В дверь деликатно постучали.
-Да, - недовольно ответил начмед, отложив цветастый журнальчик и спустив ноги со стола.
-Тащ майор, - можно вас? У нас неувязочка там с партизанами. С переподготовщиками то есть.
-Что за неувязочка, лейтенант? Чего неспокоен?
-Э-э-э, они колоться отказываются... Ну, не хотят прививки делать, - спешно поправился молоденький лейтенант медслужбы.

Опытный военный врач с грустью глянул на осиротевший кроссворд и ворча направился на подмогу молодёжи.
На первом этаже санчасти в углу коридора, сверкая гражданскими брюшками и веселя персонал элегантными пёстрыми семейными трусами, сидело несколько переподготовщиков.

-Ну что вы, ё-моё, как детский сад, чесслово. Здоровые мужики, а уколов боитесь!??, - возмутился начмед.
-Дык, товарищ доктор, эскулапы ваши колоть как следует не умеют. Иголки гнут об нас. Мы что, манекены что ли, или трупы какие, чтоб тренироваться?!
-Так, что, мне самому вас колоть?! Не пожалеете? Я давно не практиковался. Детский сад, ползунковая группа, ясли, ё-моё, - ворчал доктор, непроизвольно поднимая в памяти случаи из практики.
- Ну случилось один раз, так что теперь?
-Уж лучше, товарищ доктор, заболеть лихорадкой вашей бубонной, чем уколы такие, - оглянув страдальцев, заявил за всех самый представительный из них.
Его товарищи забузели, выражая коллективный "одобрямс".

Майор Чуприн прошёл долгий трудный путь военврача. Куда только не закидывала его судьба. Что только не приходилось делать, в какие только ситуации не попадал. Роды принимал в кузове шишиги, резал гнойный аппендицит на борту вертолёта, делал искусственное дыхание нажравшемуся партийному вожаку изо рта в рот, но вот такого организованного бунта пациентов он на своей практике не помнил.

-Хотя..., - подумал он..... Ну, конечно!.... Однажды, в богом забытом гарнизоне нужно было прививать группу детсада. Малыши плакали, кричали, вырывались из рук, заводя друг друга стадным страхом. Молодой тогда врач среагировал моментально. Пакет "Гусиных лапок" в течение получаса опустел, зато довольные малыши, получив сладости, были привиты и отправлены спать для успокоения переживаний.

- Технический перерыв, - объявил начмед и, развивая полезную идею, направился в свой кабинет. Через пару минут вернулся с портфелем в руке. Отправил погулять фельдшера, и начал приём.
Первый клиент настороженно заглянул в процедурную.
- Иди сюда, воин, - поманил пальцем майор.
- Только если вы, как он, ... лучше пойду я, - начал было партизан с порога, не решаясь войти.
- Десерт будет, - сказал майор.
- А?
- Обезболивающее.
- Да ну, начальник. Шо я, маленький?
- Иди, пока добрый.
Партизан получил прививку и с довольной рожей вышел в коридор. Потом была небольшая заминка, впечатления сошли в народ и процесс пошёл без задержек и осечек. Двери открывались, закрывались, партизанщина прививалась, а молодые лейтёхи зауважали начмеда ещё больше. Минут через полчаса майор затосковал по кроссворду, позвал кого-то из лейтенантов, поделился передовым опытом и вернулся в кабинет. Прошёл час. Начмед, решая кроссворд, успел вздремнуть в кресле. Разбудил стук. Один из лейтёх.

- Ну?
- Тащ майор, неувязочка вышла.
- Опять неувязочка?
- Так вы понимаете, вы как ушли, они, черти, по второму кругу прививаться пошли. Через окно в коридор залезали с улицы и шли на процедуру. В общем, мы их пока вычислили, человек пятнадцать двойные дозы получили. Может, сделать чё надо?
- Ничего им, лейтенант, не станется. Портфель только верни!

Лейтенатик молча повиновался и вышел.
Майор открыл портфель, вынул опустевшую бутыль из-под спирта, посмотрел на свет, поболтал капли на дне и тяжело вздохнул.
-Век живи, век учись! Разбавить надо было...
В памяти всплыли довольные мордахи малышей из далёкого гарнизона.

Ножилка для ТЭЧей
(по рассказу инженера-компьютерщика)

Забайкалье. Медвежий угол. Авиационная часть. Берлога технарей.

- И что у нас там с восемнадцатой?
- Блок азимута...
- А Семеркин что?
- Семеркин в отпуске...
- Блин... Сейв йорселф иф ю кен...
- Чего?
- Руби грот-мачту, говорю...

* * * * *

- Ну, что у нас плохого?
- Ноль третью приволокли и десятую... У десятой нога, это не к нам, а у трешки - блок дальности...
- А...
- Старик спрашивал, что у нас со сроками... А Семеркин в отпуске...
- Дуже погано... Майор найиде - що будемо робыты?
- Чего?
- Сливай воду, говорю...

* * * * *

- Ну?
- Ноль восьмая... Опять...
- Опять тот же привод?
- Ну да...
- И опять погорел?
- Угу...
- Слушай... Так ведь вроде запасной был?
- Да это... К нему Семеркин наждак присобачил - во какая точилка для ножей получилась... А теперь нам хороший мотор на горелый менять придется...
- О! Ихь хабе дас идее-фикус!
- Чего?
- Переставляем блоки азимута и дальности с трешки на восемнадцатую и обратно!
- А толку? Они ж от этого не починятся...
- Кишкирма Маруся мин Дубровский! Заявленная неисправность устранена, а что новая появилась - это вопрос са-авсем отдельный...

* * * * *

- Ну как, проехало?
- Кажись да...
- Бардзо добже! Продержимся пока, а там, глядишь, Семеркин вернется и все починит как следует быть... Чтоб ножилку не трогать, моторчик на восьмерке с десяткой меняем, ей еще без ноги долго валандаться. Да, не в службу а в дружбу - не приведешь мой ножик в норму? Тупой стал, почти как замполит...

Армейско-националистическое

Kleine Rhoodie

В нашем батальоне национальных проблем не возникало. (В учебке были, но об этом в другой раз). И всё - по одной-единственной причине: русские, украинцы и белорусы составляли подавляющее большинство. Средняя Азия оказалась не то что в меньшинстве - просто в пролёте, а посему вела себя с исключительной вежливостью и дружелюбием. Были трения, драки пару раз встречались, но эти были драки не по типу «ты, чурка долбанная - а ты, масквич-чума» (чума - это не холера, а «чмо», сильное армейское оскорбление.), а по обыкновенным поводам, не поделили что-то.
Надо еще отметить одну вещь - наш призыв (май 1989) был самым большим. Летом 1989 из армии погнали на гражданку студентов (уникальный случай, если призадуматься), а посему к осени того же года учебки вычищали просто под ноль - в войсках начало не хватать народу. Соответственно, когда к декабрю 1989 мы окончательно оформились в нашем батальоне, Влад Дацевич, «дедушка», в курилке как-то вздохнул: «Ох, что-то до х..я вас наприходило...». Соответственно, когда мы стали «фазаньём» (годичниками) наш период - это была сила с которой приходилось считаться (дедам, понятное дело, меньше, а вот молодняк был настороже).

Вообще-то жизнь молодому способен испортить любой старослужащий, вне зависимости от национальности. Я видел такую погань среди русских, что даже счас, спустя столько лет не задумываясь бы ни на секунду размазал бы по стенке и не пожалел нисколько (а некоторых конкретных и до сих пор хочу... их счастье что не знаю я их адресов в их дремучих Волчехренсках). Но в случае когда «дедушка» - «смуглый брюнет», а «дух» - русак, причем шибко грамотный (таких особенно не любят), вот тогда в дело вмешивается еще и национальный фактор и жизнь становится совсем уж кислой.
Как я говорил - нас это не касалось. А вот в соседнем батальоне была вечная напряжёнка.

= Небольшое пояснение =
Наша разъездная часть так сказать, «гостевала» на территории чужого подразделения, к которому мы никоим образом не относились. Мы у них снимали казарму, коридор в штабе, угол в автопарке и всё. Общие наряды (по КПП, автопарку, столовой, караулы) - тащили по-недельно: неделю мы, неделю они. Понятно что самыми некозырными считались наряды с воскресенья на понедельник, потому что в понедельник вечером наряды принимал другой батальон, а они ребята были поганые, не сказать сволочные и любили повыкобениваться.
= = = = = = =

Так вот, будучи «бобром» (2-й период) стоим мы как-то в «собачьем» наряде по столовой. Понедельник, 6 часов вечера. (А наряд по столовке был небольшой, 5 человек + сержант дежурный). Приходит наряд из 2-й роты соседней части и начинает выё...ться, мол, то не так, это не этак, не принимаем наряд и всё тут. И в наряде - сплошь «смуглые брюнеты», узбеки проще говоря. И всё - либо «фазаны», либо «деды». Один из них, толстый на грани рыхлости, жирные складки свисают над ремнем, лениво и повелительно так говорит: «Пол вымыть, да? Понял, нах?» На что ему наш пермяк (зырянин) Ванька отвечает спокойно: «Пшёл нах, да?» Узбек теряет дар речи, потом разражается бранью, сыктым, мол, тебя и куда-то уходит.
Ко мне подходит другой узбек и властно говорит, я, мол, твой рот ...л, я наряд не принимать, всё мыть снова. Твои проблемы, говорю, принимай наряд, а мне недосуг, в расположение пора. Он угрожающе надвигается, я, мол, тебя порву, ты, чума. Ко мне подходит Ванек и Ромка. 3 против 1 - вот такая ситуация узбекам категорически не нравится. Сколько я ни общался с ними (в разных условиях) я НИКОГДА не встречал НИ ОДНОГО, кто бы согласился драться один на один, типа по-честному. ВСЕГДА только при численном перевесе, либо при значительной группе поддержки за спиной.
В общем, он тоже уходит. Но чуть погодя появляется с кучей своих собратьев и начинают кричать, что во-первых, они наряд не примут, во-вторых, что вы тут о...ели, чмошники русские, а в третьих, дайте нам сюда этого долговязого (меня то бишь) с этим блондином (Ваньком), мы с ними поговорить хотим. В итоге дело кончается ничем. Они дружно уходят.
И мы уходим. И начинается небольшой скандал. Короче, этим «дедам» было в падлу (естественно) тащить наряд (их туда законопатили за то, что они совсем уж у себя обленились) и они в своей хитромудрости решили не принять у нас наряд, чтобы мы какое-то время за них его потащили. А поскольку мы были русские, то сделать такое - сам Аллах велел!
В итоге наш старший сержант, старшина роты, просто и бесцветно сказал, придя к ним в казарму, что если через пять минут наряд не приступит к обязанностям начентся п...ц, причём адресный. Авторитет у него был огромный во всем гарнизоне, а по сему узбеки бурча проклятия, поплелись в столовую.
Потом они же несколько раз пытались по-мелкому и по-подлому наезжать на наших. Остановят, допустим, за клубом и попытаются сигареты отнять или так втихую под ребра насовать или еще какую гадость сделать...
Кончилось закономерно.
Однажды Господь послал удачу. Получилось так что на выезде их батальон встал недалеко от нас. Мы узнали примерное расписание караулов от приятелей нашего периода в этих ротах. К тому времени наши черноголовые братья нас достали вконец и сам собой родился план. В поле боевых патронов нам не выдавали, так что караулы, по сути, были фикцией. Договорившись с нашими караульными, несколько человек, ночью выскользнули из палаток и направились в расположение их батальона. Дождались, пока на смену заступят эти узбеки. Естественно, на Устав они клали по полной: едва заступив, присели на бревно, и начали курить и трепаться о своем. Но все же порядка для решили совершить обход.
Вот тут-то их и встретили. Насовали в пузо, так что они даже не хрипели, а скулили. Автоматы повесили на сосны и смылись так же незаметно.

Утром грянул скандальчик, понятное дело. Они оказались еще и тупыми, ко всему прочему. Придя в себя они доложили командиру с утра, что на них ночью напали, избили, отобрали оружие, и они точно знают кто это сделал. В наше расположение заявилась целая делегация, эти жертвы тут же начали тыкать пальцами, мол, вот этот и это и тот... Я также попал в число «диверсантов», потому как они были злопамятными и мстительными, а моя шибко грамотная рожица с презрением, напечатанным аршинными буквами на лбу, им спокойно жить не давала. Самое смешное, что в этой хулиганке я непосредственного участия не принимал. Нас там была куча, но моя задача, как штатного топографа заключалась в том, чтобы довести ударную силу до места назначения и стоять на стрёме - всякими безобразиями занимались другие.
Как они ни кричали, что, мол, точно знают что «военный преступлений, нападений на часовой, да» - это наших рук дело, но доказательств не было. Их слово против наших слов. И ушли они, пыхтящие от злобы. Потом мы узнали, что им вкатили по куче нарядов - за отсутствие бдительности и проч., а молодняк над ними втихую потешался.
Все обошлось, короче.
Но больше они нас не беспокоили.

И единственной силой, которая могла держать их в повиновении оказались два русских сержанта, москвич Дима и новгородец Пашка Васильев. Они были... ну, скажем так, качки. Чудовищных размеров и огромной силы ребята. Пока они были молодыми их припахивали, но командование к весне 1990 «навесило им по две сопли» (присвоило звания младших сержантов). И за несколько месяцев ребята поставили в батальоне дело так, что на русских уже не пытались ездить только потому, что узбекам захотелось отдохнуть. Естественно, что Митя с Пашкой добились этого исключительно неконституционными методами, дружно осуждёнными передовой общественностью и правозащитным движением. И - ничего. Недовольные пошипели, повозмущались но в итоге смирились.

А у нас в части была тишь да гладь, Божья благодать. Солдаты разных национальностей жили спокойно.
Просто потому что русских было численно больше. И ни у кого не возникало мысли сказать, ты, чума, я тебя сыктым, нах...

К чему это всё.
Просто к тому, что права человека, равноправие, всеобщее уважение, терпимость, толерантность и т.п. - вещи исключительно полезные. Но - только в идеале. Как вектор, в направлении которого надо стремиться.
А в обычной жизни без применения силы никуда не деться.