался я еще раз встать с пола, - возьми консервов да хлеба, и пошли отсюда!
- Понаедут тут... - злобно бурчала нам в спины Тамарка, - городския...
- ...сожрут всю нашу селедку! - добавил я, задыхаясь от смеха.
На поле вся бригада и еще пара заблудившихся сельчан с лютым нетерпением ожидала нашего возвращения. На относительно чистой тряпочке (отличить ее от лужи мазута еще можно было) была уже разложена немудреная деревенская снедь - сало, цыбуля, вареные яйца и прочее скромное угощение. Вид "Яблочного" вызвал на лицах труженников села одухотворенные улыбки, а вид рома вообще привел их в совершеннейший восторг.
- Ром не для вас! - остудил их пыл дядя Миша - Ром для командного состава! Для вас токмо вино!
Выпили по первому стакану, закусили. Работяги с жадностью набросились на консервы, полностью игнорируя сало и прочую снедь.
- Вы шо, мужуки! Во же сало е, палендрица! - дядя Миша изумленно взирал на свою бригаду.
- Дядь Миш, да они сало едят каждый день, а консервы только по праздникам! - смеясь сказал я старому товарищу.
Мужики, чавкая и жадно глядя на бутылки с вином, согласно замотали бестолковками. Дядя Миша с изумлением и жалостью взирал на народ.
- Ну вы...эта... - неуверенно начал дядя Миша, разливая по второму кругу, - рассказывайте, шо ль, як живёте?
- А шо тут казать? - степенно поддержали разговор мужики, - живем, Миш, нормальна. У нас усё е - коровы е, свиньи...
Я, повалившись на спину, глядел в небесную синь - разговоры эти я слышал по пять раз на дню, а вот небо видел не так часто - все как-то не приходилось за земными суетами полежать вот так, бездумно глядя ввысь. Время от времени меня отрывали от созерцания неземной красоты, толкая в бок и протягивая налитый стакан. Обеденный перерыв приближался к завершению, да и рабочий день тоже. Старший помощник мешочника Васька-Заичка пристал к трактористу (прошу прощения, механизатору широкого профиля):
- Т-т-т-т-т-олян, а Т-т-т-т-т-т-т-т-т-олян! Д-д-д-д-дай на т-т-т-трахтуре покат-т-т-ттаться!
- Да пошоу ты! - лениво отмахнулся от него Толян стаканом, обрызгав при этом Ваську вином. - Зима приде, на санках накатаешься!
- Т-т-т-т-толян, а Т-т-т-т-толян... - продолжал ныть тот.
- Да дай ты ему прокатиться! - сказал дядя Миша, - нехай только заткнется! Нехай только комбайн отцепит!
Обрадованный Васька, отцепив шайтан-арбу, рванул колесить по полю.
- Каааасил Ясь кааанюююшыыыну!!! - раздавался его радостный рев.
- Вот стервец, когда поет - совсем не заикается! - привычно помотал головой мешочник - отец Васьки и одной из моих сокурсниц по астрономическим наблюдениям. Неспешно текла беседа под вино, как вдруг раздался плеск и двигатель трактора заглох.
- Во сукин сын! - привстал Толян, - в болотину трахтур загнал!
Трактор стоял посреди небольшого болотца, погрузившись в него всеми четырьмя колесами. Васька прыгал по капоту, с мольбой прося нас вытащить его оттуда.
- Хер тебе! - решило общее собрание, - загнал машину в болото, вот и сиди там, покель не вытащат!
Васька безнадежно полез в кабину - спать. Мы же вернулись к прерванному рабочему распорядку. Потихоньку беседа угасала вместе с ее участниками. В конце концов, остались сидеть только мы с дядей Мишей.
- Чего это они? - удивленно переводил взгляд дядя Миша со спящих на оставшиеся пол-ящика вина и обратно. - Тока начали, я уж думал еще придется сгонять!
- Дядь Миш, ну ты судишь по нашим меркам, северным! - пустился я в обьяснения, - они же вымотаные тяжким трудом... Ёперный театр!!! - в клубах пыли к нам приближался агрономшин "козёл". - Мужики! Атас! Агрономша в своей коробченке едет!
Мужики начали вяло шевелиться, и тут на нас налетел тайфун в виде разъяренной агрономши.
- Шо це таке? мать...мать...мать... - заорала она, махая у дяди Миши руками перед лицом, - це вы так робите? ...мать!....мать!....мать! Трахтур в болотине потопили! ...мать!...мать!
Дядя Миша лениво отбрехивался, потом тоже разошелся:
- Да заткнись ты! ...мать! Мы твой (имевшийся ввиду) план дневной выполнили (мать его планово и с чувством!) Сто (имевшихся ввиду) мешков за...(полнили) по самую по...(самую-самую)! Мы тебе люди, а не (размножающийся) скот!!!!
Мужики, испуганно притихнув и начиная трезветь, следили за спором, переводя глаза с одного на другую. Я же, опять повалившись на спину и глядя в небо, вынес вердикт:
- Вот мужики, какая она - настоящая любовь!
...Трактор вытащили этим же вечером, с помощью двух Т-150К, тросов и чьей-то матери. Меня перевели бригадиром на тюковязалку - почти такая же шайтан-арба, только связывающая сено в тюки и выплевывающий эти 20 кг легкоусвояемого скотом продукта в тщетно пытающихся увернуться тюкоукладывальщиков; дядя Миша геройски продолжал сводить под корень лен. В конце каждого трудового дня мы объединялись обеими бригадами и сидели под стрекот кузнечиков и звон стаканов. За две недели геройского труда получили мы по 140 рублей (кстати, бешеные деньжищи!), которые с чистым сердцем пропили в кругу товарищей по бригадам.
Агрономша приехала к дяде Мише домой извиняться за свою вспыльчивость, да так и приезжала каждый вечер, до самого дяди Мишиного отъезда.

P.S. Все рассказанное мной здесь - правда, только правда и ничего кроме правды;
за исключением только того факта, что килька, выдаваемая за селедку, на самом деле была мойвой.
Для справки (если кому интересно): колхозник получал в описываемые времена в месяц 70 рублей; во время всяких уборочных и страд (или страдей?) - на некоторых работах шел дневной тариф. "На льне" платили от 8 до 15 рублей в день, "на тюках" - от 10 до 15. Комбайнеры получали от 20 рублей в день - в период битвы за хлеб (или с хлебом?).
Где же находятся закрома Родины я так и не узнал.