Рембат на Чукотке

«...в советские времена водка + шампанское
называли Белым медведем. А Северное сияние
- коньяк с тем же шампанским. Азербайджанский
коньяк, блин, из опилок который...»
г. Рембат.

- Так вот, по югам шарахаться - это, конечно, хорошо, если совести нет - такими словами встретил меня, покрытого толстым слоем черноморского загара, начальник участка. - А пока ты там теплую водку жрал да с русалками кувыркался, Боря тебе на тягаче балансиры погнул, торсионы пощелкал и двигатель того...
- Что «того»? - просипел я, опуская чемодан на первый снежок, взвихренный лопастями вертолета, и шаря по карманам в поисках зажигалки.
- Что, что.... Застучал двигатель!
Боря долго уламывался мной на предмет подмены на время отпуска, очень уж хотелось увидеть море, не покрытое торосами. Имеет, в конце концов, человек право отдохнуть раз за несколько лет?
- Мы договорились с военными, тягач сейчас у них в рембате. Так что давай, этим же бортом дуй туда, используй шанс!
Ну что ж, за все в жизни надо платить. Иногда расплачиваться. Нет в мире справедливости! Ну почему за русалок надо платить дважды, второй раз - застучавшим движком или погнутым балансиром? А впрочем, бывают и похуже расплаты. Да и попасть на ремонт в рембат, где закрома ломятся от всяческих запчастей... Наверное, есть все-таки если не справедливость, то равновесие.
Встреча с родным тягачом оказалась тяжелей, чем я предполагал. Корпус, уже припорошенный пылью, сиротливо лежал на козлах, рядом высилась горка из ломаных торсионов и гнутых балансиров. Свежих отпечатков пальцев на корпусе невооруженным глазом не наблюдалось. Такое впечатление, что участвовавшие во вскрытии покойного тягача, напуганные увиденной картиной, навсегда покинули морг.
Но капитан Секачина, начальник цеха, приведший меня к телу тягача, успокоил: - да в курилке пацаны сидят, запчастей нет. Так, ковыряются потихоньку.
- Как нет, а как же...
- Ну, вообще-то они на складе есть, но без подписи командира никто не выдаст, такой порядок, у нас с этим строго!
- А почему он не подписывает?
- Он бы, может, и подписал, да в отпуск срочно уехал на месяц. Да ты не волнуйся, движок мы уже сделали, а прилетит командир - и все остальное сделаем.
На следующий день, после обеда, я появился в рембате с новым огромным цинковым ведром, рюкзаком за плечами и сумкой в руке. Зашел в кабинет капитана Секачины и поставил на стол ведро. Достал из рюкзака бутылку шампанского. Открыл, вылил в ведро, пустую бутылку сунул обратно в рюкзак. За ней вторую, потом еще и еще. Капитан смотрел, не мигая. Из сумки на стол легли палки колбасы, а в ведро потек коньяк. Когда опустела последняя бутылка, ведро было полно по поясок.
Капитан вздохнул и потянулся к телефону - Ваня, зайди ко мне. «Сколько суток губы могут дать гражданскому?» - никак не вспоминался Дисциплинарный Устав. Постучав в дверь, вошел старлей.
- Давай, Ваня собери народ на совещание, да хлеба раздобудь. Да, и пацанов отпусти, нехай в казарме шмон наведут, а то совсем, понимаешь...
Через два дня я выехал из рембата на сверкающем свежей краской тягаче.
С тех пор я бывал на многих совещаниях с минералкой на столах. Но такого теплого совещания больше в моей жизни не было.
До сих пор не могу вспомнить, о чем говорил последний выступающий на том совещании.

ПРАПОРЩИКИ НЕ ЛЕТАЮТ

Полностью охарактеризовать Алика невозможно из-за сложного и многогранного устройства его души. Его замечательный грузинский акцент в зависимости от обстоятельств то появлялся, радуя уши собеседников, то гордо исчезал, уступая место доходчивой, чистой, как вода лесного ключа, русской брани. Он хорошо играл на гитаре и в шахматы, мог часами травить басни. Его любили жещины и уважали сослуживцы. Алик был самой настоящей тыловой крысой и служил киномехаником в клубе.

Теперь о футболе.
Футбол Алик любил, несмотря на то, что играть не умел. Он всегда был защитником, потому что его удар по мячу "на вынос" мог сравниться только с выстрелом 380-мм корабельного орудия. Мяч уверенно удалялся в стратосферу, и когда, обледенев, возвращался, судья уже уходил домой, остановив игру по исчерпанию лимита времени.

В субботу вечером, в парке, на поляне возле ремонтных боксов собирался служивый люд покатать мяч. Своих Протасовых и Блохиных было хоть пруд пруди, но по качеству игры от Алика они ушли недалеко. Поэтому и самого Алика иногда принимали в команду, на роль Александра Чивадзе.

Прапорщик Демидэнко, из связистов, совсем некстати занимался перед боксами демонтажём некоей антенны с натруженного горба ГАЗ-66. Он истово крутил какое-то резьбовое соединение, плюясь проклятиями через пустой мундштук. У него под носом его же солдаты позорно проигрывали чемпионат поляны, а ретивая резьба была полна грязи и, в отличие от футболистов-связистов, проявляла спортивный характер.

-Ну какой прапорщик, имея под рукой бойцов, будет делать грязную, тяжёлую работу? - очень верно подметил Демидэнко, снял страховочный пояс и крикнул:
-Костиков, бросай нафих яйцо катать. Поди сюда!
-Так, игра, тащ прапорщик, численный состав и всё такое, - раскрыл было рот Костиков, но покорился, покинув товарищей в пользу казёной надобности.

Братья-связисты, пропустив двадцать первый гол и потеряв игрока, заметили на обочине посасывающего насвай Алика, и, пожав плечами от безысходности, пригласили его в состав.

-Ахтунг! - подумал сверху прапорщик Демидэнко. -Грузин щас маслопупам ноги переломает.
-Но сначала он переломает ноги всем связистам, - дополнил его мысль Костиков, с тоской поглядывая на игру и изображая на табло нечеловеческие усилия.

Связисты пропустили ещё около десяти голов, когда мяч попал к Алику и, покорно охнув, улетел разгонять облака. Как мяч сбил фуражку с пилота Ан-2 местных авиалиний, Демидэнко не засёк, но необычная тишина, повисшая в окрУге, его слегка озадачила. Солдаты, стоявшие на поляне раскрыв рты, глядели куда-то в поднебесье. Потом глаза бойцов стали медленно и синхронно сползать. В некоторых разгорался хищный блеск, в других - растерянность, а в третьих - просто людское любопытство. Но, самое трагичное, - глаза бойцов смотрели в сторону шишиги и неотвратимо опускались.

Демидэнко тоже решил поднять голову и увидел что-то тёмное, круглое и свистящее, подобно артиллерийскому снаряду. Он засуетился на пятачке крыши, потом понял тщетность попытки побега, на мгновение остановился и.... решительно шагнул в сторону. Талантами воздухоплавателя он не блистал, что было особо подмечено свидетелями происшествия.

К Демидэнко побежали люди, а Алик, убедившись, что бедолага жив, изрёк фразу, вошедшую в полковую хрестоматию:
-ПРАПОРЩИКИ НЭ ЛЕТАЮТ!
И пошёл крутить фильм про Будённого.

В Турции. 1998

Служил я тогда в славной и жутко героичной по поводу и без повода Морской пехоте США. Только вернувшись с года службы на островке Окинава (с учениями в Тайланде- отдельный эпизод!) и попав на восточную часть Штатов, на наибольшую базу МП США на том побережье, называемую Кэмп Лежюн, затосковал по приключениям. Приключения наравне с благодарностью и преданностью к принявшей меня и мою родню страны, были одним из поводов для меня, чтобы записаться на 4 года в Корпус МП. Так вот, после экзотичности восточной Азии, Северная Каролина показалась мне чрезмерно невыдающейся, и я попросился - подал заяву перевестись туда, где служба поинтереснее. По профессии я был морпехом-водилой-здоровых-грузовичищ, то есть профессия-то у меня давольно распостранённая - нужна в любой ситуации, и ещё я обладал русским языком, так вот меня перевели в мобильный отряд поддержки. Мобильный - это по МорПех США мобильный, то есть по всему глобусу мобильный. Отряд этот (CSSD 24) подготовился (вместе со мной) и отправился поддерживать десантников в Турцию, на большие учения НАТО. Большинство времени мы проводили в порту г. Искендерун, на побережье Средиземного моря, на юге Турции. Были поездки в город, на соседние базы, в горы- всё по делам военным, и не было нам никакой поблаги. На территории порта, где у нас был лагерь, который был обтянут колючкой и охранялся и турками снаружи и морпехами изнутри, у нас был магазинчик в здоровой палатке. В нём продавали самые необходимые для военных товары типо мыла, ручек, сигарет и конфет. Должны, по идее, были продавать и пиво по банке иди две на нос на сутки (сам видел ящики его, родного), но полковник- коммендант лагеря принятие оного предотвратил и его, родимого, не продавали. Были попытки подкупить магазинных морпехов, что ни к чему не привело, а от прямого штурма палатка была защищена двойным слоем колючки. Уныние было усиленно тем, что в соседних лагерях пиво пить не запрещали и торговали им еженощно. Но нам не повезло...
Сам я коренной москвич с детства привыкший к расслабительно-увесилительным эффектам этилового спирта в разных его проявлениях, был обескуражен уже месячным перерывом принятия любимого химического препарата. Я мог бы примирится, если б это было естественным процессом, но тут, вот оно, стоит и греется в охраняемой палатке, было испытанием. И пиво жалко, и себя... Дни проходили то медленно, то быстро. Медленно - когда надо было ковырятся в любимой технике или охранять лагерь (сирийская граница в 30 км и курды-социалисты-партизаны везде. Постреливают...). Быстро- когда куда-нибудь едешь с грузом или за грузом и рассматриваешь незнакомые пейзажи - деревеньки (или аулы) с мечетями на берегу моря, и в одной деревне мемориальный парк им. Джохара Дудаева (!). Разгрузка и вываливание мусора за территорией базы и наблюдание, как местное население растаскивает этот мусор, чтоб как-то употребить- медленно, но любопытно. Выезд в город с командиром взвода- капитаном на Хаммере-кабриолете (без крыши и дверей, но с М16 и эскортом местных городовых с мигалками и под красный свет)- быстро. Военная жизнь- как жизнь.
Один день рядом с нашим транспортным кораблём (один из тех, что зафрахтован у торгового флота чтобы таскать МорПеховские вещи- начиная от жратвы и кончая танками Абрамс по морям, и если что быть у места конфликта тогда, когда нужно с полным запасом на полк МП США на 90 дней). Встал сухогрузик с флагом С.Кореи, то-есть КНДР. Стоял-стоял, пока его ночью, тихо, но заметно захватили турки-коммандос и утром его уже не было рядом с нашим транспортом. Нам доложили две версии. Одна- корейцы шпионили за нами и их турнули, другая- их просто переместили в другую часть порта. Хрен их знает...
Потом, через пару дней, на корейское место встал другой сухогрузик. Я сначала не понял чей, но, приглядевшись, увидел буквы кириллицой на носу. Корабь мог быть чей угодно- болгарским, украинским, монгольским (Гы!) и даже российским и я после службы решил проверить, благо судно находилось на нами (США) охраняемой территории пирса, рядом с нашей глыбой-транспортёром. Вечером, одевшись как положено: в форме-камуфляжке (естественно) и напялив портупею (или как там это зовётся) с магазинами, штыком и т.д., я отправился на несанкцианированную разведку. За территорию лагеря меня выпустил часовой МП США- ему я сообщил, что, бля (по-английски только), нужно на наш транспорт мне- забыл шмотки там во время перегона грузовичищ из трюма транспорта в порт. Пропустил... На пирс меня пустил матрос (кстати в камуфляжке), но тот меня почти не остановил- а я даже взял у него его винтовку М16А3 (редкость в то время)- посмотреть и убедиться, что она палит автоматом и без надсечки, как наши (МорПеховские М16А2). Потом я прошёлся по пирсу вдоль славянского сухогруза (Дмитров, какой-то) до кормы, где я узрел российский триколор! Опаньки! 5 лет не видал российской земли или свежих российских людей, а тут, в Турции! Ну подошёл я к трапу и крикнул: «Эй! На корабле! На борт поднятся можно!?» На это я был встречен неуверенным ответом : «Ну, подымайся...». В голосе слышалась не только неуверенность в том, что кто-то там может быть на пирсе и орать по-русски незнакомым голосом одновременно, но и неуверенность в правильности только что произнесённого разрешения. Мне было плевать-с (земели!). Я попёрся на борт по крутому трапу.
Три мужика- матроса торгового флота РФ в свете фонарей наконец уперлись глазами в американского морпеха в бандольерах и, видимо, увешенному гранатами и ножами и уверенного достигающего верхних ступеней трапа. Офигевши, старший из них, машинист находившийся на вахте, но распивающий потихоньку что-то веселящее и вылезший из мобильного отделения, дабы пообщатся с товарищами и покурить, выдавил весь свой запас американского языка навстречу незнакомцу, явному агенту империалистично настроенных янки: «Вэлком ту де шип, ёбте...» Незнакомец, притормозивши на верхней площадке, ответил на приветствие «Спасибо, мужики! Меня зовут Илья. Русский я по рождению, и могу понимать и разговаривать не только на языке Гончарова, Булгакова и Довлатова, но и на дворово-кое-каковском языке стройбатовцев, Юры Хоя и бывш. соседа Жени.» Конечно, незнакомец выразился не так, а просто сказал: «Спасибо, мужики! Меня зовут Илья. Ебенить, гляньте на нашивку над карманом куртки. Читай: «LA-GOU-NOV», Лагунов, бля, земляки!» Корабельные офигели ещё больше, но шок прошёл давольно быстро, буквально за 10-15 секунд. Матросы- народ видавший, бывалый. Адаптируются быстро... Мореходы, почуяв своего, потащили его в нутро посудины, в каюту- общатся, не смотря на военные причиндалии. Новоприбывший не сопротевлялся, вообще-то. И когда его посадили на банку (или банке) в комнатке размером чуть больше купе вагона и стали преподносить ему и себе брожённый но вычещенный ячменный нектар (EFES) и распрашивать, как хлопец попал служить в США и всякие подробности его службы, он разговорился, но в пределах разумного... После часа разговоров, «американец» решил откланится- напялил ножи и подсумки и попёрся на выход. Флотские заверились, что новый знакомый прийдёт и на следующий день. Пообещали ему устроить для него нормальную и почётную встречу по вечеру!
Слез я с российского коробля в хорошем настроении. То ли это было душевное общение с соотечествинниками, то ли литра полтора пива в брюхе, то ли всё вместе. Посты я прошёл без проблем. На ВМФовом я снова чуть не проверил винтарь лопуха-часового, на МорПеховском уже стоял знакомый парень- пропустил без предьявления документов и унюхивания нектара. После появления перед непосредственным командиром- ефрейтором (мол- вот он я- живой-здоровый. Проводил время сидя на краю Средиземного моря и кормя рыб (которые кормили барракуд!), я пошёл спать спокойным сном.
На следующий день я проснулся отдохнувшим и полным ожиданий на ближлежащий вечер и всё такое... После утренних построений (сначала общее построение, потом по отделениям) и распределения мне выдалось ехать на базу хер-знает-каковскую отвозить груз, но до дела этого оставалось пол-дня, так я первую пол-дня провёл в палатке-штабе управления автотранспортных операций сидя с капитаном-моим-начальником-хорошим-мужиком. Как-то из меня вывалилось как я побывал предыдущей ночью на наводном судне потенциального противника- я не знаю. Решил капитану-моему-начальнику-хорошему-мужику доверится (он им и оказался!). Он спросил (по-американски) «ШО?!», я наверное тебя, Лэнс-корпорала (типа ефрейтора), не понял. Ты нигде не находился вчера, да? Потому что находится не на территории лагеря, тем более на борту инозенного судна- строго противопоказанно любым морпехам... «Нет, сэр!» ответил я! «Это я всё придумал, и в будующем такое не повторится! (разговор, я имел ввиду)» Попёр я на задание в тот день с ефрейтером-своим-начальником, который слыхал наш разговор. Заграницей, грузовик с одним водилой и тогда не пускали, только с сержантским человеком, а сейчас и вне американской базы не пускают, что-б мл.сержант отстреливался, что-ль? Короче, ефрейтор тот, мой помощник-наставник говорит: (только па-аглицки) «Я слышал о твоих вчерашних плхождениях и ты, это, возьми меня с собой на русский корабель, а то я тебя подвешу за что попало и заложу по лучшей форме...» Хммм. Дилема была не тяжкая. Я сказал что возьму его с собой, но если что, он-же сам себя завалит, мудила, и мне за него придётся отвечать если мы оба попадёмся... Но... попадёт больше ему... Он сказал что ему только интерестно пообщатся с настоящими русскими (а я что, да?) и его не сношает- пойдём и всё. Я сказал- ОК!
Вернувшись обратно на базу, в лагерь, после задания, я провёл обязательную обслужку грузовика, собрался потихоньку, забрал ефрейтора- шантажёра и попёрся с ним обратно к российскому сухогрузщику, как настала ночь. Прошли посты мы так-же просто. Главное, там ещё снаружи турецкие посты, которым проще стрелять в заблудавших турков, чем нам, американцам. Никакого международного инцидента, да и патронов нам наших тратить не надо, а внутри колючки- охрана номинальная, тем более ВМФовская, тем более до 2001 года... Короче, допёрлися мы, и рядом с кораблёй стал я орать, что, мол, тута я, Илья. Разрешите поднятся на борт (ВМФ порядки-с), но я не один. С товарищем... А от туда, сверху, нетрезво, «Давай! Заждались, нах!» Поднялись на борт и нас, с Джоном (так, блин, ефрейтора-начальника звали), встретили толпой мелкой, но душевной... Там были и вчерашние герои (опять поддатые) и новые лица. Затянули нас в кают компанию и начали разговоры душевные с прилаганием к водке, к пиву и к закусе скромной, но традиционной (тушёнка, хлеб, солёные огурцы). Сказали нам что из Новороссийска, таскают то-да-сё в Турцию и обратно. Дело идёт... Я, снова пояснил свежим слушателям как меня повернуло служить в МорПехоту США, сколько нам платят и что от этого хорошего. Я- обьяснил, опять. Потом я некоторое время являлся переводчиком для Джона (который отвечал на похожие вопросы- но там интереснее- настоящий АМЕРИКАНЕЦ!!!) и для россиян, но когда на нём повисла «корабельная жена» постряпуха или что там, кстати, в тот период жена кока, который, кстати, был в увольнении, но потом я на эту роль плюнул, до и после того как Джон и «жена корабля» испарились на время на что никто и несреагировал. Было весело... Мне сыграли новую российскую попсу по мафону, мы обменялись сувенирами (им очень понравились мои шевроны-значки на вороте. Их я раздал (и стал как-бы рядовым на время). Нжами я менятся не стал- штык- номерной, хрен заменишь. Обменялись телефонами и т.д. Потом, помню, ходили на мостик- я рулил штурвалом и отдавал команды! Потом старый друг машишист позвал в машинное отделение, где приготовил двигло к старту при мне и я его (14 000 л.с.) самостоятельно стартонул нажавши на кнопку! Эффект был коллосальный! Потом было больше спиртоприятия, вытаскивание Джона из недр корабля, его блевание в коридорах и на палубу, прощанее с командой славного сухогруза, скатыванье с трапа корабля, почти невменяемого прохождения мимо ВМФовского поста (в этот раз я винтарь его не забрал (ЧТО ПРОТИВ ВСЕХ ЕГО, ДУРАКА, ПРАВИЛ!), но порвал штаны на колючке, когда Джон сместил центер тяжести и завалил нас в колючку рядом с постом. Потом была колючка рядом с МорПеховским постом. Нам снова повезло. Парень нас знал, но хоть он и обратил внимание на наше утяжелёлённое состояние, отнёсся к ниму с пониманием...
Уснул я, сердце будто не билось. Проснулся, проспав все построения, часов в 12. Джон-ефрейтор за нас положился, молоток. Сказал спросоня старшИм людЯм что, мол он и я ездили всю ночь по заданию, и теперь спим по приказу сверху. Старшине и капитану было пофиг, в тот день, к счастью, никто ничего не проверил. К ланчу проснувшись вылез на белый свет- сухогруза уже не было. Ушёл. Джон и я пошли пожрали, никому ничего не сказали. Военная жизнь продолжалась. Джону потом пришло письмо от «корабельной жены». Она прислала фотки себя и своих деток пикинесов- они все были очень друг на друга похожи. Формат физий одинаковый, но Джон, ни о чём не жалел (так как помнил всё смутно) и не отвечал. Я тоже... Вот такая вот встреча была в Турции. В 1998-ом году