Сегодня деду исполнилось 85 лет

Tiomkin

Дед, конечно, малость подсдал, но все еще крепок. Офицер, воевавший с 1939, отметившийся от Кореи до Египта (был учителем Хосни Мубарака, у которого тоже сегодня день рождения - только египетский президент в 1929, у них разница 10 лет), 50 лет в строю, генерал-майор, профессор ВАГШ, вся грудь в орденах, легенда, короче...

Юбилея, как такового, не устраивали - дед не очень к этому одобрительно относится, приехало 2 племянника (обоим уже за 60), жена сослуживца по Египту, ну и дети-внуки.

Дед припомнил один любопытный случай. Так, зарисовка, не претендующая, просто факт...

Июнь 1937. Василий Кокорев - курсант Оренбургского лётного училища. Надо сказать, что дед в летчики не очень стремился - он был радиолюбителем, учился в радиотехникуме и намеревался свою жизнь строить в этой области. Но! Партия сказала - "Комсомолец - на самолёт!". После окончания второго курса радиотехникума студентам было приказано встать на воинский учёт в военкомате. Там им собственно объявили, что они направляются на учебу в летные училища. Дед попытался поинтересоваться, а нельзя ли направить в таком случае в Одесское или Харьковское радиотехнические, поскольку он хороший радист, но на него накричали и сказали, чтобы он не смел обсуждать решения.

Тогда же случился первый "геморрой". Отец деда, Григорий Петрович Кокорев, бывший волостной старшина в Калужской губернии и мастер-колесник, Первую Мировую оставался в тылу, как бы сейчас сказали "по брони". В марте 1919 он умер от тифа. В мае 1919 родился мой дед. Незадолго до смерти Григорий сказал жене, мол, родится девочка - назови как хочешь, а родится мальчик - назови Василием. Дело в том, что в соседней деревне, в Кривом Овраге, жил какой-то родственник, Кокорев Василий, не шибко дальний: то ли дядя, то ли сват-шурин-деверь-свояк. В Мировую он пропал, но говорили, что вроде как за границу подался, за океан, чи еще как... В честь него - хороший был человек.

После прохождения медицинской комиссии документы рассматривала мандатная. И тут деда вызвали в военкомат и представитель органов поинтересовался, а почему в анкете не указано, что дядя студента Кокорева живёт в Америке? Дед, что называется, на голубом глазу, отвечает, что он понятия не имеет ни про какого дядю и вообще. Ему объясняют, что политически это неправильно. В общем, муторная была история, но обошлось - в итоге представили гумагу, что некий Василий Кокорев, односельчанин и возможный родственник (ну, поди там разбери, архивы здорово потрепало), пропал без вести до рождения Василия Григорьевича Кокорева и связи Кокорев-мл. с вышеупомянутым Кокоревым не поддерживал и не поддерживает. Историю утрясли, но пятнышко осталось и подшилось в личное дело, а из таких вот пятнышек оно потом и строится...

Так вот, возвращаясь в 1937... В один прекрасный день, после завтрака, курсанта Кокорева неожиданно вызывают в штаб училища. И, ничего не подозревающего курсанта, начальник училища спрашивает - а с какой, собственно, радости Василия Кокорева хотят видеть в Оренбургском облуправлении НКВД? Дед немного бледнеет, но честно говорит, что не имеет понятия. Начальство, понятное дело, не очень-то верит, но уже прикидывает что за этим может последовать. Курсанту Кокореву выписывают увольнительную в город (училище отстояло от Оренбурга в 20 км) и к тому моменту, когда он приходит из штаба в казарму, с Доски Почёта его фотография уже снята (он был отличник), а на стенде висит объявление о предстоящем комсомольском собрании с повесткой дня "О рассмотрении персонального дела комсомольца Кокорева В.Г.".

Моментом!
Вокруг него начинает образовываться эдакая "полоса отчуждения", взглядами стараются не встречаться - ну, понятно, в общем, в управление НКВД просто так вызывать не будут, знакомая фразочка, да?

Курсант Кокорев едет в Оренбург, приходит в управление, заявляет, ему, мол, назначено к такому-то времени в такую-то комнату. Его проводят, он открывает дверь и...

И видит своего родственника.

И, пардон за мой французский, охуевает, иным словом это не выразить.

Дело в том, что у его старшей сестры деда (а разница в возрасте у них была будь здоров какая) был муж. Деду они в некотором роде заменили родителей, перебравшись подростком в Москву, дед жил у них. Звали его Сергей Косцов. Служил он в госбезопасности. Сначала оперативником, потом перевелся в РТО. Служил долго, а за события лета 1953 получил орден Ленина, бывает...

С ним как раз и связана небольшая семейная тайна. Сейчас-то уж и не тайна, а тогда - будь здоров. Дело в том, что дядя Сережа, как его все называли, был внебрачным сыном одного, мягко скажем, известного человека. Нет, к монаршей фамилии отношения это не имеет. Отцом дяди Сережи был Сергей Яковлевич Аллилуев. Для тех, кто не знает, кто это такой, поясню - у него была вполне себе законная дочь, Надежда Аллилуева. А ее мужем был некто Иосиф Виссарионович Джугашвили... Кем приходился Сергей Косцов Надежде Аллилуевой? Вот именно...

В семье прекрасно знали, кем приходился Сергей Аллилуев Сергею Косцову. Но, естественно, за пределы это не выходило - не то время и не та информация, люди исчезали бесследно за куда меньшее. Старинный друг семьи, бывает. Но вот рекомендацию в партию курсанту Кокореву дал именно Сергей Яковлевич Аллилуев, интересно да? Ну а то, что фамилии у них были разные - так это и гусю ясно...

И вот этот дядя Сережа, Сергей Косцов, майор госбезопасности, начальник Управления радиопеленгации НКВД СССР приветствует своего шурина, сидя в кабинете замнача УНКВД СССР по Оренбургской области. И выясняется, что приехал он - шурина повидать, блин! Вот просто так взял и приехал. Узнать, как учится, то-сё... Майор госбезопасности - а это было очень круто по тем временам - приезжает повидать своего родственника-курсанта, весёлая ситуация, да? Тем более если при этом из управления НКВД в училище звонят и просят, чтобы курсант Кокорев прибыл тогда-то, а зачем... ну, начальнику училища тогда в голову не могло прийти в принципе такой вопрос задать, звонят из такого учреждения, которое само задает вопросы, а не отвечает...

Первое, что сказал курсант Кокорев - в Бога душу мать! Дядя Сережа, ну ты соображаешь, что делаешь, нет? (Говорит, расплакался даже...) Какого хера ты всё так обставил? Меня уже наверняка из комсомола исключили, с Доски Почёта сняли, само собой - ну как же, вызвали в управление НКВД!
В общем, погрузился в расстроенные чувства...

Дядя Сережа успокоил шурина, конечно, созвонились с училищем, объяснили ситуацию, выправили курсанту Кокореву отпускной на три дня, чтобы пообщался с родственником.

Через три дня курсант Кокорев вернулся в училище. До КПП его довезла "эмка" из управления - дядя Сережа и слышать не хотел, чтобы родственник добирался своим ходом. Портрет курсанта Кокорева, как ни в чём не бывало, висел на Доске Почёта - отличник же, никакого комсомольского собрания с повесткой дня "О рассмотрении персонального дела комсомольца Кокорева В.Г." не было.

Правда, появились безобразия иного рода. Я, рассказывал дед, на некоторое время стал изгоем. Мне прямо так и заявили - у тебя дядя майор госбезопасности (он не дядя, но в такие мелочи никто не вникал), а значит ты - сексот (оперативный термин "секретный сотрудник", по-народному говоря - "стукач"). Вон у Прохоренко из 1-й эскадрильи родителей арестовали - а ты ведь заранее знал, Нижич из 3-й арестован - опять же, видать, без тебя не обошлось... Попытки объяснить, само собой, не принимались - в некоторых случаях с коллективом лучше не спорить, а дать время подождать, само рассосётся...
Как все в увольнение - так все без меня идут, говорят, со стукачом не будем. Так, говорит, один и ходил. К ноябрю улеглось, нормальные отношения восстановились, но нервов это попортило изрядно...

Ну а потом - служба она и есть служба. Ночной разведчик Кокорев (Орлово-Берлинская АДД) воевал, бомбил, был сбит, партизаны, домой, фильтрационный лагерь НКВД в Подольске, опять в строй, бомбил Берлин и Хельсинки и т.д....

И дай Бог ему здоровья!

Сарай был забит старыми гнилыми поленьями. В углу примостился такой же гнилой ящик для угля. Весь пол усеян мокрыми газетами, в складках которых безоблачно существовали полчища огромных мокриц. Древний вентилятор, чугунный стол от швейной машинки, рама от велосипеда "Украина" и ржавый бензобак от моторной лодки.
Вот оно, Юркино имущество. Негусто. Но теперь это его личные владения. Родителям надоел вечный беспорядок в доме. Когда дверь Юркиной комнаты открывалась, оттуда, как из плотно набитого шкафа, вываливался инструмент, тонны опилок, запоротые нервюрки, шпангоуты и прочий мусор. Кроме того, запах клеев и красок уже просто не выветривался. На семейном совете было решено отдать на откуп младшему сыну запущенный сарай во дворе.

Юрка со своими друзьями, Валькой и Игорем, с энтузиазмом принялся за благоустройство нового "дома". Всё было вычищено за один световой день. Для пущего комфорта был принесен старенький транзисторный приёмник с кривой антенной и на стену повешен рукомойник, заброшенный в сарай лет двадцать назад. После трудового дня так здорово залезть на крышу, лечь на остывающую черепицу и, даже не приподнимаясь, полакомиться поспевающими абрикосами. А если ещё и музыку включить... "Ммммм",- как говорят в современных рекламах.... Рай, одним словом!

На дворе стоит далёкий и счастливый 78-ой. Старенькая "Спидола" внятно и доходчиво рассказывает о трудовых успехах хлопкоробов Узбекистана и о починах животноводов Крайнего Севера. А душа хочет музыки. На коротких волнах бывает хорошая музыка. Она извращена и забита спецголосами недремлющего ока. Но музыка хорошая, приходится мириться.
Юрка и Валька - отпрыски интеллигентных инженерно-врачебных семейств. Они учатся в одном классе, в "английской школе". Почему английская? Потому что английский учат с первого класса. Социальное происхождение Игоря гораздо проще. И родительский замах покороче. Игорь посещает ближайшую простую советскую среднюю школу. Ребятки дружат с пелёнок, но двое "интеллигентов" считают необходимым время от времени разыгрывать третьего. Юрка и Валька понимают друг друга с полуслова. Настолько спелись, что когда одного начинает "нести", второй абсолютно безошибочно это определяет, и, не меняя выражения лица, вступает в игру.

Спецголос ходит вокруг да около, как будто издеваясь над благодарными слушателями. Послушали пару аккордов, а теперь извольте заценить рёв могучего мотора. Ну как? Вот то-то! А, вам не нравится? Тогда вот вам!!!.... Музыка исчезает окончательно, уступая сцену хриплой сирене.
Юрка чертыхается и крутит подстройку. После недолгих мучений обнаруживает "чистую" волну, вещающую иностранный поп. Откидывается на спину. Балдёж продолжается недолго. Чистая английская речь коробит уши, но опять крутить ручку лень.
-Пошли завтра на рыбалку, - предлагает Игорёк, приподнявшись на локте.
-А что делать - пошли. Только куда? На Козе дамбу строят, воду спустили, а на Дырке только верхоплавка осталась.
-Ну да, верхоплавка,.....
-Тссс, тихо, тихо, - останавливает друзей Юрка, прислушиваясь к радио.
Троица молчит, двое хмурят лбы, а третий растерянным взглядом смотрит на "англичан", ожидая объяснений. Радио деловито рассуждает о чём-то, меняет интонации, делает театральные паузы, а морщины на детских лбах становятся всё глубже и глубже.
-Ну?
-Да подожди ты, - отмахивается Валик, многозначительно глянув на Юрку.
Спектакль продолжается ещё пару-тройку минут, ввергая Игоря в депрессию. Снова начинается музыка, Валик озабоченно приглушает радио и встревоженно смотрит на Юрку.
-Ну, слыхал?
-Угу, офигеть!
-Вот это да!
-Что, что, что такое, переведите уже, - почти плача просит Игорёк.
-Да, говорят, Украина теперь заграницей будет. Ну, как страна отдельная, - абсолютно серъёзно говорит Юрка.
-Как это?
-Ну, вроде, как Польша или Чехословакия, поняв направление, поясняет Валька, рассматривая собственные потёртые кеды.
-И что будет?
-Ну, что будет.. Здорово будет, жвачки будут в магазинах продаваться и джинсы. По-иностранному говорить будем...

Послей недолгой паузы Игорёк начинает спешно спускаться с крыши, бормоча: "Нет, нет, я не дам!".
Двое других переглядываются, еле сдерживая смех, но на попятный не идут и друга не останавливают.
Радио снова усилили, опять принялись за абрикосы, считая, что концерт окончен. Но всё только начиналось.
Из дальнего закоулка двора, где в полуподвале обитала семья Игоря, раздался шум и крикливый голос тёти Нади (мама Игорька), надрывно призывающий соседей идти на баррикады. Соседи показались в окнах, некоторые спустились во двор, обступили причитающую женщину и внимательно её слушали. Потом делегация из нескольких соседей во главе с толстой Надей, размахивая руками и продолжая шуметь, направилась к блаженствующей на крыше детворе. Радио снова перестало петь и начало говорить. Лишним будет объяснять, что рядовые советские граждане, рабочие фабрик, водители грузовиков и даже медработники по-английски не понимали. Однако, группа остановилась и внимательно стала прислушиваться к лепету "Спидолы".
Отступать было некуда, Юрка и Валик синхронно кивали головами, подтверждая достоверность информации. Все разом гневно заговорили, замахали руками, переходя с русского на украинский и захлёбываясь от справедливого гнева. Молчал только Василь Васильич Барбатюк, капитан милиции. Он влез по лестнице на крышу, взял аппарат в руки и, нажав подсветку шкалы настройки (уже стемнело), стал всматриваться в цифры.

Юрка уже вернулся домой и улёгся спать, а страсти продолжали кипеть. Окно Юркиной комнаты выходило на ворота двора, где толпились встревоженные граждане. Время от времени по улице проходили запоздалые прохожие, которым скорбно передавали новость и предлагали на всякий случай закупаться солью,спичками, мылом и прочим ширпотребом. Самой стойкой оказалась тётя Надя, проведшая у ворот почти всю ночь напролёт, в надежде воочию увидеть изменения, связанные с грядущими переменами.
Настало утро, потом вечер, люди успокоились, заверенные более спокойными и информированными гражданами на местах работы, что всё пучком и праздник продолжается. А через недельку-две Юркин батя получил повестку на собеседование в некоей конторе, откуда вернулся озадаченным и тихим. О чём шёл разговор на собеседовании Юрка никогда не узнает, бати уже давно нет в живых. Но в тот день из комфортабельного сарая приёмник вернулся в дом и на всякий случай из него вынули батарейки.

Валька уже десять лет живёт в Германии, конструирует подъёмные краны. Игорёк тренирует юных киевских футболистов, а Юрка перевёлся из Ростова в Москву, уверенно карабкаясь по иерархической стремянке ФСБ.

Недавно все вместе встречались в златоглавой, на квартире у Юрки. Сидели, болтали, вспоминали. А в новостях - ситуация вокруг Тузлы.

"По Уставу - не положено"

Я долго удивлялся, почему же меня не проверяют ночью, тогда как все остальные попались уже раза по два-три? И накаркал! Причем, как!
Тогда я был в звании младшего сержанта и командовал отделением новопризванных бойцов. В это отделении я тоже устраивал кое-какие "беспорядки", но об этом позже.
В свободное от "командования" время и в "награду" за один нехороший проступок я заступал в наряды по роте через день. Причем, продолжалось это уже более трех месяцев, и я отходил более 60 нарядов. Когда я не заступал в наряд, я спал 8 часов, а когда в наряде - 4. Можете представить себе, какая это нагрузка. Через какое-то время я "потерял бдительность" (проще говоря, забил болт на все это дело - здоровье дороже) и стал досыпать недостающие часы по ночам, естественно, когда порядок наведен и дневальный стоит "на тумбочке". Порядок такой: два дневальных делят ночь пополам (с 10 до 6), а дежурный - днем с 9 до 1. Как можно выспаться днем, когда все топают по казарме? Вот я и решил: плевать война - главное маневры.
В очередной раз, было уже что-то около 3 часов ночи, я пошел "добить" свои часы и наказал, зная, что на "секретках" сидят "черпаки", строго-настрого дневальному, если кто-нибудь его попросит что-то сделать, чтобы он разбудил меня. Нужно это было, чтобы "тумбочка" не пустовала, а то совсем получился бы "завал" службы. И со спокойной совестью лег на свою кровать, не раздеваясь, натянул одеяло до носа, потянулся и отдался во власть сна. Сначала спал чутко. Примерно в 3:30 часа какой-то офицер спустился с третьего этажа в наш туалет покурить. Это было последнее, что я услышал, перед тем как вырубился окончательно.
Проснулся я от того, что кто-то теребил меня по животу, приговаривая:"Алданов вставай, пора уже..."

Когда полковник Безуглый проснулся, было еще темно. Он всегда просыпался в такое время, если накануне вечером "перебирал". Спать не хотелось, и, как всегда, он решил пойти проверить свое "хозяйство". "Хорошо, что есть черный ход в казарме" - думал он, - "Это помогает создавать эффект неожиданности..."
Поднявшись на второй этаж, пройдя через туалет, командир части попал в расположение роты и... никого не увидел. Место, где должен был стоять дневальный, было пусто. Он постоял, задумавшись, - эффект неожиданности всем был пофиг. Тут он заметил свет в бытовке и заглянул туда. Там какой-то солдатик из Средней Азии подшивал воротничок к кителю. Командир посмотрел на часы - 4:15 утра! Тот, узнав мужика в телогрейке, вытянулся по стойке смирно. "Иди-ка, дорогой, постой-ка пару минут вместо дневального, пожалуйста." "Дух" как был в кальсонах и кителе наперевес на левую руку, так и встал, куда было сказано.
В этот момент из туалета показался рядовой Линкявичус. Он в эту ночь принял дежурство на зас-телефоне. "Стой там, Линкявичус, и никуда не двигайся, пока не скажу!" - единственное, что пришло в голову полковнику, чтобы выяснить, куда девался наряд по роте. Линкявичус замер. Решил начать обход с кубрика прикомандированных, потом - большой кубрик роты, потом - еще один маленький, потом - ленинская комната. Никого! Наряда - не видно. "Может, не заметил" - думал он, - " Еще раз пойду посмотрю". Пройдя еще раз тем же маршрутом и ничего не обнаружив, он остановился возле дневального и задумался. "Ты не видел дежурного по роте?" - спросил он у солдатика. "Никак нет, товарищ подполковник". "А ты?" - обратился он к Линкявичусу. "Никак нет". Полковник решил все-таки довести это дело до конца и пошел еще раз проверить помещения. Проходя вдоль большого кубрика между кроватями, его вдруг пошатнуло (сказалось вчерашнее), и он за что-то зацепился. Сапоги! Присмотревшись, он едва не вскрикнул от радости: Алданов - дежурный по роте! Потрепав его по животу, он проговорил: "Алданов, вставай, пора уже..."

Я открыл глаза и увидел фигуру, плотную фигуру в телогрейке. Мозг лихорадочно заработал - в роте с таким телосложением никого нет. Я вскочил. При смутном дежурном освещении я узнал командира части, но он был без погон и не в форме.
Кого резко будили ночью, тот знает, что при этом сердце стучит, как бешеное, глаза круглые, ничего не понимаешь, и при этом мозг старается безуспешно востановиться из сна. Примерно в таком состоянии я старался сообразить, что мне делать, и что об этом говориться в Уставе из того что я знал. Пока я все это соображал, мы вышли из кубрика в коридор, света стало больше, и я попытался состроить бодрствющую рожу, но мне не надо было этого делать, потому что когда подполковник посмотрел на меня, он как-то странно замер на мгновение.
Полковник подошел к оружейной комнате и сказал: "Открывай, сержант" и тут на меня НАПАЛО! Я вспомнил, даже знал наверняка, что оружейку я должен вскрывать только предварительно предупредив дежурного по части, который находился этажом ниже прямо под оружейной комнатой.
- Товарищ полковник, разрешите доложить дежурному по части?
- Не надо никому докладывать. Открывай!
- Товарищ полковник, по Уставу положено докладывать дежурному по части!
- Я тебе сказал - не надо никому докладывать. Открывай!
- Товарищ полковник, по Уставу положено доложить.
- Я приказываю - открывай!
- Товарищ полковник, я не могу так открыть. Я обязан доложить дежурному по части. Так в Уставе говориться.
- Слушай, сержант, приказы командира части! Целого полковника! Для тебя уже ничего не значат?
Тут я хотел было залепить о том что он без формы и кто он вообще такой я не знаю, но решил "в бутылку не лезть" и ситуацию не усугублять, а потому пролепетал еще раз что-то про Устав и с места не сдвинулся. Командир, видя, что меня просто так не возьмешь, решил пойти другим путем. Он подошел ко мне и почти по-отцовски сказал: "Слушай, ты только чуть-чуть приоткрой дверь чтобы сигнализация у дежурного сработала, и сразу же закроешь". Тут уж и я сдался, видя, что Безуглый пошел на компромисс. Я сделал, как он сказал. Через секунду дежурный по роте взлетел на второй этаж и, увидев подполковника, вытянулся смирно и отдавая честь сказал: "Товарищ подполковник, во время моего дежурства никаких происшествий не случилось!" - "Какой, на хер, не случилось! Дежурного по роте - нет. Дневального - нет! Рядовые по ночам по роте шастают, когда им спать положено! Бардак вы тут развели, капитан! А вы мне - происшествий не случилось." И они пошли с недоумевающим капитаном вниз.
Утром меня с наряда сняли, и после обеда я снова пошел в наряд, но уже как помошник дежурного по части. К тому времени вся часть знала, что произошло и дежурный по части, пожалев меня, отпустил меня спать в 12 и подняв в 6.
Осталось прояснить, где же был дневальный?
Линкявичусу ближе к утру захотелось поссать, и он, зная, что дневальный тоже телефонист, позвонил ему и попросил посидеть на посту одну минутку, пока он поссыт. Дневальный сказал, что он один и не может оставить "тумбочку" и что он должен разбудить деж. по роте. Линкявичус сказал, что не надо его будить, что это займет всего пару минут, а за пару минут ничего не случиться. "Давай быстро вниз, душара, будешь еще спорить со старшими!" - добавил он. Против таких аргументов дневальный возражать не стал и потому метнулся со второго этажа на первый, а Линкявичус пошел с первого на второй...
На Линкявичуса я обижаться не стал - рано или поздно это должно было случиться.