Взято с ArtOfWar.ru
Автор Макс Кранихфельд

...Kвинтэссенцией идиотизма стала, конечно, командно-штабная тренировка на случай начала войны с подъемом по боевой тревоге и отработкой "Плана первоочередных мероприятий" (тихий ужас и шедевр военной бюрократии). Чтобы было понятно, поясню, испытательный полигон часть совсем не боевая. Чтобы его подняли по тревоге должна начаться Третья Мировая, не меньше. И даже в этом случае ничего особенного на полигоне не произойдет. Просто все испытания пойдут по ускоренной программе в три смены, чтобы успеть обеспечить войска на фронте новой техникой и проверить снятую с длительного хранения. Все! Никаких привычных мероприятий вроде выдвижения в запасные районы и выполнения заранее определенных задач.
Однако РВСН - войска повышенной готовности, потому пару, тройку раз в год в них проводятся масштабные учения на случай войны и заодно с ракетными армиями к ним привлекают и полигоны (по принципу "все так все, нечего отлынивать"). Вы не поверите, главным критерием готовности офицера к войне на полигоне является наличие противогаза. Почему, зачем, никто не знает. Но в дни подобных учений все офицеры, от простого испытателя, до заместителей начальника полигона напяливают на себя противогазные сумки - что в них лежит, уже не важно, но сумка через плечо висеть обязана. Начальник полигона пользуется в этом вопросе известными привилегиями, поэтому сам сумку не носит (за него это делает адъютант), но попадись ему офицер без противогаза - выдерет нещадно.
Кроме того, на подобной "войне" отрабатываются различные вводные: от налета вражеской авиации, до ликвидации волнений среди гражданского населения. Хорошо, когда часть при этом не загружена испытательными работами, можно без проблем поиграть в солдатики. А вот если в части одновременно идет штук пять различных испытаний, и сидит несколько экспедиций промышленников, их оплативших, тогда сильно не повоюешь. Промышленности ведь от души насрать на все военные приколы, их волнует, чтобы сроки испытаний не срывались. Попробуй скажи им: "Ребята, идите пейте водку в гостинице. Сегодня мы с Вами не работаем - на нас напал условный противник". Вой поднимется до небес, и они будут совершенно правы - нечего херней заниматься. А если попробовать заявить в Главном Штабе: "Господа полковники, нам сейчас в солдатиков играть некогда - у нас испытательные работы", то можно элементарно без погон остаться. Так что приходится как то изворачиваться, чтобы и волки были сыты и овцы целы.
Одно спасение - площадка от Главного Штаба далеко, так что редко какой проверяющий окажется настолько настырным, что туда поедет, а если и поедет, то заранее предупредят, и времени приготовится к встрече вполне хватит.
А еще на "войне" каждая часть разворачивает Командный Пункт - ну принято так в РВСН, что поделать, и вот все эти командные пункты работают в контакте (по телефону) с Главным Командным Пунктом, который находится в Главном Штабе. Оттуда приходят распоряжения на маленькие командные пункты, а обратно стекаются донесения об их выполнении.
И вот на очередной "войне", в "дикой дивизии" развернули командный пункт, его личный состав был представлен старым замшелым майором Волошиным (одним!), почти достигшим предельного возраста пребывания на военной службе. В дикой дивизии, как обычно офицеры разрывались на части от обилия испытательных работ, поэтому выделить на командный пункт кого-нибудь еще просто физически не получалось. Естественно на все "военные" мероприятия, с благословления командира просто плюнули, а отдуваться теперь предстояло Волошину. Командир его проинструктировал так:
- Смотри, Васильич, я тебе доверяю важное дело. Будь всегда на связи, а докладывать можешь, что на ум взбредет. Но если хоть один вояка из Главного Штаба помешает мне проводить испытания - ответишь головой.
Волошин, почесав раннюю лысину, ответил: "Есть!", и война началась.

Вскоре из Главного Штаба пришла первая вводная: "В воздушном пространстве полигона обнаружен противник. Два штурмовика тактической авиации наносят ракетно-бомбовые удары. Доложить о потерях и принять меры к ликвидации последствий налета".
"Вот птеродактили, - удивился Волошин. - Они что, тактику вообще в училищах не проходили. Где это видано, устраивать налеты двумя самолетами?", и закрутил диск такого же древнего как он сам телефона.
Едва в Главном Штабе сняли трубку, майор бодро проорал в нее:
- Зенитными средствами части один из самолетов противника сбит, второй поврежден. Поврежденный самолет взял курс на Казахстан. Жертв и разрушений нет. Расход - две ракеты комплекса "Бук"!
Несколько секунд Волошин с наслаждением слушал удивленную паузу, затем аккуратно повесил трубку. Начальник штаба полигона, руководивший учениями получив столь нестандартный доклад (остальные части наперебой сообщали о потерях, развертывании полевых лазаретов и мерах по восстановлению разрушений), наморщил лоб и выдал:
- Передайте им новую вводную. Во время налета разрушен резервуар с соляркой на складе ГСМ, разлившееся топливо воспламенилось, срочно организовать меры по тушению пожара. Емкость резервуара, ну пусть будет сорок тонн, а то умные слишком.
На отработку этой вводной у Волошина ушло пятнадцать минут. По прошествии этого срока Главный Штаб получил очередной доклад:
- Пожар потушен собственными силами. В резервуаре оказалось только пятьдесят литров соляры, остальное вода. Подозреваем, что заместитель командира части по тылу похитил топливо и продал казахам на ближайшие кошары. Зам. по тылу взят под стражу, представители военной прокуратуры для проведения следствия вызваны.
После этого Волошина не беспокоили до вечера - переваривали. А часть, не ведая ничего о разыгравшихся на ее территории драмах "бумажной войны", спокойно занималась испытательными работами.
Следующий звонок на командном пункте прозвенел в десять часов вечера.
- Что за бардак! Почему не докладываете обстановку! - бушевал начальник отдела боевой подготовки, на ночное время его оставили старшим в Главном Штабе, и теперь он оправдывал доверие.
Волошин, ни куда особо не торопясь, догрыз галету из сухпайка и доложил:
- У нас все нормально, без происшествий.
- Что нормально! Вы там что, водку жрете! Немедленно доложить по установленной форме!
Со вздохом сожаления отодвинув в сторону только распечатанный паек и открыв шпаргалку с формой доклада, Волошин принялся монотонно нараспев зачитывать:
- Товарищ полковник, докладывает дежурный по командному пункту майор Волошин...
Доклад в исполнении майора занял ровно пятнадцать минут.
- ... передвижения разведывательных и диверсионных групп противника в районе дислокации части наблюдательными постами не зафиксировано. Докладывал майор Волошин.
- Ну вот, слава Богу, разродились! И докладывать каждый час! До утра! Неукоснительно!
Несколько раз браво гаркнув: "Есть, товарищ полковник! Виноват, товарищ полковник!" Волошин вернулся к прерванному ужину.
В одиннадцать он вновь накрутил знакомый номер и зачитал шпаргалку. На этот раз обошлось без наставлений. "Принял. Занимайтесь!" - сухо проворчал полковник и повесил трубку.
В двенадцать на середине доклада начальство попыталось как-то сократить установленную форму:
- Короче, у вас там все нормально?
- Минуту, товарищ полковник, я докладываю, - отбрил поползновение Волошин. - Подозрительных предметов на территории части при осмотре патрулями не обнаружено...
В итоге доклад продолжался на две минуты дольше. "Противник нервничает", - усмехнулся майор и завел будильник на час ночи.
В час полковник просто бросил трубку. "Эх, не дослушал, непорядок", - решил Волошин и вновь накрутил номер.
- Товарищ полковник, нас разъединили. Так вот...
В ответ из трубки донеслись рыдания.
Волошин добросовестно докладывал об оперативной обстановке каждый час до утра, ни мольбы, ни стоны штабного полковника не могли заставить мстительного майора выбросить хоть слово из "установленной формы". Если в штабе бросали трубку, Волошин тут же перезванивал, и все же добивался чтобы его дослушали до конца. Доложив, майор с чистой совестью передвигал стрелку будильника на час вперед и тут же мирно засыпал на предусмотрительно притащенном из караулки топчане.

Больше, до самого конца "войны" на наш командный пункт не звонил никто.

Это не история, или много историй. Но душу режут... Автор Юрий Семенович БЕЛАШ (1920 - 1988)

СОЛДАТСКИЕ СТРОКИ

*
Тому, кто слишком любит жить - не
сделать ничего великого.
*
Ночью в атаке "ура" не кричат.
А почему - не понятно.
*
Время в бою измеряешь не по часам -
ударами сердца.
*
Свежий снег не то капустой, не то
яблоками пахнет.
*
По каске убитого
ползала
божья коровка.
*
Танцуют раненые в клубе заводском
в наряде госпитальном -
в кальсонах и ночных сорочках.
*
Три друга:
один стал младшим лейтенантом -
и ну учить других почтению к себе.
*
Жить может быть тяжелой, грязной, тесной,
Но жизнь не может быть - неинтересной.
*
Старшиной -
как и поэтом -
надо родиться.
*
Мы уходим из жизни, узнав о ней самую малость...
словно мы впопыхах пробежали по залам музея...
*
Он родину любит, конечно.
Но все-таки больше - себя.
*
Желуди в чашечках -
словно патроны
для автоматов.

*
Наши мины -
поют в полете,
а фашистские -
воют от злобы.
*
Память о погибших на войне
Хранится три-четыре поколения,
когда не меньше...
*
Честь в бою добывают чужой,
а не собственною кровью.
*
Что такое оружие?
Те же станки,
у которых колдуют рабочие люди -
солдаты.
*
Войне совсем не все равно, что у солдата на ногах.
В ботинках воевать удобнее, чем в неуклюжих сапогах.

*
Поэзия - язык богов.
Но бог на фронте - артиллерия.
Ну и язык таков.

*
Мне кажется,
что правое плечо
как будто стало ниже левого -
от тяжести винтовки.
*
На отвалах рва противотанкового -
первые апрельские цветы,
желтые, как капсули снарядов:
мать-и-мачеха...

*
"Оставь наивность всяк сюда входящий",-
я так бы написал
над входом в жизнь.
*
На войне нет людей. На войне - только цели,
на которые смотришь сквозь прорезь прицела.
*
Война не однозначна.
И победой
Ее успех еще не обозначен.
*
В искусство жизни входит
и искусство смерти.
*
"Катюши" -
как будто кто, напрягаясь,
вырывает клещами из досок
ржавые гвозди.
*
Солдат - человек не брезгливый.
Но прыгнешь в воронку,
а там - разложившийся труп!
*
Было:
две руки и две ноги.
А теперь -
нога и три культи.

*
Что такое война - знают те, кто не знает войну.
А кто знает - тому о ней трудно судить однозначно:
это ж - как океан, который всегда озадачивает...
*
Моральный фактор?
Моральный фактор - очень хорошо,
когда его... поддерживают танки.
*
Ненависть - чувство такое же древнее,
как человеческий род.
*
Солдат не зубоскалит за едой:
еда -
святое дело для солдата.
*
Сон на войне:
как будто дали краткосрочный отпуск.
*
Паршиво не то, что убьют: в конце концов, мы - не бессмертны.
Паршиво, что в самом начале спектакля опустится занавес
спектакля, названье которому - жизнь.
*
Забравшись в кустики,
подальше от начальства,
и изучаем тему:
"Храп - дело в запасном полку."
*
Вздыхал солдат:
-Попасть бы мне на службу
в армейский банно-прачечный отряд!...
*
Если судьбу не удается поймать за рога,
нечего делать - хватай ее, стерву, за хвост!
*
Они штыки вогнали в грудь друг
другу с ходу.
*
На марше:
пыль липла к телу,
лезла в ноздри,
хрустела на зубах,
сушила горло -
и вызывала тошноту...
*
Выжить за счет других - вот его
цель заветная.
*
Сначала - зарыли: решили, что мертвый.
Потом передумали - и откопали: живой!
*
Как хотите, а все-таки это не женское дело - война.
И не требуйте - если умны - доказательств.
*
На войне
цена
всему
одна -
жизнь людская.
*
... а их все ждут, надеются на встречу...
*
Слава вам - безымянным бойцам 41-го года!
Вам, принявшим невиданной силы удар на себя.
Орденов и медалей, чтоб вас наградить, не хватило,
Но земли, чтобы вас схоронить, оказалось
достаточно всем.
*
Война убыстряет жизнь.
*
Отступление:
горят деревни, деревья, хлеба,
горят ноги в ботинках,
горит душа...
*
Я люблю военнный язык,
если только это - язык,
а не рык.
*
Неужели было такое время,
когда мы перед едой мыли руки?..
*
Доля связистов:
связь замечают, когда ее нет.
*
Тот снаряд, что свистит -
мимо летит.
*
Обычный разговор в окопах:
какую смерть придумать Гитлеру,
когда он попадется в наши руки?..
*
По улице - пулеметный огонь.
Прижались к стене.
А на ней -
Контур детской руки
с обведенными пальцами.
*
Культурно матерился:
- Облокотиться я хотел на вас!..
*
Баня в окопах:
потеешь,
а вымыться негде.
*
Наша рота отличилась в том бою:
на нейтральной полосе
две воронки заняла...
*
Строгий командир:
- Убьют - на глаза не попадайся:
накажу!
*
Да гори ты синим пламенем!-
а я дров подброшу.
*
Наше время трагично. И трагичней его
от Адама и Евы в истории не было.
*
Мы возникаем из небытия.
И, жизнь прожив,
в небытие уходим...
*
Кто в "наркомздрав", кто в "наркомзем",
кто в "здравотдет", кто в "земотдел", -
кому как повезет...
*
Снега:
и лежит земля перебинтованная,
Точно в спину раненый солдат.
*
Так любили страну, что писать о себе им
казалось неловко.
*
Убить врага и снять с него оружие -
обычай столь же древний, как война.
*
Поля -
как солдатские головы,
подстриженные под машинку.
*
Зачем солдату
в ранце таскать
лишнюю тяжесть -
маршальский жезл?..
*
На войне, под огнем,
ты поймешь ту простую и вечную истину -
жизнь сама по себе - и награда и счастье.
*
Нет жизнь не коротка, хотя и коротка:
она вмещает вечность в ей отведенный срок.
*
... и луна выходит из-за леса новенькой
медалью "за отвагу".
*
Солдат думает,
что погибнет, -
и перестает думать о смерти.
*
Отвоевалась:
комссовали по беременности с фронта...
*
запустит сгоряча на пользу службы -
песок посыплется
со стен траншей.
*
В бою "ура"
кричишь не для врага,
а для себя.
*
Уйти из памяти труднее, чем из жизни.
*
Чем выше командир,
тем больше шансов
дожить до окончания войны.
*
Мы сыны не только Отечества,
но и всего человечества.
*
Проснулся утром,
сказал:
- убьют сегодня...
и к вечеру - погиб.
*
Пугающе-начальственная строгость
неумных командиров.
*
Выходит раненый из боя
и смеется -
как чокнутый:
доволен, что остался жив.
*
У танка -
зренье стариковское:
вблизи он видит плохо.
*
Паршиво,
если смелость переходит в безрассудство.
*
После выстрела
орудие
подпрыгивало,
как лягушка.
*
После бомбежки -
в окопе,
тонко звеня,
осыпался песок.
*
Выстрел из танковых орудий:
- В вас!
- В вас!
- В вас!..
Бац!

© Юрий Семенович БЕЛАШ
(1920 - 1988)
Юрий Белаш. "Окопные стихи". Москва, "Советский писатель", 1990