Бунт.

Зима 1980-го года. Северная Карелия, гарнизон Верхняя Хуаппа, 909 военно-строительный отряд.

Вот бывает так - подряд стечение нескольких несчастливых обстоятельств. А в результате, как говорит один мой знакомый: «Море крови, гора костей».
Вот наложилось на общий неблагоприятный фон червивое мясо на эскадренном броненосце «Князь Потёмкин Таврический» - и пожалте, - известное восстание, с жертвами, с выкидыванием офицеров за борт, и прочими нехорошими вещами. Видно, командиры должны владеть искусством распознавать такое катастрофическое нарастание неблагоприятностей, чтобы предотвратить их неуправляемое развитие, бунт. А нет бы сказать потёмкинским командирам:
- Братцы! Мясо действительно ни к чёрту, ни одна собака жрать это не станет. Мясо за борт, а интенданта - под суд, мерзавца! Баталёру - заменить мясо солониной и всем выдать по дополнительной чарке. А теперь - команде петь и веселиться!
И глядишь, авторитет командира только выиграл бы от этого, и бунт удалось бы предотвратить. Но ложное самолюбие помешало сделать так потёмкинским командирам. Вот и побросали их за борт.
Так вот, о бунте в нашем стройбате. Служба - она везде трудна, никто не спорит. Но когда трудности службы не от самой службы, а от халатности и разгильдяйства командиров - жди беды. Или бунта, с выбрасыванием ответственных товарищей за борт и последующим приездом карательно-расстрельных команд. Читал недавно о трагедии на острове Русском, где умерли с голоду четыре матроса. Там так описывали положение в матросской учебке:
«Курсант Романенко три дня отказывался появиться в лазарете части - "там еще холоднее, чем в казарме, а кормят плохо". Другой - "лучше всего заступить в наряд по столовой, там по крайней мере иногда можно что-нибудь съесть. А так на завтрак дают по 200-граммовому кусочку каши, чаще всего сечки или из гнилого риса, на обед - 400 супа и 200 граммов каши, на ужин - то же самое, что и на завтрак. Иногда бывает хлеб, но только по буханке на каждый стол - 10 человек". Еще одно свидетельство - "часто голодаем. Приходится соскребывать остатки пищи из других тарелок или есть отбросы. Впрочем, и это удается не всегда". "За пять дней в лазарете мне только один раз принесли кусок хлеба, было холодно, приходилось спать, накрываясь сверху еще одним матрасом". Наконец - "больного курсанта, который стер ноги и не мог ходить, но не шел в лазарет, товарищи на руках приволокли в столовую. Он упал и пополз к своему обеденному месту. У нас здесь хорошо едят только старослужащие - мафия для них еду готовит - и, конечно же, офицеры".»
Почитал я, и сильно удивился: и что тут такого необыкновенного? Да нас также кормили, и это не было трагедией. Также буханка черняжки на стол из десяти человек и ещё буханка белого. Те же 200 грамм каши, той же сечки, «кирзухи», а то и меньше, без мяса на завтрак, жидкий суп, похожий на воду и та же каша на обед. Ужин - как завтрак, только без масла, но с рыбой. Как-то друг мой, Славка с Питера, опоздал в столовую, прибежал, когда рота уже ушла. Взял свою хлебную пайку у хлебореза, увидел бачок со щами на столе, схватил ложку и стал быстро хлебать. А потом выловил из бачка грязную тряпку. Оказывается, водой из этого бачка наряд по столовой столы мыл. Но по консистенции эта вода мало от «щей» отличалась, потому и спутал Славка. Уже в Архангельской области служил я, посёлок Игиша, 1981 год, когда к одному новобранцу приехали родители и спросили его:
- Чем сегодня тебя кормили на обед?
- Грибным супом, - скривившись, сказал солдат.
- Ух, ты - удивились родители. - Да вас тут деликатесами потчуют! Не в каждой столовой грибной суп на обед.
Не знали родители, что суп этот состоял только из воды и грибов. Больше нечем поварам было заправлять суп, а грибы - вон они, в изобилии растут по всему гарнизону и вокруг него. Там же, в Игише, осенью не было соли. Совсем. Даже хлеб ели без соли. Я удивлялся - неужели так трудно несколько мешков соли закупить? А всё было просто, соль выдавали на отряд ровно столько, сколько положено, по нормам довольствия. И нормы эти были вполне достаточные, более чем. Но дело в том, что осенью в офицерских-прапорщицких семьях начинается засолка грибов, капусты, огурцов и прочих солений. А соль где брать, покупать, что ли? Счазз! Да они даже картошку у солдат берут, в овощехранилище. Вот и ушла вся наша соль на засолку их семьям. Понимаю, им тоже кушать надо. Но если я, чтоб прокормить своих детей, начну воровать продукты в детском саду, суд не сделает мне поблажки. К воровству командиров добавлялось воровство кухонно-банно-пекарно-и прочей мафии, обслуги, короче. А ведь мы не просто служим, мы лес валим - это ж сколько калорий нам надо! Вместо мяса в бачки обычно клали куски варённого, скользкого, как мыло, свиного сала (да и не всем оно доставалось, мало его было в бачке). Ну ладно, я деревенский, да ещё украинец по маме, мог это есть не морщась. А мусульмане, коих у нас было много - им как быть, без мяса-то?
Родители писали мне несколько раз, что хотели бы приехать ко мне в гарнизон, навестить меня. Я писал им, что это невозможно: дескать, погранзона, режим, всё такое... На самом деле просто не хотел, чтобы они увидели, в каких условиях мы служим. Родителей беречь надо, а у мамы сердце слабое.
Но отвлёкся я, как всегда, ушёл далеко от темы. Простите, наболело за службу. Та вот, в тот раз нас привезли в казарму из лесу очень поздно, уже за полночь. Машины подвезли нас сразу к столовой, мы наспех поужинали толчённой картошкой, чёрной, полусгнившей, с солёной треской, и тут же пошли в казарму. Уже во втором часу наспех провели вечернюю проверку и повалились спать. Зимой это, кстати, было. А утром, тем не менее, нас подняли ровно в шесть часов, как обычно. Так всегда в армии: «Подъём есть подъём! А отбой? А отбой - х.. его знает...»
Злые, невыспавшиеся, неотдохнувшие, с красными воспалёнными глазами, шатаясь, словно зомби, мы кое-как построились и пошли в столовую. Сказать, что настроение наше было плохое, это значит ничего не сказать. Оно было просто взрывоопасное. В воздухе явственно назревал бунт. С командирами пререкались и уже откровенно посылали их матом. Прапорщик Федя решил, что мы обурели в корягу, и решил нас приструнить:
- Рота, стой! Куда? Команды заходить в столовую не было! Совсем ходить разучились. А ну-ка - ещё раз вокруг стадиона - шагом марш!
В ответ бригадиры, стоявшие во главе колонны, заорали на него:
- Да пошёл ты на х..., мудак! Нам ещё лес валить целый день, а он тут в солдатиков играется!
И скомандовали сами бригадам:
- Слева по одному в столовую - шагом марш!
В столовой нас ждал ещё один нехороший сюрприз. На завтрак была каша из горохового концентрата. Но беда не в этом, а в том, что её было очень, очень мало. Раскладывали эту кашу из бачка буквально по ложке на тарелку, да и то на стол бачка не хватало. Это уже нас взорвало, послышались выкрики:
- Где жратва? Почему не кормите нас? Прапор, я твой чан топтал неровный, куда продукты распиздели? Как после этого пахать целый день на делянке?
У того не хватило ума промолчать:
- Отставить! Вы пришли сюда служить, а не работать, невзирая на тяготы и лишения, сами присягу давали.
Ответ на это был единодушным:
- Х... вам, а не кубатуры, козлы! Как кормите, так и работать будем. Совсем обнаглели засранцы, хотят чтоб мы без жрачки работали.
Тем не менее, после виртуального условного завтрака мы построились на утренний развод на работу. Только бригадиры тихо перешёптывались о чём-то между собой. Подъехали машины для перевозки нас на лесозаготовительный участок (ЛЗУ), последовала команда: «По машинам!» Мы быстро попрыгали в кузова, вальщики прихватили с собой бензопилы.
И началось. Нет, уже с утра было ясно, что назревает бунт, что ситуация катастрофически катилась к взрыву. Только машины отъехали от Хапы, как во всех трёх людовозках начало происходить примерно одно и тоже.
- Р-р-разз! - скомандовал кто-то из старослужащих, и все солдаты дружно навалились на один бок.
- Р-р-разз! - и все навалились на другой бок. С каждым разом машина всё сильнее раскачивалась на рессорах. Вот уже водители, почувствовав неладное, остановились. Командиры выскочили из кабин, и побежали к дверям кузова, чтобы навести порядок. Машины у нас были не крытые брезентом, как обычно в армии, а с фанерными кузовами, Север всё-таки. Но двери были плотно блокированы изнутри. И ЗИЛы продолжали свой кошмарный танец, переваливаясь с левых рессор на правые и обратно: «Рраз! Рраз!».
И наконец:
- Ур-р-ра-а-а!!!
ЗИЛ опрокинулся на снег. Открылась дверца и оттуда, барахтаясь, стали выползать военные строители.
- Ур-р-ра-а-а!!!
Это опрокинулся ещё один ЗИЛ-130. Дольше всех сопротивлялся трёхосный ЗИЛ-157. Вылезшие из двух первых машин солдаты стояли рядом и наблюдали за его раскачкой, командиры бегали вокруг и матерились. Наконец, и «колун» завалили.
- А-а-а-а!!! - всеобщий вопль восторга.
- А ну, немедленно поднимайте машины обратно, - кричал нам замполит.
Наверное, он очень сожалел, что у него в этот момент не было кобуры с пистолетом. Да не дают в стройбате оружие.
- Сами поднимайте, засранцы! Хуй вам, а не кубатуры!
С этими словами солдаты развернулись и пошли на Хапу. И командиры пошли туда же, за тракторами, чтобы машины поднимать.

Волшебная палочка (ВП) калибра 7.62мм


Ну скажите, кто не ожидает от роты почетного караула лоска, блеска, слаженности, оттянутых носков и подбородков? Кто не предполагает, что эти ребята, задроченные на безразмерных плацах, намотавшие на свои мозоли бесчисленные километры строевого асфальта и бетона, являют собой украшение любого военного праздника, или даже праздника с военным оттенком, или даже просто праздника? Все ожидают и предполагают...и особенно не-взрослые, не-разумные еще, не-понимающие смысла жизни, не-чувствующие разницы и не-бывавшие-замужем выпускницы/абитурьентки/первокурсницы, уже так симпатично и соблазнительно выглядящие, почти мгновенно проходящие через экстремум своей нимфеточности, и на этот миг будящие Набокова в каждом из этих красивых и замученных военных - а между тем, это и есть единственная причина, по которой эти мальчишки уродуются до сорок девятого пота и до четкого, единовременного клацанья прикладов, штыков, ладоней о затвор, подошв, челюстей и пожеланий всех земных и небесных кар гоняющим их строевикам-командирам.
В училище, долго и беспробудно носившем это бремя - рота почетного караула одного дважды крезанутого бестолкового флота - подготовкой РПК занималась кафедра огневой и строевой подготовки, представлявшая из себя редкостный симбиоз бывших крейсерских комендоров, подводных диверсантов и морских пехотинцев. Была там парочка уникумов, заслуживающих отдельного рассказа, но о них позже. Еще был, естественно, командир роты - начальник этого проклятого караула и, к несчастью, представитель так называемого Отдела Устройства Службы этого кривого беспробудного флота, ОУС. В роли последнего (и совершенно непонятно, на кой хер вообще нужного), выступал маленький красномордый капраз с явными признаками прогрессирующего алкоголизма по-флотски и, вследствие этого, нестандартным и болезненно спонтанным поведением, что, с учетом власти должности его уровня, делало данного военнослужащего весьма опасным субъектом. Особенно плохо стало, когда этот деятель загреб на короткие срок под свое опосредованное командование еще две роты такого же презренного караула из двух остальных училищ области - среднего авиационно-технического и высшего инженерных войск. И если караул первого ничем особенным не отличался, то рота второго умела выполнять, как оказалось, ряд элементов, характерных для флаг-парадов, а именно - нестандартные строевые приемы с оружием.
Здесь надо сказать, что основным оружием таких рот является СКС - самозарядный карабин Симонова, умильно выглядящий и, говорят, довольно мощный в бою агрегат с неотъемным штыком, с помощью цветных ремней, флажкофф и мозолей на руках временных владельцев превращенный в некое подобие циркового реквизита. Стандартные приемы строевого обращения с ним довольно просты, и протокол международных официальных приемов включает только их, отработанных до крохотных деталей - это все много раз видели. Но есть еще и непротокольные действия, связанные в первую очередь с жонглированием карабинами и вращением их перед собой - сделанное в плохосовместимых категориях: с изяществом и по-военному однообразно, это впечатляет. Вот "кроты" и щеголяли периодически такими деяниями, которые, конечно, хорошо работали на зависть остальным, и нам тоже, и на длинный, гудящий оргазм среди описанной категории прекрасного пола.
Еще надо сказать, что день ВМФ - не такой праздник, на которой привлекаются все РПК гарнизона, но в данном случае наш низкий высокопосаженный алконавт свел роты вместе - причем и две или три тренировки тоже производились совместно. И так он всех достал своими тупыми требованиями, что даже обычно тихие, придавленные самим статусом среднего специального образования авиатехники начали ожесточенно квакать из своего болота - бля, ну сколько можно, ведь ничего особенного - день флота, строевая прогулка, возложение, что-то еще с ветеранами, но ведь не будет ни московского начальства, ни иностранных гостей, чего уродоваться-то под июльским солнцем в форме N3? Капраз на это явил за@банному срою свой юмор:
- Если вам жарко, я прикажу выдать каски - будете тренироваться в них, чтобы страдающие от тепловых ударов не поразбивали головы при неуставном падении на асфальт, гагага.
- Вот урод, - шептались курсанты разных видов вооруженных сил и, как лебедь раком щуку, все хуже и хуже выполняли строевые приемы, все чаще пропадало равнение штыков в последних шеренгах коробок, все громче был гул недовольных голосов.
- Ладно, - сказал капраз, - На сегодня всё. Но завтра, в праздничный день, роты выдвинуться к месту возложения в шесть утра и продолжат тренировки там...
Еб-т.... хотя, конечно, лучше сдать эту оттянувшую плечи бандуру сегодня и просто не думать о том, что будет завтра, которого, может, и не будет - война, скажем, начнется... или, может, заболеть?
- Я те дам в санчасть... никаких увольнений до конца месяца!
И здесь жопа. Вот он, военный праздник, во всей красе - как у лошади: голова в розочках, задница в пене.
Утро было ясное и честно обещающее +30 по товарищу Цельсию. Путь на строевую Голгофу был тернист (брусчатка) и наполнен пустотой черепных коробок (хочется спать и совсем не хочется что-то делать). Здесь хорошо спортсменам - они и так-то не слишком отягощены разумением, моторика у них настроена на конкретные движения, и выносливость организма повыше... сразу за мной топал Шурик Наумов, в миру мастер спорта по хоккею с мячом, а в период лихолетья в связи с получением военно-морского образования - мастер спорта по гребле. Какая, в сущности, разница для настоящего спортсмена? И вот так мы шли.....
А инженеров, учитывая их удаленность, привезли на ЗиЛах...
И был пятиминутный перекур - литовские сигареты "Юрайте" на голодный желудок. И был краснолицый капраз:
- Становись. Равняйсь. Смирно. Волллльно. Делаем пять прогонов - если все нормально - я вас отпускаю.
После первого прохождения:
- Плохо, очень плохо. Прогон не засчитан.
Из-за каштанов выпрыгнуло солнышко, потянулось, протерло глаза и, весело обозрев рабочее место, засияло с трудовым энтузиазмом строителя коммунизма...
После седьмого прохождения взмокшие строевые лошади с карабинами, тяжело дыша, получили перекур - все, кроме ква-авиатехников: у них обнаружились проблемы с чистотой оружия и капраз, построив роту, в сопровождении молодого и всего пугающегося старлея-начкара принялся неизобретательно натягивать отрешенных курсантов. Шурик Наумянов стоял, аки модель Родена, атлетически оперевшись на карабин, и видно было, что карабин этот им глубоко подсознательно воспринимается как нечто среднее между дубиной, бейсбольной битой и хоккейной клюшкой...
А группка "кротов" в сторонке решила, раз уж выдалась минутка, покрутить на руках карабины, изобразив некое подобие шеренги.
Капраз отчитал очередного квакера и быстро пошел, припадая на левую ногу, вдоль строя, явно намереваясь закончить перекур. В это же самое время карабин дальнего из инженеров сделал первый оборот, передав эстафету следующему. Солнце, каштаны и птицы над головой могли бы, будь у них штурманское образование, заметить, что направление движения капраза и оси вращения карабинов имеют общую точку, но даже если они это и заметили, то предупредить, конечно, не смогли... или не захотели.
Поддетый штыком предпоследнего курсанта-инженера, последний карабин марки СКС, весящий без патронов что-то около 8 кг, получив импульс вращения, сорвался с руки, и классически восстановив в реальности голливудский саундтрек летящего разводного ключа/индейского топора томагавка/отдельной вертолетной лопасти, этакое "фух-фух-фух", идеально приложился прикладом плашмя прямо в торчащую из белой равнины капразовской фуражки маковку, как почти сразу оказалось, совершенно лысую. А так как упал капраз головой как раз по направлению к нам, то и фуражка его, тренькая по асфальту "дубами", быстренько подкатилась под ноги.
И хороший спортсмен Шурик Наумов, как и положено хорошему спортсмену, не рассуждая, автоматически, изобразив карабином отточенное движение хоккейного форварда или гольфиста высокого уровня, с ходу отправил - бум - эту бедную фуражку в компанию к обалдевшим чайкам, шарахнувшимся в разные стороны. И написано было на лице сначала только наслаждение от хорошего удара, медленно, конечно, но верно уничтожаемое включившимся сознанием - "ё-мое, чё ж я сделал-то?".
А заглохший ЗиЛ-131 вполне, оказывается, годится на роль "скорой помощи". Надо только долго бибикать, и разбудить весь квартал - тогда высунувшие жильцы сначала подробно расскажут, какие мы пидарасы, а потом спросят, что случилось.
- Капраза убило. Почти, - сказали жильцам я с явным облегчением, но те не поверили:
- Как?
- Карабином
- Ой-ой... куда попали?
- В голову
- Ай-ай... в сознании?
- Нет...
И было четыре скорых помощи и комендантская машина, и спецназ МВД. И капраза, конечно, спасли - и ничего страшного не случилось. Просто таким веселым для трех очень серьезных подразделений - рот почетного караула - выдался однажды День ВМФ.
Но что интересно - курсанта, выпустившего из рук шальной карабин, конечно, наказали - не пустили в увольнение. А вот командира роты инженерного училища вроде бы даже поощрили - ну, как же: методика выполнения нестандартных приемов с оружием на месте в вверенном ему подразделении, оказалось, учитывала неблагоприятное развитие событий и предполагала вылет оружия в сторону продолжения строя тупым концом (прикладом) вперед, что позволило избежать рубленной раны пострадавшего в дополнение к сотрясению мозга, которое в данном случае оказалось банальным наименьшим злом. Хотя, это, конечно, ошибка - наименьшим злом в этой ситуации был, разумеется, мастер спорта курсант Наумов, благодаря которому белая фуражка старшего офицера ВМФ, полетав для приличия над городом, бухнулась прямо на капот "волги" начальника милицейской школы, вызвав у того нервное расстройство и временную нетрудоспособность в результате последовавших пылких объятий "волги" со столбом. Но об этом я уже увы, только, слышал.