КЛИСТРОН
(из цикла «Будни АГП»)

Капитан Кокорев перевелся к нам с Байконура в самый разгар спецработ - орбитальная группировка геодезических спутников «Эридан» недавно пополнилась новым аппаратом, и дежурные смены астрономо-геодезического пункта пахали как Папы Карлы. Капитана Кокорева звали Сашей, оказался он мужиком незлобливым и компанейским, но был у него один бзик - «Кока» панически боялся СВЧ излучения. Факт довольно странный, учитывая, что офицеры-радиотехники - народ циничный и по отношению к своему здоровью безалаберный. Кроме того, если знаешь свою станцию, то без нужды не будешь соваться туда, где «светит», а следовательно и бояться особенно нечего.
Но «Кока» устройство радиотехнической станции представлял себе смутно. Курсантские знания благополучно выветрились из головы за время службы на полигоне, где он по прихоти начальников шесть лет прослужил «бахчевым», то есть вечным старшим команды на уборке совхозных арбузов. В арбузах Саша стал настоящим профессором, но радиотехнику подзабыл, чем, по всей видимости, воспользовались его сослуживцы из полигонного измерительного комплекса, глумливо внушив «Коке» мистический ужас перед «невидимым убийцей».
Начальник АГП майор Окорочков, зная о пристрастии своих офицеров к шуткам-прибауткам, категорически запретил разыгрывать Кокорева на тему СВЧ, тем более, что простодушный Саша сам поведал о своих фобиях.
- Владимир Николаевич! - увещевал Окорочков старшего лейтенанта Агапова, - Перестаньте при капитане Кокореве стучать себя по лысине и говорить: «Проклятое СВЧ»!
- Валерий Анатольевич! - взывал он к совести капитана Киселя, - Вы же еще в институте носили очки! Не надо при капитане Кокореве кричать: «Радиоволны лишили меня зрения»!
- Игорь Александрович! - укоризненно смотрел Александр Васильевич на капитана Королева, - Не надо петь в присутствии капитана Кокорева: «Член ты мой опавший....»!
И не пропали бы увещевания Окорочкова даром, кабы не «Кокина» простота.
Иду, к примеру, я с вещевого склада в только что полученном тулупе. Тулуп старый, засаленный, в заплатках, на спине шариковой ручкой жирно выведено «УМАРОВ» и «ДМБ-63», а если поднять воротник, то там написано слово «ХУЙ». А еще истертый тулуп ощутимо пованивает (наверное, Умаровым). Зато в тулупе тепло, а это в Заполярье самое главное. И хотя офицеры недовольны, что командование части распорядилось выдать изношенные караульные тулупы вместо положенных офицерам новых, это все же лучше, чем зимовать в шинелях. «Умарова» и другие похабные слова я почти отскреб, поработав на складе наждачной шкуркой, и настроение у меня приподнятое - все-таки мой первый лейтенантский тулуп.
Проходит мимо «Кока», дружески хлопает ладонью по плечу:
- Здорово, Ветер! Ты где это оторвал такой засранный тулуп? На свалке? Ха-ха-ха!
И я отчетливо понимаю, что похож на чучело в этом своем сально-дырявом тулупе.
- Слушай, да у тебя на спине написано «Умаров»! И «ДМБ-63»! Ха-ха-ха!
И мне становится ясно, что ничего я не отскреб, что надпись въелась навеки, что всю жизнь ходить мне теперь с надписью «Умаров» на спине и подвергаться насмешкам.
- А на воротнике у тебя написано «Хуй»! Вот умора!
Какой позор! Зачем я только вообще родился на свет?!
- Поменяй тулуп, мой тебе совет, а то позорно так ходить, - покровительственно советует «Кока» и идет дальше, а я недобрым взглядом провожаю его и думаю: «Хорошо бы тебя пугнуть как следует»!
Или вот кряхтит рядовой Аладушкин на здании под самодельной штангой - выполняет жим лежа через «не могу». Проходит мимо «Кока», дружески пихает его кулаком в живот:
- Все качаешься, культурист хренов, а пузо растет и растет!
- У меня сложение такое! - хрипит из-под штанги Аладушкин, - Я мезоморф!
- Слова-то какие ученые знаешь! - удивляется «Кока», - А я все думаю, с чего это у тебя лысина в твоем возрасте?!
Кокорев идет дальше, а рядовой Аладушкин, чувствующий себя толстым и лысым, недобрым взглядом провожает капитана и думает: «Хорошо бы тебя пугнуть как следует»!
И вот наступило ежемесячное ТО. Часть вывели из контура управления, и инженерный состав на технической территории занялся «подтягиванием» своих станций на должный уровень. На центральном здании АГП обслуживанием станции ДЗС занимались я с «Академиком» Королевым и рядовой Аладушкин. Саша Кокорев на правах нового человека слонялся тут же без дела и заглядывал нам через плечо. Впрочем, когда мы переместились в аппаратную передатчика, он живо отстал - ведь там находился главный источник зла на АГП - клистрон! Клистрон бушевал в аппаратной, исторгая из своих недр синие протуберанцы СВЧ излучения, и только железная дверь не давала смертельным потокам хлынуть наружу, заполнить коридор, потянуться жадными щупальцами к паховой области капитана Кокорева. Еще «Кока» узнал со слов бессовестного Аладушкина, что мерзкому клистрону, оказывается, вовсе и не нужно никакого электричества для его страшных дел. Даже когда станция была выключена, а дежурная смена беззаботно смотрела телевизор в комнате отдыха, ужасный клистрон жил своей собственной тайной жизнью, испускал сполохи СВЧ-энергии и злобно гудел.
Кокорев попятился было прочь от зловещей аппаратной, но ему сунули в руки 20-литровую бутыль дистиллята для системы охлаждения и уходить стало неловко. Преодолев холодок в паху, «Кока» шагнул в аппаратную, где завывал мотор системы охлаждения передатчика, булькал в трубах дистиллят, мигали разноцветные лампочки на стойках. Впрочем, боевые товарищи признаков беспокойства не проявляли, меняли сгоревшие кнопки, подтягивали сальники гидронасоса, доливали воду в горловину системы охлаждения и на темы СВЧ не шутили. Кокорев окончательно успокоился, стал рассматривать надписи на кнопках и даже попросил «Академика» показать, где находится этот самый клистрон.
Но на обратном пути из аппаратной в комнату отдыха сомнения, видимо, зашевелились в Кокиной душе снова, потому что, войдя в комнату, он сразу заговорил о наболевшем.
- Мужики, а он сейчас точно не излучал? - вопрос застыл у Кокорева на губах. - В комнате отдыха я, «Академик» и Аладушкин, расстегнув ширинки, вытаскивали из штанов куски тонкой металлической сетки, заранее выдранные из злополучного агрегата «ПУСФ-11»!
«Кока» без сил свалился на ближайшее кресло, судорожно схватившись за низ живота.
- Что же вы не сказали..., - потрясенно прошелестел он, с ужасом глядя на нас.
- А вы разве не знали, товарищ капитан? - изумился Аладушкин. - Там же клистрон!
- Проклятое СВЧ! - стучал себя по лысине старший лейтенант Агапов.
- Радиоволны лишили меня зрения! - сверкал очками капитан Кисель.
Я накинул свой замечательный сальный тулуп и в чудесном настроении пошел на обед, громко насвистывая: «Член ты мой опавший». Обгоняя идущих к столовой женщин, я поднимал воротник с надписью «ХУЙ» и смеялся вместе с ними.

Липкий полковник Н

Летом в Нежине стоит противная, влажная жара. Говорят, что именно такой микроклимат необходим для выращивания знаменитых нежинских огурчиков. Местные рассказывали, что семена этих огурчиков где только не сеяли, но неизменно вырастали обыкновенные «рязанские апельсины».
Благодатный огуречный климат действовал на двух командированных из Москвы, полковника и майора, как-то неправильно. Пупырышки на них появлялись только в результате помывки холодной водой (горячая по случаю лета была отключена во всем городе), а страшненький зеленый цвет полковник Н приобрел в результате острого опыта по разбавлению лимонада концентратом кваса. Не прошло и часа после принятия внутрь экспериментатором этого, с позволения сказать, коктейля, как его прошиб ураганный понос. Н мучился всю ночь, протоптал в линолеуме тропинку к сортиру, и на утро его лицо было фирменного зеленого нежинско-огуречного цвета.
В мире существует глубокая внутренняя гармония, и паря над фаянсовым другом, Н временно отрешился от эротических грез, пересказом которых изрядно меня доставал. Н. был старым холостяком, и гормон у него играл в полную силу. Как и большинство людей этого сорта, Н был трусоват, и страшно боялся заразиться «чем-нибудь этаким». Забыть о половой проблеме хотя бы на время Н мешало то обстоятельство, что гостиница была заполнена абитуриентками, приехавшими поступать в местный пединститут. Завалив вступительные экзамены в Киеве, второй подход к снаряду науки они решили сделать в Нежине. В гостинице днем было очень жарко, и чтобы организовать хоть какое-нибудь движение воздуха, двери и окна в номерах держали открытыми настежь. Барышни, совершенно не чинясь, лежали на кроватях в одних прозрачных трусиках, задорно отклячив кругленькие попки, и шуршали учебниками, не забывая стрелять глазами на двух «летчиков» с немалыми для Нежина погонами. Н после прохода по коридору долго приходил в себя.
Между тем, заведующая местным турбюро, эффектная сорокалетняя женщина, явно положила глаз на моего шефа, и ее можно было понять. В маленьких городах адюльтер не скроешь, а тут - мужественный, седеющий московский полковник, который сегодня здесь, а завтра уехал в свою Москву. Но она не знала, с кем связалась. Намеки становились все прозрачнее, но Н от исполнения святого долга командировочного офицера уклонялся. Наконец, мадам потеряла терпение, и пошла во фронтальную атаку, спросив: « а что вы делаете сегодня вечером? Н растерялся только на секунду и твердо ответил, что вот именно сегодня он идет на отбой вверенных ему студентов.
В дальнейшем Н в турбюро заходить опасался, и все переговоры по организации экскурсии студентов вел через меня.
Вообще, эта экскурсия стоила Н не один килограмм нервов. Проблема состояла в том, что Положение о военных кафедрах требовало организовать для студентов во время сборов экскурсию с посещением мест боевой и трудовой славы советского народа. Большую часть экскурсии оплачивал профком, меньшую сами студенты, и с организацией такой экскурсии никогда проблем не возникало, пока за дело не взялся полковник Н. Для него нежинские сборы со студентами были вообще первыми, для меня они были рутиной, но Н был полковником, а я майором.
Неожиданно для себя Н обнаружил ужасную вещь: неустранимое противоречие в руководящих документах. Один документ, как я уже сказал, предписывал провести экскурсию, а другой сурово предупреждал, что посещение мест боевой и трудовой славы военнослужащими срочной службы осуществляется в парадно-выходной форме. А студентам на сборах такая форма не полагалась.
- Ваше решение, товарищ майор? - поинтересовался Н, вникнув в суть проблемы.
- Говно вопрос, товарищ полковник, - отрапортовал я, - переоденем их в граждань, да и все, мало ли в Киеве летом экскурсий?
- Нет, так нельзя, - возразил Н, - вот в «Положении» записано, что гражданская форма одежды хранится отдельно и до окончания сбора не выдается.
- А мы выдадим! - похуистично объяснил я, - первый раз что ли?
- Нет, опять возразил Н. Ничего нарушать мы не будем. Должно быть законное решение! Я позвоню военному коменданту Киева.
- Вот тогда нас точно заметут! Это ж «бараны», они что в Москве, что в Киеве...
Но Н был непреклонен.
Звонили из кабинета начальника штаба полка. Н долго не мог дозвониться, а когда военная линия все-таки пропихнула коннект, Н долго объяснял дежурному помощнику коменданта суть вопроса. На том конце линии ответили кратко и, видимо, довольно образно. Если после употребления шахид-коктейля Н позеленел, то положив трубку, Н побледнел, потом посинел, потом покраснел. Я с интересом наблюдал за этой цветомузыкой, прикидывая, чем кончится дело. Однако Н смог меня удивить в очередной раз:
- Я на экскурсию не поеду! - заявил он.
- Не волнуйтесь, - сказал я, - я сам все организую, - а вы тогда займитесь билетами на обратную дорогу.
И Н занялся... Но об этом - позже.
В назначенную для экскурсии субботу утром у КПП уже стояли три «Икаруса». Воспользовавшись бесконтрольностью, я снял наряд, запер и опечатал казарму, объявил флагманским «Икарус», оборудованный самой симпатичной экскурсоводшей, и приказал начинать движение.
И движение было начато. Проехали Бровары, и вот перед нами один из красивейших городов мира. Однако киевский музей Великой Отечественной войны даже в те годы производил странноватое впечатление. Огромная бетонная тетка со щитом и мечом, стоящая в несуразной позе на чем-то вроде карандашницы, военно-патриотические чувства как-то не пробуждала. Злоязычные киевляне звали ее «Викой Брежневой» и рассказывали, что сразу после установки монумента рука с мечом начала опасно гнуться. Меч пришлось укоротить, в результате он стал напоминать римский гладиус, а несуразно маленький щит пробуждал воспоминания о боях гладиаторов. Поэтому мы туда не поехали, а посетили Андреевский спуск, Владимирскую горку, прогулялись по Крещатику и закончили экскурсию в Лавре. Все прошло на редкость спокойно, студенты, большинство из которых в Киеве никогда не бывало, просто сияли, чему также способствовала некая толика холодного пива.
В Нежине у КПП нас уже поджидал Н. Когда я доложил ему, что все прошло как по маслу, Н испытал прямо-таки гамлетовские терзания. С одной стороны он понял, что пропустил роскошный шанс прогуляться по Киеву, вместо этого просидел весь день один в скучном Нежине, а с другой - потерял право доложить в Москву, что без происшествий провел экскурсию, ведь вместо него ездил я...
Чтобы укрепить авторитет старшего группы преподавателей, Н занялся железнодорожными билетами. Комендатуры ВОСО в Нежине не было, прямого поезда Нежин - Москва тоже, и Н вел длительные и сложные телефонные переговоры с Киевом. Я не вмешивался. Наконец, за неделю до отъезда Н объявил, что пришло время выкупать билеты, и мы отправились на вокзал. В кассе нам сообщили, что да, телеграмма относительно нас получена, но есть проблема. Оказалось, что поезд, на который Н заказал билеты, в Нежине не останавливается.
Н метнулся к начальнику вокзала. Начальник вокзала, подавив естественное недоумение, сказал, что своей властью он может остановить поезд максимум на три минуты, и если вы успеете... Н ответил, что не успеем. «Тогда, - сказал начальник вокзала, - идите к начальнику станции, может, он чем поможет.
Начальник станции, как оказалось, работал в одноэтажном домике, расположенном рядом с вокзалом.
- А он на обед ушел, - низким, грудным голосом сообщила секретарша, путая украинские и русские слова. Голос у нее был настолько грудной, что грудь периодически задевала клавишу «Пробел» пишущей машинки, и «Ятрань» давала короткую, злую очередь.
- А когда он вернется? - нервно поинтересовался шеф.
- Как когда? - удивилась секретарша, - как покушает, так и придет.
Чтобы не пропустить начальника станции, мы оборудовали НП на лавочке рядом со входом в домик. Я сбегал на вокзал за пивом, Н, естественно, от пива отказался.
За лавочкой была разбита клумба, буйно заросшая подсолнухами (надо понимать, ожидающие лузгали в нее семечки) и мальвами. Огромные шмели, больше похожие на недокормленных колибри, с бомбардировочным гудением пролетали мимо нас, валились в разноцветные граммофоны цветков и начинали там с недовольным урчанием возиться, раскачивая немаленький цветок. Потом, перемазанные пыльцой, вылезали и на бреющем уходили на базу.
Вскоре появился начальник станции, который решил наш вопрос в одну минуту.
- Значит так, мужики. Ваш поезд стоит полчаса в Конотопе. До Конотопа из Нежина идет электричка. Раз вы поедете на электричке в сторону Москвы, ваши билеты на поезд действительны и на электричку. Только имейте в виду, что электричка одна, и если на нее опоздаете, ну, сами понимаете...
В день отъезда за час до отхода электрички я привез студентов на вокзал. Полковника Н там не было. Он уехал за сгущенкой. Бродя по городу, Н разнюхал, что где-то на другом конце Нежина можно купить разливную сгущенку, причем она будет дешевле сгущенки баночной. И жадный Н соблазнился...
Шло время, Н не появлялся. Если бы он оставил мне билеты, то я бы плюнул и на Н и на его сгущенку и уехал со студентами один, но хитрый полковник оставил мне свой чемодан, а билеты на поезд взял с собой. Студенты уже давно сидели в электричке, а я стоял на перроне, ломая голову над проблемой: что лучше, остаться в Нежине без шанса попасть на свой поезд, или уехать в Конотоп без билетов? Оба варианта мне не нравились. За десять минут до отхода электричке на платформе появился Н. Он бежал мелкой рысью, держа на вытянутых руках два открытых детских ведерка со сгущенкой. Несмотря на то, что он старался нести ведерки бережно, часть сгущенки выплеснулась на брюки, и Н сопровождал почетный эскорт шмелей, прикидывающих, как бы стащить с Н сладкие вкусные брюки и отнять ведерки. Как я его тогда не ударил, не знаю...
Дальше рассказывать неинтересно. Мы без приключений доехали до Конотопа, там пересели на свой поезд и на следующий день были в Москве.
Ах да, забыл. В поезде было жарко, и за ночь сгущенка прокисла.

И это второй из рассказов о полковнике Н.